Римма стояла посреди гостиной, скептически оглядывая стену, которую Антон уже мысленно снёс. В его воображении здесь простиралось единое пространство, наполненное светом и мужской свободой, где он мог бы расположить огромный телевизор. В реальности же здесь висели старые, но добротные обои, а сама стена была несущей конструкцией не только дома, но и, как оказалось, их брака.
— Здесь будет арка, — безапелляционно заявил Антон, постукивая костяшкой пальца по штукатурке. — Я уже договорился с бригадой. Завтра придут делать замеры. Надо расширять горизонты, Римма. Мы живём как кроты.
Римма, до этого молча перебиравшая документы на столе, подняла голову. В её взгляде не было привычной мягкости. Она работала руководителем отдела логистики в крупной транспортной сети, и её день состоял из решения проблем, созданных бестолковыми людьми. Домой она приходила отдыхать, а не воевать. Но Антон, работавший обычным менеджером по продаже сантехники, видимо, решил, что настал его звёздный час архитектора.
— Никакой арки не будет, — спокойно произнесла она.
Антон обернулся, на его лице застыла снисходительная улыбка.
— Дорогая, не начинай. Я мужчина, я решаю вопросы обустройства нашего гнезда. Тебе понравится. Простор, воздух…
— Антон, ты не слышишь? — голос Риммы стал тверже. — Я сказала НЕТ.
Он нахмурился. Его всегда раздражало, когда жена включала «начальницу» дома.
— Почему это «нет»? Мы женаты три года. Я здесь живу. Я имею право решать, как будет выглядеть наша квартира.
Римма вздохнула, сняла очки и устало потерла переносицу. Этот разговор должен был состояться давно, но она жалела его самолюбие. Теперь жалеть было нечего.
— Антон, сядь.
— Я не хочу сидеть! Я хочу знать, почему я не могу сделать ремонт в своей квартире!
— Потому что это не твоя квартира, — отчеканила Римма. — И даже не моя.
Антон замер. Его рука, занесенная для очередного выразительного жеста, повисла в воздухе.
— В смысле? — глухо спросил он. — Мы же здесь живем. Ты говорила…
— Я говорила, что у меня есть жилье. Я не говорила, что оно в моей собственности, — Римма говорила четко, дозируя информацию, как лекарство. — Эта квартира принадлежит моей тетке, Жанне. Она живет в Канаде уже десять лет. Она разрешила мне здесь жить, платить только коммуналку и поддерживать порядок. Но любые перепланировки, сносы стен и «арки» категорически запрещены. Квартира должна оставаться в том виде, в котором она её оставила, на случай, если она решит вернуться или продать её.
Лицо Антона медленно меняло цвет. Сначала оно стало серым, потом пошло красными пятнами.
— То есть как… тетки? — он опустился на диван, словно у него подогнулись колени. — А я? Я вкладывал сюда деньги… Я купил тот смеситель в ванную! Я клеил плинтуса!
— Смеситель стоил три тысячи, Антон. Плинтуса ты клеил, потому что сам так захотел, хотя я предлагала нанять мастера. Ты живешь здесь бесплатно три года. В центре. Не платя ни копейки за аренду. Ты считаешь, что смеситель дает тебе право собственности?
— Ты меня обманула, — прошипел он, глядя на жену, словно на врага. — Ты заставила меня поверить, что у меня есть дом.
— Ты сам себе это придумал, — парировала Римма. — Ты не имеешь отношения ни к квартире, ни к даче! — напомнила Римма своему мужу. — Ты прекрасно знал, что мы не оформляли никаких документов. Ты просто решил, что раз ты здесь спишь, то ты здесь хозяин.
— Ах значит так… — Антон вскочил, его губы дрожали. — Значит, я здесь никто? Приживалка? Квартирант?
— Ты мой муж. Был бы, если бы не начал делить квадратные метры, которые тебе не принадлежат.
