— Я сказала: она сюда не переедет! — Алла ударила ладонью по столу так, что кружка с чаем звякнула.
— Алла, не начинай, — Игорь стоял у окна, глядя в темноту двора. — Это ненадолго. Мама просто хочет переждать у нас месяц-другой.
— Ненадолго? — Алла усмехнулась, нервно. — Ты слышал, как она сказала? “Теперь мы все вместе будем жить, как семья”. Это не “на месяц”. Это — насовсем.
Квартира была маленькая, двадцать восемь квадратных метров — каждая мелочь имела значение. Октябрьская сырость забиралась с балкона даже через закрытые окна, а обогреватель гудел в углу, сбивая холод, как мог. Алла ещё утром помыла пол, проветрила — всё должно было быть чисто, уютно. Но сейчас от этого уюта не осталось ничего. В воздухе висело напряжение, как перед грозой.
— Игорь, ты вообще понимаешь, что говоришь? — она обернулась к нему. — Мы живём в однушке. У нас нет даже кладовки, чтобы лишний стул поставить. А твоя мать притащит чемоданы и будет здесь “временно”?
— Ну… да, — Игорь почесал затылок. — У Светы ремонт, мама уступила им квартиру, а сама…
— А сама решила разрушить мою жизнь, да? — перебила Алла. — Ты хоть раз подумал, что я об этом думаю?
Игорь промолчал. Алла видела — он не хотел ссор, но и не собирался спорить с матерью. Так было всегда.
Она отвернулась, подошла к окну. Двор был типичный — серые пятиэтажки, мокрые клумбы, мусорка за углом, собака соседки, гоняющая котов. На улице уже темнело, редкие прохожие кутаются в шарфы. Октябрь пах мокрым железом и сыростью. Алла любила этот город, хоть и не называла его “домом”. Домом для неё всегда была только эта квартира — бабушкина. Маленькая, но своя. Здесь она впервые почувствовала, что может дышать спокойно.
— Ты ведь сам говорил, что тебе тут нравится, — тихо сказала она. — Что уютно, спокойно. А теперь хочешь поселить сюда свою мать.
Игорь повернулся. На лице — усталость, виноватость, какая-то мальчишеская беспомощность.
— Алла, ну что я могу сделать? Она же не на улицу пойдёт.
— У неё есть дочь! — Алла повысила голос. — Пусть живёт со Светой!
— Света с мужем. Им тесно…
— А нам, значит, просторно?! — Алла засмеялась горько. — Ну конечно. Мы же молодые, нам можно и на кухне на табуретке ночевать!
Она подошла ближе.
— Я тебе сразу говорю, Игорь: если твоя мать переступит порог с чемоданом — я уйду.
Он помолчал, потом выдохнул:
— Не драматизируй.
Эти два слова обрушились на неё, как холодная вода.
— Не драматизируй, — повторила она тихо. — То есть, когда чужой человек собирается поселиться в моей квартире — это не повод для “драмы”?
— Алла, ну мама не чужой человек!
— Для тебя — нет. Для меня — да.
Она отошла к плите, включила чайник просто чтобы не стоять без дела. Руки дрожали.
— Игорь, ты взрослый мужик, тебе тридцать три года. Пора уже отделяться от мамы.
— Ты сейчас специально говоришь гадости, — раздражённо сказал он. — Она меня растила одна, ей тяжело, ты даже не пытаешься понять.
— Я всё прекрасно понимаю, — Алла повернулась. — Но одно дело — помочь. А другое — поселить в однокомнатной квартире. Это безумие!
Игорь сел на диван, потер лоб ладонью.
— Алла, пожалуйста. Просто попробуй с ней поладить.
Она молчала. Внутри всё кипело. Она вспомнила, как всё начиналось: год назад, корпоратив, его застенчивая улыбка, кофе на кухне, смех, прогулки по набережной. Всё было так легко, честно, по-настоящему. А теперь — бесконечные оправдания, звонки от свекрови, фразы “ты же понимаешь, она одна”, “это ненадолго”, “будь терпимее”.
Терпимее.
Она уже год терпела. Каждый совет, каждое вмешательство, каждое “а почему ты не так гладишь рубашки?”.
