«Убирайся вон!» — эти слова, брошенные мне в
лицо человеком, с которым я прожила пятнадцать лет, разнеслись по
подъезду как пощёчина. Я стояла в дверном проёме своей — теперь уже
официально своей — квартиры и не верила своим глазам: Пётр, мой бывший
муж, которого я не видела почти полгода, стоял на лестничной клетке с
двумя огромными чемоданами. За его спиной маячила Клавдия Ивановна — его
мать, сжимавшая в морщинистых руках пакеты из супермаркета.
— Ты оглохла? — Пётр шагнул вперёд, и я инстинктивно отступила. — Я сказал — убирайся! Это наша квартира.
Я почувствовала, как к горлу подкатывает ком. Сколько раз я уступала,
сжималась, боялась возразить. Но сегодня что-то изменилось. Может, дело
в тех документах, что лежали в ящике комода — свидетельство о праве
собственности на эту самую квартиру, выданное на моё имя ровно неделю
назад?
— Петя, сынок, не церемонься с ней, — прошипела Клавдия Ивановна,
протискиваясь вперёд. — Мы устали ждать, пока она соизволит съехать.
Сказали же — до первого числа! А она всё тут сидит, нахлебница!
Я глубоко вдохнула. В голове пронеслись события последних месяцев:
унизительный развод, бессонные ночи, попытки Петра выжить меня из
квартиры, шантаж, угрозы… И моя тихая, незаметная для них работа с
юристом, о которой они даже не подозревали.
— Петя, может сначала поговорим? — я попыталась звучать спокойно, хотя внутри всё дрожало.
— О чём тут говорить? — он грубо отодвинул меня и протащил чемоданы в
прихожую. — Мама приехала жить ко мне. В МОЮ квартиру. А тебе пора
собирать манатки.
Клавдия Ивановна прошествовала следом, демонстративно морща нос,
словно в квартире пахло чем-то неприятным. На самом деле пахло свежей
выпечкой — я как раз достала из духовки яблочный пирог. Маленькая
радость для себя, праздник обретённой независимости.
— Чистенько тут у вас, — процедила свекровь, окидывая взглядом мою
новую бирюзовую вазу и букет полевых цветов. — Но уютнее будет, когда я
здесь наведу порядок. По-настоящему.
Я смотрела, как они бесцеремонно вторгаются в мой дом, и чувствовала,
как что-то внутри меня — то, что годами сжималось в комок — начинает
распрямляться.
— Стоп, — мой голос прозвучал неожиданно твёрдо. — Вам нужно уйти.
Пётр замер с чемоданом в руках, на его лице отразилось удивление, сменившееся привычным раздражением.
— Лида, хватит ломать комедию. Ты прекрасно знаешь условия нашего
развода. Квартира — моя. Я давал тебе время найти жильё, но моё терпение
лопнуло.
— Нет, Петя, — я сделала шаг вперёд. — Ты, кажется, что-то путаешь. Эта квартира теперь принадлежит мне.
Пётр рассмеялся — сначала тихо, потом всё громче, с какой-то
нездоровой истеричностью. Клавдия Ивановна поставила пакеты на пол и
сложила руки на груди.
— Она с ума сошла, — констатировала свекровь, обращаясь к сыну. — Я
же говорила — нельзя было ей идти навстречу. Сразу нужно было выставить,
как только решили разводиться.
Я молча прошла к комоду, выдвинула верхний ящик и достала папку с документами.
— Вот, — протянула бумаги Петру. — Свидетельство о праве собственности, выписка из ЕГРН. Квартира полностью оформлена на меня.
Он выхватил документы, пробежался глазами по тексту. Я видела, как
меняется его лицо — от самоуверенности к замешательству, затем к злости.
— Это подделка! — он смял бумаги в руке. — Какая-то дешёвая фальшивка! Ты думаешь, я поверю?
— Верить или нет — твоё дело, — я старалась говорить спокойно, хотя
сердце колотилось как сумасшедшее. — Но факт остаётся фактом. После
твоего отказа платить ипотеку, я взяла её на себя. А потом выкупила твою
долю через суд, пока ты пропадал неизвестно где.
— Лживая дрянь! — Клавдия Ивановна подскочила ко мне, её морщинистое
лицо исказилось гневом. — Решила нажиться на моём мальчике? Он
горбатился, зарабатывал, а ты…
— Мама права, — Пётр шагнул ко мне, сжимая кулаки. — Ты просто решила меня обмануть. Но не выйдет! Я знаю свои права!
В этот момент я заметила, как приоткрылась дверь соседней квартиры.
Нина Степановна, пожилая учительница на пенсии, тревожно выглядывала в
подъезд.
— У вас всё в порядке, Лидочка? — спросила она дрожащим голосом.
— Не вмешивайтесь! — рявкнул Пётр, и соседка испуганно захлопнула дверь.
Я почувствовала, как к страху примешивается злость. Всё тот же Пётр —
грубый, самоуверенный, привыкший решать всё силой и напором. Человек,
рядом с которым я пятнадцать лет чувствовала себя ничтожеством.
— Вам лучше уйти, — я указала на дверь. — Это моя квартира, и я не хочу видеть вас здесь.
— Петенька, не слушай её! — Клавдия Ивановна схватила сына за руку. — Она просто блефует! Какой суд? Какая ипотека? Всё врёт!
— Пошла вон! — вдруг закричал Пётр, делая шаг в мою сторону. — Сейчас
же собирай свои вещи и выметайся! Иначе я за себя не отвечаю!
