— Оля, ты серьёзно собираешься встречать гостей в этом… платье? — голос Константина сочился ледяным презрением, пока он, затягивая узел шёлкового галстука, смерил жену взглядом в отражении огромного зеркала в прихожей.
Ольга замерла, поправляя на плече тёмно-синюю ткань. Платье было новым, элегантным, неброским. Она сама купила его на скромную учительскую зарплату, специально для этого вечера. Десять лет. Их оловянная свадьба.
— А что с ним не так, Костя? Мне кажется, оно вполне подходит для семейного ужина.
— Подходит? — он усмехнулся. — Оно подходит для родительского собрания в твоей захудалой школе. Сегодня придут люди с телевидения, мои коллеги. А ты выглядишь… как серая мышь. Впрочем, как всегда. Неужели так сложно было попросить у меня денег и купить что-то от дизайнера? Чтобы я не краснел за тебя.
Обида подступила к горлу тугим комком. Каждый раз одно и то же. Что бы она ни сделала, всё было не так. Её работа — «возня с детишками», её увлечения — «глупости», её внешний вид — «провинциальный».
— Я хотела сделать тебе сюрприз, — тихо проговорила она, опустив глаза.
— Сюрприз? — он наконец обернулся, и его красивое, холёное лицо исказила брезгливая гримаса. — Лучшим сюрпризом было бы, если бы ты наконец занялась собой. Посмотри на жён моих коллег. Фарфоровые куколки! А ты… Ладно, проехали. Иди хоть причешись нормально, а то этот твой пучок… Словно сто лет в обед.
Дверной звонок прервал его тираду. На пороге стояла его мать, Мария Викторовна, под руку с дочерью Аллой. Обе, как две капли воды похожие друг на друга и на Константина, окинули Ольгу цепким, оценивающим взглядом.
— Здравствуй, Олечка, — пропела свекровь тоном, не предвещавшим ничего хорошего. — С годовщиной вас. Десять лет — это срок! Не каждая выдержит.
Она проплыла в гостиную, проводя пальцем в перчатке по поверхности комода. Разумеется, в поисках пыли. Алла, хихикнув, последовала за ней.
— А что это у тебя платье такое… скромненькое? — не удержалась Алла, проходя мимо. — Мама права, тебе бы чего-нибудь поярче. Ты же ещё молодая женщина. Хотя…
Она многозначительно замолчала, но Ольга и так поняла, что та хотела сказать. «Хотя годы берут своё, а ты себя запустила». Этот невысказанный упрёк висел в воздухе их дома постоянно.
Константин расцвёл, принимая поздравления от матери и сестры. Для них он был богом, гением, звездой телеэкрана. А Ольга — лишь досадным приложением, которое, по их общему мнению, ему совершенно не соответствовало.
Вскоре собрались и остальные гости. Приехал старший брат Ольги, Дмитрий, с женой Катей. Дима, крепкий, немногословный инженер, сразу почувствовал напряжение. Он обнял сестру и тихо спросил:
— Оль, всё в порядке? Ты какая-то бледная. Этот твой… опять концерты устраивает?
— Всё хорошо, Дим, не начинай, — вымученно улыбнулась Ольга. — Просто устала немного, готовилась.
Она знала, что брат недолюбливает Костю с самого начала, считая его самовлюблённым павлином. Но Ольга всегда защищала мужа. Она верила, что за внешней броней высокомерия скрывается тонкая, ранимая душа. Она так хотела в это верить.
Вечер шёл своим чередом. Константин был в своей стихии: травил байки со съёмок, сыпал именами знаменитостей, очаровывал женскую половину гостей. Мария Викторовна и Алла поддакивали каждому его слову, создавая фон обожания. Ольга же бесшумно курсировала между кухней и гостиной, меняя блюда, подливая напитки, убирая грязные салфетки. Она чувствовала себя не хозяйкой праздника, а прислугой.
— Олечка, дорогая, принеси, пожалуйста, ещё того чудесного салата с креветками, — проворковала жена Костиного начальника.
— Оля, у Игоря Семёновича закончился коньяк, — властно бросил муж из другого конца стола.
