— Так, Яна, собирай чемодан и чтоб к вечеру тебя тут не было! — голос Людмилы Сергеевны раздался с порога, будто нож по стеклу.
Яна стояла с чашкой кофе у окна и не сразу поверила, что ослышалась.
— Простите… что? — переспросила, даже не веря, что свекровь это сказала.
— Что слышала, — спокойно, без лишних эмоций повторила та. — Алексей всё решил. Ты ему больше не нужна.
Кофе пролился на стол, потёк по скатерти, но Яна даже не заметила. Сердце гулко стучало в висках.
— Подождите, — голос дрожал, — вы… вы о чём вообще?
— О жизни твоей неудачной, — вздохнула свекровь и опустилась на диван, будто устала не от дороги, а от Яны самой. — Алексей у нас мужчина серьёзный, не мальчишка. Пора ему нормальную женщину рядом иметь, а не вот это… — она махнула рукой в сторону Яны, словно та была пустым местом.
Яна прижала ладони к груди, пытаясь хоть как-то удержать бешено скачущие мысли.
— Нормальную? — переспросила тихо. — А я, значит, ненормальная?
— Ну, не в том смысле, — криво усмехнулась Людмила Сергеевна. — Просто вы с ним разные. Ты всё в мечтах своих живёшь, а он — в реальности. Ему семья нужна, опора, а ты… с тобой одни проблемы.
Яна молчала. Даже не знала, что ответить. Вчера же вместе праздновали! Сидели, смеялись, отмечали, что наконец-то выплатили ипотеку. Пять лет они пахали — без отпусков, без ресторанов, без излишеств. И вот — квартира их. Своя.
Она вспоминала, как Алексей тогда сказал, глядя прямо в глаза:
— Всё, Яночка, теперь мы свободны. Мы молодцы, слышишь?
И вот теперь — «чемодан собирай».
— Алексей что, сам вам это сказал? — осторожно спросила Яна, будто надеялась, что сейчас та скажет: «Да нет, просто обиделся».
Но нет.
— Сам. Мы с ним всё обсудили. Он уже другую нашёл, нормальную девочку, — Людмила Сергеевна говорила спокойно, как будто обсуждала цены на капусту. — Не то что ты. Без закидонов, без своих фантазий.
— Какую ещё другую?.. — слова с трудом шли изо рта.
— Тебе-то какая разница? — резко отрезала свекровь. — Всё равно теперь ты здесь никто.
Яна не выдержала:
— Я — никто? Да я пять лет вместе с ним платила! Моими деньгами закрывали ипотеку, премию отдала всю! Это что — никто?!
— Ой, не начинай, — отмахнулась та. — Квартира оформлена на Алексея. Бумаги на него. Ты сама согласилась. Так что нечего теперь разводить истерику.
Внутри всё оборвалось.
Да, действительно, когда оформляли ипотеку, Алексей настоял — на него. Тогда объяснял просто: «Так удобнее, у тебя же кредитная история хуже». Она согласилась. Любимый же. Муж.
А теперь это «удобнее» обернулось против неё.
— Людмила Сергеевна, — Яна вцепилась в спинку стула, чтобы не упасть, — я хочу с Алексеем поговорить. Лично.
— Звони, ради бога, — равнодушно пожала плечами свекровь.
Яна набрала номер мужа. Гудки — и тишина.
Ещё раз. Опять.
«Абонент недоступен».
— Видишь? — усмехнулась Людмила Сергеевна. — Он не хочет с тобой разговаривать. Всё уже решено.
— Но как… как можно вот так? — прошептала Яна.
— Можно, — холодно сказала свекровь. — Ты собирай вещи. До вечера, чтобы духу твоего тут не было. Завтра он приведёт сюда новую.
У Яны пересохло во рту.
— Новую?..
— Да. Умная девочка, с работой, без этих твоих… истерик.
Она говорила, а Яна словно издалека слышала. Мир как будто сжался в маленькую комнату, где воздух стал тяжёлым, липким.
— И не вздумай устраивать скандалы, — продолжила свекровь. — А то я полицию вызову. Это не твоя квартира.
— Вы что, совсем?.. — Яна даже не закончила. — Я тут жила, всё обставляла, ремонт делала!
— Делала — значит, помогала. Добровольно. Никто тебя не заставлял.
Яна опустилась на стул.
— А вы, — тихо спросила она, — вы хоть понимаете, что творите?
— Понимаю. Сына защищаю, — сухо ответила та и пошла к двери. — И не задерживайся.
