Катя с трудом подняла глаза, покрасневшие от бессонных ночей. На часах было четыре утра. Только что, после трёх часов непрерывных укачиваний, наконец-то заснула младшая Маша. Колики измучили не только малышку, но и её измотанную мать, которая не знала ни минуты покоя.
— Валер, я только-только уложила Машу, — тихо произнесла она, стараясь сдержать дрожь в голосе. — У неё весь вечер и всю ночь болел животик.
— И что из этого? — его голос звучал равнодушно и отстранённо. — У многих женщин есть дети, но они как-то находят время и поддерживать порядок в доме, и заботиться о муже.
Катя почувствовала, как внутри закипает обида. Она с трудом сдерживала слёзы, глядя на мужа.
— Валер, ты вообще видишь, в каком я состоянии? — тихо произнесла она, стараясь сохранять спокойствие. — Маша кричит от боли, а я не сплю ночами. У меня нет ни минуты покоя.
— Это твои проблемы, — пожал плечами Валера. — Я не понимаю, почему ты не можешь всё успевать. Другие как-то справляются.
Катя с трудом поднялась с кровати, чувствуя, как кружится голова.
— А ты хоть раз пытался понять, каково это — не спать ночами? — её голос дрожал от сдерживаемых эмоций. — Ты хоть раз помог мне с Машей?
Валера закатил глаза:
— Опять начинается. Я работаю, обеспечиваю семью. А ты что делаешь? Только сидишь дома, ноешь и жалуешься.
Катя молчала несколько секунд. Потом тихо, почти беззвучно, сказала:
— «Сижу дома»… Ты думаешь, это — отдых? Что я тут чай пью и сериалы смотрю?
Она шагнула вперёд, и в её голосе вдруг проснулась усталая, но твёрдая ярость.
— Ты приходишь с работы, бросаешь вещи на пол, оставляешь грязную посуду в раковине, требуешь ужин и чистые рубашки… А потом удивляешься, почему я «ною». Ты хоть раз за последние полгода спросил, как я себя чувствую? Хоть раз встал ночью, когда Маша плакала до истерики? Хоть раз постирал, приготовил, сходил в поликлинику?
Валера фыркнул:
— Да ладно тебе драматизировать! Я же не прошу многого — просто чтобы в доме был порядок. Это разве так трудно?
— Порядок? — Катя горько усмехнулась. — Ты знаешь, сколько раз я убирала сегодня ночью? Трижды. Потому что после каждой попытки уложить Машу всё снова валялось на полу — пелёнки, игрушки, бутылочки… А потом она снова начинала кричать, и мне приходилось бросать всё и бежать к ней. А ты… ты даже не заметил.
Она сделала паузу, глотнув воздуха, будто пытаясь удержать себя на плаву.
— Валер, я не прошу тебя быть идеальным. Но я прошу — просто видеть меня. Не «жену, которая должна», а человека, который тоже устаёт. Которому тоже нужна поддержка. А не упрёки в четыре утра.
Валера молчал, но его лицо оставалось закрытым, будто за бронёй.
— Ладно, — сказал он наконец, отводя взгляд. — Вечером сам поглажу свои рубашки. Только не надо устраивать спектакль.
— Спектакль? — Катя рассмеялась — коротко, безрадостно.
Она подошла к окну, обхватила себя за плечи, будто пытаясь удержать внутри что-то хрупкое, готовое разлететься.
— Я больше так не могу. И речь не о рубашках. А о том, что между нами вообще осталось. Ты перестал замечать меня, как женщину…
Валера резко повернулся к ней:
— Ты что устраиваешь? Мне эти разборки перед работой не нужны.
— Это не разборки, — ответила она тихо. — Я просто устала притворяться, что всё в порядке. Хочу, чтобы ты знал, я не твоя прислуга!
Тишина повисла между ними — густая, тяжёлая. Где-то в соседней комнате тихо всхлипнула Маша во сне. Катя не двинулась. Валера постоял ещё секунду, потом развернулся и вышел, хлопнув дверью.
— Ты не прислуга. Ты моя жена, у тебя есть обязанности! Погладить к примеру мне рубашку!
