Лариса Ивановна появилась в пятницу вечером, как обычно без предупреждения. Я открыла дверь и увидела её на пороге с двумя огромными сумками, в которых наверняка лежало всё что угодно — от банок с вареньем до шерстяных носков для Мишки, хотя на дворе стоял май.
— Здравствуй, Олечка, — она прошла мимо меня, даже не дождавшись приглашения. — Где мой мальчик?
«Мой мальчик» — так она называла Мишку, моего шестилетнего сына. Не «внук», не «Мишенька», а именно так, словно я была лишь временной опекуншей, а истинные права принадлежали ей.
— Миша у себя, играет, — я закрыла дверь и прислонилась к ней спиной, собираясь с силами. — Лариса Ивановна, вы же говорили, что приедете только на следующей неделе.
— Ну да, хотела, — она уже разувалась в прихожей, ставя свои ортопедические туфли рядом с Мишкиными кроссовками. — Но запись к врачу перенесли. Подумала, заодно навещу вас. Ты не рада? Ведь я всего на два дня.
Два дня. Сорок восемь часов. Это звучало как приговор.
Когда мы с Андреем развелись три года назад, я думала, что избавлюсь наконец от постоянного присутствия его матери в нашей жизни. Думала, что смогу дышать полной грудью. Но Лариса Ивановна считала иначе. Для неё развод сына не означал разрыва с внуком, а значит, и со мной. Она продолжала появляться, советовать, критиковать и «помогать» так, что после её помощи приходилось всё переделывать.
— Бабушка! — Мишка выскочил из комнаты и бросился к ней. Он любил её, конечно. Она баловала его, привозила подарки, разрешала то, что я запрещала. Классическая бабушка.
— Мой золотой! — Лариса Ивановна прижала его к себе и посмотрела на меня поверх его головы. — Какой худенький стал. Оля, ты его кормишь нормально?
Вот так, не прошло и пяти минут, а первый укол уже прозвучал.
— Он нормально ест, — я прошла на кухню. — Лариса Ивановна, вы будете ужинать?
— Что ты готовишь? — она последовала за мной, держа Мишку за руку.
— Курицу с овощами.
— Опять курицу? — она открыла холодильник, как будто это был её холодильник. — Ребёнку нужно красное мясо, железо. Я же тебе говорила. У меня в сумке есть хорошая говядина, сейчас достану.
— Не надо, у нас всё есть, — я включила плиту, стараясь сохранять спокойствие.
— Не надо, не надо, — она уже вытаскивала из сумки завёрнутый в газету пакет. — Вот, видишь? Свежайшая. Соседка на рынке купила, у проверенного продавца. Сейчас я быстро сделаю котлеты, Мишенька их любит.
Я молча отошла в сторону, давая ей разместиться у плиты. Спорить было бесполезно. Она всё равно сделает по-своему, а я буду выглядеть неблагодарной.
Так началась эта пятница. А в субботу должен был прийти Максим.
Максим появился в моей жизни полгода назад. Мы познакомились на детской площадке — банально, да. Он гулял с племянницей, я с Мишкой. Разговорились. Оказалось, он живёт в соседнем доме, работает программистом, ему тридцать два, не женат. Мы начали встречаться осторожно, без спешки. Я боялась торопить события, боялась за Мишку, боялась снова ошибиться.
Но Максим оказался удивительным. Он не пытался заменить Мише отца, не делал вид, что мы уже семья. Он просто был рядом — играл с ним в футбол, помогал со сложными задачками, читал на ночь книжки, когда оставался у нас. Миша привязался к нему. А я… я впервые за долгое время почувствовала, что имею право на собственное счастье.
В субботу утром я предупредила Ларису Ивановну:
— Сегодня вечером к нам придёт Максим. Мой друг.
Она оторвалась от тарелки с кашей, которую настойчиво впихивала в Мишку.
— Друг? Какой друг?
— Просто друг. Знакомый. Мы иногда встречаемся.
