Когда отчим избил Таню, она собрала вещи и поехала в город. Её сводная сестра Наташа, с которой Таня переписывалась иногда, пару лет назад написала: «Приезжай в гости, можно будет пожить у нас».
Наташа была старше на десять лет. Их общий отец ушёл из семьи Наташи, когда той было пять лет. Из семьи Тани он ушёл, когда Тане было восемь, так что ей повезло чуть больше. Но это только так казалось, потому что мама Наташи так и не вышла замуж, а мама Тани вышла. Отчим был тихим и безликим. Но это до тех пор, пока он не напьётся. А как напьётся, начинал горланить:
-Вы почему меня не уважаете, б…
Таня старалась сбегать в такие моменты из дома, но не всегда получалось. И потом ходила с синяками.
На этот раз у неё были не только синяки: бровь пересекал уродливый набухший рубец, потому что бровь пришлось зашивать. И мама за неё не заступилась. Вот почему Таня поехала к Наташе.
Наташа рано вышла замуж – как признавалась сама, искала в каждом мужчине отца. Муж был на пятнадцать лет старше, и Наташа сразу родила ему мальчика. А муж через год бросил Наташу. И, как говорится, беда не приходит одна: не прошло и полгода, как Наташа похоронила мать и осталась одна с ребёнком на руках. Вот и стала звать Таню к себе в гости, но тогда Таня не могла – она в техникуме училась, на бухгалтера. Выучилась, но работать в деревне негде было. Ещё и отчим совсем озверел: пил, не просыхая. Маму было, конечно, жалко, но больше терпеть это всё Таня не могла.
Найти квартиру Наташи оказалось непросто: сначала Таня села не на тот автобус, потом долго бродила среди многоэтажек, ломилась не в тот подъезд. Когда Наташа открыла дверь, Таня выдохнула: добралась, наконец!
На лице Наташи такой радости не было. Она глянула за своё плечо, выскользнула на площадку перед квартирой и прикрыла дверь.
-Что ты тут делаешь? – прошипела она.
-Ты же сама меня в гости звала, – растерялась Таня.
-Так предупреждать надо!
Наташа говорила таким тоном, что Таня стала понимать – её в гости не ждали.
-Я несколько дней у тебя поживу, пока работу не найду, – заторопилась успокоить сестру Таня. – А потом комнату найду себе, да?
Наташа поджала губы.
-Тань… Ты понимаешь, у меня не получится остановиться.
-Так я на полу могу поспать! – поспешила заверить сестру Таня. – Мне много не надо.
Наташа вздохнула.
-Витя у меня болеет. Почки. Ему пересадка нужна, доноров нет. И болеть ему нельзя, сама понимаешь. А любой чужой в доме – потенциальная опасность.
-Да ты что? – расстроилась Таня. – И что делать? Даже платно операцию сделать нельзя?
-Можно. Но на это денег надо. Я откладываю, но сама понимаешь… Ты прости меня, но не до гостей мне сейчас. Я тебе адрес скажу – езжай туда, там бабушка комнату сдаёт. Деньги у тебя есть?
Немного денег у Тани было – стащила у мамы из кошелька.
-Пять тысяч, – прошептала она.
Наташа снова вздохнула.
-Сейчас приду.
Наташа скрылась за дерматиновой дверью, кажется, сказала что-то кому-то, вернулась с двумя пятитысячными купюрами в руках.
-Больше нет, – сказала она. – Мне сына лечить надо.
-Я всё верну! – на глаза Тани навернулись слёзы. – На работу устроюсь и верну.
-Адрес запиши. Мария Петровна бабушку зовут. Скажи, что от меня.
Комната у Марии Петровны оказалась клетушкой в хрущёвской пятиэтажке, даже без окна. Бабушка была маленькой, сухонькой, с юрким птичьим взглядом. Осмотрела Таню с ног до головы, задержалась взглядом на зашитой брови.