— Оль, салфетки!
Она молча выполняла просьбы, стараясь не встречаться взглядом с братом. Она знала, что он всё видит и злится за неё.
В какой-то момент, стоя на кухне и загружая посудомоечную машину, она услышала обрывок разговора из гостиной. Говорила Мария Викторовна:
— …конечно, Костеньке нужна совсем другая женщина. Эффектная, статусная. Чтобы соответствовала. А Оля… ну что Оля. Простая она, как три копейки. Учительница. Да и с годами совсем обабилась. Я ему всегда говорила: «Сынок, смотри в оба, жена — это твоё лицо!». Ну, ничего, он парень умный, думаю, скоро поймёт, что пора что-то менять.
Слёзы навернулись на глаза, но она быстро смахнула их тыльной стороной ладони. Нельзя раскисать. Не сейчас. Она вернётся за стол с улыбкой, и никто ничего не заметит. Так было всегда.
Наконец, когда десерт был съеден, Константин поднялся с бокалом шампанского. В комнате воцарилась тишина. Все ждали торжественного тоста.
— Друзья, родные! — начал он патетично, обводя всех сияющим взглядом. — Сегодня у нас с Ольгой знаменательный день. Десять лет. Целая эпоха! За эти годы мы многое прошли. Я многого добился. Стал тем, кто я есть. И, конечно, за спиной каждого успешного мужчины стоит женщина.
Он сделал паузу, и его взгляд остановился на Ольге. В его глазах плясали злые, насмешливые огоньки.
— Моя Ольга — прекрасная хозяйка. Она всегда рядом, всегда в тени. Но я, как любящий муж, хочу, чтобы она тоже росла и развивалась. Чтобы она… соответствовала. Поэтому я приготовил для неё особенный подарок. Подарок, который, я надеюсь, станет для неё стимулом.
Он подошёл к комоду и взял оттуда большую, красиво упакованную коробку. Гости заулыбались в предвкушении. Ольга почувствовала, как внутри всё сжалось от дурного предчувствия.
— Оленька, это тебе, — он протянул ей коробку.
С дрожащими руками она развязала ленту и открыла крышку. На атласной подложке лежали не духи, не украшения и не путёвка на море. Там лежала стопка глянцевых брошюр, перевязанная золотым шнурком. Верхняя гласила: «Лучшие фитнес-центры Москвы. Создай тело своей мечты!». Под ней виднелась другая: «Консультация топ-стилиста. Измени свой имидж — измени свою жизнь!». И вишенкой на торте был дорогой сертификат, отпечатанный на плотной бумаге: «Курс лекций “Искусство быть женой успешного мужчины”».
В комнате повисла оглушительная тишина. Было слышно, как тикают настенные часы. Лицо Ольги горело, словно ей дали пощёчину. Это было не просто оскорбление. Это было публичное унижение, тщательно спланированное и исполненное с жестоким изяществом. Она подняла глаза на мужа. Он стоял, улыбаясь своей самой обаятельной телевизионной улыбкой, ожидая её реакции. Ожидая слёз, истерики, скандала. Чтобы потом великодушно сказать: «Ну вот, я же как лучше хотел, а ты всё не так поняла».
Мария Викторовна и Алла едва сдерживали торжествующие улыбки. Дмитрий побагровел и уже начал подниматься из-за стола, но его жена Катя удержала его за руку.
Но Ольга не заплакала. В этот момент что-то внутри неё, что так долго было сжато в тугой узел, вдруг лопнуло. Десять лет унижений, насмешек, обесценивания — всё это пронеслось перед её глазами. И внезапно ей стало не больно, а… смешно. Смешно от его напыщенности, от его глупости, от его уверенности в собственной неотразимости.
Она медленно, подчёркнуто аккуратно, сложила брошюры обратно в коробку и поставила её на стол. Затем она спокойно посмотрела на мужа.
— Спасибо, Костя. Это… очень познавательный подарок, — её голос звучал ровно и удивительно спокойно. — Он действительно заставил меня задуматься о многом. И знаешь, я поняла, что ты прав. Женщина должна расти. И я тоже приготовила тебе подарок. В честь нашей годовщины.