— Я погладила, вот перед твоим носом висит.
— Это не такая. Мне нужна белая. В голубой я не пойду на конференцию.
— Да какая разница вообще.
— Это тебе нет разницы, ты дома сидишь! Бездельница!
— Бездельница? — Катя медленно выпрямилась, хотя колени дрожали от усталости. Её голос стал тише, но в нём зазвенела сталь. — Ты называешь бездельницей человека, который последние шесть месяцев не спал больше трёх часов подряд? Который всех кормит, моет, укачивает, за всеми стирает, убирает, бегает по врачам, гладит твои рубашки? И не важно, как я себя при этом чувствую. Я должна, обязана, в любом состоянии это делать.
Она сделала шаг вперёд. Валера инстинктивно отступил.
— Я не «сижу дома». Я работаю двадцать четыре часа в сутки без выходных, без отпуска, без зарплаты. И знаешь, что самое обидное? Что ты даже не замечаешь этого. Для тебя я — фон. Удобный, тихий, всегда готовый. А если фон вдруг заговорил — значит, он «устраивает спектакль».
Она сглотнула ком в горле, но не отвела взгляд.
— Ещё раз меня так назовёшь — я уйду. Без скандала, без криков. Просто соберу вещи, возьму детей — и исчезну. Сидеть с детьми- это тоже работа, и она не заканчивается в шесть вечера.
Валера презрительно фыркнул:
— Работа? Да что ты знаешь о работе? Сидишь тут, сериалы смотришь, в телефоне залипаешь…
— Хватит! — неожиданно для себя громко сказала Катя. — Я больше не позволю тебе так со мной разговаривать. Ты даже не представляешь, каково это — быть матерью.
Она развернулась и вышла из комнаты, оставив мужа наедине с его обвинениями.
Шесть утра.
Тихий скрип двери детской — и в коридор выскочил Петя, старший сын, в пижаме с динозаврами, растрёпанный, с заспанными глазами и срывающимся от возбуждения голосом:
— Мам! Мам, а где завтрак? Я голодный! И Маша опять громко плакала, я не выспался!
Катя, медленно обернулась. Лицо её было бледным, будто выцветшим. Она глубоко вдохнула, как будто набираясь сил из воздуха, и мягко, почти шёпотом ответила:
— Сейчас, солнышко. Мама сейчас всё сделает.
Она пошла на кухню, шлёпая босыми ногами по холодному полу. За ней — как хвостик — потопал Петя, уже забыв про сон, но требуя:
— А можно блинчики? И с вареньем? И чтобы не пригорели, как вчера!
— Постараюсь, — сказала Катя, включая чайник. Руки дрожали. Она оперлась на край стола, чтобы не упасть.
Валера прошёл на кухню и сел за стол, не сказав ни слова. Только бросил в пространство, специально, будто кому-то невидимому:
— Мне через час на работу. Кофе должен быть горячим.
Петя нахмурился:
— Пап, а когда мы поедем в зоопарк? Ты обещал.
— Мама с тобой съездиет. У меня работы много, — буркнул Валера.
Катя молча достала сковородку. В голове стучало: «Бездельница… Сидишь дома…»
А в ушах — детский голос: «Ма, а ты почему такая грустная?»
Пока всем угождала на кухне, проснулась Маша, младший ребёнок. Плач разнёсся по всей квартире.
— Ну ты что глухая? Не слышишь ребёнок надрывается? — раздражённо бросил Валера, появляясь на пороге кухни. Его голос звучал резко и нетерпеливо.
Катя замерла, держа в руках недомытую тарелку. Её сердце сжалось от боли и обиды. Руки предательски задрожали, и она поспешно поставила тарелку в раковину, чтобы не разбить.
Не говоря ни слова, она бросилась в детскую.
— Сейчас моя маленькая, мама здесь.
Маленькая Маша извивалась в кровати от коликов. Пронзительный крик был слышан во всём доме. Катя подхватила малышку на руки, прижала к себе, начала укачивать, тихо напевая колыбельную. Маша постепенно затихла, почувствовав знакомое тепло матери.
