Марина услышала звонок в дверь, когда укладывала Лёшку на дневной сон. Ребёнок только-только начал засыпать, его веки тяжелели, пухлые пальчики разжимались на её груди. Звонок прозвучал снова — настойчиво, требовательно. Марина осторожно переложила сына в кроватку и пошла открывать, на ходу поправляя светлые волосы. Она покрасилась в блонд месяц назад — захотелось перемен после зимней серости.
На пороге стояла Валентина Петровна с двумя огромными сумками.
— Здравствуй, Мариночка, — свекровь протиснулась в прихожую, не дожидаясь приглашения. — Я на неделю. Андрюша звал, сказал, что у него проект сложный, я решила, что вам помощь нужна.
Марина растерянно моргнула. Андрей не говорил ей ни о каком приглашении. Но спорить было поздно — Валентина Петровна уже сбрасывала туфли и направлялась в комнату.
— Лёшка спит, тише, пожалуйста, — Марина попыталась перехватить свекровь, но та уже остановилась посреди гостиной, оглядываясь с выражением человека, инспектирующего территорию.
— Блондинка, значит, стала, — Валентина Петровна прищурилась, разглядывая невестку. — А зачем? Тебе шатенкой шло больше. Это что, мода какая-то?
— Мне просто захотелось, — Марина почувствовала, как натягивается струна внутри. Этот тон она узнавала — начиналось.
— Захотелось, — повторила свекровь, и в этом слове прозвучало столько осуждения, словно Марина призналась в чём-то постыдном. — Ну-ну. А маникюр-то какой яркий. Красный. Замужние женщины обычно что-то более скромное выбирают.
Марина посмотрела на свои ногти — аккуратный красный маникюр, который она сделала позавчера, пока мама сидела с Лёшкой. Ей нравилось, как выглядят её руки. Андрей тоже заметил, даже поцеловал ей пальцы.
— Валентина Петровна, может, чаю? — она решила сменить тему.
— Потом, потом. Дай сначала вещи разложу. Ты мне в гостиной постелишь?
Следующие три дня превратились в медленную пытку вежливостью. Валентина Петровна обосновалась в квартире как генерал на захваченной территории. Она вставала рано, варила кашу, которую никто не ел, потому что Марина готовила завтрак по-своему, перемывала уже чистую посуду и комментировала каждое движение невестки.
— Опять в спортзал собралась? — свекровь подняла брови, когда Марина на третий день появилась в лосинах и топе. — Лёшка маленький ещё. Матери с грудными детьми по фитнесам не бегают.
— Моя мама придёт, посидит с ним, — Марина застёгивала кроссовки, стараясь не смотреть на свекровь. — Я три раза в неделю хожу. Мне нужно.
— Нужно, — Валентина Петровна фыркнула. — После родов я два года даже в парикмахерскую не ходила. Некогда было. А ты вон какая — и в спортзал, и маникюр, и причёска. Для кого стараешься-то?
Марина замерла, не веря своим ушам.
— Что вы имеете в виду?
— А то ты не понимаешь, — свекровь налила себе чай, демонстративно отворачиваясь. — Для мужа женщины так не стараются. Это я тебе как опытная скажу. Когда жена начинает себя выставлять на показ — тут два варианта: либо любовник, либо ищет.
Кровь бросилась Марине в лицо. Она выпрямилась, сжав кулаки.
— Вы сейчас серьёзно? У меня любовник, потому что я хожу в спортзал?
— Я ничего не утверждаю, — Валентина Петровна пожала плечами с невинным видом. — Просто говорю, как оно обычно бывает. Приличная замужняя женщина должна о семье думать, а не о себе. Вот я в твои годы что носила? Удобные брюки, да тёплые кофты, чтобы с Андрюшей гулять, кашу варить. А ты вся в обтяжку, юбочки короткие, каблуки. На показ.
— Это называется «ухаживать за собой», — Марина старалась говорить ровно, но голос предательски дрожал. — Мне двадцать семь. Я хочу быть красивой для своего мужа. Что в этом плохого?