— То есть у тебя роман? — она отложила ложку. — А ты подумала о ребёнке? О том, как это на него повлияет?
Я сжала кулаки под столом.
— Максим хорошо относится к Мише. Они друзья.
— Друзья, — она скептически хмыкнула. — Оля, ты же понимаешь, что этому твоему Максиму нужно одно. Молодая женщина с ребёнком — лёгкая добыча. Он поиграет и уйдёт, а ты останешься с разбитым сердцем, и Мишка пострадает.
— Вы его даже не знаете, — я старалась говорить ровно.
— Мне и знать не надо. Я жизнь прожила, насмотрелась. Все мужики одинаковые. Мой Андрюша, конечно, тоже не идеал, но он хотя бы отец ребёнка. Вы бы помирились, он готов вернуться.
Вот это уже было за гранью.
— Ваш Андрюша спал с моей подругой. В нашей постели. Пока я была в роддоме с температурой у Миши.
— Ну, ошибся человек, — Лариса Ивановна отмахнулась. — Все ошибаются. Прощать надо уметь. Семью сохранять. А ты что, святая? Тоже, небось, не без греха.
Я встала из-за стола и вышла из кухни. Если бы я осталась, то наговорила бы такого, что пожалела бы потом.
Весь день она ходила за мной по пятам, раздавая советы. Мише она объясняла, что маме надо помогать больше, а не в планшете сидеть. Мне она рассказывала, что я неправильно глажу Мишкины рубашки, что надо купить другой стиральный порошок, что в квартире сквозняк, что моя причёска мне не идёт, что я слишком много крашусь для матери-одиночки.
К вечеру у меня раскалывалась голова. Максим должен был прийти в семь. В шесть я собрала Мишку — мы с Максимом планировали погулять втроём в парке, потом зайти в пиццерию.
— Мне можно тоже пойти? — спросила Лариса Ивановна, появляясь в прихожей в моём старом халате, который она зачем-то привезла с собой три визита назад и теперь носила, «чтобы твои вещи не пачкать».
— Нет, мы идём втроём.
— А я что, сиди тут одна? Я же гость.
— Лариса Ивановна, вы сами сказали, что приехали повидаться с внуком. Мы не будем долго, часа три максимум.
— Три часа ребёнка по холоду таскать! — она всплеснула руками. — Оля, у тебя совести нет? Сейчас ветер, он простудится.
— На улице плюс пятнадцать, — я натягивала кроссовки.
— Плюс пятнадцать — это холодно для ребёнка! И потом, я хочу познакомиться с этим твоим Максимом. Раз он претендует на место в вашей жизни, я должна на него посмотреть.
Я разогнулась и посмотрела на неё.
— Вы не должны. Это моя личная жизнь.
— Личная, — она усмехнулась. — У матери с ребёнком не бывает личной жизни. Ты о Мише думай, а не о своих интересах.
В дверь позвонили. Максим. Я открыла, и он вошёл с улыбкой, с пакетом мороженого для Миши.
— Привет! — он поцеловал меня в щёку и повернулся к Мишке. — Готов к приключениям, капитан?
— Готов! — Миша просиял.
— А вы, наверное, Лариса Ивановна? — Максим протянул руку свекрови. Он знал о ней, я предупредила его. — Максим. Очень приятно.
Лариса Ивановна оглядела его с головы до ног — высокого, в джинсах и лёгкой куртке, с открытым лицом и дружелюбной улыбкой. Она пожала его руку неохотно.
— Приятно, — процедила она. — Вы программист, я слышала?
— Да, работаю в IT.
— Понятно. Значит, целыми днями за компьютером сидите. Здоровье портите.
Максим растерянно моргнул.
— Ну, я стараюсь спортом заниматься…
— Заниматься, — она скрестила руки на груди. — А семья у вас была?
— Мама! — я не выдержала. Хотя она мне не мать, слово вырвалось автоматически. — Хватит.
— Что «хватит»? Я что, не могу поинтересоваться? Это ведь касается моего внука.
