— Ты что, глухая? Я третий раз звоню в звонок! — голос Галины Петровны прорезал сырой, пахнущий штукатуркой воздух, как болгарка.
Марина стояла на стремянке, сжимая в руке шпатель. Рука затекла, пальцы побелели от напряжения, а может, от холода — в доме было всего плюс шестнадцать. Она медленно повернула голову. В дверном проеме, на фоне серого, затянутого тучами неба, стояла свекровь. В норковой шубе, которая смотрелась здесь, среди мешков с цементом и ободранных стен, как седло на корове. За её спиной топтался Олег, муж Марины, виновато втянув голову в плечи и держа в руках сразу три огромных клетчатых сумки и пакет с мандаринами.
— И тебе здравствуй, Галина Петровна, — сказала Марина. Голос сел. Она спустилась со стремянки, стараясь не наступать на куски отбитой плитки. — Вы какими судьбами? Олег говорил, вы в санаторий собирались.
Свекровь перешагнула через порог, брезгливо поджав губы при виде строительной пыли на полу. Огляделась.
— Какой санаторий, когда у сына такое творится? — Она махнула рукой в сторону Олега, который всё ещё стоял в дверях, не решаясь войти. — Заходи, чего встал? Ставь сумки. Вон туда, на чистое. Господи, ну и свинарник… Марина, ты за полгода не могла порядок навести?
— Это не свинарник, это капитальный ремонт, — Марина вытерла руки о старые джинсы. Пыль въелась в ткань намертво. — Мы проводку меняли. И полы заливали заново. Вы же знаете.
— Знаю я, как ты заливаешь, — хмыкнула свекровь, проходя вглубь единственной более-менее жилой комнаты, которая служила Марине и спальней, и кухней, и складом инструментов. — Короче. Времени мало. Мы решили.
Она развернулась, расстегивая шубу. Под ней оказалось нарядное платье с люрексом, совершенно неуместное в этом ледяном склепе.
— Что решили? — Марина посмотрела на мужа. Олег старательно изучал трещину на потолке.
— Рождество, — торжественно объявила Галина Петровна. — Мы справляем здесь. Всей семьёй. Приедет Зоечка с детками, приедут Смирновы, ну и мы с Олегом. Воздух морской, полезно для бронхов. Так что давай, Марина, собирай свои ведра. Освободи дом.
Марина моргнула. В ушах зашумело, как от перепада давления.
— В смысле — освободи?
— В прямом, — свекровь подошла к старому дивану, накрытому полиэтиленом, брезгливо приподняла край пленки. — Зоечке с детьми нужно где-то спать. Смирновым отдадим веранду, там, я видела, стеклопакеты уже стоят. А нам с Олегом эта комната. Тебе тут места нет, сама понимаешь. Да и зачем тебе? Ты ж работаешь, тебе в город надо. А мы тут отдохнем недельку-другую.
— Галина Петровна, — Марина сделала глубокий вдох, чувствуя, как известковая пыль скрипит на зубах. — Здесь нет отопления. Только эта комната греется конвектором. Вода — по расписанию. Туалет — на улице, био. Вы Зою с грудным ребенком куда тащите? В строительный вагончик?
— Ой, не нагнетай! — отмахнулась свекровь. — Олег сказал, ты котел купила. Дорогой, немецкий. Вот и включишь.
Марина перевела взгляд на мужа. Тот резко заинтересовался содержимым пакета с мандаринами.
— Олег, — тихо сказала она. — Ты ей не сказал?
— Что не сказал? — буркнул он, не поднимая глаз.
— Что котел стоит в коробке. Что его подключать надо. Что газовщики приедут только после десятого января. Что я здесь живу как сторож, чтобы материалы не растащили, и греюсь пушкой, которая жрёт электричество, как не в себя.
— Ну, Марин, — Олег наконец поднял глаза. Взгляд у него был бегающий, жалкий. — Мама очень хотела… У Зойки там проблемы с мужем, ей развеяться надо. А море… ну, романтика, все дела. Ты же можешь на недельку к своей маме съехать? Ну что тебе стоит?
