— Ну, здравствуйте, труженики! Я к вам — за гостинцами!
Звонкий голос ворвался в кухню через открытое окно, заставив Нину вздрогнуть. Щипцы выскользнули из её рук и с громким плеском упали в кастрюлю с кипящей водой. Брызги обожгли запястье, но боль отошла на второй план — на пороге стояла Светлана собственной персоной.
Младшая сестра выглядела безупречно: новая осенняя куртка цвета бордо, безупречный маникюр и та особенная улыбка, которая появлялась у неё только в сезон сбора урожая. В руках она держала большую плетёную корзину — пустую, разумеется.
Пётр медленно отложил полотенце, которым вытирал пот со лба. В кухне стояла духота — последние три часа они с женой закатывали огурцы, и кухня превратилась в настоящий цех по консервированию. Воздух был пропитан запахом чеснока, укропа и горького перца. На столе громоздились ряды банок с маринованными огурцами, помидорами, лечо — результат целого дня работы, а если считать от посадки — то и целого лета.
— Светочка, — выдохнула Нина, выуживая щипцы из кипятка. — Ты как всегда вовремя.
В голосе старшей сестры сквозила усталость, приправленная едва уловимой горечью. Пётр кивнул, приветствуя Светлану. За годы брака он привык к визитам свояченицы, но привыкнуть — не значит смириться.
Супруги Ивановы жили на даче с мая по октябрь уже пятнадцать лет подряд. Их участок в шесть соток превращался каждое лето в образцово-показательное хозяйство. Теплицы с помидорами, грядки с огурцами, картофельное поле, ягодники — всё это требовало ежедневного внимания и заботы.
Нина вставала в шесть утра, чтобы успеть полить растения до жары. Пётр занимался тяжёлой работой — вскапывал, строил опоры для помидоров, таскал вёдра с водой от колодца. К вечеру оба валились с ног, но засыпали с чувством выполненного долга.
Соседи по дачному кооперативу уважительно называли их «ста ха новцами грядок». Баба Клава с соседнего участка часто заглядывала за советом — почему у Нины такие крупные помидоры, чем она подкармливает огурцы. Нина щедро делилась секретами и рассадой.
Светлана, младшая сестра Нины, тоже имела дачу — через три участка от них. Доставшийся от по кой ной свекрови домик она отремонтировала, превратив в уютное гнёздышко для летнего отдыха. Газон, беседка с качелями, мангальная зона — всё было обустроено для комфортного времяпрепровождения.
— Зачем мне эти грядки? — смеялась Светлана, потягивая мохито в тени яблони. — В двадцать первом веке всё можно купить в магазине!
Правда, пару кустов помидоров она всё же посадила — «для виду», как сама выражалась. Поливала их от случая к случаю, когда вспоминала. К августу на кустах висело несколько чахлых плодов, которые Светлана гордо фотографировала для социальных сетей с подписью «Мой урожай».
Но каждую осень, как по расписанию, она появлялась у сестры с пустой корзиной и сладкими речами.
— Нинуль, ты же знаешь, как я люблю твои огурчики! — начинала она издалека. — И лечо твоё — пальчики оближешь! Валера прямо слюнками исходит, когда вспоминает.
Нина не могла отказать. Младшая сестра всегда умела найти нужные слова. То пожалуется на нехватку времени — работа, дети, то похвалит кулинарные таланты Нины так, что та смущённо краснела.
— Мне бы баночек пять лечо, Нинуль, — продолжала сестра. — И аджики три, ты же знаешь, я острое обожаю. Ну и огурчиков, само собой. И помидорчиков в собственном соку…
Пётр каждый раз хмурился, наблюдая, как жена выносит из погреба банку за банкой.
— Опять половину урожая отдашь, — ворчал он потом. — А сами всю зиму на магазинных соленьях сидеть будем.
Но Нина только вздыхала:
— Что поделаешь, Петь. Она же сестра. Мама всегда учила делиться… Не могу я ей отказать.
— Делиться — это когда взаимно, — бурчал муж, но спорить не решался.
***
Весна выдалась на редкость холодной и затяжной. Снег сошёл только в конце апреля, а ночные заморозки держались до середины мая. Рассада на подоконниках вытянулась и ослабла, половину пришлось выбросить.
