Последние лучи сентябрьского солнца мягко освещали нашу просторную гостиную, играя бликами на столешнице из каменной смолы. Я только что закрыла очередной успешный квартал: мой стартап по разработке мобильных приложений принес почти два миллиона. Легкий щелчок мыши — и я перевела пятьсот тысяч на свой личный счет, обычная ежемесячная рутина. В этот момент сработал электронный замок, и в квартиру вошел Артем.
Я обернулась и улыбнулась ему. Он выглядел уставшим, но по-прежнему любимым. Его пальто пахло вечерним городом, смешанным с ароматом свежей выпечки — он, как всегда, завез булочек из той самой пекарни у метро.
— Привет, красавица, — он поцеловал меня в макушку и положил на стол бумажный пакет. — Как твой день?
— Прекрасно, — честно ответила я. — Все идет по плану.
Он разулся и прошел на кухню, чтобы помыть руки. Я наблюдала за его широкой спиной, за привычными движениями, и внутри все таяло. Мы были вместе почти год, и я все чаще ловила себя на мысли, что готова услышать от него тот самый вопрос. Готова построить с ним семью.
Мы сели ужинать. Я рассказывала о новых контрактах, о планах расширения команды. Артем слушал, кивал, но в его глазах я заметила какую-то отстраненность, легкую тень.
— Ты в порядке? — спросила я, отодвигая тарелку. — Похоже, тебя что-то тревожит.
Он вздохнул, повертел в пальцах свою вилку.
—Разговаривал сегодня с мамой.
У меня внутри что-то екнуло. Людмила Петровна была замечательной женщиной, я была уверена. Ну, почти. Артем всегда говорил о ней с теплотой и уважением, описывая ее как сильную женщину, которая одна подняла его и его сестру Оксану. Но в наших редких телефонных разговорах я улавливала нотки строгости, даже суровости.
— И что же мама? — стараясь, чтобы мой голос звучал нейтрально.
— Да так… Обычные материнские тревоги, — он неуверенно улыбнулся. — Спрашивала о тебе. О наших планах.
— И что ты ответил?
— Говорил, что все серьезно, что ты замечательная, умная, самостоятельная… — он запнулся.
— Но?
— Но она… она боится, что ты слишком… успешная. Избалованная, что ли. Городская. Говорит, ее Артемка — парень простой, руки из плеч растут, но не акула какого-нибудь бизнеса. Боится, что ты… ну, что сядешь ему на шею. Или что ты не для нашей семьи пара. Что мы тебе кость в горле.
Он произнес это с такой неловкостью, словно ему было стыдно за каждое слово. А у меня в ушах зазвенела тишина. «Сидишь на шее». Я, которая с семнадцати лет сама пробивала себе дорогу, которая платила за свою учебу, которая построила компанию с нуля. Я, которая в этом месяце перевела ему полмиллиона, чтобы он без лишнего стресса закрыл ипотечный платеж, о чем он, конечно, не знал. Это было мое решение — помощь от чистого сердца, а не показуха.
Во рту появился горький привкус. Это было не просто недоразумение. Это было обвинение. Оценка моей личности, основанная на… на чем? На моей успешности?
— Ясно, — выдавила я, глядя на свои руки. — То есть, по мнению твоей мамы, я — угроза.
— Да нет же, Алиска! — он потянулся через стол, чтобы взять мою руку. — Она просто меня бережет. Она же меня одна растила, ей тяжело было. Она просто хочет, чтобы я был с кем-то… попроще. Чтобы ты была… ну, ближе к нам. К нашей реальности.
Слово «реальность» повисло в воздухе тяжелым, уродливым шаром. Выходило, моя реальность — офисы, контракты, путешествия — была ненастоящей, не правильной. А их «реальность» — какой бы она ни была — была единственно верной.
И тут, словно вспышка, в голове родилась мысль. Абсурдная, провокационная, почти детская в своем желании доказать правду.
— Артем, — сказала я медленно, поднимая на него взгляд. — А что, если я и правда буду «попроще»?
Он смотрел на меня, не понимая.
— О чем ты?
— Ну, вот представь. Что если я не владелица бизнеса. Что если я… деревенская девочка, которая приехала в Москву на заработки. Работаю, скажем, кассиром в «Пятерочке». Живу в общаге. Зарплата — тридцать тысяч. Одеваюсь на рынке. Никаких тебе каблуков от Лабутен, никаких ресторанов. Вот такая я «простушка». Как думаешь, твоя мама будет рада? Примет меня в свою «реальность»?
Артем смотрел на меня с широко раскрытыми глазами, а потом расхохотался.
—Ты шутишь? Это же чистой воды безумие!
— А по-моему, это гениально, — парировала я, и чем дольше я думала об этом, тем больше загоралась идеей. — Это же самый честный тест, какой только можно придумать. Они полюбят меня не за деньги и не за статус, а просто за меня. Или… не полюбят. И мы узнаем правду.
