— Этот чай просто волшебный, Алёна. Что там, жасмин? — Марина с наслаждением вдохнула аромат, поднимающийся от чашки.
— С апельсиновыми цветами и каплей бергамота. Привезла с последней выставки в Милане, — Алёна улыбнулась, расставляя десертные тарелки с чизкейком. — Кирилл, тебе тоже налить?
— Да, пожалуй, — муж кивнул, откладывая телефон. — Кстати, отличный момент, чтобы обсудить наши планы. Марина, ты как психолог могла бы даже посоветовать…
Алёна застыла с чайником в руке. Что-то в голосе мужа насторожило её. Этот тон она знала — так он говорил, когда решение уже принято, а разговор затевался лишь для видимости обсуждения.
— Я о маме, — он отпил чай и посмотрел на жену поверх чашки. — Со следующей недели она переезжает к нам. Надеюсь, тебе не составит большого труда освободить свой кабинет?
Рука Алёны дрогнула, чайник звякнул о блюдце. Она медленно поставила его на стол, стараясь скрыть внезапную дрожь в пальцах. Чай пролился на скатерть маленьким тёмным пятном.
— Прости, что? — она смотрела на мужа, решив, что ослышалась.
— Мама переезжает. В твой кабинет. Или к нам в спальню, но тогда нам придётся ютиться в гостиной, — он пожал плечами, словно обсуждал погоду. — Так что твои чертежи лучше перенести куда-нибудь.
Марина неловко отвела взгляд, сделав вид, что внимательно рассматривает растекающийся по скатерти чай.
— Но мы… мы это не обсуждали, — Алёна поставила чайник, чтобы скрыть дрожь в руках. — У меня проект на финальной стадии. Ты же знаешь, я работаю дома.
Кирилл поморщился и посмотрел на неё с лёгким раздражением:
— Алён, ну не в подъезде же ей жить. У матери больше нет квартиры.
— Как это — нет? — Алёна застыла.
— Мой старший брат Павел убедил её вложить деньги в свой бизнес. Она продала квартиру, а теперь этот идиот прогорел, — Кирилл покачал головой. — Она звонила мне вчера вечером, пока ты была на встрече с заказчиками. Вопрос решённый. Или ты предлагаешь бросить родную мать?
Алёна почувствовала, как внутри что-то обрывается. Восемь лет брака, и никогда ещё он не ставил её перед фактом. Всегда были обсуждения, компромиссы. Даже когда они не соглашались, Кирилл хотя бы делал вид, что интересуется её мнением.
— А ты не подумал, что твой брат должен нести ответственность? — осторожно спросила она. — Раз уж он взял деньги…
— Он в Новосибирске, — отрезал Кирилл. — Что ты предлагаешь? Чтобы мать, которая перенесла микроинсульт три месяца назад, ехала к нему через всю страну?
Марина кашлянула, видимо решив разрядить обстановку:
— Может, есть и другие варианты? Не обязательно решать всё так категорично.
Кирилл посмотрел на неё с вежливой улыбкой:
— Извини, но это семейный вопрос. Алёна просто немного растерялась. Она всегда была против моей мамы.
— Неправда, — тихо возразила Алёна. — Я никогда не была против твоей мамы. Я против того, что ты принимаешь такие решения, не спросив меня.
Марина выпрямилась, её голос приобрел профессиональные нотки:
— Кирилл, как психолог могу сказать, что в семейных отношениях очень важно принимать совместные решения, особенно если они кардинально меняют жизненный уклад. Это вопрос уважения.
— А заставлять мою мать снимать угол где-то — это проявление уважения? — Кирилл нахмурился.
— Никто не говорит о «заставлять», — спокойно продолжила Марина. — Речь о том, чтобы найти решение, которое учитывает потребности всех. Включая Алёну и её право на работу.
— Ты думаешь, нужно было устроить голосование? — он рассмеялся, и в этом смехе Алёна впервые услышала что-то неприятное, раньше незаметное. — Это же моя мать, Алён.
