Татьяна замерла посреди торгового центра, не веря своим глазам. Перед ней стояла Валентина Андреевна — женщина, которая три года назад выставила её за дверь собственного дома со словами «УБИРАЙСЯ, нищенка!». Теперь же она улыбалась так приторно-сладко, будто между ними никогда не было той страшной сцены с чемоданами на лестничной площадке.
— Валентина Андреевна? — Татьяна невольно отступила на шаг назад.
— Танечка, милая! — женщина раскинула руки для объятий, но натолкнулась на холодный взгляд. — Ну что ты так смотришь? Мы же родные люди!
— РОДНЫЕ? — голос Татьяны дрогнул. — Вы выгнали меня из дома, когда я потеряла работу. Сказали, что я недостойна вашего сына!
Валентина Андреевна махнула рукой, будто отгоняя неприятные воспоминания.
— Ну что ты, Танечка! Это всё в прошлом. Я слышала, ты теперь директор в фармацевтической компании? И зарплата у тебя теперь… внушительная?
Три года назад эта женщина унижала её при каждом удобном случае. Критиковала готовку, внешний вид, манеру одеваться. А когда компания, где работала Татьяна, обанкротилась, Валентина Андреевна устроила настоящий скандал.
— Родион так по тебе скучает, — продолжала бывшая свекровь, не замечая или игнорируя напряжение. — Он просто не знает, как к тебе подойти после всего…
— После того, как он молча смотрел, когда вы выбрасывали мои вещи? — перебила Татьяна.
— Танечка, ну зачем ворошить прошлое? Родион был в сложной ситуации. Ты же знаешь, какой он… мягкий. Ему трудно было выбирать между матерью и женой.
— И он выбрал, — сухо констатировала Татьяна.
— Но теперь всё изменилось! — Валентина Андреевна схватила её за руку. — Ты успешная, состоятельная женщина. Родион будет гордиться такой женой! И я… я готова извиниться за те резкие слова.
Татьяна выдернула руку.
— Извиниться? За то, что назвали меня «нахлебницей»? За то, что сказали, будто я «присосалась» к вашему сыну? За то, что обвинили в корысти, когда я пять лет работала без выходных, чтобы помогать с ипотекой?
— Танечка, я была не права…
— НЕТ! — Татьяна повысила голос, и несколько прохожих обернулись. — Вы были правы в одном — я действительно была недостойна вашего сына. Недостойна такого слабовольного человека, который позволил матери растоптать достоинство женщины, которую якобы любил!
Валентина Андреевна сменила тактику. Её лицо приняло обиженное выражение.
— Я же как лучше хотела! Родион — мой единственный сын. Я переживала за его будущее. А ты тогда… ну, сама понимаешь, без работы, без перспектив…
— Без перспектив? — Татьяна горько усмехнулась. — Я тогда училась на вечернем отделении, получала второе образование. Но вам это было неинтересно. Вы видели только то, что хотели видеть — «неудачницу», которая не приносит денег в дом.
— Но теперь-то ты доказала, что я ошибалась! — воскликнула Валентина Андреевна. — Посмотри, какая ты стала! Дорогая одежда, уверенность в себе… Родион будет счастлив!
— А что Родион? — поинтересовалась Татьяна. — Как он поживает?
Лицо Валентины Андреевны слегка помрачнело.
— Ну… знаешь… После вашего развода он немного… приуныл. Работает всё там же, в автосалоне менеджером. Зарплата небольшая, но стабильная. Живёт со мной…
— Со своей мамочкой, — кивнула Татьяна. — Как удобно.
— Не язви! — вспыхнула Валентина Андреевна. — Он просто… ещё не встретил подходящую женщину. Те, что были после тебя… Ну, сама понимаешь, охотницы за квартирой!
Татьяна едва сдержала смех. Ирония ситуации была просто убийственной.
— Охотницы за квартирой? Вы серьёзно?
— Абсолютно! Одна вообще оказалась с ребёнком от первого брака — скрывала! Представляешь? Хотела на шею Родиона повесить чужого ребёнка!