— Мам, а блинчики? — заглянул в комнату Петя.
Катя замерла на мгновение, разрываясь между двумя детьми.
— Подожди немного, солнышко, — мягко ответила она старшему сыну. — Маше сейчас очень больно, ей нужна мама.
В этот момент в комнату вошёл Валера.
— И долго ты собираешься возиться с ней? — раздражённо спросил он. — Завтрак сам себя не приготовит, а Петя уже проголодался.
Катя почувствовала, как внутри закипает гнев, но усилием воли сдержалась.
— Валера, ты не видишь, что ребёнку плохо? — тихо, но твёрдо произнесла она. — Я не могу бросить её и бежать готовить.
— А кто может? Я что ли? — фыркнул муж. — У меня работа. Я только проснулся!
В этот момент Маша, почувствовав напряжение в воздухе, заплакала ещё сильнее. Петя, видя, что мама не может уделить ему внимание, начал хныкать у двери.
Катя поняла, что ситуация выходит из-под контроля. Она огляделась по сторонам, словно ища выход из этой ситуации.
— Валера, пожалуйста, — её голос дрожал от напряжения. — Помоги мне хоть немного. Присмотри за Машей пару минут, а я быстро приготовлю что-нибудь.
Муж закатил глаза, но всё же подошёл к кроватке.
— Ладно, но только быстро, — пробурчал он, беря на руки плачущую дочь.
Катя, не теряя ни секунды, выбежала на кухню. Она понимала, что это временное перемирие, но сейчас главное было успокоить детей и хоть немного наладить ситуацию в семье.
Стрелки часов показывали девять утра. Времени почти не оставалось — нужно было успеть отвести Петю в садик. Маша, казалось, немного успокоилась, но стоило только попытаться положить её в кроватку, как она тут же начинала плакать, сжимая крошечные кулачки.
Катя, держа на руках малышку, которая при каждом движении беспокойно ворочалась, заглянула в комнату старшего сына.
— Петя, пожалуйста, одевайся сам, ладно? — мягко попросила она, стараясь, чтобы голос не дрожал от усталости. — Маме сейчас очень трудно, я не могу помочь тебе с одеждой.
Мальчик, уже привыкший к тому, что младшая сестрёнка часто болеет, кивнул с пониманием. Он кажется понимал, как сложно сейчас маме.
Катя, прижимая к себе Машу одной рукой, другой собирала вещи сына в рюкзак. Малышка, почувствовав движение, начала тихонько хныкать, и Катя принялась тихонько напевать ей колыбельную, стараясь успокоить.
— Всё будет хорошо, моя маленькая, — шептала она, целуя дочку в лобик. — Мы справимся, только немного потерпи.
В этот момент в прихожей появился Валера, уже одетый и готовый к выходу.
— Ну что, долго ещё? — бросил он, не глядя на жену.
Катя с трудом сдержала резкий ответ. Сейчас было не время для конфликтов.
— Валер, можешь помочь? — спросила она, стараясь говорить спокойно. — Маша не может быть без рук, а Петя уже опаздывает в садик.
Муж вздохнул, но всё же подошёл ближе.
— Ладно, давай быстрее, — неохотно согласился он.
Катя благодарно кивнула. Даже такая небольшая помощь была сейчас бесценна.
Вернувшись домой с Машенькой на руках, Катя замерла на пороге. Картина, развернувшаяся перед ней, казалась бесконечной горой нерешённых задач. После утренних сборов в садик и на работу, дом встретил её привычной неразберихой. Немытая посуда в раковине, разбросанные вещи, мусорный пакет.
Каждый день был похож на предыдущий — бесконечный круговорот дел, из которого невозможно вырваться. Всё это требовало внимания и времени, которого катастрофически не хватало. А ведь ещё нужно было заботиться о Маше, которая ни на минуту не желала слезать с рук.
Катя примостилась на краешек дивана, осторожно пристраивая малышку у себя на коленях. Маша, почувствовав знакомое тепло, притихла, но продолжала цепляться за мамину рубашку крошечными пальчиками.
