Я застыла в дверях, глядя на эту картину: заплаканная свекровь, виноватое лицо мужа и пустая чашка на столе — значит, чай уже успели попить. Значит, сидят тут давно. Значит, Игорь снова всё рассказал маме.
— Здравствуйте, — я сбросила сумку на пол.
Вера Петровна всхлипнула и отвернулась к окну. Игорь поднялся, сделал шаг ко мне.
— Лен, мама очень расстроена. Я рассказал ей про наш разговор, и она…
— Расстроилась, — я закончила за него. — Вижу.
— Я не думала, что ты меня настолько ненавидишь, — Вера Петровна обернулась, и я увидела, что тушь размазалась по щекам. — Я старалась быть тебе хорошей свекровью. Помогала, советовала. А ты…
— А я что? — я прислонилась к дверному косяку. Внутри всё похолодело. — Попросила установить границы?
— Ты хочешь запретить мне видеться с сыном!
— Неправда, — я покачала головой. — Я хочу, чтобы вы звонили перед визитом. Это разные вещи.
— Мне что, теперь в собственного сына спрашивать разрешения? — голос её зазвенел от возмущения. — Я его родила! Я его вырастила одна, без отца! Я в него все силы вложила!
— И теперь я должна эти вложения обслуживать? — вырвалось у меня.
Повисла такая тишина, что слышно было, как тикают часы в комнате и капает кран в ванной.
Игорь закрыл лицо руками.
— Лена, ну зачем так говорить?
— А как надо? — я чувствовала, как внутри нарастает что-то горячее, неудержимое. — Мило улыбаться и отдавать последнее? Извините, Вера Петровна, но я так больше не могу. И не буду.
— Игорь, — свекровь встала, взяла сумку. — Я пойду. Не хочу быть обузой для твоей жены. Только подумай хорошенько, с кем ты живёшь. С человеком, который даже родную мать твою не уважает.
Она прошла мимо меня, не глядя, и хлопнула дверью так, что задрожали стены.
Мы остались вдвоём. Игорь смотрел в пол, я — на него.
— Зачем ты ей всё рассказал? — спросила я тихо. — Мы же договорились поговорить вместе. Спокойно. Установить правила.
— Она сама позвонила, — он поднял глаза. — Плакала. Говорила, что ты вчера унизила её. Что ты назвала её нахлебницей.
— Я такого не говорила!
— Но намекала, — он шагнул ко мне. — Лена, это моя мама. Единственный человек, который был со мной всегда. Который меня не бросил. Понимаешь?
— А я? — я ткнула себя в грудь. — Я тебя бросила? Я три года живу с тобой, терплю её выходки, отдаю деньги, молча глотаю все претензии! Это ничего не значит?
— Значит, — он потянулся ко мне, но я отстранилась. — Конечно, значит. Просто… ты же понимаешь, мама пожилая. У неё характер сложный. Надо уступать.
— Уступать, — я медленно кивнула. — Всегда уступать. Во всём. А себя куда девать?
— Лена…
— Знаешь что, — я подняла руку. — Мне нужно подумать. Побыть одной.
Я прошла в спальню, закрыла дверь. Села на кровать и уставилась в стену. Внутри была пустота — странная, звенящая. Как будто что-то важное раскололось и больше не склеить.
Игорь не пришёл. Не постучал. Через полчаса хлопнула входная дверь — он ушёл. Куда — не сказал.
Я лежала в темноте и думала. О трёх годах брака. О том, как я старалась быть удобной. Как подстраивалась под чужие желания, забывая о своих. Как растворялась в роли «жены Игоря» и «невестки Веры Петровны», теряя саму себя.
А потом достала телефон и написала подруге: «Маш, можно к тебе завтра заехать? Поговорить надо».
Ответ пришёл мгновенно: «Конечно. Что-то случилось?»
«Расскажу при встрече».
Игорь вернулся за полночь. Лёг рядом, не раздеваясь, пахло сигаретами и осенним ветром. Он не курил уже год. Видимо, сорвался.