— Ужас какой, — ровным голосом произнесла Татьяна.
— Вот именно! Поэтому я и говорю — возвращайся! Вы были такой красивой парой. И теперь, когда у тебя есть достойная работа, никто не сможет сказать, что ты…
— Что я нахлебница? — подсказала Татьяна.
Валентина Андреевна покраснела.
— Я же извинилась! Сколько можно попрекать? Все ошибаются!
— Да, все ошибаются, — согласилась Татьяна. — Я тоже ошиблась. Думала, что выхожу замуж за взрослого мужчину, а оказалось — за маменькиного сынка.
— Как ты СМЕЕШЬ! — вспыхнула Валентина Андреевна.
— А как вы смели? — парировала Татьяна. — Как смели унижать меня день за днём? Помните, как заставляли переделывать ужин по три раза, потому что «Родик любит по-другому»? Как критиковали мой выбор одежды? Как намекали, что я слишком много ем и скоро растолстею?
— Это было заботой о твоём здоровье!
— Это было унижением! — отрезала Татьяна. — И ваш сын это позволял. Более того, он часто поддакивал вам. «Мама права, Таня, тебе стоит прислушаться». «Мама лучше знает, Таня». «Не спорь с мамой, Таня».
Валентина Андреевна нервно огляделась по сторонам. Их разговор привлекал внимание.
— Давай не будем устраивать сцены в общественном месте, — прошипела она. — Поговорим спокойно. Может, зайдём в кафе?
— НЕТ, — твёрдо сказала Татьяна. — Мне не о чем с вами говорить.
— Танечка, подумай о Родионе! Он страдает!
— Он страдает? — Татьяна покачала головой. — А когда я плакала ночами, запершись в ванной, чтобы не слышать ваших упрёков за «лишний шум» — он не страдал? Когда вы при гостях рассказывали, какая я неумёха и что «неизвестно, за что Родик на ней женился» — он не страдал?
— Ты всё утрируешь!
— Я цитирую! — отрезала Татьяна. — Слово в слово. У меня отличная память на унижения.
Валентина Андреевна сменила тактику. На её лице появилось выражение вселенской скорби.
— Танечка, я старая женщина. У меня давление, сердце… Я хочу увидеть внуков, пока жива. А Родион… он только о тебе и говорит.
— Неужели? — скептически произнесла Татьяна. — И что же он говорит?
— Что любит тебя. Что совершил ошибку. Что готов всё исправить!
— Готов исправить… — повторила Татьяна. — Интересно. А три года назад он не был готов? Когда я уезжала с одним чемоданом вещей?
— Он был в шоке! Не знал, что делать!
— Зато вы знали. И делали. Помните, как звонили мне и требовали вернуть обручальное кольцо? Говорили, что оно — семейная реликвия, и я не достойна его носить?
Валентина Андреевна поморщилась.
— Я была… эмоциональна.
— Вы были жестоки, — поправила Татьяна. — И ваш сын это допустил. Знаете, что он мне сказал, когда я попросила его заступиться? «Мама расстроена, потерпи немного, она успокоится».
— Родион всегда был деликатным…
— Родион всегда был трусом! — выпалила Татьяна и тут же прикусила язык. — Простите. Это было грубо, но ПРАВДА!
— Да, это было ГРУБО! — возмутилась Валентина Андреевна. — Родион — прекрасный человек! Добрый, внимательный…
— Послушный, — добавила Татьяна.
— Что плохого в том, чтобы уважать мать?
— Ничего. Но есть разница между уважением и подчинением. Родион так и не научился этой разнице.
Валентина Андреевна достала из сумочки телефон.
— Знаешь что? Я сейчас ему позвоню. Пусть сам с тобой поговорит!
— НЕ НАДО! — Татьяна попыталась остановить её, но женщина уже набирала номер.
— Родик? Сыночек, это мама. Угадай, кого я встретила? Таню! Да, твою Таню!
Татьяна отвернулась, чувствуя, как к щекам приливает кровь. Несколько покупателей с любопытством поглядывали на них.