— Что мне стоит? — Марина почувствовала, как внутри, где-то в районе солнечного сплетения, начинает закипать тяжёлая, черная злость. Не истеричная, а холодная, расчетливая.
Она подошла к столу, заваленному чеками и накладными. Взяла один, наугад.
— Этот дом, — начала она медленно, — мы купили три года назад. Как сарай. На мои, между прочим, премиальные и кредит, который я на себя взяла. Олег, ты за три года здесь гвоздя не забил. Ты приезжал только шашлыки жрать, когда я тут мусор вывозила. А теперь — «освободи»?
— Не начинай! — взвизгнула Галина Петровна. — Опять ты деньгами попрекаешь! Семья важнее денег! Зоечке плохо! У неё стресс! А ты, эгоистка, вцепилась в свои стены. Дом на Олега записан, забыла?
Марина замерла. Шпатель, который она всё ещё держала в левой руке, звякнул о край стола.
— На Олега? — переспросила она. — Мы же договаривались. Это общее имущество. В браке.
— Документы на него, — победно улыбнулась свекровь, доставая из сумки термос и начиная по-хозяйски откручивать крышку. — Значит, он хозяин. А хозяин приглашает гостей. Всё, Марина. Хватит демагогии. Собирайся. Автобус до города через час. Олег тебя до остановки подбросит.
Марина смотрела на них. На мужа, который уже начал выкладывать из сумок колбасу, сыр, какие-то нарезки, стараясь не смотреть в её сторону. На свекровь, которая, подбоченясь, осматривала фронт работ по уборке.
Они всё решили. Без неё. За её спиной.
— Олег, — позвала она. — Ты правда меня выгоняешь? Из дома, который я своими руками…
— Марин, ну не начинай драму, — поморщился он, доставая бутылку коньяка. — Никто тебя не выгоняет. Просто… ну, формат такой. Семейный. Зойка тебя стесняется, ты вечно с кислым лицом, учишь её жизни. Дай нам побыть своей семьёй. Недельку. Потом вернешься, доделаешь свой ремонт.
«Своей семьёй».
Эти слова ударили больнее, чем ледяной ветер с моря. Значит, она — не семья. Она — прораб. Снабженец. Кошелек. Уборщица. Но не семья.
Марина молча подошла к вешалке, где висела её куртка — старая, в пятнах краски. Сняла. Надела шапку.
— Ключи оставь, — бросила Галина Петровна, не оборачиваясь. — И напиши на бумажке, как этот твой конвектор включать, чтоб не сгорели. И где белье чистое.
Марина сунула руку в карман. Пальцы нащупали связку ключей. Тяжелую, с брелоком в виде домика, который она купила в тот день, когда они подписали договор купли-продажи. Она тогда была счастлива. Думала: вот оно, наше гнездо. Старость встретим у моря. Внуков будем нянчить.
Она выложила связку на грязный, запыленный подоконник. Звякнуло громко, как выстрел.
— Бельё в комоде, в пакетах, чтобы не отсырело, — сказала она ровным, чужим голосом. — Еда в холодильнике, но там мало. Генератор в сарае, бензина на два часа, если свет отключат.
— Вот и умница, — кивнула свекровь, наливая себе чай из термоса. — Можешь же, когда хочешь. Иди, а то на автобус опоздаешь.
Марина взяла свою сумку — ту, с которой приехала на выходные. Там были только смена белья, зубная щетка и ноутбук. Работу никто не отменял, даже во время ремонта.
Она вышла на крыльцо. Ветер тут же ударил в лицо, швырнул горсть колючей снежной крупы. Море шумело тяжело, угрожающе, перекатывая серые валуны. Где-то вдалеке, над горизонтом, собиралась чернота — шторм шел. Настоящий, зимний шторм, о котором предупреждали в МЧС.
Она не стала ждать, пока Олег выйдет её подвезти. Просто пошла к калитке. Ноги вязли в мокрой глине — дорожку ещё не замостили.