— Для мужа, говоришь? — свекровь хмыкнула. — Ну-ну. Андрюша на работе с утра до ночи, проект сдаёт. А ты в спортзал. Интересно, интересно.
Марина развернулась и вышла из квартиры, боясь, что скажет что-то непоправимое. На лестнице она прислонилась к стене, пытаясь отдышаться. Любовник. Господи. Она растила их сына, вставала к нему по ночам, кормила грудью, и всё равно находила силы выглядеть хорошо — для себя, для Андрея, для их семьи. А в ответ — обвинения.
Вечером она попыталась поговорить с мужем.
— Андрей, твоя мама намекает, что у меня роман.
— Что? — он не отрывался от ноутбука, пальцы быстро бегали по клавиатуре. — Маринка, прости, у меня через час созвон. Потом поговорим?
— Андрей, это важно. Она говорит, что я слишком ухаживаю за собой, что это подозрительно.
— Ну мама всегда такая, ты же знаешь, — он наконец посмотрел на неё, но рассеянно, мыслями оставаясь в цифрах на экране. — Не обращай внимания. Она из чувства заботы.
— Из заботы? — Марина почувствовала, как что-то холодное сжимается в груди. — Она обвиняет меня в измене, а ты говоришь «из заботы»?
— Не обвиняет же, просто… — он вздохнул, потёр переносицу. — Марин, у меня правда сейчас аврал. Мы через три дня сдаём. Давай потом это обсудим, а? Мама скоро уедет.
«Потом», подумала Марина, возвращаясь на кухню, где Валентина Петровна мыла уже чистую плиту. Всё всегда потом. Её чувства, её граница, её достоинство — всё это можно подождать, пока у Андрея не закончится очередной проект.
На четвёртый день Марина вернулась с тренировки выжатая, усталая, но довольная — она наконец-то смогла сделать полноценную растяжку. В прихожей её встретила необычная тишина. Валентина Петровна ушла на шоппинг, о чём сообщила запиской на холодильнике. Андрей, как обычно, сидел у себя, за компьютером.
Марина прошла в ванную, но на пороге споткнулась о что-то большое. На полу, посреди коридора, стоял огромный чёрный мусорный пакет.
Она нагнулась, развязала его и замерла.
В пакете лежали её вещи. Розовая блузка с открытыми плечами, которую она купила в прошлом месяце. Коралловое платье — подарок Андрея на день рождения. Три помады — красная, сливовая, ягодная. Тени для век. Узкие джинсы. Короткая юбка. Туфли на каблуках. Всё аккуратно сложено, словно кто-то готовил эти вещи к отправке.
Марина медленно опустилась на корточки, перебирая содержимое. Руки дрожали. Это было методично. Валентина Петровна прошлась по всему шкафу, выбрала всё, что считала «вызывающим», и приготовила на выброс. Как мусор. Словно у Марины не было права носить то, что ей нравится. Словно она не хозяйка в собственном доме.
Она поднялась и пошла к кабинету. Андрей сидел в наушниках, что-то обсуждая с коллегами. Марина постучала в стекло двери. Он поднял палец — подожди минуту.
Она подождала. Потом ещё минуту. И ещё.
Через десять минут Андрей снял наушники.
— Что случилось? Это не могло подождать?
— Твоя мама собрала мои вещи в мусорный пакет, — Марина говорила очень тихо, потому что боялась закричать. — Мои помады, мою одежду. Она хочет их выбросить.
Андрей закрыл глаза, потёр лицо руками.
— Марин, ну не сейчас. Прошу тебя. Я не могу это обсуждать прямо сейчас. У меня через три минуты снова созвон с заказчиком. Это проект на полтора миллиона. Я не могу сорвать встречу из-за… из-за какого-то пакета.
— Из-за какого-то пакета? — она не узнала собственный голос. — Это мои личные вещи. Твоя мать влезла в мой шкаф, порылась в моих вещах и решила, что имеет право выбросить их, как мусор. А ты говоришь «не сейчас»?