-От Наташки? – буркнула она. – Ну, ладно. Плата вперёд. Пятнадцать тысяч в месяц. Со светом и водой разберёмся.
Таня молча протянула ей деньги, с ужасом думая о том, что она будет есть и как вообще будет жить. Мария Петровна взяла купюры, бережно сложила их и сунула в карман халата.
-У меня внук тут шныряет, Васька. Не обращай внимания. Грубоват немного, но парень не злой. Если что – он поможет.
«Поможет» прозвучало так, будто Васька был этаким местным домовым, который мог и дрова колоть, и горло перегрызть по необходимости.
Таня принялась устраиваться в комнате – у стены стояла раскладушка, застеленная зелёным байковым одеялом, на комоде пылился телевизор, в углу шкаф. Таня села на раскладушку, и та жалобно заскрипела. В груди заныло, захотелось домой. Ещё и есть хотелось. По щекам побежали горячие слёзы: Тане было жалко маму, которая, наверное, с ума там сходит от беспокойства, жалко сестру, которая вынуждена во всём себе отказывать, чтобы спасти сына, жалко себя – одинокую и голодную в чужом городе.
Внезапно в дверь постучали.
-Входите! – пропищала Таня.
Дверь распахнулась, и на пороге показался паренёк лет двадцати пяти, в спортивных штанах и олимпийке, с короткой шеей и цепкими, быстрыми глазами. Он оценивающе оглядел Таню.
-Бабулина новая жиличка? – спросил он, и голос у него оказался на удивление негромким, даже приятным.
-Таня, – кивнула она.
-Вася. Чай пошли пить?
-У меня ничего нет.
-Пошли, нечего тут жаться.
Он привёл её на кухню, включил чайник, достал из шкафа пряники.
-Лопай, – предложил он.
Таня была такая голодная, что тут же схватила пряник и принялась его грызть. Вася смотрел на Таню с любопытством.
-Рассказывай давай, кто ты и чего, – велел он.
И Таня рассказала.
Вася её утешил, сказал, что работа найдётся, а пацана точно вылечат – вон, у бабки его кардиостимулятор стоит, и ничего.
-Слушай, насчёт работы: Маринка, ну, девушка моя, она у богатых дома убирается. Клининг, это называется. Ей сейчас новых клиентов надавали, а она одна не справляется. Деньги там хорошие, но ей влом далеко ехать. Ты на вид не промах, руки, гляжу, рабочие.
Мысль о том, что её, дипломированного бухгалтера, оценили по «рабочим» рукам, вызвала в Тане горькую усмешку. Но жить нужно на что-то.
-Я согласна.
-Ну вот и отлично!
Маринка оказалась худенькой, вертлявой девочкой с умными, уставшими глазами. Она осмотрела Таню и сказала, протягивая Таню пару перчаток и коробку с моющими средствами:
-Васенька говорит, ты норм. Задание простое: помыть полы, посуду, грязное постирать и развешать, сухое погладить. Ключи у консьержа. Справишься?
-Справлюсь, – коротко сказала Таня.
-Отлично. Я заеду к вечеру, проверю, деньги отдам. Две тысячи в день. Договорились?
Целых две тысячи рублей. За день. Это был шанс. Таня лишь кивнула, сжимая в руках тряпки и бутылки с химикатами.
Квартира оказалась не квартирой, а настоящим дворцом – миром глянцевых поверхностей, гладкого паркета и огромных окон, за которыми гудел чужой, незнакомый город. Таня сняла дешёвые кеды и осталась в носках – тапочки взять она не догадалась. Несколько раз звонила Маринке – уточняла, что и как делать. Было страшно что-то испортить или сделать не так.
Маринка приехала ближе к десяти. Быстро прошлась по квартире, проводя пальцем по углам, заглядывая под диваны.
-Норм, – вынесла она вердикт. – Я так и знала, что ты не подведёшь. У Васи чуйка на людей, он тебя сразу раскусил. Будешь теперь сама здесь убираться, я даже проверять тебя не буду.