Антон вылетел из комнаты, громко хлопнув дверью. Стены, которые он так мечтал разрушить, содрогнулись.
Часть 2. Ядовитые корни
Следующие несколько дней прошли в тяжелой, ватной атмосфере. Антон ходил по квартире как тень, демонстративно не касаясь ничего, кроме своих личных вещей. Он спал на краю кровати, отвернувшись к стене, и всем своим видом транслировал глубочайшую обиду вселенского масштаба. Он чувствовал себя преданным. В его картине мира мужчина, приходящий в дом женщины, автоматически становился капитаном корабля. А теперь выяснилось, что он всего лишь пассажир, которого в любой момент могут высадить в шлюпку.
В поисках поддержки Антон позвонил матери. Он ожидал праведного гнева, сочувствия, слов о том, какая Римма коварная особа.
— Мам, ты представляешь? — жаловался он в трубку, расхаживая по кухне, пока Риммы не было. — Она всё это время скрывала! Это теткина хата! Я там никто! Я полку прибивал, я душу вкладывал!
На том конце провода повисла пауза. Лидия Петровна, женщина простая, но житейски мудрая, не спешила лить масло в огонь.
— Антоша, — наконец сказала она голосом, лишенным той жалости, на которую он рассчитывал. — А чего ты взбеленился? Римма тебе жена. Живете хорошо, чисто, район хороший. Какая тебе разница, чья там бумажка в реестре, пока вас не гонят?
— Мама! Ты не понимаешь! — возопил Антон. — Я чувствую себя ущербным! У меня ничего нет!
— Ну так заработай, — спокойно отрезала мать. — Римма права. Это не твое. И не её. Скажи спасибо, что по съемным углам не мыкаетесь. И не смей требовать того, что не заслужил. Иди ты к лешему со своими амбициями на пустом месте.
Антон швырнул телефон на стол. Предательство. Кругом предательство. Даже родная мать встала на сторону этой… этой землевладелицы.
Вечером, когда Римма вернулась с работы, уставшая после бесконечных совещаний, Антон встретил её на кухне. Он сидел за столом, перед ним стояла пустая кружка. Вид у него был такой, словно он только что похоронил любимую собаку.
— Что с ужином? — спросил он вместо приветствия.
Римма подняла бровь. Она только вошла.
— В холодильнике есть суп. Разогрей. Или у тебя руки отсохли от страданий?
— Я разговаривал с матерью, — многозначительно произнес Антон, игнорируя её тон.
— И что сказала Лидия Петровна? Посоветовала тебе собрать чемоданы?
Антон скрипнул зубами.
— Она сказала, что ты права. Формально.
— Формально? — Римма усмехнулась, наливая себе воды. — Антон, я права фактически.
— Но ты не понимаешь одного! — он ударил ладонью по столу. — Ты унижаешь меня своим превосходством! У тебя есть всё: карьера, машина, перспективы. Даже эта квартира, пусть теткина, но ты здесь хозяйка. А у меня что? Старая «девятка», которая сгнила в гараже отца, и работа, где меня каждый день шпыняет начальник?
— И кто в этом виноват? — Римма облокотилась о столешницу. — Я мешаю тебе искать другую работу? Я мешаю тебе учиться?
— Мне просто не повезло с родней! — выкрикнул он. — Твоя тетка в Канаде, дед оставил тебе дачу… Тебе всё принесли на блюдечке! А я должен грызть землю? Это несправедливо! Я чувствую себя не мужчиной рядом с тобой, а… аксессуаром!
Его лицо исказила гримаса зависти и боли. Это была не просто обида, это была глубокая, черная зависть неудачника к тому, кто оказался удачливее.
— Антон, перестань себя накручивать. Типун тебе на язык с такими речами.
— Нет, Римма. Это не накручивание. Это факт. Я гол как сокол. И это разрушает наш брак.
