Елена, женщина тридцати пяти лет, с уставшими глазами, расставляла на столе праздничный сервиз — фарфоровый, с золочеными краями, подарок на давно минувшую свадьбу.
Сегодня должен был состояться ужин в честь дня рождения ее мужа, Алексея. И все бы ничего, если бы не одно роковое обстоятельство: за этим столом впервые за полгода должны были встретиться два самых важных для Алексея человека — его мама, Валентина Ивановна, и его жена, Елена.
Тот самый стол, который стал когда-то немым свидетелем ссоры, перевернувшей все с ног на голову.
Алексей нервно похаживал по гостиной, поглядывая то на жену, то на часы. Он пытался шутить с их восьмилетней дочерью, Машенькой, которая в новом платье, похожая на куклу, с серьезным видом раскладывала салфетки, чувствуя напряженную атмосферу.
— Все будет хорошо, Лен, ты не волнуйся, — произнес он, наконец, останавливаясь возле жены.
Елена лишь покачала головой, не поднимая на него глаз.
— Ты так говоришь, словно мы собираемся на переговоры с инопланетянами. Это твоя мама, Леша и моя свекровь. А после того, что она сказала…
— Мама была не права, я знаю. Она признала это и извинилась, — голос Алексея звучал неубедительно даже для него самого.
— Извинилась? — Елена на мгновение оторвалась от тарелок. — Она сказала: «Извини, если что не так». Это не извинение, Алексей, а формальность. А слова… слова, к сожалению, не стираются…
Ссора случилась полгода назад, в знойный июльский день. Повод был пустяковый — методы воспитания Машеньки.
Валентина Ивановна, женщина старой закалки, считала, что Елена слишком много позволяет дочери и растит неженку.
Елена же была сторонницей современного подхода, диалога и уважения к личности ребенка.
Искра, проскочившая во время спора о дополнительных занятиях английским, разгорелась в настоящий пожар.
Валентина Ивановна, не стерпев, что ее мнение ставят под сомнение, в сердцах бросила:
— Ты бы лучше о муже своем заботилась, а не о всех этих психологах! Смотрю я, Леша мой совсем забитый стал. Не мужчина в доме, а тень какая-то! И дочь свою эгоисткой растишь!
Елена остолбенела. Она смотрела на перекошенное лицо свекрови, на смущенно отводящего глаза Алексея, и чувствовала, как внутри нее вскипает злость.
Тихим, но абсолютно четким голосом она ответила:
— Валентина Ивановна, в этом доме мой муж — хозяин и глава семьи. А мою дочь я буду воспитывать так, как считаю нужным. И пока вы не извинитесь за эти слова, я не хочу вас видеть!
Валентина Ивановна, вся напружинившись, парировала:
— И я не намерена сидеть за одним столом с человеком, который не уважает старших и «развращает» мою внуку!
Больше они не виделись. Все попытки Алексея помирить их встречались в штыки.
Телефонные разговоры сводились к сухим формальностям. И вот теперь, в день рождения сына, Валентина Ивановна сама предложила встретиться.
— Пора прекращать этот балаган, — сказала она по телефону.
*****
Звонок в дверь заставил всех вздрогнуть. Машенька радостно вскрикнула:
— Бабушка! — и бросилась открывать.
Алексей глубоко вздохнул и направился в прихожую. Елена застыла на месте, сжимая в руке холодную фарфоровую тарелку.
Валентина Ивановна вошла в прихожую. Она несла большой торт в красивой коробке.
— С днем рождения, сынок, — произнесла женщина, позволяя Алексею помочь снять пальто.
Затем ее взгляд упал на Елену, стоявшую на пороге гостиной. Наступила тягостная пауза.
— Здравствуй, Лена, — наконец, сказала Валентина Ивановна, делая уверенный шаг вперед.
— Здравствуйте, — кивнула невестка.
Ужин начался неестественно тихо. Звучали только принужденные поздравления Алексея, звон приборов и восхищенные возгласы Машеньки по поводу бабушкиного торта.
Алексей пытался рассказывать забавные истории с работы, но его смех звучал фальшиво и одиноко.