— Лариса Ивановна, у меня не было жены и детей, — Максим сохранял спокойствие, хотя я видела, как напряглась его челюсть.
— Ага. А почему в тридцать с лишним не были женаты? Что-то с вами не так?
— Лариса Ивановна! — я шагнула между ними. — Всё, мы пошли. Мы вернёмся к десяти.
— Я с вами, — она направилась к вешалке. — Мне тоже нужно подышать воздухом. И посмотрю заодно, как вы с моим внуком общаетесь.
Я почувствовала, как внутри меня что-то натянулось до предела, как струна.
— Вы не пойдёте с нами.
— Это ещё почему?
— Потому что это наша прогулка. Наша.
— И Мишина, — она положила руку на плечо внука. — Правда, Мишенька? Ты же хочешь, чтобы бабушка пошла?
Миша растерянно посмотрел на меня, потом на неё.
— Я… не знаю.
— Видишь? — Лариса Ивановна торжествующе посмотрела на меня. — Ребёнок не против.
— Лариса Ивановна, — вмешался Максим, и в его голосе появилась жёсткость. — Может быть, в другой раз? Мы правда планировали прогулку втроём.
— А вы кто такой, чтобы мне указывать? — она вздёрнула подбородок. — Вы тут неделю ходите, а я бабушка. Кровная родня.
— Но не Олина родня, — Максим посмотрел на неё твёрдо. — И если Оля не хочет…
— Оля, Оля! — она замахала руками. — Оля вообще не понимает, что делает! Она разрушила семью, лишила ребёнка отца, а теперь путается с первым встречным!
Тишина повисла тяжёлая, звенящая. Миша прижался к стене, его глаза округлились. Максим побледнел. А я… я почувствовала, как что-то во мне окончательно обрывается.
— Миша, — я присела перед сыном, стараясь говорить ровно. — Иди в свою комнату. Пожалуйста. Прямо сейчас.
— Но мама…
— Иди, солнышко. Всё будет хорошо.
Он неуверенно побрёл по коридору, оборачиваясь. Я дождалась, пока дверь его комнаты закроется, и выпрямилась.
— Максим, — я повернулась к нему. — Извини. Подожди меня внизу, ладно? Десять минут.
Он посмотрел на меня, потом на Ларису Ивановну, кивнул и вышел. Дверь закрылась за ним с тихим щелчком.
Мы остались вдвоём.
— Ты совсем обнаглела, — начала Лариса Ивановна. — Выставлять меня перед каким-то…
— Заткнитесь, — я сказала это тихо, но она замолчала, будто я закричала. — Заткнитесь и слушайте меня.
Она открыла рот, но я не дала ей вставить слово.
— Три года. Три года я терплю. Терплю ваши визиты без предупреждения. Терплю ваши советы, критику, постоянное вмешательство в мою жизнь. Терплю, как вы отравляете Мише голову, рассказывая, какая дура мамаша не может семью сохранить.
— Я никогда не говорила…
— Говорили. Я слышала. Миша мне передавал. Но я терпела, потому что вы — его бабушка. Потому что он вас любит. Потому что после развода я была слаба, сломлена, и у меня не было сил сопротивляться.
Я сделала шаг к ней.
— Но знаете что? Я изменилась. Я больше не та забитая девочка, которая боялась слово сказать поперёк. Я вырастила ребёнка одна. Я работаю, обеспечиваю его, леплю из него человека. Я имею право на личную жизнь. Я имею право на счастье. И мне наплевать, что вы об этом думаете.
— Ты не можешь так со мной разговаривать! — её голос дрогнул. — Я же для вас всё делаю, помогаю…
— Помогаете? — я усмехнулась. — Лариса Ивановна, вы не помогаете. Вы контролируете. Вы учите меня жить, критикуете каждый мой шаг, подрываете мой авторитет в глазах сына. Вы разрушили мой брак, постоянно вставая на сторону Андрея, оправдывая его измены. «Все мужики изменяют», «потерпи», «не выноси сор из избы». Помните?
Она молчала, её лицо побелело.