Она достала из косметички пачку денег, отсчитала две тысячи и протянула Тане.
-Завтра есть ещё один объект, поменьше. Возьмёшься?
Таня взяла деньги. В руках у неё лежал не просто её первый в этом городе заработок. Лежала её независимость. Её свобода. Её шанс выжить и помочь сестре.
-Возьмусь – сказала она, глядя на своё отражение в идеально чистом, тёмном окне. Отражение с зашитой бровью улыбалось ей – горько и победоносно.
Деньги лежали в кармане старенькой куртки, завёрнутые в носовой платок. Десять тысяч. Первые десять тысяч, которые она заработала сама. Таня не стала тратить их на себя – себе она оставляла только минимально на еду, сначала нужно было вернуть долг сестре: нечестно было забирать деньги у больного племянника.
Таня позвонила сестре с таксофона.
-Наташ, это я. Таня. Я могу к тебе подъехать?
На том конце провода помолчали.
-Только ненадолго, – наконец сказала Наташа.
Лестничная клетка была такой же, как в прошлый раз: обшарпанная, пропахшая кошками. Дверь открылась ровно настолько, чтобы в щели показалось усталое, осунувшееся лицо сестры.
-Ну? – спросила Наташа, не приглашая войти.
Таня не стала пытаться переступить порог. Она молча сунула руку в карман, достала свёрток и протянула его сестре.
-Это тебе.
Наташа машинально взяла деньги, развернула платок. Увидев пачку, её глаза на мгновение округлились от изумления.
-Ты что, ограбила кого? – вырвалось у неё.
-Устроилась работать, – коротко ответила Таня. – В клининг.
Наташа пересчитала купюры быстрыми, нервными движениями. Пальцы у неё дрожали.
-Десять… – прошептала она. – Откуда сразу столько?
-Хорошо платят, – соврала Таня.
Она не стала объяснять, что питается дешёвыми макаронами и гречкой, мяса за эти две недели пробовала только раз, когда Вася угостил наггетсами.
Наташа сжала деньги в кулаке.
-Спасибо, – выдавила она, и это слово прозвучало хрипло, как будто ржавым гвоздём прочерченное по стеклу. – Ты прости, Витя плохо себя чувствует, с кровати не встаёт – не могу тебя к нам пустить, вдруг бактерии какие принесёшь. Ему нельзя сейчас контактировать с чужими. Поскорее бы на операцию собрать…
-Я буду приносить, – пообещала Таня. – Сколько смогу.
Наташа молча кивнула в ответ.
-Ладно, я пойду, – сказала Таня.
-Давай!
На этот раз Наташа даже чмокнула её в щеку. Таня вздохнула и поехала на объект – сегодня снова нужно было убрать в той самой первой квартире.
Войдя, она привычно сняла свои дешёвые кеды и поставила их в шкаф-купе. Таня уже выработала ритуал: сначала – большая открытая зона, кухня-гостиная, потом кабинет, потом спальни.
Когда Таня вытирала пыль с огромной, футуристичной вазы, она услышала звук ключа в замке. Сердце её ёкнуло и упало куда-то в пятки. По графику хозяин должен был вернуться только после девяти вечера. Значит, что-то случилось? Почему тогда Маринка не предупредила?
Дверь открылась, и в квартиру вошёл мужчина. Он был лет тридцати, спортивного сложения, в дорогих, но не кричащих джинсах и тёмном свитере. Лицо у него было умное, уставшее, с оценивающим взглядом. Именно таким Таня и представляла себе хозяина этой шикарной квартиры.
Она замерла с тряпкой в руке, чувствуя себя взломщиком, пойманным на месте преступления.
-Здравствуйте, – прошептала она, опуская глаза. – Меня прислала клининговая компания. Вместо Марины, она пока не может. Я не знала, что вы так рано вернётесь…
Мужчина медленно закрыл дверь, его взгляд скользнул по её испуганному лицу, по зашитой брови, и в уголках его глаз обозначились лёгкие морщинки – не то улыбка, не то усмешка.