Часть 3. Сделка с совестью
Суббота началась не с отдыха, а с продолжения кошмара. Антон, видимо, вынашивал план всю ночь, потому что за завтраком он выглядел пугающе решительным. Его глаза лихорадочно блестели.
Римма пила кофе, просматривая новости на планшете. Она надеялась, что буря улеглась, но атмосфера в кухне была наэлектризована до предела.
— Я подумал, — начал Антон, даже не притронувшись к еде. — Есть способ всё исправить. Вернуть мне достоинство.
Римма напряглась, откладывая планшет.
— О чем ты?
— Квартира теткина, ладно. Тут я ничего не могу сделать, — он говорил быстро, словно боялся, что его перебьют. — Но у тебя есть дача. Дедова дача. Двухэтажный дом, баня, десять соток. Она оформлена на тебя.
— И? — голос Риммы упал на несколько градусов.
— Перепиши её на меня.
Римма моргнула, думая, что ослышалась.
— Что?
— Сделай дарственную на меня, — повторил Антон, глядя ей прямо в глаза с какой-то безумной надеждой. — Это уравняет нас. Я буду чувствовать, что у меня есть недвижимость, что я хозяин. Я буду заниматься домом, садом. Я буду чувствовать себя мужчиной! Это спасет нашу семью, Римма. Ты же богатая, у тебя останется наследство от тетки в будущем. А мне нужно что-то сейчас. Чтобы я не был голодранцем в твоих глазах.
Римма смотрела на мужа и видела перед собой совершенно незнакомого человека. Жадность смешалась в нём с инфантильной наглостью, создав уродливый коктейль.
— Ты себя слышишь, Антон? — тихо спросила она. — Ты требуешь, чтобы я отдала тебе наследство моего деда, который строил этот дом своими руками двадцать лет? Чтобы потешить твое эго?
— Не эго, а справедливость! — взвился он. — Мы семья! У нас должно быть всё общее! Но раз ты такая жадная, разделим сферы влияния. Тебе — квартира, мне — дача. Это честно!
— Квартира не моя! — рявкнула Римма. — Сколько раз тебе повторять?
— Ну так будет твоя! А дача уже твоя! Тебе что, жалко для мужа? Я ведь не чужой человек! Ты просто жадная стерва, которая трясется над своими квадратными метрами!
— Антон, ты болен. Тебе лечиться надо.
— Да пошла ты к бесам со своими нравоучениями! — заорал он, вскакивая. — Я требую уважения! Я требую своей доли! Если ты не перепишешь на меня дачу, значит, ты меня не любишь! Значит, я для тебя пустое место!
— Ты шантажируешь меня любовью ради недвижимости? — Римма встала, её руки не дрожали, они наливались тяжелой силой. — Ты хочешь стать мужчиной за мой счет?
— Я хочу гарантий! — брызгал слюной Антон. — Гарантий, что завтра ты не вышвырнешь меня, как пса! Перепиши дачу, и мы будем жить счастливо. Я закрою глаза на то, что ты зарабатываешь больше. Я прощу тебе это унижение!
— Ты простишь мне, что я зарабатываю? — переспросила Римма, осозновая, как внутри неё поднимается темная, горячая волна. Это был не просто гнев. Это была ярость, смешанная с омерзением.
Часть 4. Ярость валькирии
— Да, прощу! — Антон уже не мог остановиться. Его несло. — Ты думаешь, мне легко? Каждый день видеть, как ты садишься в свою иномарку, а я иду на маршрутку? Видеть, как ты покупаешь шмотки, на которые мне надо пахать три месяца? Ты подавляешь меня! Ты кастрируешь меня своим успехом! Ты должна поделиться, чтобы восстановить баланс! Да будь ты проклята со своими деньгами, если не понимаешь элементарных вещей!
Римма схватила со стола тяжелую керамическую сахарницу. Антон инстинктивно отшатнулся, но в его глазах все еще горело наглое требование.
— Да катись ты колбасой, импотент несчастный! — заорала Римма.