— Алиса, это же ложь с самого начала! Какая же это правда?
— Иногда нужно солгать, чтобы узнать правду, — прошептала я. — Я хочу знать, каковы они на самом деле. Без прикрас. Ты ведь всегда говорил, что они — самые честные и прямые люди. Давай проверим.
Он покачал головой, но в его глазах я уже увидела не просто сомнение, а проблеск любопытства. Слабое, но присутствующее согласие.
— Мама пригласила нас на воскресный обед. Через неделю.
— Идеально, — улыбнулась я. — Мне как раз нужно сходить по магазинам. Найти что-нибудь… подходящее.
Позже, стоя под струями горячего душа, я представляла себе эту встречу. Людмила Петровна, Оксана с мужем Игорем. Я представляла их лица, их вопросы, их снисходительные улыбки. И какое-то щемящее, горькое чувство предвкушения шевельнулось внутри. Это будет не игра. Это будет проверка. Проверка для них. И, как ни странно, для самого Артема.
Водяные капли стекали по моей коже, смывая дневной макияж и усталость, но не смывая тревогу. Я приняла решение. Я это сделаю.
Неделя пролетела в сумасшедшем ритме рабочих встреч и конференц-звонков, но мысль о предстоящем спектакле не покидала меня ни на минуту. В субботу вечером, отправив Артема к друзьям под предлогом своей усталости, я отправилась в самое неожиданное для себя место — на вещевой рынок у станции метро.
Воздух здесь был густым и плотным, пах дешевым парфюмом, жареными чебуреками и пылью. Я пробиралась между рядами, заставленными яркими кофтами и блестящими куртками. Продавцы зазывающе кричали, предлагая товар. Для меня, привыкшей к тишине бутиков и безупречному сервису, это было другим миром.
— Девушка, вот это джинсы — последний писк! Сама носила бы, да не по размеру! — крикнула мне полная женщина из-за прилавка, увешанного штанами.
Я остановилась и потрогала материал. Грубая, немного колючая ткань, криво вшитая молния. Именно то, что нужно.
— Сколько?
— Полторы тысячи, для тебя — тысячу.
Я почти рассмеялась. В моем гардеробе не было вещей дешевле двадцати тысяч, но я лишь кивнула и достала кошелек. Пакет с джинсами стал первым в моей коллекции. К нему добавился простой синий свитер с катышками на животе, купленный за восемьсот рублей, и бесформенное пальто серого цвета. Последним штрихом стала маленькая сумка через плечо из потрескавшегося кожзама, в которую с трудом помещались мой кошелек и связка ключей.
Вечером я устроила примерку. Встав перед зеркалом в своей просторной гардеробной, я смотрела на свое отражение и не верила своим глазам. В мешковатом свитере и безвкусных джинсах я выглядела… обычной. Ничем не примечательной. Исчезла уверенная осанка, пропала та невидимая аура, которую дает дорогая, идеально сидящая одежда. Я была серой мышкой.
Артем, вернувшись, застыл на пороге.
—Ужас… — прошептал он. — Ты и впрямь серьезно.
— Абсолютно, — я повертелась перед ним. — Как тебе мой новый образ?
— Ты выглядишь… как будто у тебя нет ни гроша за душой, — честно признался он, сжимая переносицу. — Я даже не знаю… Мне как-то не по себе.
— Цель достигнута, — резюмировала я, разворачиваясь к зеркалу.
Самым сложным оказалось спрятать все следы моей настоящей жизни. Я сняла дорогие часы и кольцо с бриллиантом, спрятала их в сейф. Мой новенький смартфон уступил место старой модели с потрескавшимся стеклом, который я нашла на антресолях. В косметичке вместо привычных люксовых брендов оказалась самая простая тушь и блеск для губ из масс-маркета.
Утро воскресенья выдалось хмурым и дождливым. Я надела свой новый «костюм», заплела волосы в простую косичку и почти не нанесла макияж. Артем молча наблюдал за моими сборами, его лицо было напряженным.
— Может, передумаем? — спросил он, когда мы уже спускались на паркинг. — Просто представим, что у тебя сломался каблук, и все.
— Ни за что, — упрямо ответила я, направляясь не к своему внедорожнику, а к его подержанной иномарке. — Игра началась.
Дорога заняла больше часа. Мы ехали в спальный район на окраине города. За окном мелькали унылые панельные девятиэтажки, похожие друг на друга как близнецы. Артем всю дорогу молчал, лишь изредка покусывая губу. Я понимала его напряжение — он вез меня, свою успешную и красивую невесту, в образе забитой простушки в гости к матери, которая и так была к ней не слишком хорошо настроена.
Наконец, мы припарковались у одного из одинаковых домов. Поднялись на пятый этаж. Артем глубоко вздохнул, прежде чем нажать на звонок. Дверь открылась почти сразу, словно за ней кто-то стоял и ждал.