Взглядом обводя комнату, Катя понимала, что не знает, за что взяться в первую очередь. Время неумолимо шло, а дел становилось только больше. В такие моменты особенно остро ощущалась нехватка помощи и поддержки.
«Как успеть всё это сделать?» — пронеслось в голове.
Позвонила маме:
— Мам, можешь приехать? — голос Кати дрожал от усталости. — Я не справляюсь…
На том конце провода воцарилось короткое молчание.
— Доченька, что случилось? — в мамином голосе послышалось искреннее беспокойство. — Тебе плохо?
— Нет, мам, просто… — Катя глубоко вздохнула, пытаясь собраться с мыслями. — Всё как-то навалилось разом. Маша не спит по ночам, днём не слезает с рук, а дома такой беспорядок… И Валерка только претензии предъявляет, никакой помощи.
— Солнышко моё, — мягко произнесла мама. — Я понимаю, как тебе тяжело. Во сколько мне приехать?
— Чем скорее, тем лучше, — призналась Катя. — У меня тут и стирка накопилась, и готовить надо, и с Машей одной тяжело.
— Хорошо, доченька, я выезжаю, — решительно сказала мама. — Только вещи соберу. Буду через пару часов.
— Да, мам, спасибо тебе огромное, — с благодарностью произнесла Катя. — Ты даже не представляешь, как я рада, что могу на тебя рассчитывать.
— Конечно, родная, — тепло ответила мама. — Я когда-то тоже сидела одна с детьми и знаю, как это тяжело. Мужчины ведь этого не понимают.
Наконец-то звонок в дверь.
— Донечка, привет! — мама ахнула. — Боже, в кого ты превратилась! Бедняжка…
— Мам, я так устала.
— Так, иди занимайся своими делами. Я всё сделаю. Ложись поспи, сходи в душ, приведи себя в порядок.
— Там обед приготовить надо, скоро Валера придёт за контейнерами…
— Я приготовлю, иди…
Катя медленно опустилась на диван, чувствуя, как последние силы покидают её тело. Глаза сами собой закрылись, словно тяжёлые свинцовые завесы. Она прислонилась к мягкой подушке, и в тот же миг темнота поглотила её сознание.
Очнулась от криков.
— Катя! Катя, что с тобой?
Катя резко распахнула глаза, чувствуя головокружение и слабость во всём теле. В ушах звенело, а перед глазами всё плыло.
— Катя! Катя, ты меня слышишь? — мама трясла её за плечи, её голос дрожал от тревоги.
Вокруг собралась небольшая толпа — соседка, прибежавшая на крики, и встревоженная Маша, которая захлёбывалась плачем, увидев маму такой.
— Доченька, что с тобой? — мама приложила ладонь ко лбу дочери. — Ты вся горячая.
Катя попыталась что-то сказать, но язык словно онемел. Она чувствовала, как по спине стекает холодный пот, а руки стали ледяными.
— Я… всё в порядке… — прошептала она, но голос предательски дрожал.
— Никакого порядка, — твёрдо сказала мама. — Нужно срочно вызывать врача. Ты, наверное, переутомилась, организм больше не выдерживает.
Соседка уже набирала номер скорой помощи.
— Не надо… — попыталась возразить Катя, но мама мягко, но настойчиво остановила её:
— Тихо, доченька. Теперь я позабочусь обо всём. А ты должна отдохнуть и поправиться.
Мама взяла на руки плачущую Машу, укачивая её и тихо напевая колыбельную.
Вскоре приехала скорая помощь. Врач, осмотрев Катю, подтвердил: переутомление, истощение, необходима госпитализация.
— У вас катастрофически низкие показатели глюкозы. Давление низкое, — строго сказал доктор. — Вам необходимо проехать с нами для полной диагностики.
— Но дети…
— Я с детьми! — сказала мама. — Если врач сказал, то едь. Собирай вещи. С этим шутить нельзя.
Когда скорая увезла Катю, в квартире воцарилась гнетущая тишина. Мама осталась с Машей, пытаясь успокоить малышку, которая всё ещё всхлипывала, чувствуя тревогу.