— Я был у мамы, — сказал он в темноту. — Она говорит, что больше не будет нас беспокоить. Совсем.
— Хорошо, — я не повернулась к нему.
— Хорошо? — он привстал на локте. — Лена, ты понимаешь, что она обиделась насмерть? Что она теперь может вообще со мной не общаться?
— Игорь, а ты понимаешь, что я устала быть виноватой? — я села, включила ночник. — Виноватой в том, что хочу нормальную семью. Что хочу, чтобы муж советовался со мной, а не с мамой. Что хочу иметь право голоса в собственном доме.
— Ты ревнуешь, — он покачал головой. — Вот в чём дело. Ревнуешь меня к матери.
Я засмеялась. Тихо, горько.
— Знаешь, может, и ревную. К отношениям, которые были у тебя раньше меня и будут после. К человеку, чьё мнение для тебя важнее моего. К женщине, которая управляет тобой одной слезой.
— Это несправедливо!
— Справедливо, — я посмотрела ему в глаза. — Ты даже не заметил, что я год не покупала себе ничего нового. Что донашиваю старые вещи, штопаю носки, отказываюсь от косметолога, которого полгода откладывала. А знаешь, почему? Потому что копила. На наш совместный отпуск. На море, о котором мечтала.
Он молчал, глядя на меня расширенными глазами.
— Я накопила сорок три тысячи, — продолжала я. — По тысяче-две в месяц откладывала. Из своей зарплаты. Хотела сделать сюрприз — купить путёвки на двоих. А потом узнала, что ты за это время перевёл матери больше ста тысяч. На шубу, на дачу, на новый телефон. И вот сейчас — на Турцию.
— Лена, я не знал…
— Ты не спрашивал, — я легла, отвернувшись к стене. — Вот и вся проблема.
Утром я проснулась одна. На тумбочке лежала записка: «Уехал в командировку. Вернусь в пятницу. Нам надо всё обдумать».
Командировка. Удобно. Сбежать от проблемы и переждать, пока всё само рассосётся.
Я встала, собралась на работу. В офисе коллеги спрашивали, всё ли в порядке — видимо, лицо выдавало. Говорила, что устала. Что не выспалась. Обычные отговорки.
Вечером поехала к Маше. Она открыла дверь с бокалом вина и грустной улыбкой.
— Рассказывай, — усадила меня на диван. — Что стряслось?
И я рассказала. Всё. Про свекровь, деньги, границы, разговор с Игорем. Про то, как чувствую себя невидимой в собственной семье.
Маша слушала молча, допивая вино. Потом налила мне тоже.
— Лен, а ты сама-то чего хочешь? — спросила она. — От этого брака, от жизни?
Я задумалась. Странно, но никто никогда не спрашивал меня об этом. И я сама себя не спрашивала.
— Хочу быть важной, — сказала я наконец. — Не второй скрипкой. Не приложением к мужу. Хочу, чтобы мои слова что-то значили. Чтобы мои чувства учитывались.
— А они учитываются?
— Нет, — я отпила вина. — Совсем.
— Тогда какого хрена ты ещё там? — Маша всегда была прямолинейной.
— Потому что люблю, — я пожала плечами. — Дура, да?
— Не дура, — она обняла меня за плечи. — Человек. Но любовь — это не камикадзе. Нельзя разбиваться о чужие стены, надеясь, что они рухнут.
Эта фраза засела в голове. Я вернулась домой поздно, легла в пустую кровать и думала о стенах. О том, что вокруг Игоря и его мамы была целая крепость, куда меня не пускали. Где я всегда была чужой.
В среду позвонила Вера Петровна. Я чуть не сбросила вызов, но любопытство победило.
— Да?
— Мне надо кое-что забрать из вашей квартиры, — голос холодный, официальный. — Я оставляла у Игоря документы. Когда ты будешь дома?