— А теперь вы пытаетесь разрушить и это. То единственное хорошее, что появилось в моей жизни за эти годы. Максим — прекрасный человек. Он относится к Мише лучше, чем его собственный отец. Он не пытается меня изменить, не критикует, не учит жить. Он просто рядом. И если вы думаете, что я позволю вам и это отнять…
— Оля, я же переживаю за тебя, — в её голосе появились слёзы. — Я не хочу, чтобы тебе снова было больно. Чтобы Миша страдал.
— Нет, — я покачала головой. — Вы переживаете за себя. За свой контроль. За свою власть. Вы боитесь, что если у меня будет нормальный мужчина рядом, вы станете не нужны. Что вас перестанут терпеть из вежливости.
Она смотрела на меня, и в её глазах я увидела растерянность, страх. Возможно, впервые за всё время нашего знакомства она поняла, что я не шучу.
— Хватит учить меня жить — вы мне никто! — я услышала собственный голос, звенящий, жёсткий. — К завтрашнему утру чтобы вас не было.
Тишина. Я слышала собственное дыхание, частое, громкое. Слышала тиканье часов в гостиной. Где-то за стеной играла музыка у соседей.
— Ты… выгоняешь меня? — она наконец выдавила из себя.
— Да. Выгоняю.
— Но куда я поеду? Сейчас вечер, у меня приём у врача в понедельник…
— Это не моя проблема. Поезжайте в гостиницу. Или к Андрею. Или к подружкам. Мне всё равно. Но завтра утром, к девяти часам, вас здесь быть не должно.
— А Миша? — её голос сорвался. — Я же не увижу его…
— Увидите. Когда научитесь вести себя прилично. Когда перестанете лезть в мою жизнь. Когда поймёте, что я — взрослый самостоятельный человек, а не ваша собственность. Тогда я разрешу вам видеться с внуком. По договорённости. Но не так, как сейчас.
Я взяла сумку, куртку.
— Мы уходим. Вернёмся через три часа. Надеюсь, к этому времени вы успокоитесь и сможем нормально поговорить. А завтра — чтобы вас здесь не было.
Я прошла в комнату Миши. Он сидел на кровати, сжимая в руках игрушечного динозавра.
— Миш, пойдём?
— Мама, а бабушка… она плачет?
— Не знаю, солнышко. Может быть. Но иногда надо говорить правду, даже если это больно. Пойдём, Максим ждёт.
Он молча взял меня за руку.
Мы спустились вниз. Максим ждал у подъезда.
— Прости, — я подошла к нему. — Прости за всё это.
Он затушил сигарету и обнял меня.
— Ты в порядке?
— Теперь да.
— Оля, если тебе нужно остаться, разобраться…
— Нет. Мне нужно в парк. С двумя моими любимыми мужчинами.
Он посмотрел на меня внимательно, потом кивнул.
— Тогда пошли. Миш, ты готов?
— Готов, — негромко ответил сын.
Мы пошли по улице — я между ними, держа каждого за руку. Вечер был тёплый, майский, пахло сиренью и свежескошенной травой. Где-то чирикали воробьи. Обычный субботний вечер в спальном районе.
Максим рассказывал Мише какую-то историю про роботов, и сын постепенно оживал, вставлял реплики, смеялся. А я шла рядом и чувствовала, как с каждым шагом становлюсь легче.
Три года я несла этот груз. Три года терпела, оправдывалась, позволяла собой манипулировать. Из вежливости, из чувства вины, из страха. Боялась быть плохой матерью. Боялась лишить сына бабушки. Боялась оказаться неблагодарной.
Но сегодня что-то щёлкнуло. Может быть, потому что в моей жизни появился Максим, и я поняла, что заслуживаю нормальных отношений. Может быть, просто накопилось. Но я сказала то, что должна была сказать три года назад.
В парке мы катались на качелях, ели мороженое, играли в прятки между деревьями. Максим догонял Мишу, подхватывал его на руки, кружил. Мой сын хохотал, и этот смех стоил всего.
