— Вы думали, я вечно за вас платить буду?! Ага, сейчас! Ищите себе кого-нибудь другого!

— Простите, — пробормотала она.

— Ничего страшного, — улыбнулся он, и эта улыбка показалась ей какой-то особенной, не такой, как у всех остальных мужчин, которых она встречала в Москве.

Они разговорились в холле после конференции. Оказалось, Дмитрий пришёл сюда случайно, сопровождая кого-то из знакомых. Сам он занимался теоретической физикой, писал диссертацию о квантовых флуктуациях в ранней Вселенной. Говорил он об этом с таким воодушевлением, с такой страстью, что Алина слушала, затаив дыхание, хотя не понимала и половины из того, что он рассказывал.

— Вы знаете, что материя, из которой мы состоим, — это всего лишь четыре процента Вселенной? — глаза его горели. — Остальное — тёмная материя и тёмная энергия. Мы живём в мире, который почти не понимаем!

Алина смотрела на него и думала, что наконец-то встретила человека, для которого деньги не главное. Все её коллеги по банку, где она работала младшим аналитиком, говорили только о бонусах, повышениях, новых машинах и квартирах. А этот человек говорил о тайнах мироздания.

Она приехала в Москву два года назад, окончила экономический, и столица казалась ей огромной, холодной и равнодушной. Здесь никому не было дела до провинциальной девчонки с её мечтами о большой карьере. Но Алина была упорной. Она работала свехурочно, брала все проекты, от которых отказывались другие, учила английский по ночам. И постепенно начала подниматься.

С Дмитрием они встречались три месяца, прежде чем он познакомил её со своими родителями. Они жили в старой хрущёвке на окраине Москвы, в квартире, заставленной книгами от пола до потолка. Отец Дмитрия, Виктор Павлович, был профессором математики, мать, Ирина Сергеевна, преподавала историю в университете.

— Очень приятно, — Ирина Сергеевна окинула Алину оценивающим взглядом. — Дима говорил, что вы экономист. Интересная профессия в наше время.

В её тоне было что-то, чего Алина не смогла определить. Лёгкая ирония? Или просто констатация факта?

За ужином они говорили о науке, о культуре, цитировали Бродского и спорили о природе времени. Алина молчала большую часть вечера, чувствуя себя немного не в своей тарелке. Она читала Бродского когда-то, но не помнила наизусть его стихов. Она не могла поддержать дискуссию о том, является ли время четвёртым измерением или это просто иллюзия человеческого сознания.

Но Дмитрий после ужина сказал ей:

— Не обращай внимания. Они всегда такие. Им главное — поговорить. А ты им понравилась.

Алина хотела верить в это.

Они поженились через год. Свадьба была скромной, в небольшом кафе, только самые близкие. Родители Алины приехали из родного города — отец, работавший на заводе, и мать, медсестра в районной поликлинике. Они выглядели растерянными среди московских гостей, но были счастливы за дочь.

— Учёный, — шептала мама Алины, — это так интеллигентно.

К тому времени Алина уже перешла в более крупный банк и получала неплохую зарплату. Дмитрий работал в НИИ, его оклад был смехотворным — сорок пять тысяч рублей. Но он был счастлив. У него была лаборатория, доступ к оборудованию, возможность заниматься любимым делом.

— Я понимаю, что зарабатываю мало, — говорил он Алине. — Но это временно. Когда защищу докторскую, всё изменится.

Алина кивала. Ей казалось, что это не так важно. Она зарабатывала достаточно для них обоих.

Первые два года прошли спокойно. Они снимали однокомнатную квартиру недалеко от центра, ездили в отпуск, ходили в театры и музеи. Дмитрий работал над диссертацией, Алина поднималась по карьерной лестнице. Она стала старшим аналитиком, потом руководителем группы.