-Ничего страшного, – сказал он голосом низким, бархатным, привыкшим к тому, что его слушают. – У меня встреча рядом, заскочил кое-что забрать. Продолжайте работать, не стесняйтесь.
Он прошёл мимо неё в кабинет, и Таня застыла, не зная, что делать. Продолжать уборку при хозяине? Это было невыносимо. Она услышала, как он открывает ящик стола, что-то шелестит бумагами.
Через минуту он вышел, держа в руках папку.
-Работаете недавно? – спросил он, останавливаясь напротив неё. В его взгляде было любопытство.
-Две недели, – честно ответила Таня.
-Ну, неплохо для начинающей.
Его похвала смутила её ещё больше. Таня почувствовала, как краснеет.
-Спасибо. У вас очень красивая квартира.
-Меня, кстати, Артём зовут, – сказал он, сделав паузу и вглядываясь ей в лицо, словно пытаясь там что-то разглядеть. – Артём Сергеевич.
-Таня, – выдавила она.
-Очень приятно, Таня. – Он улыбнулся, и улыбка у него была обаятельной. – Если не секрет, привело вас в эту сферу?
Она пожала плечами, глядя в пол.
-Я недавно переехала, не успела пока ничего другого найти. Вообще, я бухгалтер по образованию.
-Понимаю, – он сделал шаг ближе, и Таня почувствовала запах его парфюма – дорогого, терпкого. – Все с чего-то начинают, мне всё это тоже не так просто досталось.
Он снова посмотрел на её шрам. И этот взгляд был уже не оценивающим, а почти ласкающим. Таня почувствовала, как по спине бегут мурашки. Она инстинктивно отступила на шаг.
В этот момент в кармане у Артёма Сергеевича зазвонил телефон. Он взглянул на экран и нахмурился.
-Да, я уже выезжаю, – сказал он в трубку.
Он положил телефон в карман и снова повернулся к Тане, снова надев маску благожелательности.
-К сожалению, мне пора ехать. Надеюсь, ещё увидимся, Таня.
Он кивнул ей на прощание и вышел.
Таня выдохнула, прислонившись лбом к прохладной стене. Руки у неё дрожали. «Артём Сергеевич». Голова шла кругом от смеси страха и смущения. Раньше она никогда не говорила с такими людьми, как он.
Вечером, когда приехала Маринка, Таня спросила:
-Марин, а хозяина как зовут? На всякий случай, чтобы знать.
-Хозяина? – Маринка хмыкнула. – Да я его в глаза не видела ни разу. Всеми делами его водитель заправляет, Артём. Ключи у него, он контролирует нас, закупки всякие делает. Мужик ничего, строгий только, любит, чтобы всё по правилам.
Таня замерла с мокрой тряпкой в руках.
-Водитель? – переспросила она глухо.
-Ага. Бывший какой-то военный, кажется. А что?
-Так… Ничего, – прошептала Таня.
Она отвернулась, чтобы Маринка не увидела, как горит её лицо. Не хозяин. Водитель. Смотрел на неё свысока, с этой фальшивой жалостью и интересом. Она была для него просто глупой деревенской дурой, на которую можно произвести впечатление, поиграть в благодетеля.
Когда она убирала в квартире в следующий раз, Артём снова пришёл. Таня сначала злилась, что он выставил её дурой и не хотела с ним разговаривать, но было непохоже, что он издевается над ней, наоборот: расспрашивал о прошлом, искренне интересовался её жизнью, подбадривал. Не выдержав, Таня рассказала Маринке про случившееся. Та удивилась:
-Со мной он никогда не любезничает. Втюрился, что ли, в тебя?