— Сейчас дома, — я посмотрела на часы. — Приезжайте.
Она приехала через двадцать минут. Вошла, едва кивнув. Прошла в комнату, открыла шкаф, достала папку с бумагами.
— Вера Петровна, — я шагнула к ней. — Давайте поговорим. Нормально.
— О чём говорить? — она обернулась. — Ты всё сказала. Я поняла, что лишняя в вашей жизни.
— Я такого не говорила, — я вздохнула. — Я просила об элементарном уважении. К моему пространству, моему времени, моим деньгам.
— К твоим деньгам? — она усмехнулась. — Милочка, это Игорь зарабатывает. Ты просто при нём живёшь.
— Мы зарабатываем одинаково, — я почувствовала, как вспыхивает гнев. — Я работаю не меньше его. И трачу на семью не меньше.
— Трачу на семью, — она передразнила. — А на свою маму ты тратишь? Ей помогаешь?
Я опешила.
— Моя мама живёт в другом городе и не просит денег. Она…
— Вот видишь, — Вера Петровна прижала папку к груди. — Она не просит, потому что ей не нужен сын. А я Игоря одна растила. Без отца, без помощи. Я имею право на его поддержку.
— Имеете, — я кивнула. — Но не на его жизнь. Не на каждую копейку и каждое решение. Он взрослый мужчина, у него своя семья.
— Которую ты разрушаешь, — она двинулась к выходу. — Настраиваешь его против меня. Но ничего. Игорь умный, он поймёт, кто настоящий друг, а кто враг.
Дверь хлопнула. Я осталась стоять посреди комнаты, переваривая услышанное.
«Ты при нём живёшь».
Эта фраза звучала в голове как приговор. Неужели Игорь думает так же? Неужели я для него не партнёр, а приложение?
В пятницу вечером он вернулся. Усталый, помятый, с огромным букетом роз.
— Прости, — сказал он с порога. — За всё. Я думал. Много думал. Ты права.
Я взяла цветы, машинально поставила в вазу.
— В чём права?
— Во всём, — он прошёл на кухню, плюхнулся на стул. — Про маму, про деньги, про границы. Я поговорил с ней. Серьёзно поговорил. Она обещала больше не вмешиваться.
— Игорь, она была здесь в среду, — я села напротив. — Сказала, что я при тебе живу. Что это ты зарабатываешь, а я так, балласт.
Он побледнел.
— Она так сказала?
— Дословно.
— Я не… я так не думаю, — он потянулся к моей руке. — Лена, конечно, нет. Ты столько делаешь для нас.
— «Столько делаю», — я отстранилась. — Как будто это одолжение. Игорь, я не прислуга и не гостья. Я твоя жена. Равная тебе. Или нет?
— Равная, — он кивнул. — Конечно, равная.
— Тогда почему я узнаю о переводах маме постфактум? Почему моё мнение не учитывается? Почему она приходит с ключами, а я должна терпеть?
— Я заберу у неё ключи, — он выпалил. — Завтра же. И про деньги — будем вместе решать. Обещаю.
Я смотрела на него и видела искренность. Но видела и другое — усталость от конфликта. Желание, чтобы всё поскорее закончилось и стало «как раньше».
А «как раньше» меня больше не устраивало.
— Игорь, мне нужна пауза, — сказала я тихо. — Время подумать.
— О чём? — он напрягся. — Лена, ты о разводе?
— Я не знаю, — я провела рукой по лицу. — Честно не знаю. Мне нужно понять, есть ли у нас будущее. Настоящее, не игрушечное.
— Конечно, есть! — он вскочил. — Я же сказал — всё изменю!
— Ты уже говорил это, — я встала. — Вчера говорил. А сегодня мама снова оскорбляет меня в моём же доме. Понимаешь? Слова ничего не значат без действий.
Он стоял, сжав кулаки, и я видела, как в его глазах борются чувства — обида, страх, злость.
— Что ты хочешь? — спросил он глухо. — Чтобы я выбирал между тобой и мамой?