С каждым повышением работы становилось всё больше. Корпоративный мир был жесток. Здесь не прощали ошибок, здесь каждый был сам за себя. Её коллеги улыбались ей в лицо и строили козни за спиной. Она видела, как люди предавали друг друга ради продвижения, как подставляли и унижали. Но она научилась играть по этим правилам. Потому что иначе было нельзя.

Дмитрий не понимал этого мира. Когда она рассказывала ему о своих проблемах на работе, он отвечал:

— Брось это. Найди что-нибудь другое.

Но он не понимал, что просто так бросить было нельзя. Что каждая позиция давалась кровью и потом. Что в другом месте будет то же самое, а может, и хуже.

Всё изменилось на третий год их брака, когда Виктор Павлович попал в больницу с приступом. Операцию по квоте надо было ждать долго. Ирина Сергеевна позвонила им вечером, голос её дрожал.

— Дети, нам нужна помощь. Врачи говорят, нужно делать операцию срочно, это двести пятьдесят тысяч.

Алина перевела деньги на следующий же день. Операция прошла успешно. Виктор Павлович выздоровел.

— Спасибо тебе, доченька, — говорила Ирина Сергеевна, обнимая её. — Мы никогда этого не забудем.

Но через три месяца позвонили родители Алины. У матери обнаружили проблемы с щитовидной железой, нужны были дорогие лекарства, которых не было в местной поликлинике.

— Алиночка, ты не могла бы помочь? — голос отца был виноватым. — Я бы сам, но зарплаты едва хватает на жизнь.

Она помогла. Конечно, она помогла.

Потом у Ирины Сергеевны сломалась стиральная машина. Нужна была новая, хорошая, чтобы служила долго. Потом Виктору Павловичу понадобились дорогие лекарства для поддержания сердца. Потом родителям Алины — новый холодильник, старый совсем износился.

Дмитрий всё это время работал над докторской. Он приходил домой поздно, уставший, но счастливый.

— Знаешь, сегодня мы получили интересные данные, — рассказывал он. — Кажется, мы на пороге прорыва.

Алина слушала вполуха. Она думала о том, что им нужно накопить на первоначальный взнос за ипотеку. Что её мать звонила сегодня, намекала, что отцу нужна новая зимняя куртка. Что свекровь вчера жаловалась, что у них на кухне плита совсем старая, а хочется электрическую, современную.

— Дим, — сказала она однажды вечером, — может, ты подумаешь о работе в коммерческой компании? Есть много фирм, где ты мог бы устроится. Зарплаты там намного выше.

Он посмотрел на неё так, будто она предложила ему продать душу дьяволу.

— Ты о чём? Я занимаюсь наукой. Это моё призвание.

— Но мы не можем жить только на мою зарплату.

— Почему не можем? Нам хватает. У нас есть всё, что нужно.

— Нам да. А твоим родителям? Моим родителям? Они постоянно просят помощи.

— Ну так помоги. Ты же зарабатываешь хорошо.

Вот тогда она впервые почувствовала укол раздражения. Он говорил это так легко, будто речь шла не о её двенадцатичасовых рабочих днях, не о её нервах, не о том, что она делала на работе, чтобы получать эти деньги.

А родители — и его, и её — продолжали звонить. Им нужно было то одно, то другое. И каждый раз они благодарили её, но Алина начала замечать что-то странное в их благодарности. Какую-то натянутость.

Однажды она случайно услышала разговор Ирины Сергеевны по телефону. Свекровь говорила с кем-то из своих подруг.

— Да, конечно, она помогает, — голос её звучал холодно. — Но ты же понимаешь, каким образом она зарабатывает эти деньги? В банковской сфере порядочных людей не бывает. Все там — акулы. Дима говорит, она стала совсем другой. Чёрствой. Вечно на работе, вечно о деньгах думает.

Алина замерла за дверью. Её затошнило.