У Нины всю зиму ныла спина — последствия прошлогодних огородных подвигов. Пётр жаловался на колени — сказывался возраст, обоим уже перевалило за пятьдесят. Врач прописал мази и настоятельно рекомендовал снизить физические нагрузки.
— В вашем возрасте надо беречься. Меньше физических нагрузок, больше отдыха.
Супруги переглянулись. Какой отдых на даче в разгар сезона?
Высадка рассады далась особенно тяжело. Земля после холодной весны была как камень, перекапывать пришлось дважды. Нина сажала помидоры, превозмогая боль в пояснице. Пётр таскал воду, морщась при каждом шаге.
Вечером, сидя на веранде с чашкой чая и глядя на жиденькие ростки в теплице, Нина набралась смелости и позвонила сестре.
— Светочка, я хотела предупредить… В этом году у нас будет мало заготовок. Силы уже не те, да и весна подвела. Может, ты тоже что-нибудь посадишь? Я помогу, расскажу, как правильно.
В трубке послышался звонкий смех:
— Ой, Нин, ну что ты! Я же тебе сто раз говорила — не могу я копаться в земле! У меня ногти, маникюр… Да и зачем, когда есть магазины? Не парься, обойдусь как-нибудь без твоих банок!
Нина медленно положила трубку. Слова сестры неожиданно больно кольнули. «Обойдусь без твоих банок» — так вот как она воспринимает их труд? Как что-то необязательное, от чего легко отказаться?
— Что сестрёнка сказала? — спросил Пётр, заметив выражение лица жены.
— Говорит, обойдётся. В магазине купит.
Пётр хмыкнул:
— Вот и славно. Пусть покупает. А мы себе оставим то немногое, что вырастет.
***
Лето выдалось засушливым. После холодной весны природа словно решила наверстать упущенное — жара стояла невыносимая. Супруги поливали грядки дважды в день, но растения всё равно чахли. Урожай собрали скудный — в два раза меньше обычного.
К концу августа в погребе стояло всего три десятка банок вместо привычной сотни. Нина пересчитывала их каждый вечер, прикидывая, хватит ли до весны.
И вот, в первые выходные сентября, когда Нина протирала последние банки с маринованными огурцами, она услышала знакомый звонок в калитку. Сердце ёкнуло — она надеялась, что в этом году сестра не придет.
Но Светлана явилась, как всегда, с пустой корзиной и лучезарной улыбкой. На ней было новое пальто цвета кофе с молоком и итальянские сапожки на каблуке — совершенно не подходящие для деревенских дорог.
— Ну что, угощайте, труженики! — она прошла прямо в дом, не дожидаясь приглашения, и направилась к погребу. — Помидорчики, огурчики — я уже слюнками захожусь! Валера специально холодильник освободил.
— Свет, постой, — Нина поспешила за ней. — Я же предупреждала весной — у нас в этом году совсем мало.
Улыбка медленно сползла с лица Светланы. Она оглядела кухню, заметила скромный ряд банок на подоконнике.
— Это всё? — недоверчиво спросила она.
— В кладовке ещё немного есть, но это наш запас на зиму. Могу пару баночек дать, не больше.
Лицо младшей сестры исказилось от возмущения:
— Пару баночек? Вы что, совсем обнаглели? Жалко стало, да? Жадность заела?
Пётр Иванович, всё это время молчавший, не выдержал:
— Светлана, а ты хоть раз в жизни сапку в руках держала? Хоть одну грядку вскопала? Хоть ведро воды от колодца принесла? Ты думаешь, банки на деревьях растут?
— Петя… — попыталась вмешаться Нина, но муж жестом остановил её.
— Нет, Нин, хватит! Сколько можно? Мы горбатимся всё лето, спины надрываем, а она приезжает как в магазин!
Светлана побагровела. Она резко развернулась к Нине:
— Так вот какая ты! Родной сестре пожалела! Мама была права, когда говорила, что ты эгоистка!
Она замахнулась рукой, задев стоявшую на столе банку с огурцами. Банка полетела на пол и разбилась. Рассол растёкся по половицам, огурцы вперемешку с осколками стекла рассыпались под ноги.
— Вот и подавитесь своими закрутками! — выкрикнула Светлана и выбежала из дома, хлопнув дверью так, что задрожали стёкла.