— Хочу, чтобы ты выбрал себя, — я подошла ближе. — Свою жизнь. Свою семью. Хочу, чтобы ты был мужем, а не сыном. Это так сложно?
— Ты не понимаешь, — он отвернулся. — У меня с мамой… особые отношения. Она всю жизнь на меня положила.
— И теперь я должна класть свою? — я обошла его, заставив посмотреть мне в глаза. — Игорь, послушай себя. Тебе тридцать лет. Ты взрослый мужчина. Но говоришь, как подросток.
— Это грубо, — он дёрнул щекой.
— Это правда, — я устало опустилась на стул. — И если ты её не примешь, нам действительно не по пути.
Он молчал долго. Потом достал телефон, нажал какие-то кнопки, протянул мне.
— Смотри.
На экране была переписка с матерью. Я пробежала глазами последние сообщения:
«Сынок, ты серьёзно на меня обиделся? Я же не хотела ничего плохого».
«Мама, нам нужно поговорить о границах».
«Каких границах? Я твоя мать!»
«Именно поэтому. Я люблю тебя, но у меня своя семья».
«Эта девчонка тебя отвернула от меня! Я так и знала!»
«Лена ни при чём. Это моё решение».
Я подняла глаза на Игоря.
— Это сегодня?
— Вчера вечером, — он забрал телефон. — Я правда пытаюсь, Лена. Просто… это сложнее, чем кажется.
Что-то дрогнуло внутри. Может быть, надежда.
— Покажи мне банковские переводы за последний месяц, — сказала я вдруг.
— Что?
— Переводы маме. Если ты действительно пытаешься, покажи.
Он нахмурился, но разблокировал банковское приложение, протянул телефон.
Я пролистала историю. Две недели назад — десять тысяч, «на лекарства». Неделю назад — пять, «на продукты». Три дня назад — пятнадцать, «срочно нужно».
— Игорь, — я вернула телефон. — Ты отправлял ей деньги даже во время нашего конфликта. Даже после того разговора.
Он покраснел.
— Она просила. Говорила, что действительно нужно.
— Всегда нужно, — я покачала головой. — Всегда срочно. Всегда «последний раз». И ты каждый раз ведёшься.
— Что я должен был сделать? Отказать?
— Да, — я встала. — Именно отказать. Или хотя бы спросить меня. Предупредить. Обсудить. Но ты снова решил за двоих.
— Лена…
— Знаешь, что я поняла за эти дни? — я прислонилась к стене. — Что ты не изменишься. Потому что не хочешь. Потому что так удобнее — давать маме деньги и думать, что ты хороший сын. А на то, что я при этом чувствую, тебе плевать.
— Это не так!
— Тогда докажи, — я скрестила руки на груди. — Прямо сейчас позвони ей и скажи, что больше не будешь давать деньги без моего согласия.
Он замер. Лицо стало серым.
— Лена, не надо…
— Почему?
— Она обидится.
— А я?
Он молчал. И в этом молчании был ответ на все мои вопросы.
— Всё ясно, — я взяла куртку с вешалки. — Я поеду к Маше. На выходные. Вернусь в понедельник. За это время подумай хорошенько, чего ты хочешь. Потому что я уже решила.
— Решила что? — он побледнел.
— Что так больше не могу. И не буду.
Я вышла, не оборачиваясь. Села в машину, завела мотор. Руки дрожали. Только когда отъехала от дома, разрешила себе расплакаться.
У Маши я провела выходные в тумане. Мы говорили обо всём и ни о чём, смотрели сериалы, пили вино. Она не давила, не советовала — просто была рядом.
В воскресенье вечером позвонил Игорь.
— Лена, приезжай. Пожалуйста. Мне есть что тебе сказать.
Голос странный — то ли взволнованный, то ли испуганный.
— Что случилось?
— Приезжай. Только приезжай.
Я вернулась в одиннадцать вечера. Игорь открыл дверь — небритый, измученный, с красными глазами.