Это предположение взволновало Таню – в неё никогда и никто не влюблялся. Она не была кокеткой, не умела заигрывать с парнями. Но теперь ей захотелось измениться – раз уж он решил её разыграть, она отомстит ему и сделает так, чтобы Артём в неё влюбился. И Таня научилась смотреть на него так, словно он самый умный и интересный мужчина на свете. Кивала, когда он, усевшись «в своём» кресле, начинал рассуждать о политике или бизнесе, иногда задавала наивный, но точный вопрос, который заставлял его почувствовать себя умным наставником. И Артём таял. Его бархатный голос становился мягче, взгляд – менее цепким и более тёплым. Он начал приносить ей маленькие подарки – коробку дорогого чая, книгу, конфеты. Таня брала всё это с лёгким смущением, всё больше путаясь в своих чувствах: она уже не понимала, кто и на кого ставить силки.
Однажды вечером, когда за окном уже зажглись огни, он задержался дольше обычного. Они стояли у окна и разговаривали. Артём говорил о том, как сложно найти человека, которому можно доверять.
-Вы не представляете, Таня, как жесток этот мир, – сказал он с неподдельной горечью актёра, который сам себе поверил.
-Я представляю, – тихо ответила она и подняла на него глаза. – У меня племянник болеет. Ему нужна операция, а у сестры нет денег. Он умрёт без этой операции, представляете? Я делаю всё, что могу. Но моих денег никогда не хватит.
Артём положил руку ей на плечо и сказал:
-Всё будет хорошо. Я помогу. Будут вам деньги на операцию.
Она не отстранилась, позволила его руке лежать на своём плече, чувствуя, как сквозь ткань кофточки горит её кожа. Таня смотрела в пол, на идеально чистый паркет, и думала о племяннике и сестре. И о том, что сможет им помочь. А ещё о том, что она влюбилась. Это случилось незаметно. Как простуда, которая подкрадывается исподволь – сначала лёгкое першение, а потом уже и горло в огне, и температура, сбивающая с ног. Их роман был странным, призрачным, существующим только в стерильных стенах чужой квартиры. Артём никогда не прикасался к ней по-настоящему, только касания руки, мимолётные обещания чего-то большего. Он был идеальным принцем из глянцевого журнала – заботливым, щедрым, немного грустным. А теперь он ещё и хотел спасти её племянника.
Когда в дверь позвонили, Таня решила, что это Вася снова ключи забыл. Хозяйки не было дома, и она пошла открыть дверь.
На пороге стоял Артём. Без его обычной самоуверенности, лицо серое, осунувшееся, в глазах – смесь отчаяния и какого-то дикого торжества.
-Таня, – выдохнул он, сунув ей в руки плотный, тяжёлый конверт. – Бери. Это деньги на операцию.
Она взяла конверт. Он был тугим, упругим на ощупь. В нём была не просто бумага. В нём была жизнь. Витькина жизнь.
-Я не могу… – начала она, но голос её сорвался.
-Можешь, – перебил он резко. – Это же для ребёнка. Бери. А мне нужно идти.
Он не стал ждать благодарности, развернулся и почти побежал по лестнице вниз, словно боялся, что она всё же вернёт ему этот свёрток с его совестью, с его грехом, с его иллюзией любви.
Таня стояла на пороге, сжимая в руках пачку денег. Её переполняли смешанные чувства: стыд, надежда, страх. Откуда Артём взял деньги? Правильно ли она поступала?
Дорога к Наташе казалась ей и крестным ходом, и дорогой на эшафот одновременно. Она представляла, как отдаст конверт, как Наташа расплачется, как обнимет её. Как сестрина любовь, наконец, оттает и станет настоящей. Она почти бежала, прижимая деньги к груди, как броню. Поднявшись на нужный этаж, Таня позвонила в дверь. Ей не открыли. Она позвонила ещё раз. В этот момент из соседней квартиры вышла женщина и спросила:
-Вы к Наташке?
-Да.
-Так она в путешествие с мужем уехала.
-Что? – не поняла Таня. – С каким мужем?
-С Андреем. С каким ещё.