На пороге была Людмила Петровна. Невысокая, плотная женщина с короткой стрижкой и цепким, оценивающим взглядом. Она была в простом домашнем халате и тапочках. Ее глаза, холодные и проницательные, скользнули по Артему, а затем уставились на меня. Я почувствовала этот взгляд как физическое прикосновение. Он сканировал меня с ног до головы, задерживаясь на моих дешевых джинсах, потрепанной сумке, простом лице без макияжа.
— Ну, заходите, раз уж приехали, — произнесла она наконец, отступая от двери. Ее голос был ровным, без теплоты.
Мы вошли в тесную прихожую. Пахло борщом и чем-то жареным.
— Мам, это Алиса, — сказал Артем, и в его голосе прозвучала неуверенность, которую я раньше никогда не слышала.
— Здравствуйте, Людмила Петровна, — сказала я, стараясь, чтобы мой голос прозвучал тихо и почтительно. — Очень приятно.
Она что-то пробормотала в ответ, уже поворачиваясь к коридору.
—Раздевайтесь. Обувь ставьте аккуратненько, пол новый.
Пока я снимала свое уродливое пальто, я поймала ее взгляд на моей сумке. Она смотрела на нее с таким нескрываемым презрением, что у меня на мгновение перехватило дыхание. Это было лишь начало, но я уже поняла — этот обед станет для меня настоящим испытанием на прочность.
Прихожая оказалась тесной, и нам пришлось буквально протискиваться дальше, стараясь не задеть старую стенку с множеством мелких безделушек. Из-за полуоткрытой двери доносились голоса и запах еды. В гостиной, на диване с протертой обивкой, сидели Оксана, сестра Артема, и ее муж Игорь. Они с любопытством уставились на меня, словно рассматривали диковинное животное в зоопарке.
Оксана была вылитой матерью — такие же цепкие глаза, но с добавлением капризной надменности. Игорь, дородный мужчина в мятом спортивном костюме, небрежно обнял жену за плечи, оценивающе щурясь.
— Ну, вот и познакомились, — провозгласила Людмила Петровна, указывая нам на места за столом, уже заставленным тарелками с салатами. — Садитесь, обед стынет.
Сели. Мне досталось место между Артемом и стенкой. Прямо напротив устроилась Людмила Петровна, чтобы иметь возможность разглядывать меня без помех. Началась неловкая тишина, прерываемая лишь звоном ложек.
Первой не выдержала Оксана.
—Ну, Алиса, рассказывай о себе. Артем ничего толком не говорит. Только и твердит — «умная, красивая». А где родилась-то?
Я сделала вид, что смущаюсь, опустила глаза в тарелку с оливье.
—Я из деревни… под Новгородом. Небольшая такая.
— А-а-а… — протянула Оксана, и в этом звуке было столько снисходительности, что у меня зашевелились волосы. — А кем работаешь-то в Москве? Моделью, наверное? — она фальшиво рассмеялась.
Артем напрягся рядом. Я почувствовала, как его нога бессильно дернулась под столом.
—Нет, что вы, — тихо ответила я. — Я кассиром работаю. В «Пятерочке».
Наступила мертвая тишина. Было слышно, как Игорь чавкает, заедая селедку под шубой хлебом.
— Кассиром? — переспросила Людмила Петровна, и ее брови поползли вверх. — Интересно… А зарплата хорошая?
— Тридцать тысяч… — сказала я еще тише, словно стыдясь. — Но бывают премии. Иногда.
Игорь фыркнул, отодвигая пустую тарелку.
—Ну, кассир — это, конечно, не карьера, — изрек он, оглядывая всех, будто ожидая поддержки. — Но зато стабильно. Значит, Артем, тебе теперь все за нее оплачивать? Квартиру она тоже снимает, поди? Или уже к тебе подселилась?
Артем покраснел и начал что-то мямлить про то, что мы только планируем, но Оксана тут же перебила его, обращаясь ко мне:
—А родители твои кто? Они в той же… деревне?
— Отец трактористом работает, — сказала я, глядя на свои руки, сложенные на коленях. — Мама на пенсии уже. По здоровью.
Людмила Петровна тяжело вздохнула, и этот вздох ясно говорил: «Вот оно что. Нищета и болезни». Она отхлебнула чай из граненого стакана.
—А здоровье-то у тебя как? В роду всякое не было? — спросила она, и ее голос стал подчеркнуто заботливым, но глаза оставались холодными. — Ты уж не обижайся, я как мать должна знать. Детей-то планируете? А то знаешь, у бедных и недоедающих часто ребята больные рождаются. Нам бы здорового внучка.
У меня в глазах потемнело от этой наглой, циничной «заботы». Я увидела, как Артем сжал кулаки, но промолчал. Промолчал!
— Здорова я, — сквозь зубы выдавила я, чувствуя, как горит лицо. — Справку из больницы принести?