— А это моя квартира, — слова вырвались раньше, чем она успела подумать.
В комнате повисла тишина. Кирилл медленно поставил чашку, сверля жену взглядом.
— Вот, значит, как ты заговорила теперь. Моя квартира, — он произнёс эти слова с таким презрением, что Алёна вздрогнула. — Восемь лет живём вместе, а ты всё считаешь метры.
— Я не об этом, — она чувствовала, как начинает задыхаться. — Просто мы могли бы вместе обсудить, найти выход…
— Выход нужно было искать вчера, — резко ответил Кирилл. — А сейчас мы просто обязаны помочь маме.
Марина резко поднялась:
— Кирилл, подожди, так нельзя…
— Можно, Марин, — он даже не взглянул на неё. — Я сказал то, что думаю. Если для Алёны её драгоценный кабинет важнее родной матери мужа, то мне здесь нечего делать.
Алёна смотрела на него и не узнавала человека, с которым прожила восемь лет. Она знала, что Кирилл любит мать. Знала, что он бывает упрям. Но этот холодный взгляд, эти жёсткие слова… Кто этот человек? И когда он стал таким?
— Мы могли бы помочь с оплатой отдельного жилья, — предложила она тихо. — У нас не так много места, Кирилл. Пятьдесят шесть квадратных метров на троих взрослых людей…
— У других и того меньше, — отрезал он. — И живут как-то.
— Может, стоит поговорить с Павлом? — осторожно предложила Марина. — Всё-таки он тоже сын, и если это его бизнес привел к такой ситуации…
— Спасибо за совет, — сухо ответил Кирилл, — но я сам разберусь со своей семьёй.
Алёна вдруг поняла, что разговор окончен. Не потому, что они договорились, а потому что для Кирилла она перестала существовать как равная. Она больше не была частью «семьи», о которой он говорил.
Марина неловко поднялась:
— Пожалуй, я пойду. Звони, если нужно будет поговорить.
Алёна кивнула, не в силах произнести ни слова. Стоило двери за Мариной закрыться, как Кирилл заговорил снова:
— Знаешь, я никогда не думал, что ты такая, — он отвернулся к окну. — Эгоистка.
— Почему ты решил всё без меня? — тихо спросила она.
— Потому что был уверен, что ты не будешь против, — он развел руками. — Это всё-таки моя мать. Думал, ты просто поймёшь и поддержишь.
Алёна почувствовала, как внутри поднимается что-то новое — не обида, не страх, а холодная, ясная злость.
— Я готова помочь, но почему ты даже не обсудил со мной такое важное решение? Мы же семья, Кирилл. Разве не так решаются серьезные вопросы?
— Потому что я твой муж, — в его голосе появились стальные нотки. — И я прошу тебя о поддержке. Мать вырастила меня одна, она отдала мне всё. И теперь, когда она нуждается в помощи, я ожидал понимания.
— Я понимаю желание помочь матери, — ответила Алёна, сохраняя спокойствие. — Но почему решением должен быть только переезд к нам? Почему не рассмотреть другие варианты?
— Какие варианты? — его глаза сузились. — Ты предлагаешь отправить её в дом престарелых?
— Нет, конечно. Но мы могли бы помочь ей снять квартиру поблизости. Или… может, Павел тоже мог бы участвовать? Это ведь и его мать тоже. Тем более, она потеряла квартиру из-за него. Мы-то причем?
— Павел в другом городе, — отрезал Кирилл. — И потом, моя мать, мои решения. Что, ты отказываешься помогать родной матери своего мужа?
— Семья — это мы оба, — тихо сказала Алёна. — И наше мнение должно учитываться наравне.
Кирилл вскочил со стула так резко, что тот с грохотом опрокинулся.
— Наравне? — его голос задрожал, лицо исказилось. — Моя мать осталась без крыши над головой, а ты говоришь о каком-то равноправии? Ты хоть понимаешь, как это звучит?