Потом мы зашли в пиццерию, и Миша заказал себе пиццу с ананасами, которую я всегда ругала («это же не настоящая пицца!»), но сегодня просто кивнула. Мы сидели у окна, за нашим обычным столиком, и разговаривали — о школе, о новой игре, о планах на лето. Обычный вечер.
— Мама, — Миша вдруг стал серьёзным. — А бабушка больше не приедет?
Я посмотрела на него.
— Приедет, Мишуня. Когда мы с ней договоримся.
— О чём?
— О том, как правильно общаться. О том, что у каждого есть свои границы, которые нельзя нарушать. Понимаешь?
Он задумчиво кивнул.
— Понимаю. Как у меня в комнате. Ты же не входишь без стука.
— Вот именно.
— Я люблю бабушку, — сказал он тихо. — Но когда вы ссоритесь, мне страшно.
— Знаю, солнышко. Извини. Больше не будет ссор. Я обещаю.
Максим положил руку мне на плечо, легко, успокаивающе.
Домой мы вернулись около десяти. Поднимаясь по лестнице, я готовилась к новому раунду, но квартира встретила нас тишиной. Свет горел только в гостиной.
Лариса Ивановна сидела на диване, одетая, с собранными сумками у ног. Лицо её было бледным, глаза красными.
— Я позвонила Андрею, — сказала она. — Он заберёт меня через полчаса.
Я кивнула.
— Хорошо.
— Можно мне попрощаться с Мишей?
— Можно.
Миша неуверенно подошёл к ней. Она обняла его, прижала к себе.
— Бабушка тебя очень любит, — прошептала она. — Помни об этом.
— И я тебя люблю, баб.
— Я… я позвоню вам. Договоримся о встрече.
— Договоримся, — согласилась я.
Мы проводили Мишу в ванную умываться, потом уложили спать. Максим сидел на кухне, давая нам с Ларисой Ивановной побыть наедине.
Мы стояли в прихожей, и молчание между нами было тяжёлым, неловким. Она первая нарушила его.
— Оля, я правда думала, что помогаю. Что делаю как лучше.
— Знаю.
— Может, я действительно… перегибала. После того, как умер мой муж, Андрей и Миша — это всё, что у меня осталось. Я боялась их потерять. Боюсь.
Я посмотрела на неё — пожилую женщину в чужой прихожей, с двумя сумками и красными от слёз глазами. Мне стало почти жаль её. Почти.
— Вы не потеряете Мишу, — сказала я. — Если научитесь уважать меня. Уважать мои решения. Мои границы. Я не ваша дочь, не ваша подчинённая. Я мать вашего внука, и я имею право строить свою жизнь так, как считаю нужным.
— Я… попытаюсь, — она сглотнула. — Этот твой Максим. Он правда хороший?
— Да. Правда.
— И Миша его любит?
— Миша к нему привязан.
Она кивнула, вытерла глаза.
— Тогда ладно. Может, я была не права. Может.
В домофон позвонили — это был Андрей. Я открыла, и через минуту в дверь постучали. Мой бывший муж стоял на пороге, выглядел растерянным.
— Привет, Оль. Мама сказала… в общем, я приехал.
— Забирай, — коротко ответила я.
Он взял сумки, посмотрел на мать, потом на меня.
— Слушай, может, не надо так? Она же хотела как лучше…
— Андрей, — я посмотрела на него устало. — Не твоё дело. Совсем. Забирай мать и езжайте.
Он хотел что-то сказать, но встретился со мной взглядом и передумал. Лариса Ивановна молча надела туфли, взяла одну из сумок. В последний момент обернулась.
— Я позвоню. Насчёт Миши.
— Хорошо.
Дверь закрылась. Я прислонилась к ней лбом, закрыла глаза. Тишина. Наконец-то тишина.
Максим вышел из кухни, подошёл, обнял меня сзади.
— Ты справилась…
— Жених побледнел: невеста влепила свекрови торт в лицо под визг гостей