Она не сказала свекрови, что слышала этот разговор. Но с тех пор она начала замечать многое. Как отец Дмитрия морщится, когда она рассказывает о своём новом проекте. Как её собственная мать, приезжая в гости, вздыхает и говорит:

— Конечно, у тебя всё хорошо, только когда ты детей рожать собираешься? Или карьера важнее?

Как Дмитрий, когда она жалуется на работу, отвечает:

— А зачем тебе это всё? Ты же несчастна там.

Но она не могла бросить. Потому что если она бросит, кто будет платить за лекарства Виктора Павловича? За операцию матери, если что-то случится? За новую плиту для Ирины Сергеевны?

Она стала замечать, как родители Дмитрия, приглашая их в гости, с гордостью показывают новую мебель, новую технику, новые книжные полки — всё куплено на её деньги. Но о ней самой говорят мало, всё больше о Дмитрии и его научных достижениях.

— Наш Дима такой талантливый, — говорила Ирина Сергеевна на одном из таких ужинов. — Ему предлагали место в Германии, в институте. Но он решил остаться здесь. Верность родине важнее денег.

Алина поперхнулась вином. Она посмотрела на мужа, но тот спокойно ел свой салат.

— Дим, — сказала она потом, когда они вернулись домой, — тебе предлагали работу в Германии?

— А, это… Да, предлагали. На два года.

— И зарплата?

— Ну, там прилично платят. Три с половиной тысячи евро в месяц.

— Три с половиной тысячи евро. И ты отказался?

— Ну да. Я не могу бросить свою работу здесь. У меня проект на середине, команда рассчитывает на меня.

— Дима, мы могли бы жить в Германии. Нормально жить. Копить деньги. Я могла бы найти там работу или хотя бы отдохнуть немного.

— Но моя работа здесь, — он посмотрел на неё непонимающе. — К тому же, мы и так неплохо живём. У тебя хорошая зарплата.

— У меня хорошая зарплата, — повторила она медленно. — И поэтому я должна одна тащить на себе всех?

— О чём ты?

— Ни о чём. Забудь.

Но забыть она не могла.

Через полгода позвонила её мать. Нужны были деньги на ремонт крыши на даче. Пятьдесят тысяч. Алина перевела.

Через месяц позвонила Ирина Сергеевна. У них текут трубы, нужно менять целиком. Восемьдесят тысяч. Алина перевела.

Дмитрий защитил докторскую. Была небольшая вечеринка, все поздравляли его. Алина тоже радовалась, искренне. Но когда она спросила, повысят ли ему теперь зарплату, он пожал плечами.

— Ну, прибавят тысяч пять. Может, десять.

Тысяч пять. Она только что заплатила восемьдесят за трубы его родителей.

Она получила повышение — стала директором департамента. Зарплата выросла до трёхсот тысяч в месяц, но и работы стало в два раза больше. Она приходила домой в девять вечера, иногда в десять. Выходные проводила с ноутбуком, отвечая на письма и готовя отчёты.

Дмитрий не замечал. Он был занят своим новым проектом. Теперь он был доктором наук, руководил своей группой, писал статьи.

А потом Ирина Сергеевна упала и сломала ногу. Опять или ждать или делать за деньги.

Алина перевела деньги, не задавая вопросов.

Но когда через две недели позвонила её мать и попросила помочь купить лекарства — всего десять тысяч — Алина вдруг почувствовала, что больше не может.

— Мам, я не могу сейчас, — сказала она.

— Но, Алиночка, мне очень нужно…

— Мам, прости. Не могу.

Она положила трубку и заплакала. Впервые за много лет она плакала от бессилия и усталости.

Дмитрий нашёл её на кухне, вытирающую слёзы.

— Что случилось?

— Ничего.

— Ты плачешь. Что-то на работе?

— Нет, всё нормально.

Он постоял рядом, неловко, потом вернулся к работе, к своим формулам и расчётам.

А через день позвонила Ирина Сергеевна. Ей нужна была помощь с оплатой реабилитолога. Ещё тридцать тысяч.