Когда хлопнула дверь, тишина стала почти звенящей.
Яна сидела, как будто внутри неё кто-то выкрутил звук — ни мысли, ни слёз. Просто пустота.
Потом включила телефон снова. Пыталась дозвониться. В мессенджер — «не в сети». В соцсети — профиль закрыт.
Словно человек испарился.
Она ещё долго сидела в кухне, глядя в одну точку. Потом встала и пошла в спальню. Достала чемодан.
Руки дрожали. Каждая вещь — воспоминание.
Свитер, что он подарил.
Платье, в котором они на годовщину ходили в кафе.
Фотография со свадьбы — в рамке, улыбаются оба.
— Дура, — прошептала себе под нос. — Дура доверчивая.
К вечеру чемодан стоял у двери. Она посмотрела на квартиру. Пять лет жизни. Всё — туда.
И всё рухнуло за одно утро.
Когда вышла из подъезда, воздух показался резким, октябрьским — холод пробирал до костей.
На остановке стояли люди, кто-то спорил о ценах на бензин, кто-то курил, кто-то смотрел в телефон. У всех — своя жизнь. А у неё — будто закончилась.
Автобус приехал через десять минут. Яна села у окна, уткнулась взглядом в серые дома.
И только когда город остался позади, позволила себе заплакать. Беззвучно, в ворот куртки.
Мать открыла дверь сразу — будто ждала.
— Господи, доча, что случилось? — схватилась за грудь, увидев чемодан.
— Всё, мам… — Яна выдохнула. — Меня выгнали.
— Кто?!
— Свекровь. С Алексей, видимо, тоже.
Мать позвала отца, и через пять минут они уже сидели на кухне.
Отец молчал, слушал. Только пальцы постукивали по столу.
Когда Яна рассказала всё, он выругался тихо, но с силой.
— Значит, вот так. Значит, выгнали? После пяти лет?
— Да, — прошептала Яна. — И ещё сказала, что я никто.
Мать принесла чай, поставила печенье.
— Ты не переживай, доченька. Всё наладится. Они у нас хитрые, но и у нас мозги есть.
Отец поднял глаза:
— Переводы сохранились?
— Все. Каждый месяц на его счёт кидала.
— Вот и прекрасно. Пойдём к юристу. Пусть попробуют теперь отвертеться.
На следующий день Яна уже сидела в юридической консультации.
Молодой мужчина лет сорока листал документы, хмыкал.
— Так, ну что ж… ситуация неприятная, но не безнадёжная, — наконец сказал он. — Деньги ваши, переводы есть, значит, можно требовать компенсацию.
— Но квартира на нём, — заметила Яна.
— Неважно. Приобретена в браке, платежи шли совместно. Всё докажем.
Яна впервые за двое суток выдохнула спокойно.
— Значит, шанс есть?
— Есть, и хороший. Только нервы приготовьте.
Она кивнула. Нервы у неё уже были натянуты, как струна.
Через пару дней позвонила Людмила Сергеевна.
— Ты с ума сошла?! — заорала в трубку. — Как ты смеешь подавать на раздел имущества?!
— Я имею полное право, — спокойно ответила Яна. — Платила я, значит и требовать буду я.
— Квартира на Алексее!
— А деньги — на мне.
— Ты не женщина, ты… —
— Людмила Сергеевна, — перебила Яна, — разговор закончен. Суд всё решит.
И отключила.
Дальше пошли недели и месяцы — юрист, суд, бумаги, свидетели.
Алексей пытался строить из себя жертву, говорил, что Яна ничего не платила. Но документы были железобетонные. Каждая платёжка, каждый перевод — с её счёта.
Иногда ей звонила мать и говорила:
— Держись, дочка. Главное — не сломайся.
Яна не ломалась. Плакала по ночам, но днём шла вперёд. Уже не ради мести — ради справедливости.
Весной суд вынес решение.
Два миллиона триста тысяч рублей компенсации.
Яна стояла в коридоре суда и не чувствовала ног.
Получилось.
— Ну что, доченька, поздравляю, — отец поставил на стол кружку с чаем, сел напротив. — Добилась своего.
Яна смотрела в окно. За стеклом капал мартовский дождь, серый, вязкий. На подоконнике стояли два кактуса, мамины любимцы.
— Не знаю, пап, радоваться вроде надо, а на душе как-то… пусто.
— Пусто — потому что всё это годы жизни, — сказал он. — Ничего, время своё возьмёт. Главное — справедливость восстановлена.
Мать подошла, погладила дочь по плечу.