— Проходи, — он посторонился.
В квартире пахло кофе и чем-то ещё — тревогой, что ли. Я прошла в гостиную и остановилась как вкопанная.
На столе лежали распечатки. Десятки листов с цифрами, выписками, какими-то квитанциями.
— Что это?
— Я копал, — Игорь прошёл к столу, взял одну из бумаг. — После твоего ухода я начал проверять. Все переводы маме. Все её «срочные нужды». И знаешь, что выяснил?
Я молча покачала головой.
— Она врала, — он засмеялся горько. — Почти во всём. «Лекарства» — на самом деле рестораны с подругами. «Ремонт дачи» — новая мебель, которую даже не планировала ставить, перепродала. «Срочные нужды» — казино.
— Казино? — я не поверила своим ушам.
— Онлайн, — он кивнул. — Я нашёл в её телефоне. Она оставила его здесь в прошлый раз, забыла. Я не хотел лезть, но… Короче, залез. И охренел, Лена. Она тратит на эти игры десятки тысяч. Мои десятки тысяч.
Я опустилась на диван. Информация не укладывалась в голове.
— То есть, всё это время…
— Она пользовалась мной, — он сел рядом. — Манипулировала. Давила на чувство вины. А я велся. Как последний дурак велся.
— Игорь…
— Нет, подожди, — он поднял руку. — Я звонил ей. Час назад. Всё высказал. Она сначала отпиралась, потом разозлилась. Сказала, что это мой долг — обеспечивать её. Что я обязан. Что раз уж она меня родила и вырастила…
— И что ты ответил?
— Что больше ни копейки, — он посмотрел мне в глаза. — Что любые деньги — только через тебя. С твоего согласия. Что ключи от квартиры я меняю завтра же. И что если она хочет общаться — пожалуйста, но на моих условиях. На наших условиях.
Я молчала, переваривая. Не верилось.
— Она в ярости, — продолжал он. — Кричала, что я предатель. Что ты меня испортила. Что пожалею. Но знаешь что, Лена? Мне впервые легко. Впервые за тридцать лет мне стало легко после разговора с ней.
Он взял мою руку, сжал.
— Прости меня. За всё. За то, что не слышал. За то, что не видел. За то, что ставил её выше тебя. Ты была права — я был маменькиным сыночком. Но хочу быть мужем. Твоим мужем.
Я смотрела на него — на этого измотанного, искреннего человека — и чувствовала, как внутри что-то оттаивает.
— Мне страшно верить, — призналась я. — Страшно, что это ненадолго. Что через неделю она снова позвонит, заплачет, и ты…
— Не поведусь, — он покачал головой. — Я видел цифры. Триста тысяч за два года, Лена. Триста! Мы могли купить машину. Съездить раз пять на море. Сделать ремонт. А она спускала это в казино.
— А как же любовь к матери? Долг?
— Любовь есть, — он вздохнул. — И будет. Но долг — это не бездонная яма. Я понял наконец. Ты говорила, а я не слышал. Нужна была эта… детонация, чтобы дошло.
Я обняла его. Крепко, отчаянно. Он прижал меня к себе, зарылся лицом в мои волосы.
— Дай мне шанс, — прошептал он. — Один шанс всё исправить.
— Хорошо, — я отстранилась, посмотрела в глаза. — Но с условиями. Первое — никаких тайн. Все расходы обсуждаем вместе. Второе — твоя мама приходит только по приглашению. Третье — мы идём к семейному психологу. Нам нужна помощь, Игорь.
— Согласен, — он кивнул. — На всё согласен.
— И ещё, — я улыбнулась сквозь слёзы. — Этим летом мы едем на море. На мои накопленные сорок три тысячи. И на твои, которые ты теперь не будешь переводить маме. Договорились?
— Договорились, — он поцеловал меня. — Мальдивы подойдут?
— Турция сойдёт, — я рассмеялась. — Не зарывайся.