— Что ты хочешь, чтобы я сделал? — он смотрел на неё с усталым раздражением. — Устроил скандал перед созвоном? Поговорю с ней вечером, обещаю. Вытащи вещи из пакета и всё.
— Поговоришь, — повторила она. — Как ты говорил вчера, когда она обвинила меня в измене?
— Она не обвиняла, — Андрей покачал головой. — Просто высказала беспокойство. Это разные вещи.
— Для тебя, может быть, — Марина развернулась и вышла.
В гостиной она остановилась посреди комнаты, глядя в окно. Внизу, во дворе, гуляли молодые мамы с колясками. Жизнь шла своим чередом. А здесь, в этой квартире, кто-то методично разбирал её личные вещи, решая, что ей можно носить, а что нет. И её муж считал это недостойным своего внимания.
Что-то внутри Марины окончательно перегорело.
Она прошла в комнату, где были сложены вещи Валентины Петровны. Достала из шкафа сумку свекрови, аккуратно вытащила оттуда одежду. Халат. Ночная рубашка. Тапочки. Запасные туфли. Кофты. Юбки. Косметичка с кремами. Всё, что Валентина Петровна привезла с собой.
Марина сложила это в те же пакеты, что свекровь приготовила для её вещей. Потом вышла на балкон.
Они жили на первом этаже. Внизу был лишь ухоженный газон.
Она не думала. Просто действовала, чувствуя странное спокойствие.
Один пакет полетел вниз. Потом второй.
Они шлёпнулись на траву, содержимое частично высыпалось — цветастые кофты, тапочки, тюбики с кремом.
Марина постояла на балконе, глядя вниз, потом вернулась в квартиру. Села на диван. Достала телефон и написала маме: «Заберу Лёшку сегодня сама».
Вечером входная дверь бодро хлопнула. Послышался голос Валентины Петровны:
— Мариночка, я нагулялась! Где ты?
Марина сидела на кухне, пила чай. Лёшка спал — день у бабушки и вечернаяя прогулка его утомили.
— Андрюша! — свекровь прошла в коридор. — Андрей!
Дверь кабинета открылась.
— Мам, что случилось?
— Где мои вещи? — голос Валентины Петровны зазвучал пронзительно. — Я их в комнате оставляла, а теперь ничего нет! Ни сумки, ни одежды!
— Что? — Андрей вышел в коридор. — Марина!
Марина допила чай, поставила чашку и пошла к ним. Они стояли у двери комнаты для гостей — Андрей растерянный, Валентина Петровна красная от возмущения.
— Где вещи моей матери? — Андрей смотрел на жену непонимающе.
— Я выбросила вещи твоей матери с балкона, — спокойно сказала Марина.
Повисла тишина. Валентина Петровна открыла рот, но сначала не смогла произнести ни звука. Потом:
— Ты что?! Ты… ты выбросила?!
— Да, — Марина держала руки в карманах халата, чувствуя себя удивительно спокойной. — Так же, как вы собирались выбросить мои вещи. В мусорный пакет и за борт.
— Ты спятила? — Андрей схватился за голову. — Марина, какого чёрта?!
— Она собрала мою одежду в пакет, — Марина говорила ровно, глядя мужу в глаза. — Мои личные вещи. Порылась в моём шкафу, достала мои помады, мою одежду и приготовила всё это на выброс. Без моего разрешения. В моём доме. Я просто сделала то же самое с её вещами.
— Я хотела тебя вразумить! — завопила Валентина Петровна. — Ты ведёшь себя неприлично! Замужняя женщина с ребёнком не должна так одеваться!
— А замужняя женщина с ребёнком должна терпеть оскорбления в собственном доме? — Марина повысила голос впервые. — Должна выслушивать намёки на измену? Должна позволять рыться в её личных вещах?
— Марина, ты вообще понимаешь, что ты сделала? — Андрей был бледен. — Там были личные вещи моей матери!
— Понимаю, — она кивнула. — Я выбросила чужие вещи без спроса. Ровно то, что собиралась сделать твоя мать с моими. Только я довела дело до конца.