Константин удивлённо приподнял бровь. Гости зашептались.
— Правда? Милая, не стоило…
— Стоило, Костя. Ещё как стоило, — она встала и подошла к своему серванту, где в ящичке хранились документы. Она достала оттуда тонкую картонную папку.
— Это тебе, — она положила папку перед ним на стол.
Он с недоумением посмотрел на неё, потом на папку. Медленно открыл. На верхнем листе лежал официальный документ. Константин пробежал по нему глазами, и его лицо начало меняться. Улыбка сползла, на скулах заходили желваки.
— Что… что это такое? — прохрипел он, не веря своим глазам.
— Это копия моего искового заявления о расторжении брака, — так же спокойно пояснила Ольга, возвращаясь на своё место. — Оригинал уже в суде. Нас разведут через месяц. Я не стала просить срок на примирение, не вижу в этом смысла.
Комнату словно заморозили. Мария Викторовна вскочила, опрокинув бокал с вином.
— Ты что себе позволяешь, дрянь?! — взвизгнула она. — Ты с ума сошла? После всего, что мой сын для тебя сделал!
— А что он для меня сделал, Мария Викторовна? — Ольга впервые за десять лет посмотрела на свекровь прямо, без страха. — Купил мне раз в год шубу, чтобы я не позорила его на корпоративе? Возил на курорт, где я сидела с книжкой у бассейна, пока он развлекался с коллегами? Или, может, он подарил мне уважение? Любовь? Нет. Он подарил мне только комплексы и ощущение собственной ничтожности. Но это в прошлом.
— Да кто ты без него?! — не унималась Алла. — Учителка с жалкой зарплатой! Ты пропадёшь!
— Не пропаду, — твёрдо сказала Ольга. — Я, в отличие от некоторых, умею работать и зарабатывать на жизнь. А ещё, знаешь, Костя, я в последнее время не только английскому детей учу. Я многому научилась сама. Например, я внимательно прочитала Семейный кодекс Российской Федерации.
Константин, наконец оправившись от шока, рассмеялся. Зло, надрывно.
— Семейный кодекс? Ты меня решила напугать? Эта квартира — совместно нажитое имущество! Мы её будем делить пополам. Посмотрим, как ты запоёшь, когда окажешься с чемоданом на улице!
Тут Ольга улыбнулась. По-настоящему, впервые за весь вечер.
— Вот тут, дорогой, ты ошибаешься. Открой вторую страницу в папке.
Он лихорадочно перевернул лист. Там лежала копия договора купли-продажи на квартиру и выписка из банка.
— Статья 36 Семейного кодекса, если тебе интересно, — мягко, почти как на уроке, пояснила она. — Имущество, полученное одним из супругов во время брака в дар, в порядке наследования или по иным безвозмездным сделкам, является его собственностью. Эту квартиру мы купили десять лет назад. Ровно через неделю после свадьбы. И купили мы её на деньги, которые мне достались в наследство от моих родителей после продажи их дома. Вот банковский перевод, который подтверждает, что деньги с моего наследного счёта ушли напрямую продавцу квартиры. Так что эта квартира, Костя, моя. И только моя.
Лицо Константина стало пепельно-серым. Он смотрел то на документы, то на Ольгу, и в его глазах плескался уже не гнев, а животный страх.
— Ты… ты всё это время…
— Молчала? Да. Я тебя любила, Костя. И я надеялась, что ты изменишься. Я думала, что семья — это компромиссы. Но я путала компромиссы с унижением. Я поняла одну простую вещь, которой учу и своих детей в школе: нельзя позволять никому себя топтать. Бороться за своё достоинство можно и нужно всегда! Даже если кажется, что сил больше нет. Руки опускать нельзя! Никогда!
Она обвела взглядом ошеломлённых гостей.
— Так что мой подарок тебе, дорогой муж, — это свобода. Свобода от «серой мыши», от «обабившейся учителки». Можешь найти себе фарфоровую куколку, которая будет тебе соответствовать. А я прошу тебя, твою маму и сестру освободить мою квартиру. Прямо сейчас.