Чайник вскипел с визгом, будто тоже взорвался от напряжения. Алла выключила его, налила воду в кружку, но пить не стала.
— Знаешь, — сказала она тихо, не оборачиваясь, — мне иногда кажется, что ты всё ещё живёшь с мамой. Просто адрес другой.
Игорь поднял голову.
— Это несправедливо.
— Зато правда.
Он встал, подошёл ближе, но она отступила.
— Алла, ну давай не будем устраивать скандал. Мы же семья.
— Семья, — усмехнулась она. — А с кем ты сейчас — со мной или с мамой?
Он ничего не ответил. И именно это молчание стало самой громкой фразой за весь вечер.
На следующий день Марина Петровна действительно приехала. Без предупреждения. Осенний дождь моросил, асфальт блестел, листья липли к подошвам. Алла открыла дверь — и увидела перед собой женщину с красными щеками, пухлым рюкзаком и двумя огромными чемоданами.
— Ну что стоишь, Аллочка? — бодро сказала свекровь. — Помоги затащить, я вся вымоталась.
Алла не двинулась.
— Марина Петровна, вы… серьёзно?
— Конечно серьёзно, — та улыбнулась. — Где я теперь жить буду? Светочка же замуж вышла, им нужно своё пространство. Я не стану мешать молодым.
— А нам — можно? — Алла не удержалась.
— Ой, не начинай! — свекровь махнула рукой. — Я не требовательная, мне бы только кровать да чай по утрам. А вы живите как жили.
Игорь выскочил из комнаты, будто ждал этого момента.
— Мама! Дошла всё-таки!
Он подбежал, обнял её, помог затащить чемоданы.
Алла стояла в проходе, как вкопанная.
— Игорь, можно тебя на минуту?
Он кивнул, вышел в коридор. Алла шепнула сквозь зубы:
— Ты с ума сошёл?
— Алла, она устала, потом поговорим.
— Нет, сейчас! Я тебе вчера сказала — я против!
— Ну что вы там шепчетесь? — вмешалась Марина Петровна. — Я вон чайник поставлю, ладно? У вас на кухне всё по-другому, чем у меня. Аллочка, ты сахар куда ставишь?
Алла прикусила губу.
— На полке.
Свекровь пошла на кухню, и через минуту раздался звон ложек, хлопанье дверец и бодрый голос:
— Ага, вот и печенье!
Алла сжала кулаки.
— Это не квартира — это кошмар, — прошептала она.
— Она просто волнуется, — оправдался Игорь.
— Нет, она хозяйничает! Прямо с порога!
Вечером они втроём ужинали за крохотным столом. Марина Петровна рассказывала, как Света с мужем поехали в отпуск, как она помогала им с переездом.
— Светочка умница, — с гордостью говорила свекровь. — Всё сама организовала. И ремонт, и мебель. Жених у неё — золотой! Не то что у некоторых, — добавила она многозначительно.
Алла почувствовала, как по спине прошёл холодок.
— У некоторых — это у кого?
— Ну не обижайся, Аллочка. Просто у Светы — всё по уму, а у вас… тесновато.
— Мы не жалуемся, — отрезала Алла.
— Ну конечно, не жалуетесь, — усмехнулась свекровь. — Ты девочка скромная, но видно же, что Игорь устал. Мужчине нужен простор.
— Ему хватает, — сказала Алла. — Игорь, хватает же?
— Хватает, — тихо ответил он, ковыряя вилкой салат.
— Вот, видишь, — вмешалась Марина Петровна. — Даже говорит без энтузиазма. Я всё понимаю.
Алла сжала зубы.
— Я не против, чтобы вы гостили пару дней, — сказала она медленно. — Но только пару дней.
— А потом куда же я пойду? — свекровь округлила глаза. — Ты что, выгоняешь старуху на улицу?
— Никто никого не выгоняет, — быстро вставил Игорь. — Просто мама, Алла имеет в виду…
— Я сама прекрасно понимаю, что она имеет в виду! — перебила свекровь. — Ей не нужна я под боком. А я думала, мы семья!
Алла отодвинула тарелку.
