Наташа стояла посреди пустой гостиной и не могла поверить своему счастью. Солнечный свет лился через высокие окна, заливая паркетный пол золотистым сиянием. Четырёхкомнатная квартира в центре города казалась сказочным подарком судьбы. Тётя Лида, которая всю жизнь прожила одна, оставила эту квартиру именно ей — племяннице, с которой так любила пить чай на кухне и разговаривать о книгах.
— Представляешь, Дима? — воскликнула Наташа, поворачиваясь к мужу. — Это наша квартира! Наша! Мы сможем наконец съехать от твоих родителей!
Дмитрий стоял у двери с коробкой в руках и выглядел растерянным. Его темные волосы были взъерошены, на лице застыло странное выражение — смесь радости и тревоги.
— Да, это здорово, — тихо ответил он, избегая её взгляда. — Но, Наташ… Может, нам стоит подумать? Квартира действительно очень большая. Нам с тобой столько места не нужно.
Наташа почувствовала, как радость начинает таять, словно снег под весенним солнцем. Она прекрасно понимала, к чему он клонит. За пять лет брака она научилась читать эти интонации, эти недомолвки.
— Твоя мама уже говорила с тобой, да? — спросила она, и в её голосе появились стальные нотки.
Дмитрий поставил коробку на пол и потер переносицу — верный признак того, что ему неловко.
— Мама просто сказала, что Ирке с Сергеем и двумя детьми в однокомнатной тесно. И что мы с тобой…
— …что мы с тобой пока без детей, и такая большая квартира нам ни к чему, — закончила за него Наташа. — Правильно?
— Ну, в этом есть здравый смысл, — пробормотал Дмитрий. — Ирка — моя сестра. У них действительно сложная ситуация.
Наташа подошла к окну и прижала ладони к прохладному стеклу. Внизу шумел город, люди спешили по своим делам, и никому не было дела до её разбитых надежд. Она вспомнила, как тётя Лида при жизни говорила: «Наташенька, эта квартира будет твоей. Ты единственная, кто навещал меня не из долга, а от души. Ты единственная, кто слушал мои истории и не зевал от скуки». Тётя хотела, чтобы именно Наташа жила здесь. Именно она.
— Дима, эту квартиру оставили мне, — сказала Наташа, не оборачиваясь. — Мне. Не твоей маме, не твоей сестре. Мне. И я решила: мы будем жить здесь. Вдвоём. А когда у нас появятся дети, здесь хватит места и для них.
— Наташа, давай обсудим это спокойно…
— Нет, — она резко обернулась. — Никаких больше обсуждений. Пять лет я живу в доме твоих родителей. Пять лет выслушиваю от твоей мамы, что я неправильно готовлю, неправильно убираю, неправильно одеваюсь. Пять лет терплю её намёки на то, что до сих пор нет внуков. Я устала, Дима. Понимаешь? Я хочу жить в своём доме. В нашем доме.
Дмитрий опустил голову. Наташа видела, как напряглись его плечи, как он сжал кулаки. Она знала, что он разрывается между ней и матерью. Всегда разрывался. И всегда побеждала мать.
— Хорошо, — наконец выдохнул он. — Давай начнём перевозить вещи. Но маме я пока не буду говорить. Потом как-нибудь объясню.
Наташа хотела возразить, сказать, что прятаться — не выход, но промолчала. Пусть. Главное, что они наконец-то начнут делать то, что хочет она, а не Людмила Васильевна.
Следующие три дня они возили вещи. Книги, одежду, посуду, которую Наташа копила к моменту, когда у них появится своё жильё. Дмитрий работал молча, механически, и Наташа чувствовала, что его тревога растёт с каждым часом. Он всё ждал, когда мать обнаружит пропажу вещей, когда грянет гром.
Гром грянул в субботу.
Наташа разбирала коробки с книгами, расставляя их на полках в гостиной, когда раздался звонок в дверь. Резкий, требовательный. Она посмотрела на Дмитрия, который в тот момент вешал в спальне зеркало. Лицо мужа побледнело.
— Это мама, — прошептал он. — Я узнаю этот звонок.
— Тогда открывай, — сказала Наташа, стараясь, чтобы её голос звучал спокойно, хотя внутри всё сжалось от предчувствия скандала.
Дмитрий открыл дверь, и в квартиру ворвалась Людмила Васильевна. Высокая, полная, с тщательно уложенными каштановыми волосами и лицом, застывшим в выражении праведного гнева. За ней семенила её подруга Вера Петровна — маленькая, сухонькая женщина с любопытными глазками.
— Так это правда! — воскликнула Людмила Васильевна, оглядывая коробки и мебель. — Вы действительно осмелились въехать сюда без моего разрешения!
