— Двадцать лет платить… представляешь?
Вера сжимала папку с документами так крепко, что пальцы побелели. Игорь обнял её за плечи, притянул к себе.
— Зато наше. Только наше.
— Жаль, что на меня одну оформили, — тихо сказала она. — Вместе бы как-то спокойнее.
Игорь пожал плечами.
— Так у меня доход скачет. То густо, то пусто. Банк же смотрит на справки, а не на реальность. Зато у тебя всё стабильно — шестьдесят тысяч каждый месяц, четыре года на одном месте. Менеджер сам сказал: идеальный заёмщик.
Они стояли у выхода из банка на улице Свободы, и холодный ноябрьский ветер трепал полы их курток. На улице Свободы горели фонари, подсвечивая первый снег. Вера подняла голову, посмотрела на мужа и вдруг рассмеялась — нервно, с облегчением.
— Пошли смотреть нашу квартиру.
Ключи лежали в кармане её пуховика, маленькие, с брелоком в виде домика. Игорь завёл машину, и они поехали в Новокосино, на восток Москвы, туда, где начинается их жизнь.
Квартира встретила запахом краски и пустотой. Сорок два квадратных метра, два окна на детскую площадку, кухня восемь метров. Вера прошлась по комнатам, трогая стены, подоконники, будто проверяя, что всё это правда.
— Завтра твой отец приедет? — спросил Игорь, разматывая рулон обоев в углу.
— Да. Сказал, управится за выходные с поклейкой.
Семён Петрович приехал в субботу с ящиком инструментов и термосом. Молча стянул свитер, надел старую рубашку и принялся за дело. Вера подавала ему обои, придерживала стремянку, а отец резал, клеил, разглаживал — точными, отработанными движениями. К вечеру первая комната была готова: светлые обои с мелким растительным узором, которые Вера выбирала три недели подряд.
— Красиво получилось, — сказала она, стоя в дверях.
— Нормально, — отозвался отец, вытирая руки тряпкой.
Мать, Зинаида Семёновна, приезжала в будни после работы. Привозила посуду в картонных коробках, старое кресло из их дома, сшитые на заказ шторы из льна — простые, но добротные. Вера помогала ей развешивать ткань на карниз, и мать поправляла складки, прищурившись.
— Вот так. Видишь? Солнце не будет бить, но светло останется.
— Спасибо, мам.
— Да ладно тебе. Это ж для тебя.
К концу декабря квартира ожила. Мебель расставлена, шторы висят, в углу гостиной — маленький фикус в горшке, подарок матери на новоселье.
— Чтоб дом дышал, — сказала она, ставя горшок на тумбу.
Игорь тоже таскал коробки, собирал шкафы, возился с проводкой. Вечерами они сидели на диване, уставшие, но довольные, пили чай из новых кружек и планировали, что ещё нужно купить.
— Игорь, а твоя мама когда приедет посмотреть? — спросила Вера как-то вечером, листая каталог светильников.
Он пожал плечами, не отрываясь от телефона.
— Не знаю. Говорила, что занята. Потом приедет.
Новый год встретили вдвоём. Тихо, без гостей. Вера готовила салаты на маленькой кухне, Игорь ставил ёлку — искусственную, метр двадцать высотой. В полночь они чокнулись бокалами и смотрели в окно, на фейерверки над соседними домами.
— С новым домом, — сказал Игорь.
— С новым домом, — повторила Вера и поцеловала его.
Первая неделя января прошла спокойно. Вера вышла на работу, Игорь возил заказы по городу. Вечерами они возвращались в квартиру, и каждый раз Вера ловила себя на мысли: это моё. Наше. Не съёмное, не временное.
В субботу, девятого января, раздался звонок в дверь. Вера вытирала пыль с подоконника, Игорь лежал на диване с телефоном.
— Открой, — попросила она.
Игорь поднялся, прошёл в прихожую. Вера слышала, как щёлкнул замок, потом голоса.
— Мам! Заходи, чего на пороге стоишь.
Тамара Ивановна вошла в квартиру с большим плетёным чемоданом в одной руке и сумкой в другой. Сняла пальто, огляделась.
— Ну вот, наконец-то доехала. Ты бы хоть помог мне от метро, сынок.
— Мам, я же не знал, что ты сегодня приедешь. Ты не предупредила.
— А зачем предупреждать? Я что, чужая?
Вера вышла из комнаты, вытирая руки полотенцем.
— Здравствуйте, Тамара Ивановна.
Свекровь кивнула, скользнув по ней взглядом.
— Здравствуй, Верочка. Я вот привезла вам соленья, огурцы, помидоры. Всё своё, с дачи.
Она поставила чемодан на пол и начала вытаскивать из него трёхлитровые банки, расставляя их на кухонном столе. Вера смотрела на эту процессию стекла и металлических крышек и не знала, что сказать.
— Спасибо, Тамара Ивановна. Очень… много.
— Ну, зимой пригодится. У вас тут небось холодильник пустой.
— Нормально у нас, мам, — сказал Игорь, помогая ей снять сапоги.
