Когда я открыла дверь и увидела на пороге Валентину Петровну с двумя огромными сумками, сердце ушло в пятки. Свекровь стояла в своём неизменном бежевом плаще, волосы убраны в тугой узел, губы сжаты в тонкую линию. Её взгляд скользнул по мне с тем особым выражением, которое мне было хорошо знакомо – смесь недовольства и праведного гнева.
– Здравствуй, Лена, – произнесла она, не дожидаясь приглашения входить. – Я к вам ненадолго.
«Ненадолго» в её случае могло означать что угодно – от недели до месяца. Я отступила, пропуская её в нашу крошечную студию на Планерной, где каждый квадратный метр был на счету.
– Валентина Петровна, добрый вечер, – выдавила я из себя, чувствуя, как напряжение сковывает плечи. – Мы вас не ждали.
– А разве нужно предупреждать, когда к сыну приезжаешь? – она сбросила сумки прямо у порога и начала расстёгивать пуговицы плаща. – Где Саша?
– На работе. Вернётся через час.
Валентина Петровна окинула взглядом нашу студию – двадцать восемь квадратных метров, где умещались кровать, узкий диван, стол у окна и крохотная кухонная зона, отгороженная барной стойкой. Её лицо приняло знакомое выражение снисходительного сожаления.
– Всё так же тесно живёте, – вздохнула она, устраиваясь на диване. – И когда же вы наконец нормальное жильё купите? Молодые, работаете оба, а всё в этой коморке.
Я прикусила язык. Ещё вчера эти слова задели бы меня за живое, вызвали привычную волну обиды и беспомощности. Но сегодня – сегодня было совсем другое дело.
– Валентина Петровна, давайте чаю, – предложила я нейтрально. – Вы с дороги устали.
Пока закипал чайник, я написала Саше: «Твоя мама приехала. Без предупреждения. С сумками.» Ответ пришёл мгновенно: «Что?! Еду.»
За чаем свекровь развернула полноценный монолог о том, как тяжело жить в их городе, как дорожает всё, как трудно Сашиной сестре Тамаре управляться с сыном Димой. Я слушала вполуха, кивала в нужных местах, ожидая, когда она перейдёт к истинной причине визита. Валентина Петровна никогда не делала ничего просто так.
Саша ворвался в квартиру через сорок минут, запыхавшийся, со взъерошенными волосами. Он обнял мать, поцеловал в щёку, но я видела напряжение в его плечах, настороженность во взгляде.
– Мам, привет. Что-то случилось?
Валентина Петровна отпила чаю, расправила плечи и посмотрела на нас обоих тем особым взглядом, который не предвещал ничего хорошего.
– Случилось, Сашенька. Дима не поступил на бюджет. Набрал баллов недостаточно. А платное обучение – понимаешь, какие деньги? Где Тамаре их взять? Она одна с ним, отец, как ты знаешь, никакой помощи не оказывает.
Саша медленно опустился на стул.
– Мам, мне очень жаль, но…
– Подожди, я не закончила, – оборвала его Валентина Петровна. – Плюс жильё снимать нужно. Дима хочет в Москву, в институт связи. Толковый мальчик, способный, просто не повезло с экзаменами. А дома у него вообще никаких перспектив. Там только деградировать можно.
Я почувствовала, как холод разливается по венам. Нет. Только не это.
– Тамара просила меня с вами поговорить, – продолжала свекровь, глядя теперь прямо на меня. – Вы же накопили на квартиру, хотите побольше взять, поближе к работе, я знаю. Саша мне рассказывал на Новый год.
– Мама…
– Послушай меня! – голос её стал резче. – У вас квартира есть. Маленькая, да, но есть. На работу как-то ездите, и раньше ездили. Ничего страшного. Зато у Димы будет шанс на нормальную жизнь, на образование! Вы же молодые, ещё заработаете. А парню сейчас помочь надо, пока не поздно!
В комнате повисла тишина. Я слышала только стук собственного сердца и шум проезжающих за окном машин.
Саша первым нашёл голос:
– Мама, ты не можешь этого серьёзно требовать.
– Не требую, прошу! – она всплеснула руками. – Тамара твоя родная сестра, Дима – племянник! В семье мы должны помогать друг другу! Вы тут с Леной себе двухкомнатную присмотрели, небось, ближе к центру, чтобы комфортнее было. Но это же роскошь, излишество! А тут ребёнку образование нужно, будущее!
Все эти годы я сдерживалась, улыбалась, кивала, когда Валентина Петровна учила нас жить. Терпела её замечания о том, что готовлю неправильно, убираюсь недостаточно тщательно, одеваюсь слишком ярко. Молчала, когда она говорила, что Саше нужна была жена поскромнее, подомовитее. Но это – это было уже слишком.