— Мы семья. Но не коммуналка.
— Алла! — Игорь повысил голос.
— Что “Алла”? Я просто сказала правду.
— Ты неблагодарная, — Марина Петровна резко встала. — Я сына вырастила, воспитала, а ты теперь решаешь, где мне жить!
— Да, решаю, — холодно ответила Алла. — Потому что квартира — моя.
Повисла тишина. За окном моросил дождь, гудел автобус на остановке. Игорь сидел, как потерянный. Свекровь смотрела на Аллу, как на врага.
— Вот как ты, значит, — наконец сказала она. — Я думала, у вас семья, а у вас — одна бумага. Женщина без сердца.
Алла встала.
— У меня есть сердце. Просто оно не резиновое.
— Игорь, ты это слышал? — свекровь всплеснула руками. — Она выгоняет твою мать!
— Я никого не выгоняю, я просто…
— Нет, выгоняешь! — перебила та. — Хорошо, ладно. Поживу пока на диване, а вы спите на кухне, раз тебе так важно!
Алла засмеялась, но смех вышел нервным.
— Великолепно. Спасибо, что разрешили.
Игорь молчал. Он не мог — или не хотел — встать на сторону жены. И именно в этом молчании Алла впервые поняла, что всё рушится. Не из-за свекрови. Из-за него.
Когда ночь опустилась, Алла лежала на краю дивана, уткнувшись лицом в подушку. Рядом — Игорь, тяжело дышит во сне. На кухне поскрипывает раскладушка — Марина Петровна переворачивается, вздыхает, потом встаёт, идёт в ванную, шаркает тапками.
Алла смотрит в потолок. В голове только одна мысль: это мой дом, но я здесь чужая.
Она вспомнила бабушкины слова: “Не пускай никого жить насовсем, если хочешь сохранить покой”. Тогда смеялась. А теперь эти слова звенели в ушах, как предупреждение.
Через неделю квартира превратилась в полосу бытового фронта.
Марина Петровна перекладывала вещи, вытирала пыль там, где не просили, комментировала каждое действие.
— Аллочка, зачем ты покупаешь эти дорогие шампуни? Деньги на ветер.
— Аллочка, не пережаривай котлеты. Мужу вредно.
— Аллочка, не носи эти джинсы, тебе юбка больше идёт.
Алла сжимала зубы, но молчала. Игорь уходил на работу, а свекровь оставалась. Целыми днями.
Однажды Алла пришла домой раньше — и застала Марину Петровну за её ноутбуком.
— Что вы делаете?
— Да ничего, Игорь сказал пароль, я просто новости смотрю.
Алла почувствовала, как по телу пробежала дрожь. Это уже не просто “пожить”. Это — вторжение.
Вечером она попыталась поговорить с мужем.
— Игорь, я не могу так. Я прихожу домой и не чувствую, что это мой дом.
— Опять ты начинаешь…
— Нет, ты послушай. Она лезет во всё. Она живёт моей жизнью. Я не выдержу.
Игорь устало потёр лицо.
— Алла, ну не делай из мухи слона. Мама просто старается помочь.
— Помочь?! Она даже бельё наше развешивает, понимаешь? Без спроса!
— Ну и что? Это же не преступление.
— Знаешь что, — Алла встала. — Если для тебя всё это “ну и что” — живи с ней сам.
— Ты куда?
— Пойду проветрюсь. Пока ещё могу выйти из этой клетки.
Она схватила куртку, хлопнула дверью. На улице моросил дождь, асфальт блестел в свете фонарей. Холод бил по щекам, но внутри было жарко — от злости и боли. Алла шла быстро, не разбирая дороги, пока не оказалась у старой кофейни на углу. Зашла, заказала американо, села у окна.
За соседним столиком сидела пара — девушка смеялась, парень держал её за руку. Алла смотрела и чувствовала, как что-то внутри сжимается. Она тоже так когда-то смеялась. До тех пор, пока между ними не втиснулась третья — с фразами “я же мать”, “мне нужно”, “ты должен”.