— Это совсем другое! — Валентина Петровна задыхалась от ярости. — Я из благих намерений! Я хотела образумить тебя! А ты… ты…
— Я защитила свои границы, — Марина чувствовала, как становится выше своего роста. — Валентина Петровна, вы неделю говорите мне, что я плохая мать, плохая жена, что у меня роман, что я одеваюсь как распутница. Вы залезли в мой шкаф и решили, что имеете право выбросить мои вещи. Вы не имеете такого права. Это мой дом, моя семья, моя жизнь.
— Андрей! — свекровь развернулась к сыну, слёзы текли по её лицу. — Ты слышишь, как она со мной разговаривает?! Я тебя растила, одна поднимала, а эта… эта…
— Мама, успокойся, — Андрей растерянно похлопал её по плечу, но смотрел на Марину с нескрываемым гневом. — Марина, немедленно спустись вниз и принеси вещи.
— Нет, — она покачала головой.
— Что значит «нет»?! — он шагнул к ней. — Ты понимаешь, что ты сейчас устроила?
— Я понимаю, что я защитила себя, — Марина взяла сумку, телефон. — Мне нужно подышать свежим воздухом. Когда вернусь, надеюсь, вашей матери здесь не будет.
— Ты меня выгоняешь?! — Валентина Петровна всхлипнула. — Из дома собственного сына?!
— Я прошу покинуть мой дом человека, который оскорблял меня, обвинял в измене и покушался на мою собственность, — Марина надела куртку. — Андрей, решай сам. Но пока твоя мать здесь — меня и Лёшки не будет.
Она вышла из квартиры под вопли Валентины Петровны и молчание мужа.
На улице Марина остановилась, прислонилась к стене подъезда. Руки тряслись, но не от страха. От облегчения. Она наконец-то сказала. Наконец-то сделала. Не промолчала, не стерпела, не отложила «на потом».
Она посмотрела на газон, где валялись вещи свекрови. Несколько соседских детей с интересом их разглядывали. Марина отвернулась и пошла вдоль проспекта.
Она снова позвонила в дверь матери. Мама не спрашивала ничего, только налила чай и гладила дочь по спине.
— Я правильно сделала? — наконец спросила Марина.
— А ты как думаешь? — мама посмотрела на неё внимательно.
— Думаю, что да, — Марина крепче обняла чашку. — Думаю, что иначе было нельзя.
— Тогда всё правильно, — мама поцеловала её в макушку. — Границы нужно защищать. Всегда. Даже от родни.
Когда Марина вернулась домой, в квартире горел только один светильник в гостиной. Андрей сидел на диване, с уснувшим на руках сыном.
— Мама уехала, — сказал он, не поднимая глаз. — Забрала все вещи с улицы и уехала.
Марина кивнула, прошла в детскую, уложила Лёшку в кроватку. Когда вернулась, Андрей всё ещё сидел в той же позе.
— Ты понимаешь, что ты устроила? — он посмотрел на неё, и в его глазах была обида, непонимание. — Это моя мать.
— Я понимаю, — Марина села напротив. — И я не жалею.
— Как ты можешь не жалеть? Она плакала. Она…
— Андрей, — перебила его Марина, — твоя мать неделю унижала меня в моём собственном доме. Она обвинила меня в измене. Она порылась в моих вещах и собрала их на выброс, потому что решила, что я одеваюсь неприлично. А ты каждый раз просил меня подождать, не беспокоить тебя, потерпеть.
— У меня был важный проект…
— Я твоя жена, — голос Марины задрожал. — Мать твоего ребёнка. Я тоже важна. Мои чувства важны. Моё достоинство важно.
Андрей молчал, глядя в пол.
— Ты хоть раз встал на мою сторону? — продолжала Марина. — Хоть раз сказал ей, что она неправа? Или для тебя моё желание быть красивой для собственного мужа — это тоже что-то подозрительное?
— Я не думаю, что у тебя роман, — он поднял голову. — Конечно, нет.