— Ты не посмеешь! — закричал он, вскакивая.
— Посмею. Иначе мне придётся вызвать полицию, — её голос звенел сталью.
Дмитрий поднялся и встал рядом с сестрой, положив ей руку на плечо.
— Ты не расслышал? — басом спросил он у Константина. — Вам сказали уходить.
Константин с ненавистью посмотрел на Ольгу, потом на её брата. Он понял, что шоу окончено. Его шоу. И он в нём проиграл.
Молча, не говоря ни слова, он схватил со стула свой пиджак и направился к выходу. Мария Викторовна и Алла, шипя проклятия, бросились за ним.
Когда за ними захлопнулась дверь, в комнате снова повисла тишина, но уже другая. Не напряжённая, а очищающая. Ольга глубоко вздохнула, словно сбросила с плеч неподъёмный груз, который носила десять лет. Слёзы всё-таки покатились по её щекам, но это были слёзы не горя, а освобождения.
Ошарашенные коллеги мужа начали неловко прощаться и уходить. Остались только Дима и Катя.
Катя подошла и крепко обняла её.
— Ты такая молодец! Я так горжусь тобой!
Дима смотрел на сестру с восхищением.
— Ну, ты даёшь, сестрёнка. Я всегда знал, что ты сильная. Просто забыла об этом.
Ольга вытерла слёзы и посмотрела в окно на огни ночного города. Там, за стеклом, начиналась её новая жизнь. Без страха, без упрёков, без необходимости постоянно кому-то соответствовать. Жизнь, в которой она сама будет решать, какое платье ей носить и какой женщиной ей быть.
Она взяла со стола коробку с унизительным «подарком», вынесла её на кухню и, не раздумывая, выбросила в мусорное ведро.
Она была свободна. И это был лучший подарок на годовщину, который она могла себе представить.
— Ольга Ивановна, вы меня слышите? К нам едет телевидение. Снимать будут вас.
Голос директора школы, Анны Борисовны, женщины строгой, старой закалки, прозвучал как гром среди ясного неба. Ольга вздрогнула, оторвав взгляд от стопки тетрадей, которые принесла на подпись. Телевидение? Снимать её? После всего, что случилось, последнее, чего ей хотелось, — это публичности. Её мир только-только начал обретать хрупкое равновесие после землетрясения, устроенного на годовщину свадьбы.
— Меня? Анна Борисовна, вы уверены? Зачем? — в голосе Ольги прозвучала неподдельная паника. — Может, лучше Людмилу Петровну из начальных классов? У неё такие методики, такие поделки дети делают…
— Не прибедняйтесь, Костина, — директор поправила очки на носу. — Ваш класс показал лучший результат по округу на последнем языковом тестировании. Ваш проект «Телемост с английской школой» отметили в Департаменте образования. Канал хочет снять сюжет о современных героях, о тех, кто меняет мир к лучшему на своём месте. Про учителей. Вы — идеальный кандидат. Так что приведите себя в порядок. Съёмка послезавтра. Это не обсуждается, это престиж школы.
Ольга вышла из кабинета директора в полной растерянности. Престиж школы… А как же её душевный покой? Она только начала дышать полной грудью. Развод был оформлен на удивление быстро. Константин, видимо, поняв, что квартиру ему не отсудить, решил не усугублять. Он съехал к матери, забрав лишь свои личные вещи. Иногда он звонил, присылал сообщения — сначала гневные, потом жалостливые, но Ольга не отвечала. Она сменила номер и заблокировала его во всех социальных сетях. Ей казалось, что она вырвала из своей жизни больную, гниющую страницу. И вот теперь его мир, мир телевидения, снова вторгался в её тихую гавань.
Два дня пролетели в тумане. Ольга машинально вела уроки, проверяла тетради, но мысли её были далеко. В день съёмок она надела строгое, но элегантное платье-футляр кофейного цвета, сделала аккуратную укладку. Она смотрела на себя в зеркало и видела другую женщину. Не забитую «серую мышь», а спокойного, уверенного в себе профессионала. «Я справлюсь», — сказала она своему отражению.