Она вернулась домой поздно. Свет в окнах горел. В коридоре стояли чужие тапки — новые, пушистые, розовые. Наверное, подарок от Игоря. Алла тихо сняла куртку, прошла в комнату. Игорь спал, а на стуле рядом висела куртка свекрови.
Одна комната. Две женщины. Один мужчина — без воли.
Алла легла на диван, уставившись в потолок.
— Аллочка, ты опять соль не туда поставила, — раздалось утром с кухни. — Я же вчера объясняла, где ей место!
Алла закрыла глаза. Она лежала на диване, поджав ноги под одеяло, и слушала, как свекровь возится на кухне. Металлический звон ложек, шипение масла на сковородке, громкий голос — всё сливалось в один раздражающий шум.
С тех пор как Марина Петровна “временно” переехала, прошло уже полтора месяца. “Временно” превратилось в устойчивое состояние. Вещи свекрови заняли половину шкафа, её халат висел рядом с курткой Аллы, в ванной стояли чужие баночки с кремами. Даже запах в квартире стал другим — смесь духов “Красная Москва” и жареного лука.
Алла поднялась, пошла в ванную. В зеркале отразилось бледное лицо, с синими кругами под глазами. За последнее время она почти не спала нормально — ночами слышала, как свекровь кашляет, ворочается, ходит по кухне за водой.
Она умылась, включила чайник, но тут же услышала голос:
— Не кипяти! Я уже воду подогрела, там в термосе горячая!
— Марина Петровна, можно я сама решу, как мне чай сделать? — устало сказала Алла.
— Ну что ты опять раздражаешься? Я же просто помочь хочу. Женщина должна быть спокойной, особенно если хочет сохранить семью, — сказала свекровь, наливая себе кофе.
Алла вздохнула.
— Сохранить семью, говорите? А вы уверены, что помогаете, а не рушите её?
— Аллочка, ты неправильно всё понимаешь. Я же добра желаю. Я вижу, что Игорёк устает, питание у него неправильное, режим никакой. Вот я и стараюсь.
— А я, выходит, не стараюсь? — Алла повысила голос. — Вы что, думаете, я вообще не справляюсь?
— Я этого не говорила, — спокойно ответила Марина Петровна, хотя по лицу было видно: именно так она и думает.
Вошёл Игорь, сонный, в спортивных штанах.
— Девочки, ну что вы опять? — зевнул. — Можно хоть утро начать без скандала?
— Никто не скандалит, — свекровь подала ему тарелку с омлетом. — Просто у нас с Аллой разные взгляды на порядок.
— Разные взгляды? — Алла усмехнулась. — Это мягко сказано.
— Аллочка, — начала свекровь, — ты девочка молодая, горячая, я понимаю. Но иногда нужно уступать. Семья — это компромисс.
Алла не выдержала.
— Компромисс — это когда обе стороны уступают. А не когда одна диктует, а другая терпит.
Игорь поднял глаза от телефона.
— Хватит, пожалуйста. Я с утра ещё кофе не успел выпить, а вы уже…
— Ты видишь, что она делает? — Алла ткнула рукой в сторону свекрови. — Она хозяйничает здесь, как у себя дома!
— Потому что мне здесь жить, — ответила та спокойно.
— Временно! — выкрикнула Алла.
— Аллочка, — протянула свекровь, — я уже привыкла. К тому же Светочке там удобно, а мне одной скучно. Разве плохо, когда родные живут вместе?
Алла почувствовала, как внутри всё сжалось.
— Родные… — повторила она тихо. — А меня вы кем считаете, посторонней?
— Ну, ты же понимаешь, родство — это не только штамп, — сказала свекровь с мягкой, но ледяной улыбкой. — Семейные узы — они кровные.
Игорь опустил глаза.
Алла повернулась к нему:
— Ты слышал? Она говорит, что я ей чужая.
— Мама просто не так выразилась, — торопливо сказал он. — Не придирайся к словам.
— Я не придираюсь! — Алла ударила кулаком по столу. — Я живу в аду, Игорь! Ты понимаешь это? Каждый день — как пытка!
Свекровь обиженно поджала губы.
— Вот и я чувствую себя лишней. Я тут стараюсь, готовлю, убираю, а она “в аду”. Благодарности — ноль.