Мы сидели обнявшись, и за окном медленно светало. Впереди было много работы — над отношениями, над собой, над границами. Вера Петровна не простит быстро, это точно. Но впервые за три года я чувствовала: мы пара. Команда. Не он с мамой против меня, а мы вдвоём против проблем.
Утром Игорь действительно вызвал мастера и поменял замок. Старые ключи отнёс маме лично, я не спрашивала, как прошла встреча — по лицу было всё понятно. Тяжело.
Через неделю мы записались к психологу. Женщина лет пятидесяти, с внимательными глазами и спокойным голосом. Она слушала нашу историю, кивала, задавала вопросы.
— Классический случай эмоционального инцеста, — сказала она в конце. — Мать использовала сына как эмоционального партнёра, не давая ему сепарироваться. А вы, Елена, пытались вклиниться в эту связь и, естественно, воспринимались как угроза.
— И что теперь? — спросил Игорь.
— Теперь учимся строить здоровые границы, — она улыбнулась. — Это долго, но возможно. Если оба готовы работать.
Мы были готовы.
Прошло три месяца. Вера Петровна звонила редко, разговоры были натянутыми, но вежливыми. Один раз попросила денег — Игорь отказал, предложил вместо этого помочь найти работу. Она обиделась, но через неделю сама нашла — продавцом в магазине одежды. Оказалось, что на пенсии можно не только сидеть дома и играть в казино.
Мы ездили в театры, ходили в кафе, планировали отпуск. Я снова купила себе платье — красное, дерзкое, дорогое. Игорь сказал, что я в нём сногсшибательна.
— Давно хотел спросить, — сказал он однажды вечером, когда мы сидели на кухне с чаем. — Как ты решилась? На тот разговор. На жёсткость. Ты всегда была такая мягкая.
— Устала, — я пожала плечами. — Устала быть мягкой. Поняла, что мягкость без границ — это не доброта. Это самоуничтожение.
— Спасибо, что не сдалась, — он взял мою руку. — Что не ушла тихо. Что заставила меня открыть глаза.
— Спасибо, что открыл, — я улыбнулась.
В апреле Вера Петровна неожиданно пригласила нас в гости. Сама приготовила ужин, накрыла стол. Было неловко, но… по-человечески.
— Я хотела извиниться, — сказала она за чаем, не глядя на меня. — Я неправильно себя вела. Много чего натворила. Игорь мне всё объяснил. Про казино, про деньги. Я… прохожу курс у психолога. От зависимости.
Я чуть не подавилась чаем.
— Серьёзно?
— Серьёзно, — она кивнула. — Поняла, что сама себя разрушала. И вас разрушала. Не прошу прощения сразу. Понимаю, что рано. Но хочу попробовать… начать заново. Если вы не против.
Игорь посмотрел на меня вопросительно.
— Можем попробовать, — сказала я осторожно. — Медленно. С границами.
— С границами, — она согласно кивнула. — Я теперь знаю, что это такое.
Мы вышли от неё поздно. Игорь вёл машину молча, потом вдруг засмеялся.
— Что? — я повернулась к нему.
— Думаю, что если бы ты тогда не поставила ультиматум, мы бы сейчас разводились. Или ты бы сломалась окончательно. А так… так у нас есть шанс. У всех нас.
— Есть, — я положила руку ему на плечо. — Небольшой, но есть.
Дома я заварила чай, мы сели на диване, включили фильм. Обычный вечер. Тихий. Спокойный. Наш.
И я подумала: иногда нужно разрушить старое, чтобы построить новое. Иногда нужно быть жёсткой, чтобы спасти мягкость. Иногда нужно поставить себя на первое место, чтобы отношения выжили.
Я не знала, что будет дальше. Но впервые за долгое время не боялась будущего.
Потому что теперь мы шли к нему вместе. По-настоящему вместе.
Да пошла твоя сестрица куда подальше со своими кредитами! Запомни, я вам не банкомат! — возмутилась жена