Ближе к обеду вернулся Валера. Он прошёл на кухню, привычно оглядел стол в поисках обеда и раздражённо спросил:
— Где мой обед? Катя, ты опять ничего не приготовила?
В этот момент он заметил отсутствие жены. Его взгляд упал на маму Кати, которая сидела кухне с Машей на руках.
— А где Катя? — спросил он, наконец обратив внимание на неладное.
Мама посмотрела на него со злостью.
— Твою жену увезли на скорой, — спокойно ответила она. — У неё истощение, переутомление. Она на грани. Довёл мою дочь!
Валера замер, словно его ударили.
— Как… что случилось? — его голос впервые звучал неуверенно.
Мама не стала церемониться. Она рассказала ему всё: и о бессонных ночах, и о том, как Катя одна тянет весь дом, и о его постоянных претензиях, и о том, как он не замечает, насколько тяжело его жене.
— Ты хоть раз видел, как она устаёт? — голос мамы дрожал от возмущения. — Ты только требуешь, требуешь, требуешь… А о том, что она человек, который тоже нуждается в помощи и поддержке, ты не думал?
Валера опустился на стул, чувствуя, как земля уходит из-под ног. Он вдруг увидел всю картину другими глазами. Бессонные ночи Кати, её постоянная усталость, попытки успеть всё и сразу…
— Я… я не знал, — тихо произнёс он. — Я не понимал, насколько ей тяжело.
Мама покачала головой.
— Теперь знаешь. Катя не железная. Она мать твоих детей, жена, и она имеет право на помощь и поддержку. Если ещё раз, моя дочь будет жаловаться….
В этот момент заплакала Маша. Валера посмотрел на дочь, потом на маму Кати, и впервые за долгое время осознал, насколько он был слеп и эгоистичен.
Больничная палата встретила Катю удивительной тишиной. Белые стены, стерильная чистота, приглушённый свет создавали ощущение другого мира — мира, где нет места тревогам и заботам.
Капельница мерно отсчитывала капли, наполняя организм необходимыми веществами. Катя лежала на удобной кровати, впервые за долгое время чувствуя, как расслабляются напряжённые мышцы.
Никто не требовал её внимания. Никто не плакал от боли. Никто не ждал приготовленного обеда. Только тихое жужжание приборов и мягкий голос медсестры, проверяющей показатели, нарушали эту непривычную, но такую желанную тишину.
Она закрыла глаза и позволила себе погрузиться в это состояние покоя. Впервые за долгое время она могла просто быть — не бежать, не решать проблемы, не делить себя между всеми членами семьи.
В голове проносились мысли о доме, о Маше, о Пете, о Валере. Теперь она понимала, как важно иногда остановиться, прислушаться к себе, дать себе право на отдых.
Медсестра, заметив, что пациентка задумалась, тихо спросила:
— Вам что-нибудь нужно?
Катя улыбнулась:
— Просто побыть в тишине. Это всё, что мне сейчас нужно.
— Как вы себя чувствуете?
— Странно. Тихо очень.
— Сколько вы спите в сутках?
— Не знаю. Часа два.
— Питание полноценное?
— Как придётся. Аппетита нет особо. Ем только лишь, чтоб молоко не пропало.
— Удивительно как с таким режимом оно у вас вообще есть. А муж помогает?
Катя промолчала.
— Понятно, — врач вздохнула. — Ради чего это всё? Вы себя изводите просто. Организм не справляется уже. Нужно больше отдыхать, сон наладить, питание, витамины. Обратитесь за помощью к родным.
— Мама осталась с детьми. Мне нужно скорее домой, я чувствую себя намного лучше.
— Забудьте о доме. Вам нужен покой. Минимум неделя в стационаре. Если вы хотите, чтобы у ваших детей была мать, нужно заботиться о себе в первую очередь.
Вечером в палату тихо вошёл Валера. В руках он держал пакет с фруктами, но его лицо выражало скорее усталость, чем заботу.
— Как ты? — спросил он, присаживаясь на краешек кровати.
— Нормально, — ответила Катя, стараясь скрыть горечь в голосе.