Алёна вздрогнула от его тона, но не отступила:
— Я просто хочу, чтобы мы вместе нашли решение. Которое подойдет всем.
— Решение я уже нашёл, — процедил он сквозь зубы. — Мама переезжает к нам. А твои условия… — он замолчал, словно подбирая слова, — твои условия — это просто эгоизм.
В этот момент телефон Кирилла завибрировал. Он взглянул на экран и поднял трубку, отвернувшись к окну.
— Да, мам, — его голос мгновенно смягчился. — Да, всё в порядке. Конечно, я всё подготовлю.
Алёна застыла, наблюдая за ним. Он слушал, кивал, время от времени бросая на неё раздражённые взгляды. Наконец, не прерывая разговора, вышел в коридор, плотно прикрыв за собой дверь.
Оставшись одна, она опустилась на стул, чувствуя странное оцепенение. В голове мелькали обрывки мыслей. Вот они с Кириллом три года назад обустраивают её кабинет, подбирают светильники. Вот прошлая зима, когда она работала допоздна над проектом, а он приносил ей чай. Вот Тамара Сергеевна, которая каждый раз при встрече критиковала её причёску, одежду, даже голос. Воспоминания текли сплошным потоком, смешиваясь с настоящим.
Через пятнадцать минут Кирилл вернулся. Его лицо выглядело напряжённым, но более спокойным.
— Мама сказала, что может подождать, — произнёс он, не глядя на жену. — Поживёт у подруги неделю-другую. Но дольше нельзя, там тесно.
Алёна хотела ответить, но он поднял руку, останавливая её:
— Даю тебе время передумать. До конца недели. Потом мне нужен чёткий ответ.
— Кирилл, — она встала, пытаясь найти правильные слова, — я правда хочу помочь. Но почему именно переезд? Может, можно снять ей квартиру недалеко от нас? Или, не знаю, студию? Мы бы финансово помогли.
Он посмотрел на неё так, словно не узнавал:
— Студию? Ты предлагаешь моей маме, которая всю жизнь прожила в трёхкомнатной квартире, ютиться в студии?
— Но у нас только двухкомнатная, — растерянно возразила Алёна.
— Зато тут семья, — отрезал он.
Вечером они едва перебросились парой слов. Алёна пыталась работать над проектом, но мысли разбегались. Каждый звук казался оглушительным — шорох бумаг, скрип стула, тиканье часов. Кирилл сидел в гостиной, уткнувшись в ноутбук. Когда она проходила мимо, он даже не поднял головы.
Ночь прошла в тягостном молчании. Алёна лежала на самом краю кровати, боясь случайно коснуться мужа. Прокручивала в голове возможные сценарии. Может, действительно смириться? Перенести рабочее место в угол спальни? Работать в кафе? Смогут ли они втроём ужиться на пятидесяти шести квадратных метрах? И главное — почему она должна жертвовать своим пространством из-за чужой ошибки?
Утром её разбудил громкий разговор на кухне. Кирилл с кем-то говорил по громкой связи. Она узнала голос Павла, его старшего брата.
— Я не собираюсь устраивать маму здесь, — раздражённо говорил он. — У меня ребёнок маленький, сам понимаешь.
— А у меня жена, которая упёрлась, — в голосе Кирилла звучало презрение. — Представляешь, говорит, что это её квартира. Как будто это имеет значение.
— Ну технически это так…
— Какая разница? — перебил Кирилл. — Восемь лет живём вместе, какое это имеет значение — её, моя. Просто надо помочь матери.
— Слушай, ну может она и права, — осторожно заметил Павел. — Вам там будет тесно. Давай просто скинемся и снимем маме квартиру? Я бы половину платил.
— Да при чём тут деньги? — Кирилл раздражённо стукнул чем-то по столу. — Мама хочет жить с семьёй, а не в съёмной конуре.
