— Мам, ну ты уверена? — Ирина с сомнением помешивала ложечкой остывший чай в цветастой чашке. — По-моему, перегибаешь. Лёшка-то её вроде любит.
Вера Петровна, 63-летняя женщина с цепкими глазами и навсегда застывшей на лице маской «доброжелательности» бывшей воспитательницы, только хмыкнула.
— Любовь, дочка, это химия. А квартира — это физика. Сегодня любит, а завтра она его «обработала», и мы с тобой где? На улице. Воду надо капать. Потихоньку. Капля камень точит.
Ирина, всегда готовая подыграть матери, тут же согласно кивнула, подливая масла в огонь:
— Это да. Я ему вчера сказала: «Что-то Марина твоя опять в новом пальто». А он: «Так она же работает». Работает она! Администратор в зубодёрне! Много она там зарабатывает?
— Вот-вот, — Вера Петровна пригубила чай. — А Лёшенька мой на заводе спину гнёт. Всё в дом. А она… транжирит. Надо Лёше глаза-то открывать. Мягко. По-матерински.
Марина заметила перемены не сразу. Сначала Алексей, её 38-летний муж, обычно тихий и покладистый, стал чаще вздыхать по вечерам. Потом начал задавать странные вопросы.
— Марин, а… это… сапоги новые? — спросил он как-то, избегая её взгляда и ковыряя вилкой пюре.
— Новые, Лёш. Старые совсем расклеились, зима на носу, — спокойно ответила она, не отрываясь от мытья посуды.
— Понятно. А… дорогие?
Марина замерла. За пятнадцать лет брака он никогда не спрашивал о ценах. Марина, привыкшая в своей стоматологической клинике к идеальному порядку в картах и счетах, вела домашнюю бухгалтерию в простой тетрадке в клеточку. Она знала, сколько уходит на «коммуналку», сколько на еду, и сколько — на досрочное погашение их большой ипотеки. Она всегда была «локомотивом» в их семье, и Алексей, казалось, был этому только рад.
— Нормальные, Лёш. Со скидкой взяла. Что-то случилось?
— Да нет… — он отвёл глаза. — Мама просто… беспокоится. Говорит, надо экономнее быть.
Через неделю «беспокойство» Веры Петровны приобрело новую форму.
— Марин, слушай, — Алексей поймал её в коридоре, когда она вернулась с работы, усталая, пахнущая мятой и лекарствами. — Тут мама… Она квитанцию нашу видела. Ты почему за свою квартиру платишь из наших денег?
У Марины похолодело внутри. «Своей» квартирой называлась крошечная «однушка» на окраине, доставшаяся ей от бабушки. Она была там только прописана.
— Лёш, там 4800 рублей в месяц. За «отопление и капремонт». Я же не могу выписаться в никуда, а прописываться в ипотечную квартиру…
— Но ты там не живешь! — он впервые за много лет повысил голос. — Мама говорит, это незаконно почти! Мы ипотеку тянем, а ты на сторону деньги выводишь!
— Четыре тысячи восемьсот рублей? — Марина смотрела на него, как на чужого.
— Мама говорит, с паршивой овцы хоть шерсти клок! — выпалил он и тут же осекся, поняв, что проговорился.
Но Марине уже всё было ясно. «Паршивая овца» — это она.
Вечером того же дня Алексей, поджав губы и явно повторяя чужой текст, выдавил:
— В общем, мама считает… и я с ней согласен… Ты должна эту квартиру продать. Или переписать долю на меня. Чтобы всё по-честному. Мы же семья. Зачем тебе «запасной аэродром»?
Марина смотрела на своего мужа. На доброго, мягкого Лёшу, который сейчас, запинаясь, транслировал чужую, неприкрытую жадность. Он не смотрел ей в глаза. И в этот момент она поняла, что всё. Тот внутренний железный стержень, который она так долго держала прямым, звякнул. Не от злости. От ледяного холода. Она поняла, что мужа у неё больше нет. Есть только «мамин сын».
