— Лен, ты опять эти душевые смотришь? — Голос Олега прозвучал из прихожей раньше, чем я услышала скрип двери.
Я обернулась. Муж снимал ботинки, не поднимая глаз.
— Представляешь, я почти накопила, — сказала я, не скрывая воодушевления. — Еще три недели, и можно заказывать. Мастер обещал справиться за неделю. К началу октября у нас будет совершенно другая ванная.
Олег прошел на кухню, открыл холодильник. Я знала эту его манеру — делать паузу перед важным разговором, как будто искал нужные слова среди йогуртов и контейнеров с едой.
— Слушай, а давай подумаем, — начал он наконец, доставая кефир. — У мамы скоро день рождения.
Сердце у меня неприятно екнуло. Я знала этот тон. Это был тон человека, который сейчас попросит что-то неудобное, но сделает вид, что предлагает совершенно разумную вещь.
— Шестьдесят пять, — продолжил Олег, наливая кефир в стакан. — Серьезная дата.
— Угу, — я ждала продолжения.
— Она давно просит шубу. Ну, ты же знаешь. Все ее подруги ходят в нормальных шубах, а она в этом пуховике. Пусть он и дорогой, но все равно.
Я почувствовала, как напряглись челюсти.
— Олег, при чем тут шуба твоей мамы?
— Ну как при чем? — Он повернулся ко мне, и в его глазах была искренняя уверенность, что говорит очевидные вещи. — День рождения же. Надо подарить что-то серьезное. Достойное.
— Подари, — я пожала плечами и вернулась к экрану.
— Лен, ты же понимаешь, что у меня таких денег нет. Командировка сорвалась, премию урезали. А у тебя как раз накопилось…
Я медленно обернулась. Компьютерное кресло противно скрипнуло.
— У меня накопилось на душевую кабину.
— Ну да, но это подождет же. А мама… Это один раз. Юбилей. Лена, ну это же моя мать!
Я встала. Подошла ближе. Посмотрела ему в глаза.
— Я коплю полгода, Олег. Я отказывала себе в покупаках, не ходила с девочками в рестораны, не покупала то платье, которое мне так нравилось. Шесть месяцев я каждый раз, получая зарплату, откладывала треть. Треть, Олег! Ты понимаешь, что это значит?
— Понимаю, но…
— Нет, не понимаешь! — Я почувствовала, как в горле встает комок. Не от желания расплакаться, а от ярости. — У нас ванная комната размером с гробницу фараона. Там стоит советская ванна на лапах, которая занимает половину пространства. Плитка отваливается. Затхлый запах невозможно вывести. Я каждое утро просыпаюсь и иду туда, как на каторгу!
— Ты преувеличиваешь…
— Я преувеличиваю?! — У меня задрожали руки. — Два года назад я впервые заговорила о ремонте ванной. Два года! И ты говорил: потом, потом, не сейчас. Потом у тебя была новая машина, потом — отпуск в Турции, который мы, кстати, провели с твоей мамой, потому что «она так мечтала о море». А я мечтаю о том, чтобы мыться в нормальной ванной!
Олег поставил стакан на стол. Вытер рот. Его лицо стало жестким.
— Значит, для тебя душевая кабина важнее моей матери?
— Не передергивай!
— Это ты передергиваешь! — Он повысил голос. — Мама всю жизнь для меня… для нас старалась. И я не могу подарить ей на юбилей достойный подарок, потому что моя жена хочет вместо ванны стеклянную коробку!
— Твоя жена, — я говорила медленно, по слогам, чтобы не закричать, — хочет потратить свои кровные деньги на свою квартиру, в которой она живет. Это нормально. И знаешь что еще? Твоя мама получает от нас подарки каждый праздник. Каждый! Восьмое марта, день рождения, Новый год. Мы ездим к ней на дачу и работаем там, как проклятые. Я вожу ее по врачам, потому что у тебя «совещания». Я покупаю продукты, когда она говорит, что «в их магазине ничего хорошего нет». Так что не надо мне про «старалась всю жизнь»!
Олег побледнел.