-А Витя?
Женщина выпучила глаза.
-Вы откуда, девушка?
-Я родственница, – призналась Таня. – Из деревни.
-А-а-а… – протянула женщина. – Ясно. Витю она в детский дом сдала. Муж её не захотел чужого ребёнка растить.
Таня подумала, что женщина шутит. Она что-то не так поняла. Не может такого быть.
-Вот так вот, детка, – вздохнула она. – Иди отсюда и не приходи больше. Гнилая твоя Наташка. Как есть гнилая.
Таня не помнила, как добралась до дома. Её трясло. Звонок раздался, когда Таня, свернувшись калачиком на раскладушке, смотрела в пыльный телевизор, пытаясь найти там ответы на вопросы, которые жгли её изнутри. Звонила Маринка, и в голосе её сквозил не привычный прагматизм, а настоящая паника.
-Тань, ты слышала? Артёма арестовали! – она задыхалась, слова лились пулемётной очередью. – Деньги украл, представляешь? У хозяина большую сумму из сейфа стырил.
Таня медленно села. В ушах зазвенело. Всё сложилось в ужасающую картину: его лихорадочный блеск в глазах, его поспешность и этот конверт, который сейчас лежал на комоде, как обвинительный приговор. Он украл. Украл ради неё.
Пришлось рассказать обо всём Марине и попросить её помочь найти хозяина квартиры. Это оказалось проще, чем Таня думала: в договоре были все его контакты, нужно было только сделать запрос в контору. Мужчина по имени Глеб Борисович выслушал Танины скупые, обрывочные слова по телефону и, не выразив ни удивления, ни гнева, назначил встречу в той самой квартире.
Он был совсем не таким, каким она его представляла. Лет пятидесяти, спортивный, в простой футболке, с умными, внимательными глазами. Он молча выслушал её историю. Всю, с самого начала: про Наташу, про Витьку, про первую встречу с Артёмом, про игру, которая обернулась любовью, про тот злополучный конверт. Она говорила, не поднимая на него глаз, сжимая в руках пачку денег.
-Он не виноват. Он сделал это из-за меня.
Таня протянула ему конверт. Глеб Борисович взял его, положил на стол.
-Вы знаете, я много чего повидал, – сказал он задумчиво. – Но чтобы воровали из-за несуществующего больного ребёнка… Это слишком даже для моего циничного сердца.
Он прошёлся по кабинету, остановился у окна.
-Вы поступили правильно, что принесли деньги. Большинство на вашем месте просто сбежали бы. Вы не сбежали. Пришли и рассказали всю правду. За это я вам благодарен.
Он повернулся к ней.
-Я не буду подавать на него в суд. Но он уволен. Вы можете идти.
Таня поблагодарила Глеба Борисовича, положила деньги на стол и поехала домой: ждать, когда Артём выйдет на свободу.
Артёма выпустили на следующий день. Он вышел на улицу бледный, разбитый, и увидел её, ждущую его у ворот. Артём не сказал ни слова, просто подошёл и обнял её, прижавшись лицом к её волосам. И она почувствовала, как он плачет.
-Прости, – хрипло прошептал он. – Я всё испортил.
-Нет, – ответила она. – Ты всё исправил.
И рассказала ему про сестру, про то, что Витя теперь в детском доме. Зато у него нет никакой почечной недостаточности.
-Давай заберём его себе? – прошептал Артём.
Таня заплакала. Она и сама про это думала со вчерашнего дня, но не надеялась, что он так легко согласится.
-Кажется, я люблю тебя, – сказала Таня.
-А я – тебя, – ответил он и поцеловал её.
Таня и Артём молча шли по улице, не зная, куда, держась за руки. Они были больше жертвой и обманщиком, мстительницей и вором. Они были просто двумя людьми, которые, пройдя через ад лжи и отчаяния, сумели найти друг друга. И этого пока было достаточно.
Вспомнила о дочери, когда та выросла