Людмила Петровна сделала вид, что не расслышала колкости, и принялась накладывать мне в тарелку густой борщ.
—Кушай, кушай, девочка. Тебе, поди, такого дома не готовят. На твою-то зарплату.
Я сидела, скованная невидимыми оковами унижения. Каждый кусок борща вставал в горле комом. Они продолжали расспрашивать — про образование, про планы, отпуск, — и каждый мой ответ встречали кивками, полными жалости и превосходства. Артем пытался иногда вставить слово, но его быстро осаживали взглядом или очередным едким замечанием.
Наконец, Людмила Петровна отложила ложку и посмотрела на сына тем особым, властным взглядом, который не предвещал ничего хорошего.
—Сынок, — сказала она. — Пойдем-ка на кухню. Поможешь мне с компотом. Надо поговорить.
Она поднялась и, не глядя на меня, вышла из комнаты. Артем бросил на меня полный отчаяния взгляд и, покорно опустив голову, поплелся за ней.
Я осталась одна с Оксаной и Игорем. Они перестали меня стесняться.
—Ну и нашел себе обузу наш Артем, — громко заметила Оксана, доедая торт. — Деревня, тридцать тысяч… Мамаша сейчас ему там мозги вправит.
Игорь хмыкнул и потянулся за сигаретой.
—Зато не зазнается. Не то что твоя подруга Светка, с ее понтами.
Я сидела, глядя в свою тарелку с недоеденным борщом, и слушала их. Каждое слово впивалось в кожу как иголка. Но вместе с унижением во мне зрело иное, холодное и твердое чувство. Я почти физически ощущала, как с меня спадает последняя наивность. Игра становилась слишком реальной.
Оксана и Игорь, решив, что я не представляю никакого интереса, увлеклись обсуждением новой машины соседа. Я сидела, отодвинув тарелку, и притворялась, что разглядываю узор на скатерти. Но все мое существо было напряжено, как струна. Из-за приоткрытой двери на кухню доносились приглушенные, но все же различимые голоса. Я знала, что подслушивать некрасиво, но это был уже не просто эксперимент. Это была война за правду, и я не могла позволить себе пропустить хоть одно слово.
Голос Людмилы Петровны звучал резко и властно, без той натянутой слащавости, что была за столом.
— Ну и где ты ее откопал? Деревня, родители без гроша… Кассирша! Ты с ума сошел совсем, Артем?
Послышался невнятный бормотание Артема. Я не разобрала слов, но в его интонации была одна сплошная защита.
— Любишь? — голос свекрови взорвался ядовитым смехом. — А на что ты ее любить-то будешь? На свои тридцать тысяч? Или на твою ипотечную зарплату? Она же тебя в долги вгонит! Она тебе ровным счетом ничего не принесет! Ни квартиры, ни связей! Ты что, на аренде всю жизнь прозябать будешь?
— Мама, мы справимся… — наконец, я услышала его голос, тихий и надломленный.
— Справитесь? В съемной однушке с ребенком? На ее тридцать тысяч? Ты о чем? — она говорила с ним, как с несмышленышем. — Посмотри на нее! Ни кожи, ни рожи. Одевается как попрошайка. И потомство от нее будет хилое, я тебе гарантирую. Бедные всегда болеют.
Мои ногти впились в ладони. «Потомство». «Хилое». Каждое слово было ударом хлыста.
— Я уже все решила, — продолжила Людмила Петровна, и в ее голосе зазвучали стальные нотки. — Люся, дочь моего начальника, как раз развелась. Квартира у нее своя, машина. Девушка с положением. Она о тебе очень хорошо отзывалась. Вот кто тебе пара, а не эта… бесприданница.
— Мама, я не хочу Люсю! — в голосе Артема прозвучали редкие для него нотки протеста.
— Молчи! Тебя не спрашивают! — ее голос загремел, и я даже вздрогнула. — Я тебя одна подняла, на две работы горбатилась! Я для тебя все! А ты мне сейчас привел какую-то оборванку и говоришь о любви? Ты мне обязан!
Наступила тишина. Я представила его зажатым в уготу кухни, под этим тяжелым, уничтожающим взглядом.
— Вот тебе мой ультиматум, сынок, — Людмила Петровна говорила уже тише, но от этого ее слова звучали еще страшнее. — Брось ее. Сейчас же. Скажи, что передумал. Или я с тобой навсегда порву. Ты для меня больше не сын. Выбирай. Или я, или эта нищенка.
Я не дышала, ожидая его ответа. Ждала, что он, наконец, хлопнет дверью, скажет, что его жизнь — его выбор. Ждала хоть какого-то намека на стержень, на мужчину, которого я полюбила.
Но в ответ услышала лишь тяжелый, сдавленный вздох и тихий, почти детский голос Артема:
—Хорошо, мама… Я… я подумаю.