— Ты… ты это серьезно?
— Абсолютно.
— То есть ты отказываешь моей матери в шубе?
Я засмеялась. Зло, нервно.
— Я не отказываю. Я просто не буду покупать шубу на свои деньги. Хочешь сделать матери подарок — делай. Твоя мать, твой подарок. Возьми кредит, продай что-нибудь, попроси рассрочку в магазине. Но мои деньги остаются моими.
— Значит, так, — голос Олега стал ледяным. — Ты эгоистка. Обычная эгоистка.
— Возможно, — я скрестила руки на груди. — Но эгоистка с новой душевой кабиной.
Он схватил куртку.
— Я еду к маме.
— Передавай привет.
Дверь хлопнула так, что задребезжали стекла в серванте.
Я опустилась на диван и закрыла лицо руками. Внутри все дрожало. От злости, от обиды, от усталости. Почему это всегда так? Почему его мать — это святое, а мои желания — эгоизм?
Телефон завибрировал. Свекровь.
«Леночка, Олежа сказал, что у вас недопонимание. Я не хочу вас ссорить, но ты же понимаешь, что в моем возрасте… Все подруги в шубах, а я как нищенка. Мне даже стыдно с ними встречаться. Ты же добрая девочка, правда?»
Я перечитала сообщение три раза. Потом набрала ответ.
«Галина Петровна, я Вас очень уважаю. И понимаю. Но у меня есть свои планы на мои деньги. Простите.»
Отправила, не раздумывая.
Через минуту новое сообщение.
«Вот оно как. Значит, душевая кабина важнее. Понятно.»
Я заблокировала телефон и швырнула его на диван.
Олег вернулся поздно. Я уже лежала в постели, но не спала. Он разделся в темноте, молча лег на свою сторону. Между нами легла стена молчания, такая плотная, что можно было потрогать.
— Мама плакала, — сказал он в темноту.
Я промолчала.
— Ей действительно стыдно перед подругами.
— Пусть подруги купят ей шубу, раз так переживают, — не выдержала я.
— Ты невыносима.
— Взаимно.
Мы замолчали. Я слушала его дыхание. Ровное, спокойное. Он всегда так быстро успокаивался. А я лежала и думала. О ванной комнате. О шубе. О том, почему в этой семье всегда побеждает его мать.
Утром мы не разговаривали. Олег ушел рано, хлопнув дверью. Я села за компьютер и перевела деньги мастеру в качестве предоплаты. Пусть. Теперь точно не соблазнюсь потратить их на что-то другое.
Следующие дни были странными. Мы существовали в одной квартире, но как будто в параллельных измерениях. Олег приходил поздно. Я делала вид, что занята. По вечерам он говорил по телефону с матерью, и я слышала обрывки разговоров: «Да, мам… Я знаю… Обязательно что-нибудь придумаем…»
Мне было одновременно гадко и хорошо. Гадко от того, что между нами такая стена. Хорошо — потому что я наконец поставила границу.
Потом Олег уехал в командировку. На две недели. Мы попрощались формально, как соседи по лестничной площадке. Я даже обрадовалась его отъезду — можно выдохнуть, не чувствуя постоянного немого укора.
Мастер Виктор приехал на следующий день после отъезда Олега.
— Значит, так, — он обошел ванную, постукивая по стенам. — Ванну убираем, трубы переносим, здесь будет кабина. Плитку придется частично менять. Неделя работы, может, дней десять.
— Делайте, — сказала я.
Он кивнул и начал. Я слушала звуки перфоратора, скрежет железа по плитке, грохот старых обломков. Ванная умирала, чтобы родиться заново.
Каждый вечер я заходила смотреть на процесс. Старая ванна исчезла, обнажив страшную плитку под собой. Трубы, которые десятилетиями скрывались, вылезли наружу, ржавые и печальные. Потом начали расти новые стены, появилась новая плитка — светлая, кремовая, совсем не похожая на старую советскую синюю.
Олег звонил раз в день. Коротко. «Как дела? Нормально. Как у тебя? Тоже нормально». Я не говорила о ремонте. Это был мой секрет, моя маленькая революция.