Наташа медленно опустила книгу, которую держала в руках, и выпрямилась во весь рост. Она была на голову ниже свекрови, но сейчас старалась не показывать страха.
— Добрый день, Людмила Васильевна, — ровно сказала она. — Да, мы переезжаем в мою квартиру.
— В твою? — свекровь презрительно фыркнула. — Думаешь, если документы на квартиру на тебя, то ты здесь хозяйка?! Нет! Будет так, как я решу! Ты никто здесь! Понятно?!
Вера Петровна одобрительно закивала, отойдя к окну, словно собираясь наблюдать интересный спектакль.
Наташа почувствовала, что больше она терпеть это не может. Все эти годы терпения, все унижения, все проглоченные слова — всё это поднялось в горле тугим комом ярости.
— Понятно, — тихо сказала она. — Мне всё понятно, Людмила Васильевна. Но знаете что? Я хозяйка здесь. Потому что эту квартиру оставила мне моя тётя. Моя, а не ваша. И никто, слышите, никто не будет указывать мне, что мне делать в моём доме.
Людмила Васильевна побагровела. Её массивная грудь вздымалась под строгим пиджаком, глаза сузились.
— Как ты смеешь так разговаривать со мной?! Дима! Ты слышишь, как твоя жена мне хамит?!
Дмитрий стоял у стены, бледный, как полотно. Его руки беспомощно повисли вдоль тела.
— Мама, ну пожалуйста… Давайте спокойно…
— Спокойно?! — взвизгнула Людмила Васильевна. — Как я могу говорить спокойно, когда эта неблагодарная особа смеет мне перечить?! Я тебя в грязи нашла, Наташка! Ты из какой семьи? Отец — алкоголик, мать еле концы с концами сводила! Мы с Дмитрием дали тебе всё! Приютили, накормили, одели! И вот как ты отплатила!
Наташа стиснула зубы. Старые раны заныли с новой силой. Да, её семья была небогатой. Да, отец пил, и она всю жизнь стыдилась этого. Но она выучилась, стала бухгалтером, работала не покладая рук. И никому ничего не была должна.
— Я работала в вашем доме, как прислуга, — сказала Наташа, и голос её дрожал от сдерживаемых эмоций. — Готовила, убирала, стирала. Вы постоянно указывали мне, что я делаю не так. Вы никогда не считали меня членом семьи. Я была для вас бесплатной домработницей.
— Ах ты неблагодарная! — Людмила Васильевна сделала шаг вперёд, нависая над Наташей. — Я требую, чтобы ты немедленно отдала ключи Ире! У неё дети, ей нужна жилплощадь! А ты что? Бесплодная! Толку от тебя никакого!
Это слово прозвучало, как пощёчина. Бесплодная. Наташа побледнела. Она знала, что Людмила Васильевна именно так о ней думает, но слышать это вслух было невыносимо больно.
— Мама, прекрати! — Дмитрий наконец сдвинулся с места, но его голос звучал слабо, неуверенно.
— Ты мне не указывай! — свекровь повернулась к сыну. — Я твоя мать! Я лучше знаю, как правильно! Этот брак изначально был ошибкой! Я говорила тебе — не женись на ней! Но ты не послушал!
Наташа посмотрела на мужа. Их взгляды встретились, и она увидела в его глазах то, что искала все эти годы — сожаление, боль, любовь. Но она также увидела и другое. Слабость. Неспособность возразить матери. Вечный страх ослушаться.
— Дима, — тихо сказала Наташа. — Скажи ей, что это наша квартира. Скажи, что мы остаёмся здесь. Защити меня. Пожалуйста.
Дмитрий открыл рот, но слова не шли. Он смотрел то на жену, то на мать, и было видно, как он мучается, разрываясь между двумя самыми важными для него женщинами.
— Дима, я твоя мать, — голос Людмилы Васильевны стал вкрадчивым, почти ласковым. — Я родила тебя, вырастила. Я всегда желала тебе только добра. Неужели ты предпочтёшь эту… эту выскочку… своей матери?
— Я… — Дмитрий сглотнул. — Мама, Наташа права. Это её квартира. Мы не можем…
— Не можем?! — взвыла Людмила Васильевна. — Так значит, ты на её стороне?! Против родной матери?!
— Нет… То есть да… То есть… — Дмитрий запутался в словах, и Наташа вдруг всё поняла.
Он никогда не защитит её. Никогда. Потому что всю жизнь боялся матери, боялся её гнева, боялся остаться без её одобрения. Он был заложником этого страха, и она, Наташа, была заложницей вместе с ним.
— Я не хочу быть частью этой семьи, — вдруг услышала Наташа собственный голос, удивительно спокойный и твёрдый.