В этот момент во мне что-то оборвалось. Окончательно и бесповоротно. Не ее слова, не ее наглость и расчетливость убили мою веру, а его молчаливое согласие. Его готовность «подумать» о том, чтобы бросить меня по приказу.
Я быстро встала и отошла от двери, вернувшись на свое место за столом. Руки у меня слегка дрожали. Оксана с Игорем смотрели на меня с любопытством.
Через минуту на пороге появился Артем. Лицо его было серым, глаза пустыми и опустошенными. Он не смотрел на меня. Он просто сел на свой стул, уставившись в стол.
Людмила Петровна вышла следом. Ее лицо выражало полное удовлетворение. Она смотрела на меня с плохо скрытым торжеством, будто говорила без слов: «Видишь? Он мой. Всегда был и будет».
— Что, компот не пошел? — сладко спросила Оксана.
Артем лишь мотнул головой.
Я сидела с каменным лицом, глядя в свою пустую тарелку. Эксперимент удался. Правда была передо мной во всей своей уродливой наготе. И цена этой правды оказалась слишком высокой. Я проверяла их, а в итоге получила ответ на самый главный вопрос. Ответ, который я так боялаcь услышать.
Обратная дорога прошла в гнетущем молчании. Артем, сжавшись, смотрел на дорогу, а я — на убегающие за окном огни чужого города. Во мне кипела странная смесь из гнева, обиды и горького торжества. Они показали свое истинное лицо. Теперь я знала. Но просто уйти было слишком легко. Я решила посмотреть, как далеко способна зайти их жадность, прикрытая ложной заботой.
Прошла неделя. Наши с Артемом отношения висели на тонкой ниточке. Мы почти не разговаривали, а когда говорили, это были короткие, ничего не значащие фразы. Он пытался однажды завести разговор о том дне, но я остановила его ледяным взглядом.
— Все уже сказано, — произнесла я. — Твоя мама все расставила по местам.
Он помрачнел и отступил. Его слабость была для меня отвратительна.
В один из таких вечеров раздался звонок. На экране моего старого телефона высветилось имя Оксаны. Я взяла трубку.
— Алиса, привет! Это Оксана, — ее голос был нарочито бодрым и сладким. — Как дела, родная?
— Ничего, — коротко ответила я.
— Слушай, я тут подумала… Тебе же, наверное, тяжело с твоей зарплатой. А у меня как раз дома дел невпроворот, с маленьким ребенком, знаешь ли… Убираться времени совсем нет. Хочешь подработать? Будешь раз в неделю приходить, мыть полы, пыль протирать. Я тебе по тысяче рублей платить буду. Для тебя же деньги, я понимаю…
Меня сковало ледяное спокойствие. Они не просто презирали меня — они решили использовать. Сделать своей прислугой.
— Хорошо, — сказала я без колебаний. — Я приду.
В субботу утром я снова надела свой «бедный» наряд и поехала к ним. Артем, узнав об этом, пришел в ужас.
— Ты с ума сошла! Я не позволю тебе у них убираться!
— Ты уже ничего не решаешь, Артем, — холодно парировала я. — Ты сделал свой выбор на той кухне.
Квартира Оксаны и Игоря оказалась такой же безвкусной, как и они сами: много хрусталя, блестящих безделушек и кричащих цветов в отделке. Меня встретила Оксана в дорогом домашнем костюме, с новым маникюром.
— Ну, вот, родная, — сказала она, широким жестом обводя гостиную. — Веник и тряпки в кладовке. Шваброй аккуратнее, у меня ламинат дорогой. И, главное, с хрусталем осторожно, он у меня из Чехии.
Я молча кивнула и начала работу. Это было унизительно. Я, которая могла купить всю эту квартиру вместе с ее хрусталем, мыла их полы под снисходительными взглядами Оксаны, которая то и дело указывала: «Здесь пятно, отдраить», «Под диваном не забудь».
Пока я протирала пыль в спальне, мой взгляд упал на туалетный столик. Среди батареи флакончиков я увидела один, который показался мне знакомым. Небольшой стеклянный флакон с золотистой крышкой. Я подошла ближе. Это были те самые французские духи, которые я не могла найти пару недель назад. Я думала, что потеряла их в машине или в офисе. Они стоили как половина этой уборки за год. Я взяла флакон в руки. Сомнений не было — это мои духи.
В этот момент в спальню вошла Оксана.
— Что это ты тут у меня… — начала она, но замолчала, увидев, что я держу в руках.
На ее лице на секунду мелькнула паника, но она тут же взяла себя в руки.
— О, мои новые духи! Понравились? — с фальшивой нежностью сказала она, выхватывая флакон из моих рук. — Игорь подарил на годовщину. Говорит, только королевам такие нужны.
Она повертела флакон в руках и поставила его на место, демонстрательно отвернувшись от меня.