— Да, она здесь, рядом со мной. Что? Конечно, сейчас передам!
Валентина Андреевна протянула телефон Татьяне.
— Поговори с ним. Он так хочет услышать твой голос!
Татьяна смотрела на телефон, как на ядовитую змею.
— Я сказала — НЕ НАДО!
— Танечка, не упрямься! — Валентина Андреевна практически совала телефон ей в руки. — Это же Родион!
Из динамика донёсся знакомый голос:
— Таня? Танюша, это правда ты?
Татьяна закрыла глаза. Этот голос когда-то был для неё самым родным. Сейчас он вызывал только боль.
— Здравствуй, Родион, — сухо произнесла она, взяв телефон.
— Танюша! Боже, как я рад тебя слышать! Мама сказала, ты прекрасно выглядишь!
— Твоя мама многое говорит, — ответила Татьяна.
— Таня, я… я так виноват перед тобой! Можем мы встретиться? Поговорить?
— О чём?
— О нас! О том, что произошло. Я хочу извиниться. Объяснить…
— Что объяснить, Родион? Почему ты позволил матери выгнать меня из дома? Почему не заступился? Почему подписал документы на развод, даже не попытавшись поговорить?
— Я был дураком! — в трубке послышался шум, будто Родион ходит по комнате. — Полным идиотом! Но я изменился, Таня!
— За три года?
— Да! Я понял, какую ошибку совершил. Понял, что потерял самое ценное в своей жизни!
Татьяна горько усмехнулась.
— Самое ценное? Родион, ты отдал «самое ценное» маме, как старую мебель. «Забирайте, мне не нужно».
— Это не так было!
— А как? Расскажи мне, как это было с твоей стороны?
Молчание. Потом тяжёлый вздох.
— Мама сказала… она сказала, что ты используешь меня. Что как только найдёшь работу получше, уйдёшь к кому-то более успешному.
— И ты поверил?
— Я… я не знал, что думать! Ты стала такой замкнутой, постоянно училась, мало времени проводила дома…
— Потому что дома меня встречала твоя мать с очередными претензиями! — вспылила Татьяна. — Конечно, я предпочитала сидеть в библиотеке до закрытия!
— Я понимаю это теперь! Таня, прошу тебя, давай встретимся! Хотя бы выпьем кофе, поговорим спокойно.
Татьяна посмотрела на Валентину Андреевну, которая с надеждой следила за разговором.
— Родион, ответь честно. Ты сейчас живёшь с мамой?
— Ну… да. Но это временно! Я ищу квартиру…
— Три года ищешь?
— Таня, ты же знаешь, какие сейчас цены…
— Знаю. Я сама снимала комнату в коммуналке первый год после развода. Восемь квадратных метров. С соседями-алкоголиками.
— Что? Таня, почему ты мне не сказала? Я бы помог!
— Чем? — устало спросила Татьяна. — Деньгами, которые контролирует твоя мать? Или моральной поддержкой, на которую ты не способен?
— Таня, это несправедливо…
— НЕСПРАВЕДЛИВО? — Татьяна повысила голос. — Несправедливо — это когда тебя выбрасывают на улицу, потому что ты временно без работы! Несправедливо — это когда муж молчит, пока его мать топчет твоё достоинство!
— Передай трубку маме, — попросил Родион после паузы.
— Зачем?
— Просто передай.
Татьяна протянула телефон Валентине Андреевне. Та схватила его с жадностью.
— Родик? Что? Но я же… Хорошо, сыночек. Да, я поняла. Приеду.
Она отключилась и посмотрела на Татьяну с плохо скрываемой злостью.
— Довольна? Расстроила Родиона!
— Я расстроила? — Татьяна не поверила своим ушам.
— Да! Нужно было спокойно поговорить, а ты сразу с обвинениями!
— Валентина Андреевна, это вы меня остановили. Это вы начали этот разговор.
— Я хотела помириться! Загладить старые обиды!