Тамара Ивановна прошла в гостиную, остановилась посередине, оглядела стены, шторы, мебель. Вера стояла у двери и чувствовала, как напрягается всё тело.
— Обои какие-то мрачные, — сказала свекровь наконец. — Кто выбирал?
— Я, — тихо ответила Вера.
— Надо было светлее брать. Или с крупным рисунком. Мелкий — это прошлый век. А шторы… — она подошла к окну, потрогала ткань. — Лён? В жилой комнате? Верочка, это ж как в конторе получается, не по-женски совсем.
Игорь кашлянул.
— Мам, нам нравится. Всё сами выбирали.
— Ну-ну. Я ж не спорю, просто говорю, как есть.
Вера сжала губы и отвернулась к окну. В горле встал комок. Эти обои клеил её отец — два выходных подряд, молча, терпеливо. Эти шторы шила мать — по вечерам после работы, примеряла, перешивала. И вот сейчас, за пять минут, всё это назвали мрачным и неженским.
— Чай будете? — спросила она, уходя на кухню.
— Конечно. И покормите чем-нибудь, я с утра ничего не ела.
Вера поставила чайник, достала печенье из шкафа. Руки дрожали. Она слышала, как в комнате Тамара Ивановна продолжает осматривать квартиру, что-то говорит Игорю. Он отвечает односложно, неуверенно.
За ужином свекровь рассказывала про дачу, про соседей, про погоду. Игорь кивал, Вера молчала. Тамара Ивановна допила чай и посмотрела на сына.
— Ну что, сынок, как дела? Работаешь много?
— Да, нормально. Заказов хватает.
— А зарплата стабильная?
Игорь помялся.
— Ну… по-разному. Зависит от смен.
Тамара Ивановна покачала головой.
— Вот и я говорю — нестабильно это всё. Надо бы что-то постоянное найти.
Вера встала, начала убирать со стола. Свекровь проводила её взглядом.
— А ты, Верочка, работаешь где?
— Бухгалтером. В строительной фирме.
— Ну и хорошо. Хоть кто-то деньги приносит стабильно.
Повисла тишина. Вера поставила тарелки в раковину, включила воду. За спиной слышала, как Игорь что-то бормочет, оправдывается. Тамара Ивановна вздыхала.
Когда свекровь наконец уехала — поздно вечером, нагруженная пустыми контейнерами и обещаниями Игоря навестить её на следующей неделе — Вера закрыла дверь и прислонилась к ней спиной.
— Ну вот, — сказал Игорь, проходя мимо. — Мама приехала, посмотрела. Всё нормально.
— Нормально? — тихо переспросила Вера.
— Да. Она просто волнуется, хочет, чтоб у нас всё было хорошо.
Вера хотела сказать, что это не похоже на волнение. Что человек, который волнуется, не обесценивает чужой труд за пять минут. Не называет выбор другого человека мрачным и неженским. Но слова застряли в горле.
— Ты же понимаешь, какой труд в эти обои вложен? — всё-таки выдавила она. — Мой отец два дня клеил. Мама шторы шила по вечерам, после работы.
— Понимаю. Но мама не знает этого. Она просто высказала мнение.
— А могла бы промолчать.
Игорь вздохнул, потёр лицо руками.
— Вера, не начинай. Ты же знаешь её характер. Она всегда прямо говорит, что думает. Не со зла.
— Прямо — это когда говоришь правду. А это просто грубость.
— Ладно, ладно. Давай не будем ссориться из-за ерунды.
Он прошёл в комнату, лёг на диван, включил телевизор. Вера прошла на кухню, остановилась у стола, глядя на банки с соленьями, которые свекровь расставила. Их было шесть штук — четыре трёхлитровых с огурцами и помидорами, две поменьше с вареньем. Места в холодильнике для них не было, да и не ели они солёные огурцы столько. Но отказаться было нельзя — Тамара Ивановна сразу обиделась бы.
Вера прошла в ванную, закрыла дверь на защёлку и включила воду. Села на край ванны, обхватив себя руками. В груди стояла тяжесть, будто кто-то положил туда камень.
Она вспомнила, как отец клеил обои. Как мерил рулеткой, резал ножом, разглаживал щёткой. Как мать стояла у окна с портновским метром, отмеряла ткань для штор. Они не говорили много, просто делали. Потому что любили её.
А Тамара Ивановна приехала, когда всё было готово. Не спросила, не поинтересовалась, кто помогал. Просто вошла и начала критиковать.
Вера умылась холодной водой, вытерла лицо полотенцем. Посмотрела на себя в зеркало — усталые глаза, бледное лицо. Она работала, платила ипотеку, обустраивала дом. И теперь должна ещё и терпеть?
Когда она вышла из ванной, Игорь уже спал на диване, укрывшись пледом. Телевизор продолжал работать — какое-то ток-шоу с криками и музыкой. Вера выключила звук, накрыла мужа одеялом и прошла в спальню.
Легла на кровать, не раздеваясь. За окном шумели машины, где-то хлопнула дверь подъезда. В комнате пахло новой мебелью и свежими шторами. Своим домом.
Но почему-то это больше не радовало.
Через три дня позвонила Тамара Ивановна. Вера мыла посуду после ужина, Игорь сидел за столом с телефоном.
