— В моем возрасте пора отдыхать, а ты же меня и так любишь, — сказал Виктор, устраиваясь поудобнее на моем диване с чашкой кофе, который я ему заварила.
Я смотрела на него — загорелого от дачных хлопот, довольного жизнью мужчину пятидесяти восьми лет — и думала о том, как быстро все изменилось.
Еще два месяца назад он каждое утро уезжал на химическое производство, возвращался усталый, но с зарплатой. Мы планировали отпуск на море, говорили о совместном будущем.
А теперь передо мной сидел человек, который считал, что заслужил право на мое содержание просто потому, что я его люблю.
Первые звоночки
— Нина, ты же понимаешь — пенсия по вредности есть, а работу в моем возрасте не найти, — продолжал он, листая ленту новостей на телефоне.
Понимала. Слишком хорошо понимала, что произошло с нашими отношениями за эти недели.
Виктор словно переселился в другое тело — расслабленное, требовательное, уверенное в том, что мир ему должен.
— Мне пора на работу, — сказала я.
— Удачного дня, дорогая, — отозвался он, не отрывая глаз от экрана.
В офисе торговой компании Света сразу заметила мое настроение. Мы работали старшими специалистами по продажам уже семь лет, и она читала меня даже по походке.
— Что случилось? Ты как-то… погасла, — спросила она, устраиваясь за соседним столом с утренним кофе из автомата.
— Виктор, — коротко ответила я, включая компьютер и проверяя уведомления в рабочем мессенджере.
— А, понятно. Как дела с досрочным пенсионным отдыхом?
— Отлично. Он отдыхает, я работаю. Он планирует, я плачу. Идеальная схема, — в голосе прорезалась ирония.
Воспоминания о молодости
Света отложила ложечку и повернулась ко мне:
— Нин, а ты помнишь, как мы в молодости мечтали о мужчинах постарше? Говорили — они надежные, состоявшиеся, знают чего хотят…
— Помню. Мы просто не уточнили — чего именно они хотят, — я открыла почту и увидела привычные утренние письма.
Работа, цифры, планы. Моя жизнь, которую я выстроила сама.
— Слушай, а он хоть ищет работу?
— Конечно. Вчера полчаса изучал сайты с вакансиями. Правда, все оказались «не подходящими по возрасту», «с маленькой зарплатой» или «слишком далеко от дома».
— То есть от твоего дома.
— Именно.
Мы помолчали. Света листала документы, я отвечала на письма. Обычный рабочий день, но мысли крутились вокруг одного: когда именно Виктор превратился из партнера в иждивенца?
— Знаешь, что меня больше всего злит? — сказала я внезапно. — Не то, что он не работает. А то, что он считает это нормальным. Для себя — заслуженный отдых после вредного производства, для меня — приятная обязанность его содержать.
— А ты с ним говорила?
— Пыталась. Он не понимает проблемы. «Мы же пара, разве не так?» — передразнила я его интонацию.
Света покачала головой:
— В пятьдесят три года быть нянькой для здорового мужика… Нина, ты же понимаешь, к чему это ведет?
Прозрение
Понимала. К тому, что через год он окончательно превратится в домашнего кота, который требует еду, ласку и развлечения, не давая ничего взамен.
К тому, что я буду работать до семидесяти, чтобы содержать двоих.
К тому, что слово «партнерство» исчезнет из нашего лексикона навсегда.
Вечером я вернулась домой и застала Виктора в том же положении, в котором оставила утром. Разве что чашка переместилась в раковину, а на столе появилась тарелка с крошками от бутербродов. На экране телевизора шла передача про рыбалку.
Разговор по душам
— Как дела? — спросил он, не поднимая головы.
— Хорошо. А у тебя?
— Отлично. Смотрел передачу про рыбалку. Кстати, Петрович звонил, зовет на выходных на речку. Нужно скинуться бензин и снасти.
— Скинуться — это как?
— Ну, я же сейчас… То есть, если ты не против…
Я села напротив него и посмотрела в глаза. Два месяца назад в этих глазах была мужская сила. Сейчас — детская уверенность в том, что мир устроен для его удобства.
— Витя, нам нужно поговорить.