Алёна накинула халат и вышла из спальни. При виде её Кирилл мгновенно сбросил звонок и отвернулся к окну.
— Доброе утро, — сказала она, стараясь, чтобы голос звучал ровно.
Он молча кивнул, не поворачиваясь.
Алёна сварила кофе, достала хлеб для тостов. Пыталась вести себя как обычно, но внутри всё дрожало от напряжения. Услышанный разговор не выходил из головы. Значит, даже Павел предлагал более разумное решение?
— Я говорил с братом, — внезапно произнёс Кирилл, нарушая тишину. — Он согласен помогать с деньгами.
— Это хорошо, — осторожно ответила Алёна. — Значит, можно снять квартиру для…
— Нет, — отрезал он. — Мама переезжает к нам. Это не обсуждается.
— Но Павел же сам предлагал…
— Плевать, что он предлагал! — Кирилл резко развернулся, глаза его блестели. — Ты что, не понимаешь? Мама моя, и я решаю, что для неё лучше! А ты… — он осёкся, словно сдерживая готовые сорваться слова.
— Что — я? — тихо спросила Алёна, чувствуя, как сердце колотится где-то в горле.
— Ты показала своё истинное лицо, — он смотрел на неё с разочарованием. — Думал, у меня жена, а оказалось — квартирантка с правами собственности.
Каждое слово било наотмашь. Алёна стояла, сжимая в руке чашку с кофе, и чувствовала, как внутри что-то обрывается. Не только любовь, но и уважение — то, на чём всё держалось эти восемь лет.
— Это нечестно, Кирилл, — её голос был едва слышен.
— Нечестно? — он усмехнулся. — А поставить мою мать в положение бездомной — это честно? Она тебе ничего плохого не сделала.
— Я не хочу, чтобы она была бездомной, — Алёна чувствовала, что начинает задыхаться. — Я предлагаю другие варианты, но ты не хочешь их даже рассмотреть!
— Потому что они эгоистичны! — он повысил голос. — Моя мать потеряла квартиру! Ты это понимаешь? И всё, что тебя волнует — твой драгоценный кабинет!
— Меня волнует то, что ты принимаешь решения за меня! — она наконец тоже повысила голос. — То, что ты ставишь меня перед фактом! То, что для тебя моё мнение ничего не значит!
— Ошибаешься, — его голос стал ледяным. — Оно значит. И прямо сейчас я жду от тебя правильного решения. Либо мама переезжает сюда в ближайшие дни, либо…
Он замолчал, глядя ей прямо в глаза. Сердце Алёны пропустило удар.
— Либо что? — спросила она, уже догадываясь об ответе.
— Либо ищи себе другого мужа, — отчеканил Кирилл. — Я не буду жить с человеком, который не поддерживает меня в трудную минуту.
Тишина, повисшая после этих слов, казалась оглушительной. Алёна смотрела на мужа и видела чужого человека. Не того, за кого выходила замуж. Не того, с кем строила планы на будущее.
— Это ультиматум? — наконец спросила она.
— Это выбор, — он отвернулся. — И он за тобой.
— Это не выбор, Кирилл. Это шантаж, — Алёна произнесла эти слова с неожиданным для себя спокойствием.
Что-то внутри неё словно перещёлкнулось. Страх и неуверенность отступили, уступив место странной, холодной ясности. Она смотрела на человека напротив — на его искажённое злостью лицо, на сжатые в тонкую линию губы — и не узнавала того, кому доверяла восемь лет своей жизни.
— Думай как хочешь, — бросил Кирилл, направляясь в прихожую. — Мне на работу. К вечеру жду ответа.
Хлопнула входная дверь. Алёна осталась одна в звенящей тишине квартиры.
Она обвела взглядом кухню — светлую, уютную, обустроенную с такой любовью. Каждая чашка, каждая полка, каждая мелочь была частью их совместной жизни. Теперь всё это казалось декорацией, за которой скрывалась совсем другая реальность.