В школе царил переполох. По коридорам сновали люди с камерами, осветительными приборами, проводами. Ольгу представили съёмочной группе. Режиссёр, звукооператор… И, наконец, ведущая.
— Марина Ветрова, — представилась молодая, лет тридцати пяти, женщина, протягивая руку. У неё были пронзительные серые глаза, волевой подбородок и копна каштановых волос, уложенных в стильную короткую стрижку. Она держалась с безупречным профессионализмом, но в её взгляде, когда она услышала фамилию Ольги, что-то дрогнуло.
— Ольга Костина, — ответила Ольга, пожимая её прохладную, крепкую руку.
— Костина… — задумчиво повторила Марина, словно пробуя фамилию на вкус. — Вы случайно не родственница Константина Костина с нашего канала?
Сердце Ольги ухнуло вниз. Ну вот. Началось.
— Бывшая жена, — ровно ответила она, стараясь, чтобы голос не дрогнул. — Мы в разводе.
— Бывшая… — Марина на секунду прикрыла глаза, а когда открыла, в них читался странный, непонятный блеск. Смесь удивления, любопытства и чего-то ещё, похожего на застарелую боль. — Что ж, тем интереснее. Давайте начнём.
Съёмки проходили в классе Ольги. Дети, сначала немного напуганные, быстро привыкли к камерам и с удовольствием отвечали на вопросы. Ольга, погрузившись в работу, забыла о своём страхе. Она объясняла грамматику, шутила с учениками, говорила с ними по-английски. Она была в своей стихии. Марина Ветрова вела репортаж блестяще. Она не перетягивала внимание на себя, а умело подсвечивала работу Ольги, задавая точные, умные вопросы.
— Ольга Ивановна, — спросила она, когда дети ушли на перемену, а камеры продолжали работать, — скажите, что самое сложное в вашей работе?
— Наверное, научить детей не бояться ошибок, — ответила Ольга, подумав. — Ошибки — это не провал, это часть пути. В изучении языка, как и в жизни, важно не то, сколько раз ты упал, а то, сколько раз ты нашёл в себе силы подняться и пойти дальше. Знаете, есть такая теория в нейробиологии: каждый раз, когда мы учим что-то новое, особенно такой сложный навык, как иностранный язык, в нашем мозгу формируются новые нейронные связи. Мозг буквально перестраивается, становится более гибким, сильным. Так и с характером. Каждая преодолённая трудность делает нас сильнее.
Марина смотрела на неё с нескрываемым интересом.
— Значит, вы считаете, что даже самый болезненный опыт может пойти на пользу?
— Я уверена в этом, — твёрдо сказала Ольга. — Главное — сделать правильные выводы. И не позволить этому опыту себя сломать.
После съёмок, когда оборудование уже сворачивали, Марина подошла к Ольге.
— Ольга Ивановна… Могу я поговорить с вами? Неофициально. Буквально пять минут.
Они вышли в пустой школьный двор. Осенний ветер трепал волосы.
— Вы сказали, что вы бывшая жена Кости, — без предисловий начала Марина. — Когда вы развелись?
— Окончательно — месяц назад, — ответила Ольга, не понимая, к чему этот допрос.
— Ясно, — Марина закусила губу. — Послушайте, то, что я вам сейчас скажу, может прозвучать странно… Но я должна. Двенадцать лет назад я тоже знала Константина Костина. Очень хорошо знала. Мы жили вместе. Он был тогда начинающим корреспондентом, амбициозным, ярким… Я работала редактором на том же канале. Я его любила. А потом… я забеременела.
Ольга замерла. Она смотрела на Марину и не могла вымолвить ни слова.
— Когда я ему сказала, он поставил мне ультиматум, — голос Марины стал глухим. — Либо я делаю аборт и мы строим «блестящее будущее», либо я рожаю, но без него. Он сказал, что ребёнок — это якорь, который утопит его карьеру. Сказал, что если я попытаюсь подать на алименты или рассказать кому-то, он использует все свои связи, чтобы меня уничтожить, смешать с грязью, чтобы я никогда больше не смогла работать на телевидении. Я была молодая, напуганная… И я выбрала сына.