Он наконец выключил телевизор:
— О чем?
— О нас. О том, как мы живем последние недели.
— А что не так? Мне кажется, все нормально.
— Тебе кажется. А мне кажется, что я превратилась из любимой женщины в источник финансирования твоего досуга.
Виктор нахмурился:
— Нина, ну что ты говоришь? Какое финансирование? Мы же семья. Я двадцать два года на этом производстве вкалывал, заработал льготную пенсию, теперь можно и отдохнуть.
— Можно. Но не за мой счет.
— За чей же еще? Я же не на улице подберу деньги. Пенсия — восемнадцать тысяч, на них далеко не уедешь.
Ультиматум
— А работу искать пробовал?
— Так я же ищу! Но ты понимаешь, в моем возрасте…
— В твоем возрасте многие мужчины работают до семидесяти. И женщины тоже, кстати.
Он помолчал, потом сказал тоном обиженного ребенка:
— Я думал, мы строим отношения, а ты считаешь копейки.
— Витя, я не считаю копейки. Я считаю справедливость. Два месяца назад мы оба работали, оба тратили свои деньги, оба строили планы. Сейчас работаю я, трачу я, планирую я. А ты отдыхаешь. Видишь разницу?
— Нин, ну ты же зарабатываешь нормально…
— Я зарабатываю на себя. И немного остается на общие расходы. Но не на то, чтобы полностью содержать взрослого мужчину, который может работать, но не хочет.
Виктор встал и прошелся по комнате:
— То есть ты хочешь меня выгнать?
— Я хочу вернуть наши отношения. А для этого нам нужно равенство. Или ты ищешь работу, или ты снимаешь жилье и живешь на свою пенсию.
— А если я не найду работу?
— Найдешь. У тебя руки, голова, опыт. Найдешь, если захочешь.
— Сколько времени даешь?
— Месяц.
Он остановился и посмотрел на меня с недоумением:
— Месяц? Нина, ты серьезно?
— Абсолютно.
Месяц испытаний
Следующие дни Виктор словно проверял мою решимость. То вдруг начинал жаловаться на самочувствие — «вот видишь, какой стресс ты мне устроила», — то принимался рассказывать о том, как тяжело искать работу в его возрасте.
То снова превращался в обиженного ребенка:
— Я думал, мы семья, а ты ставишь ультиматумы.
— Витя, семья — это когда двое заботятся друг о друге. А не когда один заботится, а другой принимает заботу как должное, — отвечала я, продолжая заниматься своими делами.
— Легко говорить, когда у тебя стабильная работа.
— У меня стабильная работа, потому что я ее не бросала. И не собираюсь бросать ради твоего комфорта.
Через неделю он попытался сыграть на другом — стал вдруг активно интересоваться домашними делами. Помыл посуду, заказал через приложение продукты, даже пропылесосил.
И каждый раз ждал благодарности, как собака ждет лакомство за выполненную команду.
— Видишь, я стараюсь, — сказал он однажды вечером, демонстрируя чистую кухню.
— Вижу. А резюме разослал?
— Нина, ну нельзя же так прямолинейно! Я же дом в порядок привожу…
— Дом — это не работа. Это обязанность каждого, кто в нем живет.
Последние попытки
На второй неделе он сменил тактику. Стал рассказывать о том, какие мужчины попадаются женщинам в нашем возрасте — употребляющие, нездоровые, агрессивные.
— Ты хоть понимаешь, что теряешь? — говорил он доверительно. — Я же не пью, не дерусь, не гуляю. Разве этого мало?
— Мало, — отвечала я спокойно, переводя деньги с карты за коммунальные услуги.
— А чего тебе еще надо?
— Партнера. А не домашнее животное, которое нужно кормить и развлекать.
К концу третьей недели Виктор стал нервным. Несколько раз заговаривал о том, что «может, стоит попробовать пожить врозь — для проверки чувств».
Я не возражала. Это его окончательно выбило из колеи.
— То есть ты даже удерживать меня не будешь?
— Зачем? Ты взрослый мужчина, сам принимаешь решения.
— Нормальная женщина боролась бы за отношения!
— Нормальная женщина борется за отношения, где есть взаимность. А не за право содержать здорового мужика.