— Мама твоя с детьми. Маша всю ночь плакала, — продолжил Валера, избегая смотреть ей в глаза.
— Колики, — коротко ответила Катя, уже привыкшая к этим ночным бдениям.
— Я не спал. На работу еле встал, — пожаловался он, словно это было самым страшным испытанием в его жизни.
Катя молча смотрела в окно. Одна ночь. Всего одна ночь без привычного режима, и он уже не справляется. А она так жила месяцами, годами — не спала ночами, не знала отдыха, тащила на себе весь дом.
— Знаешь, — тихо произнесла она, — одна ночь без сна — это не катастрофа. Я так живу уже давно. И работаю, и готовлю, и с детьми сижу, и по ночам не сплю. А ты всего одну ночь не выспался — и уже герой.
— Ты же женщина, мать. Вам проще, у вас это в крови. Материнский инстинкт, всё такое…
— Женщина тоже может уставать. Я тоже человек!
Валера замер, словно только сейчас осознавая масштаб проблемы.
Катя вздохнула. Она понимала, что сейчас не время для обвинений. Но и молчать больше не могла.
— Просто пойми, — мягко сказала она, — мне нужна помощь. Не только сейчас, когда я в больнице, а всегда.
Валера смотрел на жену. Бледная, худая, с запавшими глазами.
— Кать, тебе правда настолько сложно?
— Правда.
— Зачем мы тогда второго родили? Ты ведь сама просила, говорила, что хочешь девочку…
— Я не отказываюсь от своих слов. Я рада, что у нас етсь дочь. Просто мне тяжело, я думала ты будешь помогать.
Он покраснел.
— Я помогаю! Работаю за двоих! — голос Валеры стал громче, в нём прорезались знакомые нотки раздражения.
Катя устало посмотрела на мужа. Она так надеялась, что этот разговор будет другим.
— А дома кто будет мне помогать? — тихо, но твёрдо спросила она. — Я не справляюсь, Валер. Я так жду, когда ты придёшь с работы, поможешь… Просто побыть с детьми полчаса, пока я приготовлю ужин. Или убрать со стола. Или просто посидеть с Машей, пока я душ приму.
Валера нахмурился, словно пытаясь понять, о чём она говорит.
— Но я же деньги зарабатываю! — его аргумент прозвучал как последняя инстанция.
Катя глубоко вздохнула, собирая остатки терпения.
— Зарабатывать деньги — это важно. Но заботиться о семье — это тоже работа. И она не заканчивается в шесть вечера. Каждый день. Без выходных. Без перерывов на обед.
В палате повисла тяжёлая пауза. Валера смотрел на жену, и впервые за долгое время до него начало доходить, насколько тяжело ей приходится.
— Я… я не думал об этом, — признался он, и в его голосе впервые за долгое время не было агрессии. — Просто привык, что ты всё делаешь сама.
Катя почувствовала, как внутри что-то оттаивает. Может быть, не всё потеряно. Может быть, они смогут построить другие отношения, где будет место взаимопомощи и поддержке.
— Привычка — это то, что можно изменить, — мягко сказала она. — Нам обоим нужно измениться. Для нашей семьи. Для наших детей.
— Кать, прости. Я идиот.
Три дня в больнице стали для Кати настоящим оазисом спокойствия в пустыне бесконечных забот. Здесь, в тишине больничных коридоров, она наконец-то смогла позволить себе просто быть.
Дни текли размеренно и неторопливо. Утром — осмотр врача, капельницы, процедуры. Потом — долгие часы сна, которого ей так не хватало. Она спала, как никогда раньше, погружаясь в глубокий, восстанавливающий сон без детских плачей и домашних забот.
В перерывах между сном Катя читала книги, которые принесла мама. Она впитывала каждую строчку, наслаждаясь возможностью сосредоточиться на чём-то одном, не разрываясь между делами.
Медсёстры, заметив её измождённый вид, относились с особым вниманием. Они приносили чай, помогали с процедурами, поддерживали добрыми словами. Здесь, в больнице, она чувствовала себя не просто женой и матерью, а человеком, который имеет право на заботу.