Алла рассмеялась коротко, срывающимся голосом.
— Конечно. Вы святая, а я — чудовище. Отлично.
Она резко вышла из кухни, захлопнула за собой дверь комнаты. Сердце колотилось, ладони дрожали. В углу — её рабочее место, ноутбук, стопка документов. Работать из дома стало почти невозможно — свекровь ходила туда-сюда, громко говорила по телефону, включала телевизор.
Алла села, уткнулась лицом в ладони.
Так больше нельзя. Это не жизнь.
На выходных она решилась поговорить серьёзно.
Игорь вернулся с работы поздно, усталый, раздражённый. Алла ждала его на диване, с чашкой остывшего чая.
— Нам нужно решить, — сказала она сразу, без предисловий.
— Что решить? — насторожился он.
— Твою мать.
— Что — “мою мать”?
— Где она будет жить.
Он тяжело вздохнул.
— Алла, мы же это уже обсуждали.
— Нет, мы не обсуждали. Ты просто позволил ей остаться, а я живу теперь, как квартирантка в собственной квартире.
— Перестань.
— Нет! — Алла подняла голос. — Я больше не могу! Я прихожу домой и чувствую себя лишней. Она во всё лезет. Даже в наши отношения!
— В какие ещё отношения?
— В любые! Она советует, когда нам ложиться, что есть, как общаться! Ты не замечаешь, как она тебя контролирует?
Игорь молчал.
— Ты хоть понимаешь, что теперь я боюсь сказать слово при ней? — продолжала Алла. — Я не могу даже по телефону спокойно поговорить — она всё время слушает.
— Алла, ты преувеличиваешь, — наконец сказал он. — Мама не враг тебе. Просто человек старый, с привычками.
— Привычки? — переспросила она. — Это не привычки, это диктат!
Игорь раздражённо встал.
— Сколько можно? Ты всё время видишь во всём злой умысел.
Алла посмотрела на него долгим, усталым взглядом.
— Нет, Игорь. Я просто вижу, что ты стал не тем, кем был.
Он нахмурился.
— Что это значит?
— Раньше у тебя было своё мнение. А теперь ты повторяешь за ней. “Не кричи, не раздражайся, уступи”. Ты даже фразами её говоришь.
— Это ты накручиваешь себя.
— Может быть. Но тогда объясни, почему я каждый вечер сижу в своей квартире и чувствую, что мне тут нет места?
Он не ответил. Только вздохнул и пошёл на кухню.
Алла осталась одна. За стеной слышался смех свекрови, звяканье посуды. Жизнь шла своим чередом — только не её жизнь.
На следующий день Алла собрала сумку и уехала к подруге. Сказала Игорю коротко: “Мне нужно отдохнуть”. Он даже не спросил куда.
Неделю она жила у Лены — старой подруги по институту. Маленькая двушка в спальном районе, кошка на подоконнике, запах кофе и свободы.
— Слушай, — говорила Лена, наливая чай, — ты не обязана это терпеть. Если человек не умеет ставить границы, за него это нужно сделать.
— Он не плохой, — тихо сказала Алла. — Просто… безвольный.
— А безвольность — это тоже выбор.
Эти слова застряли в голове.
На восьмой день Игорь позвонил.
— Алла, ты где?
— У Лены.
— Возвращайся. Мама уехала на дачу.
— Надолго?
— Не знаю. Но уехала.
Алла вернулась. Квартира встретила тишиной, пылью, запахом застоявшегося воздуха. Игорь был дома — мыл посуду, выглядел растерянным.
— Прости, — сказал он. — Я не знал, что тебе настолько тяжело.
— Ты не хотел знать, — ответила она.
Он сел, устало опустив плечи.
— Я запутался, Алла. Она давит, я не могу ей сказать “нет”. У меня чувство вины. Она же одна.
— А я? — тихо спросила она. — Я, по-твоему, не человек?
Он посмотрел на неё.
— Я люблю тебя.
— Любовь — это не слова, Игорь. Это поступки.
Между ними повисла долгая пауза. Только шум ветра за окном.