— Нет, — покачала головой Татьяна. — Вы услышали о моей новой должности и решили, что теперь я снова «достойна» вашего сына. Только вот парадокс — теперь это ваш сын недостоин меня.
— Да КАК ТЫ СМЕЕШЬ! — взвизгнула Валентина Андреевна так громко, что охранник торгового центра направился к ним.
— Всё в порядке? — спросил он, внимательно глядя на женщин.
— Да, всё хорошо, — спокойно ответила Татьяна. — Я уже ухожу.
Она развернулась, но Валентина Андреевна схватила её за рукав.
— Стой! Ты пожалеешь об этом! Родион — лучшее, что было в твоей жизни!
Татьяна осторожно освободила рукав.
— Нет, Валентина Андреевна. Родион — это урок, который я выучила. Дорогой урок, но необходимый. Благодаря вам и вашему сыну я поняла, чего НЕ хочу в своей жизни. Спасибо за это.
— Да ты… ты неблагодарная!
— Я свободная, — поправила Татьяна. — Свободная от ваших оценок, требований и манипуляций. И знаете что? Это прекрасное чувство.
Она пошла к выходу, но обернулась:
— И ещё, Валентина Андреевна. Расскажите Родиону, что я встречаюсь с замечательным мужчиной. Он руководит собственным рекламным агентством. У него есть характер, принципы и, что самое главное — он живёт отдельно от мамы с восемнадцати лет. Представляете?
Лицо Валентины Андреевны стало пунцовым.
— Врёшь!
— Зачем мне врать? — пожала плечами Татьяна. — Его зовут Дмитрий, и в следующем месяце мы едем знакомиться с его родителями. Они живут в Калининграде, держат небольшую пекарню. Милейшие люди, судя по нашим разговорам по скайпу.
— Но… но Родион…
— Родион сделал свой выбор три года назад. И я сделала свой — сегодня. Всего доброго, Валентина Андреевна. И передайте Родиону — пусть не ищет меня больше. Ни лично, ни через вас.
Татьяна вышла из торгового центра, вдыхая свежий весенний воздух. На душе было удивительно легко. Она достала телефон и набрала номер.
— Привет, Дим! Да, всё купила для поездки. Слушай, ты не поверишь, кого я встретила…
А позади, в торговом центре, осталась Валентина Андреевна. Она стояла посреди зала, сжимая в руке телефон, и чувствовала, как земля уходит из-под ног. Вечером её ждал тяжёлый разговор с сыном…
***
Родион сидел на кухне их двухкомнатной квартиры и машинально помешивал остывший чай. Материнский звонок выбил его из колеи. Голос Тани, такой родной и одновременно чужой, не выходил из головы.
Дверь хлопнула — вернулась мать.
— Ну что, доволен? — с порога набросилась она. — Упустил такую девушку!
— Мам, это ты тогда говорила, что она мне не пара, — устало напомнил Родион.
— Я ошибалась! Все ошибаются! Но можно было всё исправить, если бы ты нормально с ней поговорил!
— Мам, она не хочет со мной разговаривать. И я её понимаю.
Валентина Андреевна плюхнулась на стул напротив.
— Понимаешь? А меня ты понимаешь? Я скоро умру, а внуков так и не увижу!
— Мам, тебе пятьдесят восемь лет. Ты здоровее меня.
— Но сердце! Давление!
Родион устало потёр лоб. Этот разговор повторялся с завидной регулярностью.
— Знаешь, мам, может, Таня права. Может, мне действительно стоило тогда заступиться за неё.
— Заступиться? Да я её добру учила! Как дом вести, как мужа ублажать!
— Мам, она умела вести дом. И готовила прекрасно. Просто не так, как ты.
— Вот именно — НЕ ТАК! Родик, я же лучше знаю, что тебе нравится!
Родион посмотрел на мать и вдруг увидел её будто впервые. Властная, уверенная в своей правоте женщина, которая всю жизнь решала за него, что ему есть, что носить, с кем дружить и на ком жениться.
— Мам, а что нравится мне? — тихо спросил он.