По вечерам приходили посетители — мама, иногда Петя, а Валера приносил фрукты и пытался наладить общение. Катя видела, как он меняется, как начинает понимать, насколько тяжело ей было всё это время. Впервые за долгое время она могла просто лежать, глядя в потолок, и ни о чём не беспокоиться. Никаких списков дел, никаких тревог о том, что не сделано. Только тишина, покой и постепенное возвращение сил.
— Валера твой сказал домой мне ехать.
— Почему? Зачем?
— Сказал, будет сам с детьми сидеть. Больничный взял на работе.
— Валера? Один с детьми?
— Отец же. Пусть учится, — с гордостью в голосе говорила мама, присаживаясь рядом с кроватью. — Звонит правда мне каждый час. Как Машу успокоить, как кашу приготовить, как соски кипятить. Ничего, научу его уму-разуму.
Катя смотрела на мать с недоверием. В её глазах читался немой вопрос: «Неужели это правда?».
— Мам, ты серьёзно? — наконец произнесла она, не скрывая скептицизма. — Он же никогда этим не занимался.
— А теперь придётся, доченька, — мягко улыбнулась мама. — Видишь, как жизнь-то поворачивается. Человек учится, старается. И знаешь, у него даже получается.
Катя покачала головой, всё ещё не в силах поверить в происходящее. В её памяти слишком свежи были воспоминания о постоянных упрёках и требованиях.
— Он правда справляется? — спросила она, в голосе прорезалась надежда.
— Справляется, — уверенно ответила мама. — Может, не всё идеально, но главное — старается. А это уже большой шаг вперёд.
На пятый день в палату вошёл Валера с детьми. Петя, увидев маму, тут же бросился к ней, его глаза светились радостью.
— Мамочка! — воскликнул он, обнимая её. — Возвращайся! Папа невкусно готовит!
Катя улыбнулась, обнимая сына.
— Петенька, солнышко, я скоро вернусь, — ласково ответила она, целуя его в щёку.
Валера стоял чуть позади, держа на руках мирно спящую Машу. Это зрелище поразило Катю — её муж, который раньше едва умел успокоить плачущего ребёнка, теперь спокойно укачивал дочку.
— Научился укачивать? — не смогла она скрыть удивление в голосе.
Валера смущённо улыбнулся.
— Да, — признался он. — Не сразу, конечно. Но теперь вроде получается. И с кормлением разобрался, и с режимом.
Катя внимательно посмотрела на мужа. В его глазах читалась искренняя забота, а не привычное раздражение.
— А как ты справляешься с домашними делами? — спросила она, всё ещё не до конца веря в перемены.
— Ну, — он пожал плечами, — не всё идеально. Но мама твоя помогает, подсказывает. И Петя, оказывается, большой помощник.
Петя, услышав похвалу, просиял.
— Я папе помогаю! — гордо заявил он. — Учу его, как правильно кашу варить и игрушки убирать.
Катя почувствовала, как тепло разливается по сердцу. Возможно, эти перемены действительно не временные. Возможно, их семья наконец-то учится быть настоящей командой.
— Вы молодцы, — искренне сказала она. — Я горжусь вами.
Валера осторожно положил спящую Машу на кровать.
— Доктор сказал, что тебя скоро выпишут, — произнёс он. — Мы будем ждать. И теперь всё будет по-другому.
Катя кивнула.
— Кать, я дурак. Полный дурак, — Валера опустил голову, его голос звучал искренне и виновато.
— Знаю, — тихо ответила Катя, глядя на мужа.
— Нет, ты не понимаешь, — он поднял глаза, в которых читалась настоящая боль осознания. — Я реально думал, что ты дома отдыхаешь. Что дети — это просто. Что готовка — ерунда. Что всё это легко и не требует особых усилий.
Катя вздохнула, чувствуя, как внутри что-то оттаивает. Она видела искренность в его словах, ту самую искренность, которой так не хватало раньше.
— Валер, — произнесла она мягко, — это не просто. Это тяжёлый труд, который не заканчивается никогда. И я не отдыхала. Я просто делала вид, что справляюсь.