Это был не крик обиженной женщины. Это был рёв разъяренной хищницы. Антон ожидал слез, оправданий, попыток его успокоить, уговорить. Он привык, что женщины боятся скандалов. Но Римма не боялась. Она превратилась в ураган.
— ТЫ! — она швырнула сахарницу в стену, в сантиметре от его головы. Керамика разлетелась вдребезги, сахар белым облаком осел на полу. — ТЫ СМЕЕШЬ МНЕ УКАЗЫВАТЬ? ТЫ, НИЧТОЖЕСТВО, КОТОРОЕ ЗА ТРИ ГОДА НЕ СМОГЛО ДАЖЕ ЗАМЕНИТЬ КРАН БЕЗ НЫТЬЯ?
Антон вжался в спинку стула. Он никогда её такой не видел. Римма наступала на него, её лицо было перекошено от отвращения и злости.
— ТЫ ХОЧЕШЬ ПОЧУВСТВОВАТЬ СЕБЯ МУЖЧИНОЙ? ТАК БУДЬ ИМ! — орала она, хватая его сумку с ноутбуком со стула и вытряхивая содержимое прямо на пол. — ИДИ И ЗАРАБОТАЙ! КУПИ СЕБЕ КВАРТИРУ! КУПИ МАШИНУ! ПОСТРОЙ ДОМ! А НЕ ВЫКЛЯНЧИВАЙ У ЖЕНЫ КУСКИ ЕЁ ЖИЗНИ!
— Римма, успокойся… ты чего… — пролепетал Антон, бледнея.
— ЗАТКНИСЬ! — прервала она. В ход пошла ваза с фруктами. Яблоки покатились по кухне, как пушечные ядра. — ТЫ ПОСМЕЛ УПРЕКНУТЬ МЕНЯ В ТОМ, ЧТО Я РАБОТАЮ? В ТОМ, ЧТО У МЕНЯ ЕСТЬ МОЗГИ? ТЕБЕ С ТВОЕЙ ЗАВИСТЬЮ НУЖНО НЕ ИМУЩЕСТВО, А НАМОРДНИК!
Антон вскочил и попытался ретироваться в коридор, но Римма преградила ему путь. Она не била его, нет. Она уничтожала его морально своей энергией, своей неукротимой силой.
— ТЫ ХОТЕЛ ДАЧУ? ЧТОБ ТЕБЯ РАЗОРВАЛО ОТ ТВОЕЙ ЖАДНОСТИ! Я ЛУЧШЕ СОЖГУ ЭТУ ДАЧУ, ЧЕМ ОТДАМ ТАКОМУ ПРИСПОСОБЛЕНЦУ, КАК ТЫ!
— Тише, соседи услышат… — жалко пискнул он.
— ПЛЕВАТЬ МНЕ НА СОСЕДЕЙ! — Римма схватила его куртку с вешалки и швырнула ему в лицо. Металлический замок больно ударил Антона по щеке. — ПОШЕЛ ВОН! УБИРАЙСЯ ОТСЮДА! СЕЙЧАС ЖЕ! ЧТОБЫ ДУХУ ТВОЕГО ЗДЕСЬ НЕ БЫЛО ЧЕРЕЗ ПЯТЬ МИНУТ!
— Римма, давай поговорим спокойно… я погорячился…
— СПОКОЙНО? — она расхохоталась страшным, истерическим смехом. — Ты хотел «гарантий»? Вот тебе моя гарантия: если ты сейчас же не свалишь, я позову соседа и скажу, что ты меня грабишь! И я не посмотрю, что ты мой муж! ДА ПРОПАДИ ТЫ ПРОПАДОМ!
Она схватила его ботинки и вышвырнула их на лестничную площадку, открыв входную дверь настежь.
— ВЫМЕТАЙСЯ!