— Марин! — крикнул Олег с крыльца. — Ты куда пешком? Давай отвезу!
Она не обернулась. Вышла за ворота, с трудом закрыла тяжелую металлическую створку. Замок лязгнул.
До остановки было три километра. По пустой дачной дороге, где зимой не горел ни один фонарь.
Марина шла и не чувствовала холода. В голове было пусто и звонко. Слёз не было. Было только странное, пульсирующее ощущение, что она что-то забыла. Что-то очень важное.
Она прошла уже половину пути, когда телефон в кармане пискнул. Пришло уведомление от «Умного дома».
*»Внимание! Падение температуры в контуре 1 ниже критической. Риск разморозки системы.»*
Марина остановилась. Достала телефон. Экран светился в темноте, освещая мокрый асфальт под ногами.
Она ведь не сказала им.
Она не сказала про «секрет» старого дома.
Дом стоял на склоне. И прежний хозяин, хитрый дед, сделал врезку в водопровод нелегально, через соседский участок, который пустовал десять лет. Труба шла поверху, просто присыпанная землей. Марина знала: в мороз нужно оставлять кран на кухне чуть приоткрытым, чтобы вода текла тонкой струйкой. Иначе перехватит. И не просто перехватит — трубу разорвет где-то под фундаментом, и вода пойдет в подвал.
А в подвале…
Марина замерла. В подвале стоял не только старый хлам. Там, в сухом углу, она сложила коробки с вещами Зои, которые та привезла «на хранение» еще месяц назад, когда разводилась с первым мужем. Шубы, техника, какие-то документы в папках. Зоя просила: «Марин, спрячь, чтобы этот козёл не отсудил».
Если трубу прорвет, подвал затопит за полчаса.
Марина занесла палец над экраном, чтобы позвонить Олегу.
«Олег, откройте кран! Срочно!»
Палец дрожал.
Перед глазами стояло лицо свекрови: «Освободи дом. Ты не семья».
И Олег, трусливо разглядывающий мандарины.
Марина медленно опустила руку. Экран погас.
Она спрятала телефон в карман и пошла дальше, к остановке. Ветер усиливался, срывая с деревьев последние сухие листья.
Но это было еще не всё.
Уже сидя в холодном, трясущемся автобусе, Марина вспомнила про папку. Ту самую, синюю папку с документами на дом, которую она видела в сумке у свекрови. Почему она там лежала? Документы всегда хранились в сейфе, дома, в городе. Ключ от сейфа был только у Олега.
Зачем Галине Петровне документы на дом здесь, на «отдыхе»?
Марина достала телефон, открыла приложение банка. Не то. Открыла Госуслуги. Заказала выписку из ЕГРН. Срочную.
Автобус тащился сквозь метель. Стекла запотели. Напротив сидела какая-то бабка с ведром квашеной капусты, от которой кисло пахло на весь салон.
Телефон пискнул. Выписка пришла.
Марина открыла файл. Пролистала вниз, к графе «Правообладатель».
И почувствовала, как ледяной пот течет по спине.
Там не было имени Олега.
Там было написано:
Дата перехода права: вчерашнее число. Основание: Договор дарения.
Марина выронила телефон. Он упал на грязный резиновый пол автобуса, экраном вниз.
Они не просто приехали справлять Рождество.
Олег подарил дом сестре. Вчера. Тайком.
И этот «ремонт», в который Марина вбухала последние триста тысяч месяц назад, она делала уже не для себя. Она делала его для Зойки.
Автобус резко затормозил, бабка с капустой качнулась.
— Конечная! — гаркнул водитель.
Марина подняла телефон. Экран треснул — тонкая паутинка прошла прямо поперек текста выписки.
Она вышла на улицу. Город встретил её слякотью и шумом.
Она осталась без дома. Без денег. Без мужа (потому что простить такое было нельзя).
Но в кармане, во внутреннем кармане куртки, лежала маленькая флешка. Марина нащупала её.
Это была не просто флешка.