— А я даже не замечал, — признался он, сжимая руки в кулаки. — Не видел, как ты устаёшь, как носишься между делами, как не спишь ночами.
— Теперь видишь? — спросила она, стараясь не дать голосу дрогнуть.
— Теперь вижу, — кивнул Валера. — И понимаю, как был неправ. Как много всего на тебя взвалил.
Катя помолчала, обдумывая его слова. Она знала, что слова — это хорошо, но главное — действия.
— Знаешь, — сказала она наконец, — слова — это хорошо. Но важнее то, что ты начал делать. Что учишься заботиться о детях, помогать.
Валера кивнул, чувствуя, как груз вины постепенно сменяется надеждой на лучшее.
— Я буду учиться, — твёрдо произнёс он. — И меняться. Ради вас всех.
Катя улыбнулась, впервые за долгое время чувствуя, что их разговор действительно может что-то изменить. Что их семья может стать той опорой, в которой они все нуждаются.
— Главное, что ты понял, — тихо сказала она. — А остальное приложится.
Выписали через две недели. Понадобилось чуть больше времени для восстановления. Катя боялась возвращаться. Что если дома опять всё по-старому?
Открыла дверь. В прихожей — порядок. Обувь на местах, куртки на вешалках. Нигде не валяются игрушки, нет разбросанных вещей. Катя замерла от удивления.
— Сюрприз! — раздался весёлый голос Валеры из кухни.
Она медленно прошла вглубь квартиры и замерла на пороге кухни. То, что она увидела, заставило её сердце забиться чаще.
На кухне стояла новенькая посудомоечная машина. Блестящая, современная, с сенсорной панелью управления.
— Валер! — только и смогла вымолвить Катя, поворачиваясь к мужу.
Валера стоял, немного смущённо улыбаясь.
— Знаешь, — начал он, — я понял, как много времени у тебя отнимает мытьё посуды. А ещё… — он кивнул в сторону, и Катя увидела, что вся кухня сияет чистотой.
Из соседней комнаты выбежал Петя с Машей на руках.
— Мама, смотри, как папа всё красиво сделал! — радостно сообщил сын.
Катя не могла поверить своим глазам. Всё выглядело так, будто они попали в другую реальность.
— Это не только машина, — продолжил Валера. — Я ещё мультиварку купил, чтобы быстрее всё готовилось. И знаешь что? Я научился готовить завтраки.
Повёл в гостиную. Новый робот-пылесос.
Катя почувствовала, как к глазам подступают слёзы. Она подошла к мужу и обняла его.
— Спасибо, — прошептала она. — Спасибо вам всем.
— Ты плачешь? Не понравилось?
— Понравилось. Просто… Валер, я пять лет просила посудомойку, — в голосе Кати прозвучала лёгкая горечь.
Валера опустил глаза, чувствуя, как внутри снова поднимается волна вины.
— Знаю, — тихо произнёс он. — Я козёл.
Несколько секунд они стояли в молчании. Катя смотрела на мужа, пытаясь осознать произошедшую в нём перемену.
— Знаешь, — наконец сказала она, — дело не в посудомоечной машине. Хотя она, конечно, очень кстати.
— А в чём? — осторожно спросил Валера.
— В том, что ты наконец-то увидел, как я живу. Как я устаю. Как мне нужна помощь, — Катя говорила спокойно, но твёрдо. — Эта машина — просто символ того, что ты начал меняться.
Валера кивнул, не находя слов. Он действительно понимал теперь многое из того, чего не видел раньше.
— Я постараюсь, — просто сказал он. — Обещаю, что больше не буду таким… равнодушным эгоистом.
— Было бы здорово.
— Я вот даже список дел себе по дому составил. Это будут только мои обязанности. Вынести мусор, отвести сына в садик, приготовить завтрак, закинуть стирку…
В этот момент в кухню вбежал Петя:
— Мама, папа, а когда будем ужинать? Я голодный!
— Сейчас, солнышко, — улыбнулась Катя, глядя на мужа с новой надеждой. — Сейчас всё вместе приготовим.
Знак запрещает поворот налево, а светофор разрешает. Как быть?