Елена молчала, ковыряя вилкой салат. Валентина Ивановна сидела с гордо поднятой головой, но ее руки слегка дрожали. Машенька, чувствуя ледяную атмосферу, спросила:
— Мама, а почему бабушка так долго к нам не приходила? Я скучала.
Елена замерла, не зная, что ответить дочери. Алексей поспешно сказал:
— Бабушка была занята, солнышко.
Но Валентина Ивановна положила вилку. Она посмотрела прямо на Елену и произнесла:
— Мы поссорились с твоей мамой, Машенька. У взрослых иногда так бывает…
— Но теперь помирились? — с детской непосредственностью спросила девочка.
И снова наступила тишина. Елена медленно подняла глаза на свекровь. Она видела в ее взгляде ту самую обиду, ту же неуступчивость, что и полгода назад, и понимала, что в ее собственной душе ничего не изменилось. Обида никуда не ушла.
— Нет, Маша, — тихо сказала Елена. — Мы не помирились.
— И не помиримся, видимо. Я сказала то, что думала. И, наверное, зря теперь жалею о своих словах. Потому что вижу, что была по-своему права. Моего сына здесь не уважают. Его мнение никого не интересует, — Валентина Ивановна резко выпрямилась.
— Мама, хватит! Лена, прошу вас обеих, прекратите! — Алексей побледнел, но было уже поздно.
— Права? — Елена отодвинула тарелку, и ее голос зазвучал громче. — Вы были правы, обозвав меня плохой женой и матерью? Права, назвав моего мужа тенью в его же доме? Вы знаете, что творится в нашей семье? Вы живете с нами? Вы видите, как Леша заботится о нас? Как он любит дочь? Нет! Вы приезжаете раз в месяц с набором критических замечаний и думаете, что это и есть любовь?
— Любовь — это не потакание капризам! — вспыхнула Валентина Ивановна. — Любовь — это строгость и дисциплина! Я так сына воспитала, и он вырос хорошим человеком! А ты свою дочь в какую-то тепличную лиану превращаешь! Мир ее сломает!
— Мир сломает тех, у кого нет внутреннего стержня и веры в себя! А я как раз и стараюсь этот стержень в ней воспитать! Не страхом и упреками, как это, видимо, было с вашим сыном, а поддержкой и пониманием!
— Прекратите! Сейчас же! Я не позволю вам обеим унижать меня и мою семью! Мама, я твой сын, и я благодарен тебе за все, но это мой дом, моя жена и моя дочь, и мы сами решаем, как нам жить! Лена, я тебя люблю, но ты тоже переходишь все границы! — Алексей встал, со всей силы ударив ладонью по столу.
В комнате повисла гробовая тишина. Валентина Ивановна медленно поднялась. Лицо ее стало землистым.
Она смотрела на сына, и в ее взгляде было столько боли и разочарования, что Алексей не выдержал и отвел глаза.
— Значит, так, — прошептала она. — Я вырастила сына, отдала ему все, а он говорит, что это его дом. И его жена обвиняет меня в том, что я плохая мать. Хорошо.
Женщина обвела взглядом стол и посмотрела на невестку с побелевшим от гнева лицом, и на сына, сжавшего кулаки.
— Я, Валентина Ивановна Крюкова, даю клятву, — ее голос внезапно обрел стальную твердость. — Больше никогда в жизни я не сяду за один стол с тобой, Елена. Ни здесь, ни в каком другом месте, ни по какому поводу. Даже если будет гореть земля под ногами. Эта клятва — мое последнее слово!
Елена тоже встала с места. Слез в ее глазах не было, только холодная решимость.
— И я, Елена Крюкова, клянусь, что никогда не разделю с вами трапезу. Вы для меня больше не семья, а чужой человек.
Валентина Ивановна, не сказав больше ни слова, развернулась и вышла из гостиной. Алексей бросился за ней, но она уже надевала пальто в прихожей.
— Мама, подожди…
— Прощай, сынок, — гробовым голосом сказала Валентина Ивановна, не оборачиваясь. — С днем рождения тебя.
— Мама, постой, не надо так…
Однако мать ничего не ответила сыну. Она открыла дверь и вышла. Алексей сжал кулаки и устало прикрыл глаза, поняв, что больше примирить мать и жену не удастся.
— Надеюсь, ты не жалеешь. Каждому своё счастье