Воцарилась мёртвая тишина. Даже Вера Петровна перестала ёрзать на подоконнике. Людмила Васильевна смотрела на невестку с таким изумлением, словно та вдруг заговорила по-китайски.
— Что? — переспросила свекровь.
— Я не хочу быть частью этой семьи, — повторила Наташа, и с каждым словом голос её становился увереннее. — Вы никогда не принимали меня. Никогда не уважали. Постоянно давили, унижали, указывали. И Дима… — она посмотрела на мужа, и в глазах её блеснули слёзы. — Дима не может противостоять вам. Не может защитить меня. Я пять лет надеялась, что что-то изменится. Но ничего не изменилось. И не изменится никогда.
— Наташа, ты о чём? — прошептал Дмитрий, и в его голосе появился ужас. — Ты что хочешь сказать?
— Я хочу сказать, что если единственный способ избавиться от диктата твоей матери — развестись, то я так и сделаю. Я разведусь с тобой, Дима.
Людмила Васильевна открыла рот, но не смогла произнести ни слова. Дмитрий схватился за спинку стула, словно у него подкосились ноги. Вера Петровна ахнула и прикрыла рот ладонью.
— Ты… ты шутишь, — выдавил Дмитрий. — Наташ, скажи, что это шутка.
Наташа покачала головой. Слёзы текли по её щекам, но голос оставался твёрдым.
— Я не шучу. Мне жаль тебя, Дима. Правда жаль. Ты хороший человек. Добрый. Но ты слабый. Ты слова против сказать не можешь своей матери. А я больше не могу так жить. Я не могу всю жизнь терпеть унижения и надеяться, что ты наконец встанешь на мою защиту. Потому что этого не случится. Никогда.
— Наташа, подожди, давай поговорим! — Дмитрий бросился к ней, схватил её за руки. — Я… я попробую! Я скажу маме! Я изменюсь!
Наташа посмотрела в его отчаянные глаза и покачала головой.
— Нет, Дима. Не изменишься. Потому что ты боишься её больше, чем любишь меня. И я не могу жить с человеком, для которого я всегда буду на втором месте.
Она осторожно высвободила руки и отступила на шаг.
— Уходите, пожалуйста. Все. Это моя квартира, и я прошу вас уйти.
Людмила Васильевна первой пришла в себя. Её лицо исказилось от злобы.
— Ах ты стерва! Думаешь, одна проживёшь?! Да кто тебя такую возьмёт?! Старая дева, без детей, из нищей семьи!
— Мама, замолчи! — неожиданно крикнул Дмитрий, и в его голосе прорвалось отчаяние. — Замолчи! Ты всё разрушила! Всё!
Он повернулся к Наташе, и на его лице было столько муки, что у неё сжалось сердце.
— Наташа, дай мне шанс. Один шанс. Прошу тебя.
Наташа закрыла глаза. Боль разрывала её изнутри, но она знала, что другого пути нет. Если она сейчас сдастся, всё продолжится по-старому. Людмила Васильевна будет и дальше диктовать им, как жить, а Дима будет и дальше прятаться за её спину.
— Нет, — прошептала она. — Прости.
Развод оформили через четыре месяца. Дмитрий не сопротивлялся, хотя несколько раз приходил, пытался убедить её передумать. Но Наташа была непреклонна. Людмила Васильевна предприняла последнюю попытку — угрожала судом, пыталась доказать, что квартира должна быть разделена как совместно нажитое имущество. Но юристы быстро объяснили ей, что наследство не подлежит разделу.
Наташа осталась одна в большой квартире. Первые месяцы были тяжёлыми. Она просыпалась по ночам и плакала, вспоминая Диму. Его добрую улыбку, его нежность, его неуклюжие попытки позаботиться о ней, сделать ей приятное. Она любила его. До сих пор любила. Но не могла вернуться в ту жизнь, где она была никем.
Постепенно жизнь наладилась. Наташа сменила работу, получив должность главного бухгалтера в небольшой, но успешной компании. Она записалась на йогу, начала читать больше, встречалась с подругами. Училась жить для себя, а не для кого-то.
Через полтора года после развода она познакомилась с Алексеем.
Это случилось на книжной ярмарке. Наташа стояла у прилавка с классической литературой и выбирала сборник Чехова, когда рядом появился высокий мужчина лет тридцати пяти с приятным лицом и умными серыми глазами.
— «Дама с собачкой»? — спросил он с улыбкой, заметив, что она листает страницы. — Отличный выбор.
Они разговорились. Оказалось, Алексей — журналист, пишет статьи о культуре и искусстве. Он был начитанным, остроумным, и Наташа впервые за долгое время почувствовала, что может быть интересной собеседницей, а не просто покорной женой.