— Всё правильно сделала. Хоть и тяжело, но теперь совесть чиста.
Яна кивнула. Да, суд вынес решение в её пользу. Алексей обязан выплатить два миллиона триста тысяч рублей. Срок — месяц. И всё вроде как закончилось, но чувство не уходило — будто недосказано что-то, будто не точка, а многоточие.
Телефон зазвонил. На экране — «Алексей».
Яна замерла.
— Бери, — сказала мать. — Пусть скажет, что хочет.
Яна нажала «ответить».
— Слушаю.
— Яна… — голос мужа был тихим, какой-то измученный. — Нам надо поговорить.
— Поздно, Алексей, — отрезала она. — Всё уже сказано в суде.
— Подожди, — он торопливо заговорил, будто боялся, что она сейчас бросит трубку. — Я хочу объяснить. Всё это… всё было не так, как ты думаешь.
— А как? — горько усмехнулась. — Это не ты с матерью меня выгонял? Не ты номер сменил? Не ты новую привёл?
— Я… Яна, я тогда был под давлением. Мать меня закрутила, знаешь какая она…
— О да, знаю, — перебила Яна. — Только не говори, что тебе пистолет к виску приставляли.
Он замолчал. Потом выдохнул:
— Я не оправдываюсь. Просто… ошибся.
— Ошибся? — Яна рассмеялась коротко, хрипло. — Ошибся на пять лет жизни? Ошибся, когда выкидывал меня, как ненужную вещь?
— Я сожалею. Очень. Давай встретимся, поговорим спокойно, как взрослые люди.
— А зачем? Чтобы ты опять начал рассказывать, что «не хотел», «мама заставила»? Нет, Алексей. У меня теперь своя жизнь.
Он хотел что-то сказать, но Яна сбросила вызов.
Телефон зазвенел снова — не взяла.
Через две недели деньги пришли на счёт.
Яна стояла в банке, держала в руках выписку и не верила. Цифры казались нереальными. Вот оно — всё, за что она билась.
Выходя из банка, вдохнула холодный воздух. Весна только-только брала своё — в лужах плавал лёд, ветер пах сырым асфальтом.
И вдруг впервые за долгое время почувствовала лёгкость. Не радость — именно лёгкость.
— Всё, Яна, — сказала себе. — Начинай с чистого листа.
Через месяц она уже стояла в новом доме — свежие стены, запах краски, ключи в руках.
Однокомнатная, но своя. Без оглядки, без чьих-то правил.
Купила на вторичке — в тихом районе, рядом парк, магазин, остановка.
Родители помогли с мелочами — холодильник, стиралка. Остальное — постепенно.
Первую ночь спала на матрасе прямо на полу. Проснулась среди белых стен, в полутьме, и вдруг поняла: тишина ей больше не страшна.
Через пару дней позвонила соседка снизу — тётя Галя, энергичная женщина лет шестидесяти.
— Ну, соседка, поздравляю! — сказала, улыбаясь. — Только, слушай, не шуми сильно по вечерам, я телевизор плохо слышу.
— Да какие шумы, тётя Галь, я тут одна, — засмеялась Яна.
— Ну и славно, — кивнула та. — Заходи как-нибудь на чай. Мы тут все добрые.
Так и завязалось — по вечерам они сидели на лавочке у подъезда, обсуждали, кто кому ремонт делает, кто что в «Магните» купил.
— Ты смотри, Яночка, — говорила тётя Галя, — не закрывайся. Молодая, красивая, жизнь-то не кончилась. Ещё сто раз повернётся.
— Пока не до того, — отвечала Яна. — Хочу просто спокойно пожить.
— Оно и правильно. Пусть всё устаканится.
Летом в квартире появился стол, диван и занавески с цветами. Потихоньку обжилась.
Иногда по вечерам сидела на балконе, смотрела на закат и думала: вот оно — моё место. Маленькое, но своё.
Однажды, в июле, встретила в магазине Людмилу Сергеевну.
Свекровь шла с тележкой, увидела Яну — и побледнела.
— Ну здравствуйте, — спокойно сказала Яна, проходя мимо.
— Постой, — та схватила её за рукав. — Яна… может, поговорим?
— А о чём? — спокойно спросила Яна.
— Алексей… — свекровь замялась, — у него всё не очень. С той… не сложилось. Уехала она. Он один теперь.
— Понимаю, — кивнула Яна. — Только это не ко мне.
— Яна, — Людмила Сергеевна сжала сумку, — ты, может, злишься на нас, но ведь мы ж не враги тебе…
— Вы меня из дома выгнали, — напомнила Яна. — Прямо в тот день, когда я вашу ипотеку закрыла. Помните?