Следующие дни были странными. Свекрови действительно не было. Алла начала снова спать спокойно, убирать, переставлять вещи на места. Появилось ощущение воздуха, света.
Игорь стал внимательнее, пытался что-то исправить: готовил ужины, спрашивал о делах. Но что-то уже сломалось.
Однажды вечером он сказал:
— Мама хочет продать дачу и купить себе комнату где-то поближе.
— Хорошо, — ответила Алла.
— Она просила, чтобы ты помогла ей выбрать.
Алла поставила чашку на стол.
— Нет.
— Почему “нет”?
— Потому что я не хочу снова в это влезать. Пусть делает, как считает нужным.
Игорь кивнул. Но в глазах его мелькнула та же растерянность.
Через неделю свекровь вернулась. “На пару дней”. Потом — “пока не решу вопрос с комнатой”.
И всё началось снова.
Кульминация случилась вечером, когда Алла пришла с работы и увидела, как Марина Петровна роется в её ящике с документами.
— Что вы делаете?! — выкрикнула она.
Свекровь вздрогнула, но не отступила.
— Я просто искала гарантийник на телевизор, он же общий.
— Это мой ящик! Мои документы!
— Не кричи, Аллочка. У нас же нет тайн.
— Есть! — Алла шагнула ближе. — У каждого человека есть личное пространство, даже у вас!
Вышел Игорь, встревоженный.
— Что случилось?
— Твоя мать шарит по моим вещам!
— Аллочка, ну не преувеличивай, — спокойно сказала свекровь. — Я просто посмотрела.
— Всё! — Алла схватила пальто. — Я больше не могу.
— Куда ты? — Игорь попытался остановить её.
— Вон. Дышать. Пока не взорвусь.
Она выбежала в ночь.
Двор был мокрый, лужи отражали тусклый свет фонарей. Октябрьский холод пробирал до костей, но Алле было всё равно. Она шла быстро, сама не зная куда.
Либо я уйду, либо сойду с ума.
На следующий день она позвонила Игорю.
— Я возвращаться не буду, пока её там хоть на день.
Он молчал долго. Потом сказал:
— Понимаю.
Прошло две недели. Алла сняла себе небольшую студию — двадцать квадратов, зато тишина и никто не командует. Она устроила всё по-своему: поставила лампу, развесила фотографии, купила новый чайник.
Игорь писал редко. Сначала пытался просить прощения, потом просто молчал.
Однажды он всё же пришёл. Без звонка, с букетом. Стоял в дверях, неловкий, чужой.
— Я снял маме комнату, — сказал он. — Сам теперь живу отдельно. Хочу начать заново.
Алла долго молчала.
— Игорь… поздно.
Он опустил взгляд.
— Ты больше не любишь?
— Я устала любить одна.
Он стоял, будто не знал, что делать с руками, потом поставил букет на стол и тихо ушёл.
Алла закрыла за ним дверь и прислонилась к косяку. В груди — пустота, но не боль. Скорее — покой.
Прошёл месяц. Октябрь сменился серым ноябрём.
Алла возвращалась с работы — в руках пакеты, в ушах музыка. Дождь стучал по капюшону. Она открыла дверь своей новой квартиры и вдруг поймала себя на том, что впервые за долгое время улыбнулась.
Тишина. Никто не командует, не учит, не спрашивает. Только она и её дыхание.
Она поставила чайник, сняла пальто, включила свет. Квартира маленькая, но своя. Снова.
На подоконнике — чашка, книга, свеча. За окном — мокрый город.
Алла присела у окна и долго смотрела, как по стеклу бегут капли.
Она вспомнила всё: Игоря, его мать, их ссоры, усталость, крики. И вдруг поняла, что благодарна. Потому что именно через это она наконец научилась не бояться сказать “нет”.
Не из злости. А из уважения — к себе.
Она наложила себе ужин, включила музыку потише. На телефоне вспыхнуло уведомление — сообщение от Игоря:
“Надеюсь, у тебя всё хорошо.”
Алла посмотрела на экран, потом удалила сообщение.
— Всё хорошо, — сказала она вслух.
И впервые за долгое время почувствовала, что говорит чистую правду.
Конец.