Я стояла, глядя ей в спину, и понимала, что это уже не просто жадность и наглость. Это было воровство. Они не просто хотели моего унижения — они были готовы красть. И самое ужасное, что они делали это, чувствуя свою полную безнаказанность, потому что я в их глазах была никем — бедной родственницей, которую можно обокрасть и использовать.
В тот вечер, уходя и забирая свою тысячу рублей, я знала одно. Эта игра перешла в другую стадию. Из проверки на человечность она превратилась во что-то иное. Теперь я собирала улики. Собирала доказательства их истинной сущности. И каждый новый факт, каждая новая низость ложились в копилку моего будущего возмездия, которое я уже точно знала — состоится.
Прошло еще несколько недель, наполненных тягучим, гнетущим молчанием между мной и Артемом. Я продолжала ходить на работу, управлять компанией, но внутри меня зрела холодная, твердая решимость. Я больше не просто наблюдала. Я ждала.
Очередной визит к Людмиле Петровне был назначен на воскресенье. На этот раз Артем уговаривал меня не ехать, но я была непреклонна. Мне нужно было увидеть, чем закончится эта история.
Их квартира встретила нас знакомой удушливой атмосферой. Однако на сей раз в воздухе витало не просто презрение, а какое-то деловое, сосредоточенное ожидание. Людмила Петровна сидела с важным видом, Оксана и Игорь перешептывались в углу, бросая на меня хищные взгляды.
После чая с сухим печеньем Людмила Петровна откашлялась, привлекая всеобщее внимание.
—Ну что, дети, — начала она, смотря на нас с Артемом. — Мы тут с Оксаной и Игорем подумали и нашли для вас решение.
Артем насторожился.
—Какое решение, мама?
— Решение вашей проблемы, сынок, — сладко протянула она. — Ты же в ипотеке, квартира твоя — это твое единственное имущество. А с появлением Алисы… — она кивнула в мою сторону, — перспективы туманные. Но выход есть.
Я сидела, не шелохнувшись, чувствуя, как по спине бегут мурашки.
— В общем, так, — Людмила Петровна сложила руки на столе, как настоящий переговорщик. — Алиса прописывается у тебя в квартире.
Артем резко поднял голову.
—Что? Зачем?
— А вот послушай до конца! — резко оборвала его мать. — Она прописывается. Потом вы… — она сделала многозначительную паузу, — расходитесь. Она выписывается. А ты, как нуждающийся в улучшении жилищных условий, имеешь право встать на очередь на субсидию от государства. Или на какую-нибудь другую помощь. Мы уже узнавали. Дело верное.
В комнате повисла оглушительная тишина. Я смотрела на эту женщину и не верила своим ушам. Это было уже не просто хамство. Это было откровенное, наглое, циничное мошенничество. Они предлагали использовать меня, как расходный материал, как бумажку для прописки, чтобы обмануть государство и выцарапать себе лишние деньги.
— Мама, — голос Артема дрогнул. — Это же… это незаконно. Это мошенничество!
— Какое мошенничество? — вспылила Людмила Петровна. — Все так делают! Ты думаешь, другие дураки сидят? Нет, все устраиваются, как могут! Тебе что, деньги лишние не нужны?
— Но это же неправильно! — попытался возразить Артем, но его голос звучал слабо и неубедительно.
— Молчи! — рявкнула на него мать, ударяя ладонью по столу. — Вас не спросили! Мы все за вас решили!
Она повернулась ко мне, и ее взгляд стал притворно-ласковым, ядовитым.
—Ну, что, девочка? Ты же не против? Тебе же терять нечего, прописка у тебя деревенская, никому не нужная. А нам с Артемом это выгодно. Ты же его любишь? Вот и докажи. Помоги ему. Это же такая мелочь для тебя.
Все их взгляды уставились на меня. Оксана с хищной ухмылкой, Игорь с одобряющим кивком, Людмила Петровна с холодной уверенностью в своем праве распоряжаться чужими судьбами.
И тут я посмотрела на Артема. Прямо в глаза. В его взгляде я искала хоть искру возмущения, хоть каплю гнева, готовность защитить меня, встать между мной и этой чудовищной просьбой. Я ждала, что он, наконец, скажет: «Нет! Я не позволю вам так унижать и использовать женщину, которую я люблю!»
Но его глаза были пусты. Он смотрел на стол, его плечи были ссутулены. Он был сломлен. Он молчал.
В этот миг во мне что-то окончательно перемололось. Последняя надежда, последняя привязанность, последняя капля сомнения испарились, оставив после себя лишь чистое, ледяное, беспримесное понимание. Эксперимент был завершен. Результаты оказались катастрофическими.
Я медленно перевела взгляд с Артема на его мать. В глазах у меня не было ни злобы, ни слез. Лишь абсолютная, безжизненная пустота.
— Хорошо, — тихо, но четко сказала я. — Я подумаю.