День рождения свекрови наступил как раз в середине ремонта. Я отправила ей открытку и перевела пять тысяч рублей. Скромно, но по средствам. Галина Петровна прислала благодарственное сообщение, такое ледяное, что можно было отморозить пальцы при чтении.
«Спасибо, Леночка. Очень щедро. Я купила себе перчатки на эти деньги.»
Я усмехнулась и выключила смартфон.
Виктор закончил работу через девять дней. В последний день он установил кабину, подключил все системы, проверил воду.
— Все, красавица, — сказал он, вытирая руки. — Пользуйтесь на здоровье.
Я стояла на пороге ванной и смотрела. Просторная комната, белоснежная плитка, огромное зеркало, современная раковина. И душевая кабина — стеклянная, прозрачная, с хромированными ручками и тропическим душем.
Я ждала Олега.
Он вернулся поздно вечером. Усталый, с большой сумкой, помятый после поезда. Я встретила его в прихожей.
— Привет, — сказал он осторожно.
— Привет.
Мы посмотрели друг на друга. Две недели разлуки сделали нас почти чужими.
— Как съездил?
— Нормально. Устал.
Он разулся, прошел в комнату. Бросил сумку. Потянулся к телефону — наверное, позвонить матери, как всегда после приезда.
— Олег, — позвала я.
Он обернулся.
— Пойдем, покажу тебе кое-что.
Он нахмурился, но пошел за мной. Я открыла дверь в ванную и включила свет.
Олег замер на пороге.
Он стоял и смотрел. Молча. Его лицо было непроницаемым, но я видела, как дернулась жилка на виске.
— Это… — начал он.
— Душевая кабина, — закончила я. — Та самая, на которую я копила восемь месяцев.
— Ты… пока меня не было…
— Именно. Пока тебя не было.
Он обернулся ко мне. В его глазах менялись эмоции — злость, удивление, что-то еще, чего я не могла разобрать.
— Ты специально дождалась моего отъезда?
— Нет. Просто так совпало. Мастер был готов начать, я дала добро.
— А если бы я был против?
— Ты и так был против. Вернее, тебе было все равно, пока речь не зашла о твоей матери.
Олег провел рукой по лицу.
— Лена, я же сказал…
— Муж решил, что я должна купить его матери шубу, — произнесла я четко. — О, как же он ошибался.
Мы стояли лицом к лицу. Я не отводила взгляда.
— Это не смешно, — сказал Олег.
— Я и не шучу. Это мои деньги. Моя квартира тоже, между прочим. Я собственник, если ты забыл. И это моя жизнь, мой комфорт. Я устала быть удобной.
— Удобной? — он повысил голос. — Я тебя когда-то просил быть удобной?
— Постоянно! — Я тоже говорила громче. — Каждый раз, когда мне приходится отказываться от своих желаний ради твоей матери. Каждый раз, когда ты говоришь «мама хочет», «мама просит», «мама обидится». Я устала, Олег! Устала быть на втором месте после твоей матери!
— Она моя мать!
— А я твоя жена! Твоя жена, которая живет с тобой, готовит, убирает, зарабатывает, откладывает деньги! И которая имеет право потратить эти деньги так, как хочет!
Он молчал. Дышал тяжело. Потом медленно кивнул.
— Понял. Значит, теперь у нас будет так: каждый сам за себя?
— Не знаю, — я устало опустилась на крышку корзины с бельём— Честно не знаю, Олег. Я просто не хочу больше чувствовать себя виноватой за то, что у меня есть свои желания.
Он стоял, глядя на душевую кабину. Потом тихо сказал:
— Красиво получилось.
Я подняла глаза.
— Правда?
— Правда. — Он провел рукой по стеклу. — Действительно красиво. И ванная стала больше.
Мы помолчали.
— Мама обиделась, — сказал Олег. — На день рождения я подарил ей сертификат в салон красоты. Взял в долг у Димки. Она сказала, что это не то.