Антон, подхватив куртку и прыгая на одной ноге, пытаясь на ходу обуться, вылетел в подъезд. Он был ошеломлен. Он думал, что прижал её к стенке, а оказалось, что он разбудил дракона, который спалил его дотла. Стальная дверь захлопнулась перед его носом с гулким грохотом, отсекая его от «уютного гнездышка», «теткиной квартиры» и надежд на дачу.
Часть 5. Король руин
Спустя два часа Антон сидел на кухне у матери, в старой «хрущевке», где пахло лекарствами и старостью. Вокруг него валялись наспех собранные пакеты с вещами, которые Римма великодушно выставила за дверь чуть позже.
Он сидел на табурете, глядя на облупившуюся краску на подоконнике. Лидия Петровна сухо гремела кастрюлями у плиты. Она уже выслушала сбивчивый рассказ сына, в котором он был жертвой женской истерии и немотивированной агрессии.
— Она сумасшедшая, мам, — бормотал Антон, потирая ушибленную щеку. — Набросилась на меня, как ведьма. Я просто предложил вариант, как укрепить семью… А она… Жадная тварь. У неё денег куры не клюют, а мужу пожалела клочок земли.
Лидия Петровна выключила газ под чайником и повернулась к сыну. В её взгляде было столько тяжелого разочарования, что Антону стало не по себе.
— Дурак ты, Антошка, — сказала она без злости, но с безнадежностью. — Ой, дурак. Была у тебя баба золотая. Умная, красивая, при должности. В дом привела, кормила, поила. А ты?
— Что я? Я хотел справедливости!
— Справедливости? — мать горько усмехнулась. — Ты хотел халявы. Ты захотел властвовать там, где гвоздя не забил. Ты думал, она тебе кланяться будет, если ты на неё голос повысишь? А она тебе показала, кто в доме на самом деле мужик. Тот, кто может и заработать, и защитить свое.
— Ты опять за неё? — взвизгнул Антон. — Я твой сын!
— Вот это и обидно, — вздохнула Лидия Петровна. — Что вырастила я такого… мелочного. Живи теперь здесь. Спать будешь на раскладушке в проходной. Отец твой, царствие небесное, тоже звезд с неба не хватал, но чужого куска никогда не просил.
Антон сжал зубы. Да ну их всех к чертям собачьим! Никто его не понимает. Никто не ценит его тонкую душевную организацию.
Он достал телефон, чтобы написать Римме гневное сообщение, потребовать извинений, пригрозить разделом имущества (хотя делить было нечего), но увидел, что он везде заблокирован. В соцсетях, в мессенджерах, везде. Его словно стерли ластиком из её жизни.
Антон оглядел крохотную кухню матери. Кафель со сколами, капающий кран, тиканье дешевых часов. Это было его королевство теперь. Королевство, которое он заслужил.
— Ничего, — прошептал он злобно, сжимая кулак. — Она еще приползет. Она поймет, что деньги не греют ночью. Она пожалеет, что выгнала мужика.
Но в глубине души, там, где еще оставались крупицы здравого смысла, он понимал: Римма не приползет. И греть её будет отличная система отопления в центре города и свобода от паразита, который так и не понял, что мужчиной делает не запись в Росреестре, а поступки.
Антон налил себе остывший чай, посмотрел в темное окно и почувствовал, как внутри разрастается холодная пустота. Он проиграл всё. Он поставил на кон семью ради жажды собственности и остался с дыркой от бублика. И самое страшное — винить, по-настоящему винить, кроме себя, было некого. Но признать это — значило бы убить в себе остатки того самого раздутого эго, за которое он так держался. Поэтому он выбрал проклинать.
— Жадная стерва, — прошипел он в пустоту. — Подавись своей дачей.
А где-то в центре города Римма вызывала клининговую службу, чтобы вычистить квартиру от осколков, сахара и последних следов присутствия человека, который так и не стал ей родным. Она дышала глубоко и свободно, чувствуя, как гнев уступает место удивительному спокойствию.
— Ты когда последний раз менял майку? — спросила жена у мужа и села в кресло перед монитором