Телефон завибрировал. Марина.
— Как ты? — голос подруги звучал обеспокоенно.
— Не знаю, — честно ответила Алёна. — Он поставил ультиматум. Либо его мать переезжает к нам, либо мы расстаёмся.
На том конце повисла пауза.
— Ты знаешь… — наконец медленно произнесла Марина, — я давно хотела тебе сказать. То, как Кирилл принимает решения за тебя, как считает твоё мнение второстепенным… Это очень нездоровая модель отношений.
Алёна молчала, прокручивая в голове эти слова. В глубине души она всегда это знала. Просто не хотела признавать.
— И что мне делать? — спросила она наконец.
— Решать только тебе, — мягко ответила Марина. — Но подумай вот о чём: если ты уступишь сейчас, то где гарантия, что следующее его требование не будет ещё жёстче? Сегодня — переезд свекрови, завтра — ещё что-то, где твоё мнение будет полностью проигнорировано.
После разговора Алёна долго сидела неподвижно. Затем решительно встала и направилась в свой кабинет. Взгляд упал на фотографии на стене — она и Кирилл на отдыхе, счастливые, улыбающиеся. Когда же всё изменилось? Или это всегда было так, просто она закрывала глаза?
Пальцы нащупали в ящике стола старую тетрадь — дневник бабушки, которая оставила ей эту квартиру. Алёна помнила, как впервые прочла его после смерти бабушки. Помнила те строки, которые тогда показались ей странными: «Лучше одиночество, чем жизнь с человеком, который не уважает твоих границ.»
Теперь эти слова обретали новый смысл.
Зазвонил телефон. Номер свекрови.
— Алёночка, здравствуй, — голос Тамары Сергеевны звучал неожиданно мягко. — Как ты, дорогая?
— Здравствуйте, Тамара Сергеевна, — Алёна сглотнула комок в горле. — Нормально.
— Кирилл мне всё рассказал, — продолжала свекровь. — Я понимаю, это сложное решение для тебя. Но ты же знаешь, я никогда не буду в тягость. Я даже готова помогать с домашними делами, с готовкой.
Алёна закрыла глаза. Почему даже этот разговор кажется манипуляцией? Почему никто не спрашивает, чего хочет она?
— Тамара Сергеевна, дело не в том, что вы будете в тягость, — осторожно начала она. — Просто это очень маленькая квартира для троих взрослых людей. И мой рабочий кабинет…
— Ах, кабинет, — в голосе свекрови появились знакомые нотки. — Конечно, твоя работа важнее. Важнее, чем судьба старой женщины, которая осталась без крыши над головой. Я понимаю.
— Но есть же другие варианты, — Алёна пыталась сохранять спокойствие. — Мы могли бы помочь вам снять квартиру рядом. Павел готов участвовать финансово.
— Павел! — свекровь фыркнула. — Из-за него я вообще в такой ситуации оказалась. А теперь вы хотите отправить меня в какую-то съёмную конуру, одну, на старости лет!
Алёна вздохнула. Разговор шёл по кругу, как и с Кириллом. Только теперь она чётко видела эту схему — сначала обвинения, потом давление на жалость, потом снова обвинения. И никакого желания услышать её точку зрения.
— Я подумаю, Тамара Сергеевна, — тихо сказала она. — До свидания.
Положив трубку, Алёна почувствовала странное облегчение. Словно впервые за долгое время увидела ситуацию ясно. Она больше не металась между вариантами. Она знала, что нужно делать.
Остаток дня она провела в странном, сосредоточенном состоянии. Разбирала бумаги, звонила заказчикам, готовила ужин. Обычные действия, но с каким-то новым, обострённым ощущением каждой минуты.
Вечером Алёна решила выйти в магазин за продуктами — оставаться в четырех стенах стало невыносимо. Ей нужен был свежий воздух, движение, что угодно, чтобы отвлечься от тяжелых мыслей.