– Валентина Петровна, – я удивилась, как спокойно прозвучал мой голос. – Давайте я кое-что проясню.
Свекровь повернулась ко мне, приподняв брови. В её взгляде читалось удивление – обычно я предпочитала отмалчиваться.
– Во-первых, вы приехали без приглашения и предупреждения. Это наш дом, пусть и маленький. Во-вторых, вы не просите, а требуете. Есть разница, чувствуете? В-третьих, вы решаете за нас, как мы должны распоряжаться деньгами, которые заработали сами.
– Лена! – начала было Валентина Петровна, но я подняла руку.
– Я ещё не закончила. Мы с Сашей приехали в Москву семь лет назад. Каждый из своего родного города. У нас не было связей, денег, столичной прописки. Ничего. Я жила в общежитии, потом в комнате в коммуналке на Речном вокзале, где из окна был вид на трубы завода.
Я встала, прошлась по комнате, чувствуя, как слова сами просятся наружу.
– Саша поступил в институт на бюджет, потому что упорно готовился, занимался. Я чтобы как-то жить, работала официанткой по ночам. Никто из нас не просил помощи. Не требовал, чтобы кто-то решал за нас наши проблемы.
Валентина Петровна открыла рот, но я не дала ей вставить слово.
– Саша отучился, устроился стажёром за двадцать тысяч. Я после универа попала в компанию на должность младшего специалиста. Мы снимали квартиру на которую уходила половина наших общих зарплат. Ели гречку с сосисками. Носили одежду с секонд-хэндов. Копили каждый рубль.
Я остановилась перед свекровью, глядя ей прямо в глаза.
– Знаете, сколько лет мы откладывали на эту квартиру? Пять. Пять лет мы отказывали себе во всём. Не ездили в отпуск. Не ходили в кафе. У Саши кроссовки развалились – он подошву несколько раз подклеивал, потому что мы копили. На квартиру. На нормальную жизнь. На детей, которых мы хотим.
– Но Дима…
– Диме восемнадцать лет, – жёстко сказала я. – Он взрослый человек. Если он хочет учиться в Москве – пожалуйста. Пусть поступает на бюджет, как мы. Пусть работает и платит за обучение сам. Пусть берёт кредит. Варианты есть. Но это его жизнь, его выбор, его ответственность.
– Ты бессердечная! – вскинулась Валентина Петровна. – У него мать одна, отец пьяница! Как он один справится?
– Как мы справились! – я почувствовала, что голос мой дрожит, но не от слабости, а от праведного гнева. – Валентина Петровна, Саша ваш родной сын, но когда он уезжал в Москву семь лет назад, вы дали ему десять тысяч рублей и сказали, что больше помочь не можете. Помните? Он не обижался. Он понимал, что денег у вас нет. Он сам прокладывал себе путь. И я тоже.
Я села напротив неё, стараясь совладать с эмоциями.
– Мы не отказываемся от семьи. Но мы не обязаны жертвовать своей жизнью, своими планами, своим будущим ради племянника, который даже не потрудился нормально подготовиться к экзаменам. Вы говорите, он способный? Прекрасно. Пусть докажет это. Пусть поступит на бюджет через год. Пусть найдёт работу и сам оплатит своё обучение. Это не жестокость. Это жизнь.
Валентина Петровна смотрела на меня так, словно видела впервые. В её глазах мелькали разные эмоции – шок, обида, гнев.
– Саша, – она повернулась к сыну. – Ты позволишь ей так со мной разговаривать?
Я замерла. Это был момент истины. Сейчас решалось всё – не только судьба наших накоплений, но и будущее нашего брака.
Саша молчал несколько секунд, которые показались мне вечностью. Потом медленно встал, подошёл ко мне и положил руку мне на плечо.
– Мама, Лена права. Во всём.
– Что?
– Она права, – повторил он твёрже. – Мы не виноваты в том, что у Димы проблемы. Мы не обязаны решать их за счёт своей жизни. Ты приехала сюда, даже не спросив, удобно ли нам. Не поинтересовалась нашими планами. Сразу стала требовать и указывать.
– Я твоя мать!
– И я тебя люблю, – в голосе Саши прозвучала усталость. – Но мы с Леной – семья. Мы принимаем решения вместе. И наши деньги – это действительно наши деньги. Мы их заработали. Мы имеем право потратить их так, как считаем нужным.
Он присел на корточки рядом с матерью, взял её за руку.
– Мам, мы живём в этой коробке пять лет. Каждое утро я еду на работу полтора часа. Лена – час двадцать. Мы возвращаемся поздно, уставшие, и у нас даже нет отдельной комнаты, чтобы побыть в тишине. Мы хотим детей, но как их заводить здесь?
Валентина Петровна отвернулась, вытирая глаза.