— Что за глупый вопрос? Я же твоя мать!
— Именно. Ты моя мать. Но ты не я. А что нравится МНЕ — я и сам не знаю. Потому что никогда не выбирал.
— Родик, что за философия? Ты устал. Иди отдохни, я ужин приготовлю. Твои любимые котлеты.
— Я не люблю котлеты, мам.
Валентина Андреевна застыла с полотенцем в руках.
— Что?
— Я не люблю котлеты. Никогда не любил. Но ты готовила их три раза в неделю, потому что «это полезно и сытно».
— Родик, ты бредишь!
— Нет, мам. Я трезвею. Знаешь, что сказала Таня? Что я трус. И она права. Я всю жизнь боялся тебе перечить. Боялся расстроить. И потерял из-за этого женщину, которую любил.
— Любил? Ха! Если бы любил, не развёлся бы!
— Это ты подала документы от моего имени, мам. Сказала, что так будет лучше для всех.
— И была права! Посмотри, кем она стала без тебя — директор! А с тобой сидела бы дома, детей рожала!
— И что в этом плохого? — вспылил Родион. — Может, она хотела детей! Может, я хотел! Но ты всё решила — «рано вам, сначала на ноги встаньте»!
— Я заботилась о вашем будущем!
— Ты контролировала наше настоящее! — Родион встал из-за стола. — И знаешь что? ХВАТИТ! Мне тридцать пять лет, мам. Тридцать пять! А я живу с мамой, ем котлеты, которые ненавижу, и сплю на диване, потому что моя комната «удобнее для твоего рукоделия»!
— Родион! Как ты со мной разговариваешь!
— Как со взрослой женщиной, которая должна понять — её сын уже не ребёнок. И если она не отпустит его сейчас, он так и останется одиноким неудачником.
— Неудачником? Да у тебя стабильная работа!
— Которую выбрала ты! «Родик, в автосалоне хорошо платят и соцпакет». А я хотел быть фотографом, мам. Помнишь? Но ты сказала — это несерьёзно.
Валентина Андреевна молчала, сжимая полотенце так, что побелели пальцы.
— Я ухожу, мам, — сказал Родион, направляясь к двери.
— Куда? Куда ты пойдёшь вечером?
— Погулять. Подумать. Может, загляну к Максиму. Он давно зовёт посмотреть его новую квартиру. Которую он снимает. Сам. Без матери.
— Родион, не смей!
Но дверь уже хлопнула. Валентина Андреевна осталась одна на кухне. Тишина давила на уши. Она подошла к окну и увидела, как сын идёт по двору. Ссутулившийся, постаревший раньше времени, одинокий.
«Что я наделала?» — мелькнула предательская мысль, но она тут же отогнала её. НЕТ! Она всё делала правильно! Она заботилась! Она любила! Просто все неблагодарные — и бывшая невестка, и сын…
***
Валентина Андреевна стояла у окна, сжимая шторы побелевшими пальцами, и чувствовала, как внутри закипает ядовитая смесь обиды и злости.
— Дрянь непокладистая! — шипела она сквозь зубы, глядя в пустоту. — Не захотела за моего Родика побороться, сбежала при первой трудности! А теперь выпячивается — директор, видите ли! А мой сын так и торчит в этом автосалоне мелким клерком, потому что она его бросила, сломала!
Она развернулась, оглядывая пустую квартиру, и накатила новая волна гнева — уже на сына.
— И этот туда же! Осмелился матери перечить, на меня голос повышать! После всего, что я для него сделала!
А в это самое время Татьяна сидела в машине рядом с Дмитрием, который одной рукой вёл автомобиль, а второй нежно сжимал её ладонь. Весеннее солнце заливало салон золотистым светом, впереди ждала встреча с его родителями, и Татьяна вдруг поймала себя на мысли, что давно — очень давно — не чувствовала себя такой лёгкой, свободной и по-настоящему счастливой. «Всё в прошлом, — подумала она, глядя в окно на проносящиеся мимо поля. — И слава Богу».