— Никогда не будет «то», Олег. Пойми. Сколько бы ты ни дал, ей всегда будет мало. Это не про шубу. Это про внимание, про власть, про то, что она хочет быть главной в твоей жизни.
— Она моя мать…
— Я знаю. Но я твоя жена. И между нами должна быть граница, за которой начинаюсь я. Мои деньги. Мои решения. Моя жизнь.
Он сел рядом со мной на край ванны. Мы молчали. В душевой кабине капала вода — Виктор, наверное, не до конца закрутил кран после проверки.
— Я не специально, — сказал Олег тихо. — Про маму. Просто… так привык. Она одна, отца давно нет, только я у нее…
— Я понимаю. Но это не значит, что ты должен приносить меня в жертву на алтарь ее желаний.
Он хмыкнул.
— Алтарь желаний. Это ты точно сказала.
Он засмеялся. Впервые за две недели. Я тоже улыбнулась.
— Прости, — сказал Олег. — За шубу. За то, что я даже не подумал, как ты копила. Не подумал, что это важно для тебя.
— Прощаю. Но больше так нельзя.
— Я понял.
Мы посидели еще немного в тишине. Потом Олег встал.
— Можно я попробую новый душ?
— Можно.
Он зашел в кабину, включил воду. Тропический душ зашумел, брызги полетели во все стороны. Олег закричал:
— Лена! Это же космос! Тут три режима!
Я засмеялась.
— Четыре! Ты еще массажный не нашел!
Он возился там, щелкал переключателями, вода то усиливалась, то становилась тоньше. Потом высунул голову:
Я вышла, закрыла за собой дверь. Села на диван в комнате. Достала телефон. Сообщений от свекрови было пятнадцать. Я удалила их все, не читая.
Потом написала подруге Иришке:
«Поставила душевую кабину. Муж в восторге. Свекровь в бешенстве. Я счастлива.»
Ответ пришел мгновенно:
«КОРОЛЕВА!!!»
Я улыбнулась и положила телефон.
Из ванной доносился шум воды и довольное мычание Олега. Наверное, нашел массажный режим.
Вечером мы сидели на кухне. Я варила пельмени, Олег резал салат. Почти как раньше, но что-то изменилось. Воздух стал чище, что ли.
— Маме придется смириться, — сказал Олег, помешивая огурцы. — С тем, что шубы не будет. Во всяком случае, от нас.
— Придется, — согласилась я.
— Она будет дуться.
— Пусть.
— Долго будет дуться.
— Выдержу.
Он посмотрел на меня. Серьезно, изучающе.
— Ты изменилась.
— Нет, — я помешала пельмени. — Просто перестала прогибаться.
— Мне это… нравится.
Я подняла бровь.
— Правда?
— Правда. — Он подошел, обнял меня со спины. — Ты стала какая-то… твердая. В хорошем смысле.
— Это душевая кабина на меня так влияет, — пошутила я. — Закаляет характер.
Мы засмеялись.
Пельмени всплыли. Я выключила плиту.
Мы сели ужинать. За окном стемнело. В квартире было тепло и тихо. Только где-то в ванной комнате капала вода. Я решила, что завтра обязательно починю этот кран. Или попрошу Олега. Вместе справимся.
А шуба… шуба подождет. Или не дождется. Это уже не моя проблема.
Я посмотрела на мужа. Он жевал пельмени и улыбался. Наверное, все-таки был рад ремонту в ванной.
И я подумала: хорошо, что я не сдалась. Хорошо, что отстояла свое. Потому что если бы я уступила с шубой, я бы уступала всегда. А так — у меня есть душевая кабина. И муж, который наконец понял, что его жена — это не приложение к нему, а отдельный человек.
— О чем задумалась? — спросил Олег.
— О счастье, — ответила я. — О маленьком таком, стеклянном, с хромированными ручками.
Он рассмеялся. И я рассмеялась тоже.
А в новой ванной комнате тихо капала вода, и это был самый приятный звук на свете.
Это продадим, это выкинем, нужно освободить место для Сони! — бормотала свекровь, перебирая мои вещи в шкафу, не замечая, что я стою рядом