– Раньше и в коммуналках детей заводили, и ничего. Никто не жаловался.
– Раньше не было выбора, – мягко сказал Саша. – А у нас есть. Мы можем жить лучше. Мы заработали это право. И знаешь что, мам? Я хочу, чтобы мой ребёнок рос в нормальной квартире. Чтобы у него была своя комната. Чтобы мы с Леной не ездили по два часа на работу и обратно, а могли проводить время с семьёй.
Он встал, устало потёр лицо.
– Я помогу Диме, если он действительно хочет учиться. Найду ему информацию о грантах, стипендиях, программах поддержки. Могу помочь составить резюме, подсказать, где искать работу. Но деньги на квартиру – это для нас с Леной святое. Прости.
Валентина Петровна сидела молча минуту, две, три. Потом резко поднялась.
– Значит, так. Я всё поняла. Своя рубашка ближе к телу.
– Мама…
– Не надо, Саша. Я вижу, что здесь я лишняя. Поеду в гостиницу.
– Валентина Петровна, – я тоже встала. – Мы не выгоняем вас. Оставайтесь, переночуйте. Просто поймите нашу позицию.
Она посмотрела на меня долгим взглядом.
– А ты, Лена, оказывается, с характером. Тихоней прикидывалась, а внутри – сталь. Саша, может, ты и выбрал правильно, не знаю.
Она начала собирать свои вещи. Саша попытался её остановить, но она отмахнулась.
– Уеду на утреннем поезде. У Веры Николаевны, моей подруги, переночую. Она на Щёлковской живёт.
Мы не стали её удерживать. Когда за ней закрылась дверь, я рухнула на диван, чувствуя, как дрожат руки.
– Я перегнула? – прошептала я.
Саша обнял меня, прижал к себе.
– Нет. Ты была права. Во всём. И спасибо, что не побоялась сказать это.
– А вдруг она больше не будет с нами общаться?
– Будет, – устало улыбнулся он. – Моя мама обидчивая, но отходчивая. Просто впервые в жизни кто-то сказал ей «нет» так решительно.
Ночью я не могла уснуть, прокручивая в голове разговор. Правильно ли я поступила? Не слишком ли жёстко? Но каждый раз, когда сомнения начинали одолевать, я вспоминала наши пять лет жизни в этой коробке. Вспоминала, как Саша склеивал развалившиеся кроссовки. Как я растягивала гречку на неделю. Как мы сидели, считая на калькуляторе, сколько ещё нужно накопить. Как мечтали о просторной кухне, где можно было бы готовить вместе, о балконе, где я могла бы выращивать цветы, об отдельной спальне с большой кроватью.
Нет. Я была права. Мы заработали это. Мы заслужили это.
Утром позвонила Валентина Петровна. Голос был холодным, официальным.
– Я уезжаю. Подумаю над вашими словами. Может, вы и правы в чём-то. Но больно было слышать.
– Мне тоже больно было говорить, – призналась я. – Но иногда правда ранит.
– Диме передам про гранты и стипендии, – добавила она уже мягче. – Пусть сам попробует. Может, и выйдет чего.
Когда мы повесили трубки, я почувствовала, как с плеч свалился груз. Не весь, конечно, но значительная часть.
Через три месяца мы подписали договор на двухкомнатную квартиру ближе к центру. Пятьдесят восемь квадратных метров, два окна на юг, кухня двенадцать метров, балкон. До работы Саше теперь ехать сорок минут, мне – тридцать пять.
Валентина Петровна приехала на новоселье. Принесла вышитые салфетки и смущённо попросила прощения.
– Я была неправа, – призналась она за столом. – Не моё это дело было – решать за вас. И Дима, между прочим, нашел работу. На бюджет будет поступать в следующем году. Говорит, что справится сам. Оказалось, всё может, если захочет.
Я обняла её, чувствуя, как тает последний лёд между нами.
– А мы, – Саша поднял бокал, – скоро станем родителями.
Валентина Петровна расплакалась, но на этот раз от счастья.
Сейчас, глядя на нашу просторную квартиру, где в детской комнате стоит кроватка для дочки, которая родится через три месяца, я понимаю – тогда, в тот сложный вечер, я сделала главное. Я защитила нашу семью. Наши мечты. Наше право на счастье, которое мы заслужили своим трудом.
И знаете, что самое важное? Валентина Петровна теперь спрашивает, когда можно приехать. И мы с радостью её приглашаем. Потому что уважение наконец-то стало взаимным.
Иногда любовь требует жёсткости. Иногда защита семьи начинается с простого, но такого трудного слова «нет». И иногда самый большой подарок, который мы можем сделать близким, – это научить их уважать наши интересы и наш выбор.
Мы справились. Вместе.
А теперь уходи