Слёзы навернулись на глаза Ольги. Слёзы жалости к этой женщине и к себе.
— Он ушёл. Просто собрал вещи и исчез. Через год я узнала, что он женился. На вас. Я уволилась с канала, уехала в другой город, растила Мишу одна. Было очень тяжело. Но я выстояла. Я работала на региональном ТВ, по ночам писала сценарии… Я поклялась себе, что однажды вернусь в Москву. Не ради мести. Ради того, чтобы доказать себе и своему сыну, что никакие мужчины вроде Кости не могут нас сломать. И вот я здесь. Ведущая собственного авторского проекта.
Она посмотрела на Ольгу в упор.
— Когда я услышала вашу фамилию, а потом вы сказали, что вы его бывшая жена… я поняла, что это не случайно. Он и вас сломал?
Ольга молчала, а потом слёзы всё-таки хлынули из глаз. Она рассказала всё. Про десять лет унижений, про «серую мышь», про оскорбительный подарок на годовщину, про квартиру, которая стала её спасением.
Марина слушала, не перебивая, и в её серых глазах разгорался холодный огонь.
— Какой же он… не меняется, — тихо проговорила она. — Упивается властью над теми, кто слабее. Знаете, Ольга… я думаю, мы можем помочь друг другу.
— Помочь? Чем? — Ольга удивлённо посмотрела на неё.
— Сюжет о вас выйдет в эфир через неделю. Он будет потрясающим. Вы — настоящая героиня. Но я хочу добавить одну маленькую деталь. Финальный штрих. Я хочу, чтобы его посмотрел не только весь город, но и наше руководство. Константин очень дорожит своим имиджем идеального семьянина, эксперта по «традиционным ценностям». Давайте покажем, какова цена этому имиджу.
Следующую неделю Константин буквально бомбардировал Ольгу. Он нашёл её новый номер через общих знакомых. Он караулил её у школы. Его тон сменился с жалоб на угрозы.
— Ты пожалеешь, Оля! — шипел он в трубку. — Я всё равно отсужу у тебя половину квартиры! Я найму лучших адвокатов! Ты останешься ни с чем!
— Удачи, Костя, — спокойно отвечала она и вешала трубку.
Ему вторили мать и сестра. Мария Викторовна звонила и рыдала, проклиная «неблагодарную тварь», которая разрушила жизнь её «золотого мальчика». Алла писала гадости в соцсетях с фейковых аккаунтов. Но Ольгу это больше не трогало. У неё появился союзник.
В день эфира Ольга сидела дома со своим братом Димой и его женой Катей. Она ужасно волновалась.
Передача началась. Вот её школа, её класс, её ученики. Вот она сама — говорит об ошибках, о нейронных связях, о силе духа. Она смотрела на себя на экране и не верила, что это она. Спокойная, мудрая, красивая женщина.
— Она у тебя просто звезда, — с гордостью сказал Дима, обнимая сестру за плечи.
И вот финал. Крупный план Ольги, её светлое, одухотворённое лицо. И за кадром звучит бархатный голос Марины Ветровой:
— В наш век, когда успех часто измеряется деньгами и статусом, мы забываем о настоящих героях. Таких, как Ольга Костина. Учитель, который каждый день вкладывает душу в наших детей. Женщина, которая доказывает, что истинная сила — не в том, чтобы соответствовать чьим-то ожиданиям, а в том, чтобы быть верной себе. Её история — это пример того, как важно бороться за своё достоинство, даже когда кажется, что весь мир против тебя. Ведь порой, чтобы взлететь, нужно просто сбросить балласт, который тянул тебя на дно.
Камера отъехала, и в кадре появилась сама Марина, стоящая в студии.
— Я посвящаю этот выпуск всем сильным женщинам, — сказала она, глядя прямо в камеру. — И особенно тем, кто в одиночку растит детей, доказывая, что материнская любовь способна творить чудеса. А некоторым мужчинам хочется напомнить, что алименты — это не милость, а установленная законом обязанность. И уклонение от их уплаты — преступление. Статья 157 Уголовного кодекса. На этом всё. С вами была Марина Ветрова.
В комнате повисла тишина. Дима присвистнул.