В подъезде она столкнулась с соседкой, Ольгой Дмитриевной, возвращавшейся с прогулки.
— Алёночка, что с тобой? — участливо спросила пожилая женщина. — Глаза грустные такие.
И неожиданно для себя Алёна рассказала. Коротко, без лишних подробностей, но рассказала всё — и про ультиматум Кирилла, и про свекровь, и про свой кабинет.
Ольга Дмитриевна слушала молча, кивая. Потом вдруг произнесла:
— Знаешь, у меня дочка через похожее прошла. Сначала свекровь, потом требования бросить работу, потом контроль над каждым шагом. Пять лет терпела, пока совсем в тень не превратилась. А когда ушла — словно заново родилась. Теперь иногда приезжает, смотрю на неё — другой человек, светится вся.
— И что… что с ней сейчас? — спросила Алёна.
— Счастлива, — просто ответила соседка. — Работает, сына растит. И главное — сама себе хозяйка.
Эти слова эхом отдавались в голове Алёны весь вечер. «Сама себе хозяйка». Разве не об этом она всегда мечтала?
Когда Кирилл вернулся, она уже ждала его. Он вошёл, хлопнув дверью, бросил портфель и прошёл на кухню, не разуваясь.
— Ну что, надумала? — спросил он, не глядя на неё.
Алёна стояла у окна, прямая, спокойная.
— Да, — её голос звучал уверенно. — Я не буду отдавать свой кабинет.
Кирилл замер, медленно поднимая на неё взгляд.
— Что?
— Я сказала: я не отдам свой кабинет, — повторила она. — Это моя квартира, моё личное пространство. И я имею право его защищать.
Лицо Кирилла исказилось.
— Тогда ты знаешь, что это значит.
— Знаю, — она кивнула. — Это значит, что ты не готов искать компромисс. Что моё мнение для тебя ничего не значит.
— Ах, теперь я виноват! — он рассмеялся, но смех этот был холодным, неприятным. — Моя мать осталась без жилья, а ты думаешь только о своём драгоценном кабинете!
— Нет, Кирилл, — Алёна покачала головой. — Я думаю о том, как ты поставил меня перед фактом. О том, как даже не попытался найти другой выход. О том, как ты угрожаешь мне разрывом, если я не подчинюсь.
— Я не угрожаю, — процедил он. — Я ставлю точку. Либо мама переезжает к нам, либо между нами всё кончено.
— Значит, кончено, — тихо сказала Алёна.
Он застыл, явно не ожидая такого ответа.
— Что? Ты… ты серьёзно?
— Абсолютно, — она смотрела ему прямо в глаза. — Я не позволю больше решать за меня. Ни тебе, ни кому-либо ещё.
Кирилл стоял, не находя слов. Потом вдруг рванулся к шкафу, начал выдёргивать оттуда свои вещи.
— Прекрасно! — он швырял рубашки, джинсы, свитера в спортивную сумку. — Просто прекрасно! Теперь я вижу, кто ты на самом деле! Всегда была эгоисткой!
Алёна молчала, глядя, как рушится её прежняя жизнь. Странно, но боли не было. Только лёгкая грусть и… облегчение?
— Остальные вещи заберу позже, — бросил Кирилл, застёгивая сумку. — И не думай, что я передумаю!
— Я знаю, — спокойно ответила она.
Он замер на пороге, словно ожидая, что она остановит его, начнёт уговаривать, плакать. Но Алёна стояла молча, прямая и спокойная.
— Ты ещё пожалеешь, — процедил он и хлопнул дверью.
Тишина, наступившая после его ухода, была оглушительной. Алёна медленно опустилась на диван, прислушиваясь к своим ощущениям. Внутри не было ни отчаяния, ни паники — только странное, почти невесомое чувство свободы.
Звонок в дверь раздался через час. Сердце предательски дрогнуло — неужели вернулся? Но на пороге стояла Марина с бутылкой вина.