Алина сказала, что пришлёт.

Но не отправила. Она не могла заставить себя зайти в банковское приложение и сделать перевод.

Через три дня Ирина Сергеевна позвонила снова.

— Алина, ты не забыла?

— Нет, не забыла.

— Просто реабилитолог спрашивает. Ему нужно знать точно, когда начнём занятия.

— Я подумаю над этим.

Пауза.

— Ты подумаешь? — голос свекрови стал холодным. — О чём тут думать? Мне нужна помощь.

— Ирина Сергеевна, я не могу прямо сейчас.

— Не можешь? — в голосе появилась сталь. — Но при твоей-то зарплате… Или тебе жалко?

Алина не поверила своим ушам.

— Жалко? Серьёзно?

— Ну, мы же тебя как родную приняли. А ты теперь деньги считаешь.

— Как родную? — Алина почувствовала, как поднимается ярость. — Вы считаете, что приняли меня как родную?

— Конечно! Мы никогда не смотрели на тебя свысока, хотя…

— Хотя что?

— Ну, ты же понимаешь. Твоё происхождение, твоя работа… Это не то, чтобы наш круг. Но мы никогда этого не показывали.

Алина засмеялась. Это был истерический, неприятный смех.

— Не ваш круг. Я не достаточно интеллигентна для вас. Но мои деньги вам подходят, да?

— Алина, как ты разговариваешь…

— Нет, погодите, давайте начистоту. Вы считаете меня недостойной вашей семьи. Вы презираете меня за то, чем я занимаюсь. Но при этом постоянно просите помощи. Знаете, сколько я за последний год заплатила за вас и за моих родителей? Почти миллион рублей. Миллион! За плиту, за трубы, за лекарства, за операции, за реабилитацию.

— Мы всегда были тебе благодарны…

— Вы думали, я вечно за вас платить буду?! Ага, сейчас! Ищите себе кого-нибудь другого!

В трубке повисло молчание.

— Что ты сказала? — голос Ирины Сергеевны дрожал.

— Я сказала то, что думаю. Я устала быть вашей дойной коровой. Устала быть недостаточно хорошей для вашей семьи, но достаточно хорошей, чтобы оплачивать ваши счета.

— Я поговорю с Димой.

— Говорите.

Дмитрий взял трубку через минуту.

— Алина, ты что творишь? Мама в слезах.

— А я пять лет в слезах, только ты этого не замечаешь.

— О чём ты?

— Приезжай домой. Поговорим.

Он приехал через час. Алина сидела на диване, перед ней на столе лежала стопка распечаток — все банковские переводы за последние три года.

— Смотри, — она протянула ему бумаги. — Это всё деньги, которые я перевела твоим родителям и моим за три года. Один миллион двести тысяч рублей.

Дмитрий пролистал листы, нахмурился.

— Ну и что? Ты зарабатываешь хорошо. Мы должны помогать родителям.

— Мы? — она засмеялась. — Где в этом списке твои деньги, Дим?

— Я зарабатываю меньше, ты же знаешь.

— Да. Ты зарабатываешь меньше. Потому что тебе так удобно. Ты занимаешься своей любимой наукой, а я пашу как лошадь, чтобы обеспечить не только нас, но и обе семьи.

— Никто тебя не заставлял.

— Точно. Никто не заставлял. Но когда твоему отцу нужна была операция, кто заплатил? Когда твоей матери нужна была новая плита, кто купил? Когда…

— Хватит! — он повысил голос. — Ты сейчас звучишь как… как торгашка какая-то. Всё считаешь, всё записываешь.

— Торгашка. Да. Не ваш круг. Я слышала, что твоя мать говорит обо мне. Что в банковской сфере порядочных людей не бывает. Что я стала чёрствой. Что я только о деньгах думаю.

Он помолчал, потом тихо сказал:

— Может, в этом есть доля правды.

Алина почувствовала, как её накрывает волна холода.