Неделю назад, когда Марина монтировала систему видеонаблюдения (сама, чтобы сэкономить), она поставила «жучки» не только в доме. Она поставила камеру и микрофон в машине Олега. Просто так, на всякий случай, тестировала оборудование. И забыла снять.
Она зашла в круглосуточное кафе, заказала самый дешевый кофе. Руки тряслись так, что она расплескала половину на стол.
Открыла ноутбук. Вставила флешку.
Нашла записи за вчерашний день.
На видео Олег сидел в машине с нотариусом.
— …мать настаивает, — говорил Олег, нервно теребя руль. — Говорит, если на Зойку не перепишу, она расскажет Марине про…
Марина прибавила звук. Шум мотора мешал. Она надела наушники, прижала их к ушам до боли.
— …про Таганрог, — отчетливо произнес голос нотариуса. — Олег Дмитриевич, вы уверены? Если ваша жена узнает, что ребенок в Таганроге — ваш…
Марина нажала на паузу.
Мир вокруг перестал существовать. Звуки кафе, звон посуды, музыка — всё исчезло.
Ребенок в Таганроге.
У Олега есть вторая семья. И свекровь об этом знала. И шантажировала его, чтобы отобрать дом для Зойки.
Марина медленно закрыла ноутбук.
Она сидела и смотрела в черное окно, где отражалось её лицо — бледное, с размазанной тушью под глазами, постаревшее за этот час на десять лет.
В сумке завибрировал телефон. Звонила свекровь.
Марина смотрела на экран. «Любимая Мама Олега» — так он был записан.
Она не взяла трубку.
Вместо этого она открыла другое приложение. Приложение управления умным домом.
Статус: «Связь установлена».
Температура в доме: +16.
Влажность: 85%.
Датчик протечки в подвале: «Сухо».
Пока сухо.
Марина вспомнила, как Зойка хвасталась шубами. Как свекровь называла её «обслугой». Как Олег прятал глаза.
Она нажала кнопку «Настройки».
Пункт «Вентиляция». Режим «Зимнее проветривание». (Это откроет все автоматические фрамуги на окнах).
Пункт «Отопление». Режим «Выкл».
Пункт «Электронный замок ворот». Режим «Блокировка. Открытие только мастер-ключом». (Мастер-ключ был у неё в кармане).
Они хотели «морской свежести»? Они её получат.
А через час, когда дом выстынет, придет мороз. И труба лопнет.
Марина нажала «Применить».
На экране появилась галочка: «Команда выполнена».
Телефон снова зазвонил. На этот раз звонил Олег.
Марина приняла вызов.
— Марин! — заорал он в трубку. — Ты чего натворила?! Тут окна открылись сами! Холодина жуткая! Закрыть не можем, пульты не работают! И ворота заклинило, мать выйти не может! Марин, это ты?!
— Я, — сказала Марина тихо.
— Ты спятила?! Немедленно включи всё обратно! Зойка мерзнет!
— Олег, — перебила она его. — А как там погода в Таганроге?
В трубке повисла мертвая, звенящая тишина. Было слышно только, как на заднем плане воет ветер и визжит свекровь: «Дай мне трубку, я ей сейчас устрою!».
— Ты… ты о чем? — прохрипел Олег.
— О сыне, Олег. О твоём сыне. Передай маме, что дом теперь действительно Зойкин. Пусть наслаждается. Вместе с ремонтом. А я…
Марина посмотрела на часы. 21:00.
— А я еду в полицию. Писать заявление о мошенничестве. И, кстати, Олег… Документы на кредит, который я брала на ремонт, я забрала с собой. А дом теперь не наш. Значит, это нецелевое использование средств в браке. Но это мелочи. Главное — я знаю, где ты прячешь деньги «для Таганрога». В гараже, в старой зимней резине. Угадай, где сейчас ключи от гаража?
Она сбросила вызов. И выключила телефон.
Встала, допила остывший, гадкий кофе.
Битва за дом закончилась. Началась война за жизнь.
Я тебя с собой не возьму на праздник, стыдно людям показывать — отказал муж