— Алло, мам? Да, нормально всё. Работаю.
Вера слышала, как свекровь что-то говорит на том конце. Игорь кивал, хмурился, молчал.
— Понял. Да, я подумаю. Хорошо.
Он положил телефон на стол, потёр переносицу.
— Что случилось? — спросила Вера, вытирая руки полотенцем.
— Рита хочет дело открыть. Цветочный магазин. Ей машина нужна для доставки, но в кредите отказали.
— И что?
— Мама говорит, может я поручителем встану. Риты доход нестабильный, она без официальной работы. А у меня хоть справку можно взять.
Вера положила полотенце на край раковины, повернулась к мужу.
— Игорь, ты серьёзно?
— Что серьёзно?
— У нас своя ипотека. Двадцать лет платить. Ты понимаешь, что поручительство — это тоже долг? Если Рита не справится, платить будешь ты.
— Она справится. Это же не просто так, у неё план есть, расчёты.
— План есть у всех. А жизнь — она другая.
Игорь встал, прошёлся по кухне.
— Вера, это моя сестра. Она всю жизнь мечтала о своём деле. Я не могу просто отказать.
— Можешь. И должен. У нас своя жизнь, свои обязательства.
— Значит, по-твоему, семью бросить — это нормально?
— Я не говорю бросить. Я говорю — не брать на себя чужие долги.
Он посмотрел на неё так, будто она сказала что-то непростительное.
— Ты очень холодная, знаешь?
Слова повисли в воздухе. Вера стояла у раковины и чувствовала, как внутри всё сжимается.
— Я холодная? Или просто думаю о нашей семье?
— О нашей семье — это и о моих родных тоже.
— Твои родные хотят, чтобы мы рисковали квартирой?
Игорь не ответил. Развернулся и вышел на балкон, закрыл за собой дверь. Вера видела, как он достал сигареты, закурил. Стоял спиной к ней, смотрел на тёмный двор.
На следующий день, когда Вера вернулась с работы, Игорь сидел на кухне мрачный. Телефон лежал перед ним на столе.
— Рита звонила, — сказал он, не поднимая глаз.
— И что?
— Спрашивала, решили мы или нет.
Вера сняла куртку, повесила на спинку стула.
— Что ты ответил?
— Что мне нужно с тобой обсудить.
— Игорь, послушай меня. Я разговаривала с Ларисой. Она работает в банке, знает, как это работает. Если Рита не заплатит хоть раз, долг ляжет на тебя. Банк может заблокировать счета, подать в суд. Это не шутки.
— Я знаю, как это работает.
— Тогда почему ты вообще думаешь об этом?
— Потому что я не могу отказать сестре! — он повысил голос. — Ты не понимаешь, каково это — видеть, как человек пытается встать на ноги, и не помочь!
— Я понимаю. Но я также понимаю, что у нас своя ипотека, которую мы еле тянем. И если что-то пойдёт не так, мы останемся на улице.
— Ничего не пойдёт не так.
— Откуда ты знаешь?
Игорь схватил куртку с вешалки.
— Мне нужно проветриться.
Дверь хлопнула. Вера осталась одна в квартире. Села на диван, обхватила колени руками. В голове крутилась одна мысль: почему он не слышит её? Почему её страхи и доводы не важны?
Он вернулся поздно. Лёг на диван, не раздеваясь. Вера лежала в спальне, слушала, как он ворочается, вздыхает. Заснула только под утро.
Через неделю Тамара Ивановна приехала снова. На этот раз без предупреждения, в субботу утром. Вера открыла дверь в домашнем халате, с чашкой кофе в руке.
— Здравствуй, Верочка. Игорь дома?
— Да, спит ещё.
— Разбуди. Мне нужно с ним поговорить.
Свекровь прошла на кухню, села за стол, сложила руки на коленях. Вера разбудила Игоря, он вышел, потирая глаза.
— Мам? Что случилось?
— Сынок, я серьёзно с тобой хочу поговорить. Рита плачет каждый день. Ей отказали везде. Последняя надежда — на тебя. Ты же понимаешь, что если она не откроет магазин сейчас, всё пропадёт? Она столько вложила в планы, в обучение.
Игорь сел напротив матери, кивнул.
— Я понимаю.
— Тогда почему тянешь?
Игорь посмотрел на Веру. Она стояла у двери, держа чашку обеими руками.
— Мы обсуждаем это.
— Обсуждаете? — Тамара Ивановна повернулась к Вере. — Или ты одна решаешь? Вы квартиру в ипотеку взяли, а о сестре подумать не хотите. Она девка вообще одна всё тянет и не жалуется, а у вас всё что-то обсуждаете.
— Мы вместе решаем, — ровно ответила Вера. — Это касается нашей семьи.
— А Рита что, не семья?
— Семья. Но мы не можем рисковать своей квартирой.
Тамара Ивановна поджала губы.
— Квартирой, которую я помогла вам купить?
Вера почувствовала, как холодеет внутри.
— Может хватит относиться ко мне как к прислуге в моем же доме? — не выдержала я после очередной придирки родственников