— То есть ты согласен с ними.

— Алина, ты правда изменилась. Ты всё время на работе. Ты озлобленная. Ты…

— Озлобленная. Конечно. А ты знаешь, почему я озлобленная? Потому что я работаю там, где люди готовы подставить тебя ради повышения. Где нет друзей, только конкуренты. Где я должна быть жёсткой, иначе меня сожрут. И я делаю это, знаешь, для чего? Чтобы твои родители могли жить в комфорте. Чтобы твоя мать могла говорить по телефону, какая я недостойная.

— Она не…

— Я слышала. Своими ушами.

Дмитрий опустил голову.

— Мама иногда резка. Но она не хотела тебя обидеть.

— Не хотела обидеть. Отлично. А ты? Когда тебе предложили работу в Германии, ты отказался. Даже не посоветовался со мной. Потому что твой проект важнее, твоя команда важнее. А я? Я, видимо, должна просто работать и платить.

— Я не могу бросить свою работу!

— А я могу? Ты хоть раз спросил, хочу ли я заниматься тем, чем занимаюсь? Хочу ли я работать в этом проклятом банке? Нет. Но я не могу уйти, потому что тогда нечем будет платить за всё.

— Тебе никто не запрещает уйти.

— Правда? А на что мы будем жить? На твои пятьдесят тысяч?

— Другие люди живут.

— Другие люди не содержат две семьи!

Они молчали. Дмитрий смотрел в окно, Алина — на свои руки.

— Я хочу развода, — сказала она тихо.

Он обернулся к ней.

— Что?

— Развода. Я не могу больше так жить. Я не могу быть с человеком, который не видит меня. Который считает меня недостойной его семьи, но при этом спокойно пользуется моими деньгами.

— Я никогда не считал тебя недостойной!

— Правда? Тогда почему ты ни разу не встал на мою защиту, когда твои родители говорили о моей работе с презрением? Почему ты отказался от работы в Германии, даже не спросив моего мнения? Почему ты думаешь, что это нормально — жить на мои деньги и при этом осуждать, как я их зарабатываю?

— Я не живу на твои деньги! У меня есть зарплата!

— Да, есть. Которой хватает на две поездки в метро и обед в столовой. Всё остальное — я. Квартира — я. Еда — я. Отпуск — я. Помощь родителям — я. Но при этом я недостаточно хороша для вас. Я торгашка, я алчная, я чёрствая.

— Алина…

— Знаешь, что самое страшное? — она посмотрела ему в глаза. — Не то, что вы меня презираете. А то, что вы правы. Я действительно стала другой. Я делаю на работе вещи, за которые мне стыдно. Я подставляю коллег, я иду по головам, я лгу и манипулирую. Потому что иначе нельзя. Иначе меня выкинут, и тогда кто будет платить за операции и лекарства?

— Я не просил тебя…

— Нет. Ты не просил. Ты просто молчал. Молчал, когда твоя мать звонила и просила помощи. Молчал, когда мои родители просили. Ты был выше всего этого, верно? Ты занимался наукой, высокими материями. А я грязной работой занималась. И вас это устраивало.

Дмитрий молчал.

— Я подам на развод завтра, — сказала Алина. — Можешь сегодня собрать вещи или остаться до конца недели, мне всё равно.

Она встала и пошла в спальню. За спиной услышала его голос:

— Может, ещё поговорим?

Она обернулась.

— О чём говорить? О том, как ты снова откажешься от нормальной работы ради науки? О том, как твоя мать снова будет мне говорить, что я недостаточно хороша для вашей семьи? О том, как я буду дальше работать на износ, чтобы вы могли презирать меня за это? Нет, Дим. Всё уже сказано.

Он ушёл на следующий день. Собрал вещи и уехал к родителям.

Алина сидела в опустевшей квартире и впервые за много лет чувствовала не усталость, а странное облегчение. Словно с её плеч сняли тяжёлый груз.