Они начали встречаться. Алексей водил её в театры, на выставки, в уютные кафе, где они могли часами разговаривать обо всём на свете. Он никогда не давил на неё, не требовал немедленных решений, не торопил. Просто был рядом.
Через полгода он пригласил её познакомиться с родителями.
Наташа ехала в гости с тревогой. Воспоминания о Людмиле Васильевне всё ещё были свежи, и она боялась вновь столкнуться с давлением и неприятием.
Но родители Алексея оказались совсем другими.
Александр Николаевич, отец, был профессором истории — невысокий, седой мужчина с добрыми глазами и тихим голосом. Мать, Ольга Михайловна, работала библиотекарем — миниатюрная женщина с мягкими чертами лица и приятной улыбкой.
Они встретили Наташу тепло, без расспросов и оценивающих взглядов. За столом говорили о книгах, о недавней выставке импрессионистов в музее, о планах на лето. Александр Николаевич рассказывал забавные истории из университетской жизни, Ольга Михайловна поделилась рецептом необыкновенного пирога с яблоками.
Когда они с Алексеем уже собирались уходить, Ольга Михайловна взяла Наташу за руку и тихо сказала:
— Алёша очень давно не приводил к нам девушек. Вы, видимо, особенная. Я очень рада.
Наташа почувствовала, как к горлу подступает комок. Такого простого, искреннего приятия она не ожидала.
— Спасибо, — прошептала она.
По дороге домой Алексей взял её за руку.
— Ну как? Пережила встречу со страшными родителями?
Наташа рассмеялась — впервые за очень долгое время рассмеялась от всего сердца.
— Твои родители замечательные.
— Они действительно хорошие люди, — серьёзно сказал Алексей. — Они никогда не лезли в мою жизнь, не давили. Всегда уважали мой выбор. Я понимаю, что не у всех так. Ты когда-нибудь расскажешь мне о своём первом браке?
Наташа на мгновение напряглась, но потом кивнула.
— Расскажу. Но не сегодня. Хорошо?
— Конечно.
Они шли по вечернему городу, и Наташа думала о том, как странно устроена жизнь. Нужно пройти через боль, через разочарование, через одиночество, чтобы научиться ценить настоящее тепло и заботу.
Спустя два года Наташа и Алексей поженились. Скромная церемония, только самые близкие друзья и родители Алексея. Ольга Михайловна плакала от счастья, Александр Николаевич произнёс трогательный тост о том, что настоящая семья — это не диктат, а взаимное уважение.
Они остались жить в квартире Наташи. Алексей не претендовал на неё, не пытался что-то изменить или переделать. Он просто принёс свои книги и свой ноутбук и органично вписался в её пространство.
— Знаешь, — сказал он как-то вечером, когда они сидели на кухне за чаем, — мама рассказала мне, что ты была замужем раньше. И что это был трудный брак.
Наташа кивнула, обхватив ладонями тёплую чашку.
— Да. Трудный. Там было много… контроля. Его мать считала, что имеет право диктовать, как нам жить.
— А он? — осторожно спросил Алексей. — Твой бывший муж?
— Он любил меня, — тихо сказала Наташа. — Но не смог противостоять матери. Боялся её. И я поняла, что не могу жить с человеком, который ставит страх перед родителями выше любви ко мне.
Алексей помолчал, а потом взял её руку.
— Я никогда не позволю никому, даже своим родителям, вмешиваться в нашу жизнь. Ты для меня на первом месте. Всегда.
Наташа посмотрела в его глаза и увидела искренность. И поверила.
Иногда по вечерам, оставшись одна, она думала о Диме. Интересовалась, как он живёт, счастлив ли. Ей было его жаль. Он был хорошим человеком, попавшим в ловушку сложных отношений с матерью. Возможно, их развод стал для него толчком к изменениям. А возможно, нет. Она никогда этого не узнает.
Но она знала другое. Она знала, что сделала правильный выбор. Что защитила себя, своё достоинство, своё право на счастье. И этот выбор привёл её туда, где она могла быть собой, где её любили и уважали, где не нужно было постоянно доказывать своё право на существование.
Квартира тёти Лиды стала их домом. Домом, полным света, тепла и любви. Тем домом, о котором Наташа всегда мечтала. И она действительно была здесь хозяйкой. Хозяйкой своей жизни, своего счастья, своей судьбы.
А документы на квартиру всё так же лежали в ящике стола — напоминание о том, с чего всё началось, и о том, как важно отстаивать свои права, даже когда это невыносимо больно.
Забрав при разводе всё имущество и деньги себе, муж не ожидал, какой сюрприз ему устроит бывшая жена