Нина стояла посреди кухни, глядя на разбитую банку. По щекам текли слёзы — то ли от обиды, то ли от злости, то ли от усталости. В каждом осколке, в каждом раздавленном огурце она видела свою растоптанную доброту, вылитую в никуда заботу, разбитые иллюзии о сестринской любви.
Пётр обнял жену за плечи:
— Не плачь, Нин. Она не стоит твоих слёз.
— Я не из-за неё плачу, — всхлипнула Нина. — Я плачу из-за себя. Сколько лет я пыталась заслужить её любовь своими банками. Думала, если буду давать ей заготовки, она будет благодарна, будет ценить. А она просто пользовалась мной.
— Мы оба позволяли ей это делать, — вздохнул Пётр. — Но хватит. Мы никому ничего не должны. Пусть учится сама или покупает в магазине, как грозилась.
Нина вытерла слёзы и кивнула. Впервые за много лет она почувствовала, что имеет право на свой труд, на его плоды. Что доброта не должна быть безграничной, а забота — односторонней.
Они вместе убрали осколки, вытерли пол. Оставшиеся банки аккуратно спустили в погреб.
— Знаешь, — сказала Нина, — а ведь нам хватит. Даже с запасом. Мы же теперь только на двоих считаем.
Следующей весной супруги подошли к дачному сезону иначе. Посадили ровно столько, сколько могли обработать без надрыва. Купили капельный полив, чтобы не таскать вёдра. Даже выделили себе один день в неделю для отдыха — просто сидели в беседке, пили чай и любовались цветами.
В середине июня Нина заметила необычную активность на участке Светланы. Сестра в рабочих перчатках и резиновых сапогах копалась в земле. Рядом стояли ящики с рассадой.
— Смотри-ка, — удивился Пётр. — Неужто решила сама выращивать?
Оказалось, что да. После той осенней ссоры Светлана долго дулась, но потом, видимо, задело самолюбие. Купила семена, лопату, даже книжку по огородничеству. Валера крутил пальцем у виска, но помогал — таскал воду, сколотил парник.
Иногда Нина поглядывала через забор на соседний участок. Нина видела, как сестра пыталась посадить помидоры. Делала она это крайне неумело — рассаду втыкала слишком глубоко, расстояние между кустами не соблюдала.
Нина несколько раз порывалась подойти, подсказать, но Пётр останавливал:
— Не лезь. Сама сказала, что обойдётся.
К августу на участке Светланы зеленели неровные ряды помидоров и огурцов. Кусты были не подвязаны, огурцы стелились по земле, но всё же росли. Светлана появлялась на даче каждые выходные — полола, поливала, ругалась на колорадских жуков.
Однажды вечером Нина увидела, как сестра собирает свои первые помидоры. Лицо у неё было красное от жары, волосы выбились из-под панамы, но в глазах светилась гордость.
Осенью Нина сидела на крыльце, перебирая яблоки для компота, когда увидела Светлану, идущую по дорожке. В руках сестра несла небольшую корзинку с несколькими банками.
Светлана остановилась у калитки, явно колеблясь. Нина встала и подошла ближе.
— Привет, — тихо сказала Светлана.
— Привет, — откликнулась Нина.
Они стояли по разные стороны забора, не зная, что сказать. Первой заговорила Светлана:
— Я тут… это… лечо сделала. Первый раз в жизни. Получилось не очень, наверное, но съедобно, — она протянула одну банку Нине. — Попробуешь? Скажешь, что не так?
Нина взяла банку, повертела в руках. Лечо выглядело вполне прилично — красные и зелёные кусочки перца в томатной заливке.
— Спасибо, Свет. Обязательно попробуем.
— Нин… прости меня. За всё.
— Проехали, — улыбнулась старшая сестра. — Хочешь, покажу, как лучше томаты на следующий год подвязывать?
Светлана кивнула. Они пошли в дом, и Нина поставила чайник. За окном золотилась осень, в кладовке стояли ряды банок — не так много, как раньше, но достаточно. И каждая банка теперь была на своём месте — заработанная, заслуженная, оценённая по достоинству.
А та единственная баночка лечо от Светы стояла на самом видном месте — как символ того, что человек способен измениться, если захочет. И что даже самые запутанные отношения можно исправить, если есть желание и готовность работать — не только на грядках, но и над собой.
Самый несуразный сельский внедорожник с высокой проходимостью, ЛуАЗ 969