— Но ты не сказал этого ей, — Марина почувствовала, как наворачиваются слёзы. — Ты вообще ничего ей не сказал. Потому что проект важнее. Потому что «мама такая, ты же знаешь». Потому что я должна терпеть, а вы — нет.
— Это была крайность, — он покачал головой. — Выбросить её вещи…
— А собрать мои вещи в мусорный пакет — это не крайность? — Марина встала. — Андрей, я люблю тебя. Я хочу быть с тобой. Но я не буду терпеть неуважение к себе. Ни от кого. Даже от твоей матери. И если ты не можешь это понять…
Она не договорила. Прошла в спальню, закрыла дверь.
Андрей остался сидеть в гостиной до поздней ночи. Марина не спала, слышала, как он ходит по комнате, что-то бормочет себе под нос, снова садится.
Когда он наконец лёг рядом, было далеко за полночь.
— Мама звонила, — сказал он утром, когда Марина открыла глаза. — Плакала. Говорит, что я должен с тобой развестись.
Марина напряглась, но промолчала.
— Я сказал ей, что она была неправа, — продолжал Андрей. — Что не должна была лезть в твои вещи. Что не должна была говорить про… про то. Что ты хорошая жена и мать.
Марина повернулась к нему. В утренней темноте она едва различала его лицо.
— И что она ответила?
— Что я предал её ради какой-то бабы, — он усмехнулся горько. — Что ты меня околдовала. Что раньше я был другим.
— Может, так и было, — тихо сказала Марина. — Может, раньше ты был маменьким сынком, который ставил её мнение выше мнения жены.
Андрей молчал так долго, что она решила, что он обиделся. Но потом он заговорил:
— Знаешь, я всю жизнь делал так, как она хотела. Институт — тот, что она выбрала. Работа — та, что она одобрила. Даже с тобой познакомился, потому что она сказала, что мне пора жениться. И я думал, что это нормально. Что так и должно быть. А сегодня я посмотрел на неё — вот она стоит, кричит на тебя, называет тебя распутницей, — и впервые подумал: она неправа. Она совершенно неправа.
Марина осторожно взяла его за руку.
— Мне жаль, что так вышло, — сказала она. — Честно. Я не хотела устраивать скандал. Но я не могла больше.
— Я понимаю, — он сжал её пальцы. — Прости, что не защитил тебя раньше. Я был… я был трусом.
Они лежали в кровати, держась за руки, и Марина чувствовала, как что-то меняется между ними. Что-то становится прочнее.
— Ты правда думаешь, что я хорошо выгляжу? — неожиданно спросила она. — В блонде, с маникюром, в обтягивающих джинсах?
Андрей повернулся к ней, обнял.
— Я думаю, что ты самая красивая женщина, которую я знаю, — прошептал он. — И мне нравится, что ты ухаживаешь за собой. Мне нравится, что другие мужчины оглядываются на тебя. И я горжусь тобой.
Марина уткнулась ему в плечо, и по её щекам наконец потекли слёзы — облегчения, усталости, освобождения.
— Иди, умойся, — сказал он Марине. — Я сам покормлю Лёшку.
Марина остановилась в дверях ванной, наблюдая, как муж неумело, но старательно возится с сыном. Андрей поймал её взгляд и улыбнулся — виновато, но тепло.
— Между прочим, — сказал он, — мы закрыли проект. Так что теперь я весь ваш. И никаких отговорок «не сейчас».
Марина улыбнулась в ответ. Она знала, что это только начало — разговоры с Валентиной Петровной предстоят ещё долгие и сложные. Знала, что границы придётся защищать снова и снова. Но она также знала, что теперь она не одна. Что рядом с ней — не мальчик, прячущийся за спину матери, а мужчина, готовый встать на сторону своей семьи.
А остальное — приложится.
Марина посмотрела в зеркало. Светлые волосы, яркие губы, довольная собой женщина. Жена. Мать.
– Меня тошнит от тебя с первой брачной ночи! Ты мне противна! Отстань от меня! – заявил муж прямо на нашей годовщине