— Ну… горячка, нервы, — пробормотала та. — Мы же не думали, что так выйдет.
— А я думала. Каждый вечер потом думала. Когда по чужим квартирам жила.
Свекровь опустила глаза.
— Алексей… он переживает. Говорит, скучает.
— Пусть скучает, — тихо ответила Яна. — Мне уже не жалко.
И ушла, не оглядываясь.
Осенью Алексей всё же пришёл сам. Позвонил в дверь, стоял, как мальчишка, с букетом.
— Можно войти? — спросил.
Яна посмотрела на него. Постарел, похудел. Глаза — виноватые, уставшие.
— Заходи, — сказала она, — но ненадолго.
Он прошёл на кухню, поставил букет на стол.
— Красивая квартира, — сказал, осматриваясь. — Прям уютно.
— Да, — кивнула она. — Моя.
Молчали пару секунд. Потом Алексей заговорил:
— Я понимаю, что всё испортил. Сильно. Просто тогда… мать меня прижала. Она всё это придумала, будто ты мне мешаешь, будто только деньги считаешь. Я не выдержал. Ошибся.
— Ошибся, — повторила Яна. — Только не «тогда». А все пять лет. Ты ведь не просто слушал мать — ты выбирал её сторону. Каждый раз.
— Я знаю, — тихо сказал он. — И жалею.
— А жалеешь ты потому, что та тебя бросила, — спокойно сказала Яна. — Не из-за меня.
Он хотел возразить, но не смог.
— Яна, — почти шёпотом, — может, попробуем всё вернуть? С нуля?
— С нуля? — она посмотрела ему прямо в глаза. — А я уже начала с нуля. Только без тебя.
Он стоял молча.
— Понимаю, — наконец сказал. — Ну… если что, я рядом.
— Не надо, Алексей. — Она взяла букет, поставила его в ведро с водой и протянула обратно. — Пусть лучше у тебя дома стоит. Напоминание.
Он взял, молча вышел.
Дверь закрылась тихо, без хлопка.
Вечером Яна рассказала всё тёте Гале.
— Вот так, — закончила она. — Приходил, виноватый, глаза щенячьи.
— Эх, мужики, — покачала головой та. — Пока гром не грянет, не перекрестятся. А ты правильно сделала, что не впустила обратно. Не верь тем, кто один раз предал. Второй раз предаст ещё проще.
Яна улыбнулась.
— Я уже и не верю. И не злюсь. Просто… всё закончилось.
— Вот и славно, — вздохнула соседка. — Значит, дальше начнётся что-то другое.
Зимой у Яны на работе появился новый начальник отдела — Андрей, спокойный, уравновешенный, не болтун. Поначалу общались строго по делам, потом — как-то само собой — стали пить кофе вместе, обсуждать не только проекты, но и жизнь.
— Ты, кажется, стала чаще улыбаться, — заметила коллега как-то.
— Может быть, — ответила Яна. — Просто спокойно стало.
Она не торопилась в новые отношения, но чувствовала: впервые за долгое время кто-то говорит с ней без жалости, без давления, просто — по-человечески.
Весной, ровно через год после суда, Яна снова сидела на балконе — тот же вид, тот же парк, только на душе уже было иначе.
На столике — чай в кружке, тетрадь, ручка. Она писала список дел: «купить шторы в спальню», «позвонить Андрею», «съездить к родителям».
Телефон зазвонил — мама.
— Ну как ты там, доча?
— Хорошо, мам. Всё хорошо.
— Слушай, — улыбнулась мама в трубке, — отец твой говорит: “Передай Яне, она у нас молодец”.
Яна рассмеялась.
— Передай ему — я ещё не всё успела.
Они поговорили о мелочах, потом Яна выключила телефон, вдохнула воздух. Весенний, тёплый.
За окном щебетали воробьи, пахло свежей землёй.
Она посмотрела на небо — и впервые за много лет почувствовала: всё на своих местах.
Боль ушла. Осталась память. Но без злости.
Теперь у неё была своя квартира, своя жизнь и своё право на счастье — без чьего-то одобрения и без страха, что завтра опять выгонят.
И, может, именно в эту минуту, когда она улыбнулась сама себе, где-то внизу дворничиха крикнула:
— Весна, девки! Всё сначала!
Яна усмехнулась, глотнула чай и тихо ответила — будто самой себе:
— Всё сначала, тётя Маша. Всё сначала.
Конец.
ШУБА…