— Я вас собрала, — Марина говорила спокойно, разливая по чашкам чай. — Чтобы всё прояснить.
Вера Петровна и Ирина сидели на диване в их гостиной, как на троне. Алексей нервно мялся у окна. Они ждали её капитуляции.
— Вера Петровна, вы сказали Алексею, что я вас «обкрадываю» из-за 4800 рублей за мою прописку. Вы боитесь, что я отниму у Лёши квартиру, в которой мы живём?
— Мариночка, ну что ты, — сладко протянула свекровь. — Я просто беспокоюсь о бюджете сына. Квартира-то Лёшина. Он её купил.
— Правильно, — кивнула Марина. — Он её купил. За две недели до нашей свадьбы. Первый взнос был с продажи вашей, Вера Петровна, «двушки». Поэтому юридически эта квартира — единоличная собственность Алексея. Я на неё не претендую.
Алексей облегченно выдохнул. Вера Петровна с Ириной победно переглянулись.
— Но, — продолжила Марина всё тем же ровным голосом, — на эту квартиру мы брали ипотеку. Девять миллионов рублей. На пятнадцать лет. Мы взяли её в браке.
— Ну и что? — фыркнула Ирина. — Лёшка и платил!
— Нет, — Марина покачала головой. — Платила я. Со своей зарплатной карты. Каждый месяц. Последние три года — увеличенными платежами. Я во всём себе отказывала. В отпуске, в одежде, в тех самых «дорогих» сапогах.
Она достала из шкафа ту самую тетрадь в клеточку и толстую папку с банковскими выписками.
— Три месяца назад я внесла последний платёж. Я закрыла ипотеку досрочно. Все девять миллионов. Я молчала, Лёша. Хотела сделать сюрприз на нашу годовщину. Хотела, чтобы мы вздохнули свободно…
Она посмотрела на мужа. Он стоял бледный, с открытым ртом.
— А ты… — её голос дрогнул, но она справилась. — Ты в это время считал 4800 рублей. По маминой указке.
В комнате повисла ужасная тишина. Вера Петровна перестала улыбаться.
— Я подаю на развод, — отчеканила Марина. — И на раздел имущества.
— Какого имущества? — взвизгнула Ирина. — Квартира Лёшкина! Ты сама сказала!
— Квартира — его. А вот деньги, вложенные в неё в браке, — наши общие. Статья 34 Семейного кодекса. Девять миллионов, выплаченные в браке за его личную квартиру, считаются совместно нажитыми. Это значит, Алексей, — она повернулась к мужу, — ты должен мне половину. Четыре с половиной миллиона рублей.
Это был нокаут.
— Как?! — Вера Петровна вскочила, опрокинув чашку. Горячий чай полился на её халат. — Какие деньги? Да у него нет таких денег! Ты всё выдумала! Ты аферистка!
Марина молча положила перед ней папку с выписками и чеками.
— Вот, Вера Петровна. «Физика», как вы любите. Каждая копейка подтверждена.
Алексей не знал, что делать.
— Марин… Мариночка… Я не… я не знал… Я…
— Ты не хотел знать, Лёша. Тебе было удобнее слушать маму.
— Да как ты смеешь! — зашипела Вера Петровна, осознав масштаб катастрофы. — Я на тебя в суд подам!
— Подавайте, — пожала плечами Марина. — Суд просто разделит долг. С твоей зарплатой слесаря на заводе, Лёша, как думаешь, быстро отдашь? Или мама с Ириной помогут? Вы же семья.
Вера Петровна схватилась за сердце. Ирина бросилась к ней, крича что-то про корвалол.
Марина спокойно пошла в спальню и достала с антресолей чемодан. Она уходила. В свою «однушку». В ту самую, за 4800 рублей в месяц.
— А «химия», Вера Петровна, — сказала она, уже стоя в дверях с чемоданом, — закончилась.
— Мы мимо шли, накрывай на стол! — жена преподала урок вежливости непрошенным гостям