Это была не капитуляция. Это было затишье перед бурей. Я дала им то, чего они хотели — призрачную надежду. И в этот момент я уже точно знала, что их надежде не суждено сбыться. Их мирок, построенный на жадности, наглости и чувстве безнаказанности, скоро рухнет. И я сама стану тем камнем, что полетит в его стеклянные стены.
Тишина, воцарившаяся после моего согласия «подумать», была звенящей и многословной. Я видела, как в глазах Людмилы Петровны вспыхнула победа, как Оксана с Игорем переглянулись с самодовольными ухмылками. Артем же сидел, не поднимая глаз, его молчаливое согласие висело в воздухе тяжелее любого крика.
В ту ночь я не сомкнула глаз. Лежа рядом с человеком, который позволил так унизить и использовать меня, я окончательно поняла: пора заканчивать этот спектакль. Но уйти просто так, тихо и сломленной, — это было бы проигрышем. Они должны были увидеть правду. Увидеть и осознать всю глубину своего падения.
На следующее утро, когда Артем ушел на работу, я сделала несколько звонков. Первый — в мой любимый ресторан с видом на Москву-реку, где столик нужно было бронировать за месяц. Второй — моей ассистентке, с четкими инструкциями. Третий — водителю.
В субботу вечером, за сутки до «прощального ужина», я отправилась в салон красоты. Не в обычную парикмахерскую, а в то место, куда я ходила годами и где меня знали по имени. Там мне вернули мой привычный образ: ухоженные волосы, безупречный маникюр, деликатный макияж, подчеркивающий достоинства. Дома я достала из сейфа свое настоящее «оружие» — платиновую карту, часы и то самое кольцо с бриллиантом.
Вечер воскресенья настал. Я надела простое, но безукоризненно скроенное черное платье, туфли на каблуке, которые стоили как ползарплаты Артема, и набросила на плечи пальто из мягчайшей кашемировой шерсти. Когда я вышла из спальни, Артем, одетый в свой лучший костюм, смотрел на меня как загипнотизированный.
— Алиса… — прошептал он. — Ты… так красива.
— Я всегда такой была, Артем, — холодно ответила я. — Просто ты предпочел этого не замечать.
Машина, которую я заказала, была темным представительским седаном с тонированными стеклами. Всю дорогу Артем молча смотрел в окно, а я — прямо перед собой, мысленно репетируя предстоящий разговор.
Ресторан поразил их сразу же. Высокие потолки, приглушенный свет, безупречная сервировка столов и тихая, элегантная музыка. Людмила Петровна, Оксана и Игорь приехали на своей старой иномарке и стояли в вестибюле, чувствуя себя явно не в своей тарелке. На Людмиле Петровне было то самое платье, в котором она, видимо, ходила на все праздники последние десять лет. Оксана щеголяла в кричащем вечернем наряде, а Игорь был явно стеснен своим пиджаком.
— Что это за клоунада? — прошипела Людмила Петровна, окидывая меня гневным взглядом. — Где ты так разрядилась? У Артема последние деньги стащила?
Я не ответила, лишь улыбнулась и жестом пригласила их пройти за столик у огромного панорамного окна.
Весь вечер они вели себя скованно, неуверенно тыкая вилками в изысканные блюда, названия которых с трудом выговаривали. Их раздражала моя внезапная перемена, моя уверенность, мое спокойствие. Они ждали объяснений, но я не спешила.
Когда убрали десерт, Людмила Петровна не выдержала.
—Ну, Алиса, хватит загадок! На какие шиши этот ужин? Ты что, воровала?
Говори сразу!
Я медленно отпила воду из хрустального бокала и посмотрела на нее.
—Все свои деньги я заработала честно.
— Честно? На тридцать тысяч в месяц? — фыркнула Оксана.
Игорь мрачно добавил:
—Да брось, все ясно. Долги теперь по уши. Артем, братан, предупреждал же.
В этот момент к нашему столику подошел официант с кожаным планшетом в руках и почтительно поклонился.
—Счет, мадам.
Людмила Петровна вытянула шею, пытаясь разглядеть сумму. Ее глаза округлились.
—Святые угодники… — вырвалось у нее.
Игорь присвистнул.
—Да тут на сотню тысяч набежит!
Я не спеша открыла свою сумку, маленькую и лаконичную, но сшитую из кожи редкой рептилии. Я достала оттуда тонкую платиновую карту. Весь вечер они не обращали на эту сумку внимания, сейчас же их взгляды прилипли к ней.
— Не беспокойтесь, — сказала я, и мой голос прозвучал абсолютно ровно и спокойно. — Ужин за мной.
Я протянула карту официанту. В полной тишине, под пристальными взглядами онемевшей семьи, раздался легкий, но отчетливый щелчек терминала, принимающего платеж. Звук был тихий, но в той тишине он прозвучал громче любого хлопка.
Официант вернул карту и чек. Я даже не взглянула на сумму, просто положила его в сумку.