Финальный день
В последние дни месяца Виктор почти не разговаривал. Сидел мрачный, демонстрировал обиду всем видом.
Я вела внутренний календарь: двадцать восьмой день, двадцать девятый…
Тридцатого числа я пришла домой и увидела знакомую картину — он лежал на диване с телефоном, изучая что-то в социальных сетях.
— Витя, месяц истек.
Он поднял голову:
— И что?
— Пора собираться.
— Нина, ты серьезно?
— А ты как думал?
Он сел, потер лицо руками:
— Слушай, ну дай еще неделю. Я вчера одну вакансию интересную нашел…
— На которую сегодня не позвонил?
— Завтра позвоню.
— Витя, ты месяц «завтра» говоришь.
Прощание
Он встал, начал ходить по комнате:
— Знаешь что, Нина? Может, ты и права. Может, мне действительно стоит уйти. Посмотрим, как ты запоешь, когда останешься одна.
— Посмотрим.
— Думаешь, легко будет? В твоем возрасте, с твоим характером?
— Витя, а ты знаешь, в чем разница между нами? Ты боишься остаться без меня, потому что тогда придется самому за себя отвечать. А я не боюсь остаться без тебя, потому что всегда за себя отвечала.
Он замолчал. Потом сказал тише:
— А если я все-таки найду работу? Сойдемся?
— Если найдешь работу, снимешь жилье и проживешь полгода самостоятельно — тогда поговорим.
— Почему полгода?
— Чтобы ты понял: я не пенсионный фонд и не служба социальной поддержки. Я женщина, которая хочет жить рядом с мужчиной, а не содержать его.
Виктор собрался быстро. Оказалось, что за два года он так и не перевез ко мне все свои вещи — видимо, на всякий случай. Хорошая интуиция.
Вызвал такси через приложение, погрузил два чемодана.
Освобождение
Когда за ним закрылась дверь, я осталась одна в своей квартире. Тишина показалась непривычной после двух месяцев постоянного присутствия другого человека.
Но не пугающей — освобождающей.
Я заварила чай, села у окна с планшетом и подумала о том, что иногда самое трудное — не найти любовь, а не потерять себя в ней.
В тридцать лет я, может быть, и согласилась бы содержать мужчину ради отношений. В сорок — попыталась бы его переделать. В пятьдесят три я просто указала на дверь.
Через неделю
Через неделю Виктор написал в мессенджере. Сообщение было коротким: «Можно поговорить?»
Вечером он позвонил. Голос был растерянный:
— Нин, может, встретимся?
— Зачем?
— Я устроился. На склад товаров для дома. Правда, зарплата не очень…
— Поздравляю.
— Снял комнату в коммуналке. Не очень удобно, но…
— Витя, ты звонишь, чтобы пожаловаться или похвастаться?
— Я звоню, чтобы сказать — ты была права. И спросить… может, стоит попробовать еще раз?
— Через полгода поговорим.
— А если через полгода у тебя кто-то появится?
— Если появится — значит, так тому и быть. Если нет — посмотрим, чему ты научился за это время.
— Чему я должен научиться?
— Жить так, чтобы женщина рядом с тобой чувствовала себя любимой, а не используемой.
Жизнь
После разговора я выключила телефон и долго смотрела в окно на вечерний город. Где-то там жил мужчина, который две недели назад считал меня обязанной его содержать.
Сейчас он работал на складе и жил в коммунальной квартире. Было ли мне его жаль? Немного. Но не настолько, чтобы пожертвовать собственным достоинством.
Света на работе спросила:
— Не скучаешь?
— Знаешь, что странно? Я думала, буду скучать по нему. А оказалось — скучала по себе. По той, которая не объясняет взрослому мужчине, что такое ответственность.
— И что дальше?
— Дальше живу. Без ультиматумов, без объяснений, без попыток кого-то переделать. Оказывается, это тоже неплохо.
Вечером я включила музыку, которую Виктор называл «старомодной», открыла книгу, которую он считал «скучной», и подумала о том, что иногда одиночество — это не наказание, а награда.
За смелость быть собой. За право выбирать, с кем делить свою жизнь, а кому просто показать на дверь.