— Кирилл звонил моему мужу, — пояснила она. — Сказал, что между вами всё кончено. Я подумала, тебе не помешает компания.
Они сидели на кухне, пили вино и говорили. Не только о Кирилле — о работе, о планах, о будущем. И с каждой минутой Алёна всё отчётливее понимала: жизнь не закончилась. Она только начинается.
— Знаешь, — сказала Марина, разливая остатки вина по бокалам, — это странно, но ты выглядишь… светлее. Словно груз с плеч сбросила.
Алёна задумалась. Потом кивнула:
— Наверное, так и есть. Я столько лет подстраивалась, уступала, шла на компромиссы. А теперь впервые решила за себя. И это… правильно.
Через неделю раздался звонок от Кирилла. Голос его звучал неожиданно мягко.
— Алён, может, поговорим? Я погорячился…
Она закрыла глаза, слушая такие знакомые интонации. Когда-то они трогали её сердце. Теперь же она слышала в них только манипуляцию.
— Нет, Кирилл. Я всё решила.
— Значит, восемь лет ничего не значат для тебя? — в голосе появились обвиняющие нотки.
— Значат, — спокойно ответила она. — Именно поэтому я не хочу возвращаться к отношениям, где моё мнение ничего не стоит.
— Да как ты… — он начал повышать голос, но она мягко прервала его.
— Прощай, Кирилл, — и нажала отбой.
Через месяц пришли документы о разводе. Алёна подписала их без колебаний.
Ещё через два месяца, вечером в пятницу, она столкнулась с Павлом в супермаркете около дома. Он выглядел уставшим, с корзиной, полной полуфабрикатов. Увидев её, замер между стеллажами.
— Алёна… привет, — на его лице отразилась смесь неловкости и удивления.
— Павел? А ты что тут делаешь?
— Приехал к маме и Кириллу на выходные, — он неуверенно улыбнулся. — Вот, ужин себе выбираю. У них там свои планы на вечер.
Они оба замолчали, не зная, что сказать дальше. Затем Павел словно решился:
— Слушай, может выпьем кофе? Тут рядом неплохое место. Мы всё-таки не чужие люди.
Что-то в его глазах — искреннее раскаяние, желание поговорить — заставило Алёну согласиться.
Через полчаса они сидели в маленькой кофейне. Павел долго вертел чашку в руках, явно подбирая слова.
— Я хотел извиниться, — наконец сказал он. — За всю эту ситуацию. За то, что мама потеряла квартиру из-за моего бизнеса. За то, что Кирилл вёл себя как… — он замолчал, подбирая слово.
— Как Кирилл, — спокойно закончила Алёна.
— Она всё-таки переехала к нему, — продолжил Павел. — Они сняли трёхкомнатную квартиру. Больше нашей прежней.
— Значит, могли себе это позволить, — заметила Алёна без горечи.
— Дело было не в деньгах, да? — тихо спросил Павел. — А в контроле?
Она лишь пожала плечами:
— Теперь это уже не важно.
Вечером Алёна вернулась домой — в свою квартиру с высокими потолками и солнечным кабинетом. Бросила ключи в вазочку, привычным движением налила чай в любимую чашку. За окном садилось солнце, окрашивая комнату в тёплые, золотистые тона.
Она стояла у окна, чувствуя, как внутри разливается спокойствие. В кабинете ждал недоделанный проект, на столе лежала открытка от Марины, приглашавшей на выставку. Жизнь продолжалась — своя, настоящая, без компромиссов, которые разрушают душу.
Алёна улыбнулась собственным мыслям. Пожалуй, бабушка была права. Лучше быть одной, чем с тем, кто не уважает твоих границ. Хотя «одна» — это неправильное слово. Скорее, «свободна». Свободна быть собой, принимать решения, выбирать свой путь.
И это стоило всех потерь.
— Да, это моя квартира. Да, я имею право решать. Нет, я не обязана терпеть наглую свекровь в своей спальне!