Вокруг нашего стола повисла абсолютная, оглушительная тишина. Людмила Петровна сидела с открытым ртом, Оксана побледнела, а Игорь смотрел на мою карту, словно видел привидение.
Я медленно обвела их взглядом, давая осознать весь ужас их положения. Игрушка, которую они собирались выбросить, внезапно оказалась кукловодом. А они — всего лишь жалкими марионетками.
Их мир, построенный на жадности и чувстве превосходства, только что дал трещину. И они понимали, что это только начало.
Тишина в ресторане длилась несколько секунд, показавшихся вечностью. Она была такой густой, что казалось, можно было потрогать руками. Первой опомнилась Людмила Петровна. Ее лицо из бледного стало багровым, жилки на шее набухли.
— Так это ты все подстроила! — ее голос, срывающийся на визг, резанул по слуху. — Подлая тварь! Водила нас за нос!
Я откинулась на спинку стула, глядя на нее с ледяным спокойствием. Внутри не было ни злорадства, ни гнева — лишь пустота и усталость от всего этого спектакля.
— Нет, Людмила Петровна, — сказала я тихо, но так, что каждое слово было слышно perfectly. — Подлые — это те, кто унижает других из-за денег. Кто считает себя вправе распоряжаться чужими жизнями. Кто заставляет сына бросать невесту, потому что она «не пара». Кто предлагает мошеннические схемы с пропиской. Кто ворует духи, пользуясь тем, что тебя считают никем. — Я перевела взгляд на Оксану, которая резко побледнела. — Я вам просто показала ваше отражение. И оно вам не понравилось.
— Какие духи? Я ничего не брала! — запищала Оксана, но по ее испуганному взгляду было все ясно.
Игорь попытался взять ситуацию в руки, вставая с угрожающим видом.
—Ты что, нас обвиняешь? Да мы тебя… Ты сама виновата, что притворялась!
— Молчи, Игорь, — холодно остановила я его. — Ты, который просил у Артема в долг двести тысяч, пока я, «нищая», мыла у вас полы за тысячу рублей. Ты сейчас выглядишь особенно жалко.
Артем все это время сидел, уставившись в стол. Казалось, он готов был провалиться сквозь землю. Теперь он медленно поднял на меня глаза. В них было столько боли, стыда и отчаяния, что на секунду мое сердце дрогнуло.
— Алиса… — его голос сорвался. — Прости… Я… Я не знал…
— В том-то и дело, Артем, что ты не хотел знать! — перебила я его, и в моем голосе впервые прозвучала горечь. — Ты слышал, как твоя мама называет меня нищенкой и требует тебя бросить. Ты видел, как твоя сестра делает из меня прислугу. Ты знал о предложении совершить мошенничество. И ты молчал. Ты не защитил меня. Ни разу. Ты сделал свой выбор. Молча.
Он попытался что-то сказать, протянул ко мне руку, но я отстранилась. Это движение было окончательным и бесповоротным.
— Я настоящая, Артем. Та, которую ты полюбил. Успешная, умная, сильная. И именно эту меня твоя семья отвергла, даже не узнав. Им, и тебе вместе с ними, была нужна не я, а удобная, безропотная тень. Простушка.
Я встала из-за стола. Мои движения были плавными и уверенными. Я накинула пальто.
— Алиса, подожди! — он вскочил, опрокидывая стул. — Мы можем все исправить! Я все объясню!
— Объясни им, — кивнула я в сторону его окаменевшей семьи. — Им сейчас понадобится твоя помощь. Больше, чем когда-либо.
Людмила Петровна, опомнившись, закричала ему:
—Сынок, сиди! Не унижайся перед этой… стервой! Она нас оскорбила!
Но Артем уже не слушал ее. Он смотрел только на меня, и в его глазах была пустота, которую я оставляла после себя.
Я развернулась и пошла к выходу. Мне не нужно было оборачиваться, чтобы знать, что за мной наблюдают все посетители ресторана. Я прошла через зал, чувствуя, как с меня спадает тяжесть долгой и грязной игры.
За дверьми меня ждал тот самый темный седан. Водитель, держа зонт от накрапывающего дождя, открыл мне дверь. Я села в салон, пахнущий дорогой кожей и чистотой.
Машина тронулась, увозя меня от ресторана, от них, от прошлого. Я смотрела на отражение огней большого города в мокром асфальте. Мне не было ни радостно, ни горько. Было пусто. Я выиграла эту войну, показав им их же уродливое отражение. Но цена победы оказалась высокой — я потеряла веру в человека, которого любила.
Он так и не нашел в себе сил стать моим рыцарем. И теперь ему предстояло остаться с ними. Со своей «реальностью». А мне — ехать вперед. По своей собственной, настоящей дороге. Одна. Но с гордо поднятой головой.
— Ты не хозяйка в этом доме, пока мама здесь! — рявкнул он, хлопнув кулаком по столу