— Ничего себе… Это она кому сейчас?..
Но Ольга всё поняла. Это был не просто финальный штрих. Это был выстрел. Точный и безжалостный.
На следующий день на канале разразился скандал. Кто-то из «доброжелателей» быстро сопоставил факты: блестящий сюжет о бывшей жене Костина, которую он всем представлял как недалёкую клушу, и странный намёк ведущей на алименты. Слухи поползли, как змеи. Руководство канала, для которого репутация была превыше всего, немедленно вызвало Константина на ковёр. Его авторскую программу о семейных ценностях временно сняли с эфира «до выяснения обстоятельств». Его звезда, которую он так тщательно зажигал, начала стремительно гаснуть.
А через два дня он пришёл к ней. Ольга как раз возвращалась из школы, когда увидела его у своего подъезда. Он был жалок. Дорогой костюм висел мешком, лицо осунулось и было покрыто серой щетиной, а в глазах стоял страх.
— Оля… — прохрипел он, бросаясь к ней. — Олечка, прости меня!
Он попытался встать на колени, прямо на грязный осенний асфальт, но она остановила его.
— Не надо, Костя. Не унижайся ещё больше.
— Я был таким дураком! Таким слепым идиотом! — он говорил быстро, сбивчиво, хватая её за рукав пальто. — Эта… эта Ветрова… она всё подстроила! Она мне мстит за прошлое! А ты… ты же знаешь, я не такой! Я тебя любил! Все эти десять лет! Просто… я запутался. Карьера, стресс… Я всё исправлю, Оленька! Слышишь? Мы всё вернём! Я уволюсь с этого проклятого телевидения, мы уедем! У нас всё будет хорошо! Только прости меня! Не губи!
Ольга смотрела на него. На этого мужчину, которого когда-то любила до безумия. Которому посвятила десять лучших лет своей жизни. Которого боялась и оправдывала. Сейчас она не чувствовала ни ненависти, ни злорадства. Только пустоту и горькую жалость. Он не раскаялся. Он просто испугался. Испугался потерять всё то, что ставил выше неё, выше семьи, выше любви.
Она видела его насквозь. Он плакал не о ней. Он плакал о себе.
— Встань, Костя, — тихо, но твёрдо сказала она, высвобождая свой рукав. — Уже слишком поздно что-то возвращать. Всё разрушено. Не мной. Тобой.
— Но я люблю тебя! — выкрикнул он с отчаянием.
— Нет, — покачала она головой. — Ты не знаешь, что такое любовь. Любовь — это уважение. Это забота. Это поддержка. А не вечное желание переделать человека под себя. Ты любишь только своё отражение в глазах других. А сейчас оно потускнело, и ты в панике.
Он смотрел на неё, и в его глазах надежда сменялась ужасом. Он понял, что она не шутит. Что это конец. Окончательный.
— Уходи, Костя. Живи своей жизнью. И дай мне жить моей.
Она обошла его и вошла в подъезд, не оборачиваясь. Она слышала, как он что-то кричал ей вслед, но слов уже не разбирала. Поднявшись в свою квартиру, она закрыла за собой дверь и прислонилась к ней спиной. По щекам текли слёзы. Но это были слёзы не слабости, а прощания. Она прощалась со своим прошлым, со своими иллюзиями, со своей болью.
Зазвонил телефон. Это была Марина.
— Ну как? Он приходил? — спросила она без предисловий.
— Приходил, — ответила Ольга, вытирая слёзы.
— И что?
Ольга помолчала, глядя в окно на огни большого города, которые больше не казались ей чужими и холодными.
— Он просил прощения.
В трубке на секунду воцарилась тишина. Марина ждала. Весь её хитроумный план, вся её многолетняя боль, вся её месть — всё свелось к этому моменту, к решению одной простой учительницы.
Простит ли она его? Отпустит ли она свою обиду, чтобы дать ему шанс, или позволит ему до конца испить чашу, которую он сам себе наполнил? Ольга смотрела в темноту за окном, и от её ответа зависело не только его будущее, но и её собственное.
Золовка решила устроить девичник в нашей новой квартире без нашего согласия