Я инстинктивно отшатнулась, наткнулась на стену. В памяти всплыли
картины нашей «счастливой» семейной жизни: его крики, периодические
вспышки ярости, после которых приходилось замазывать синяки тональным
кремом…
— Если ты сейчас же не уйдёшь, я вызову полицию, — мой голос дрожал, но я твёрдо смотрела ему в глаза.
— Ой, напугала! — театрально всплеснула руками Клавдия Ивановна. —
Полицию она вызовет! А что ты им скажешь? Что законный хозяин пришёл в
свою квартиру?
— Уходите по-хорошему, — я сделала шаг к телефону.
Пётр перехватил мою руку, сжал до боли.
— Даю тебе десять минут. Собирай самое необходимое и выметайся. Остальное потом заберёшь.
Я вырвала руку, потирая запястье.
— Нет.
Это короткое «нет» подействовало как спичка, брошенная в бензин. Лицо
Петра побагровело, на висках вздулись вены. Я инстинктивно сжалась,
готовясь к удару — слишком хорошо знала эти признаки.
— Ты… — он задыхался от ярости, — ты посмела мне отказать? В моём собственном доме?
— В моём доме, Петя, — я сделала ударение на слове «моём». — И да, я отказываю тебе в праве здесь находиться.
Клавдия Ивановна метнулась к кухне, схватила со стола мой телефон.
— Вот! — торжествующе воскликнула она. — Теперь попробуй кому-нибудь позвонить!
За стеной отчётливо послышался шум — кто-то разговаривал. Судя по
всему, Нина Степановна вызывала полицию. Я лихорадочно соображала,
что делать дальше. Бежать? Но куда? Это моя квартира, мой дом, за
который я выплатила ипотеку.
— Если ты сейчас не уйдёшь, — Пётр навис надо мной, — я выкину тебя вместе с твоими тряпками. Без шуток, Лида.
Клавдия Ивановна тем временем уже открывала шкафы на кухне, бесцеремонно выдвигала ящики.
— Господи, что за безвкусица! — она достала мою любимую чашку с котятами. — Этому барахлу место на помойке.
Чашка полетела в раковину и разбилась. Я вздрогнула от звука
бьющегося фарфора. Эту чашку подарила мне дочь на прошлое 8 марта —
единственная вещь, которая осталась на память о том периоде, когда мы
ещё были семьёй.
— Ты… — я задохнулась от возмущения. — Ты не имеешь права!
Я бросилась к раковине, пытаясь собрать осколки. Один впился мне в
палец, выступила кровь. Но физическая боль была ничем по сравнению с
той, что рвала меня изнутри.
— Мне плевать на твои права, — прошипел Пётр, хватая меня за плечи и
разворачивая к себе. — Ты испортила мне жизнь, отняла дочь, а теперь
хочешь лишить крыши над головой? Не выйдет!
— Я никого не лишала, — мой голос дрожал. — Лена сама выбрала, с кем
ей жить. А квартира… Ты отказался платить ипотеку, бросил нас с
долгами. Что я должна была делать?
— Врёшь! — взревел он. — Всё ты врёшь! Я давал деньги!
— Два раза за полгода, Петя. Две. Жалкие. Выплаты. А остальное время я
разрывалась между тремя работами, чтобы банк не забрал нашу квартиру.
Клавдия Ивановна тем временем продолжала «инспекцию» моего жилища. Я
услышала шум из спальни и, вырвавшись из хватки Петра, бросилась туда.
Свекровь уже выдвигала ящики комода, вываливая на пол моё бельё.
— Прекратите! — закричала я, чувствуя, как внутри что-то обрывается. — Сейчас же прекратите!
— А то что? — усмехнулась она, демонстративно роняя на пол фотографию
в рамке — единственный снимок моих покойных родителей. Стекло треснуло.
Это стало последней каплей. Я схватила телефон стационарной связи, который всё ещё стоял на тумбочке у кровати, и набрала 102.
— Полиция? — мой голос звучал неожиданно чётко. — Незаконное
проникновение в квартиру. Угрозы. Порча имущества. Улица Весенняя, дом
15, квартира 47. Лидия Сергеевна Кравцова.
Пётр выхватил телефон из моих рук, но было поздно — вызов уже приняли.
— Ты совсем рехнулась?! — он швырнул аппарат на кровать. — Думаешь, полиция поверит твоим сказкам?
— Петенька, успокойся, — Клавдия Ивановна подскочила к сыну. — Сейчас
всё объясним. Скажем, что она не в себе. Что устроила истерику, когда
ты пришёл в свою квартиру.
Меня трясло. Пятнадцать лет унижений, страха и молчаливого согласия.
Пятнадцать лет, когда я верила, что должна терпеть ради семьи, ради
дочери, ради призрачной стабильности.
— Убирайтесь, — мой голос был тихим, но твёрдым. — Сейчас же.
— И не подумаю, — Пётр плюхнулся на кровать, демонстративно закинув
ноги в грязных ботинках на моё бежевое покрывало. — Это моя квартира. И
плевал я на твои бумажки.
В дверь позвонили. Я бросилась открывать, чуть не сбив с ног Клавдию
Ивановну, пытавшуюся меня перехватить. На пороге стояли двое полицейских
— молодой сержант с настороженным лицом и женщина-капитан средних лет, с
усталыми, но внимательными глазами.
— Кравцова Лидия Сергеевна? — спросила женщина. — Вы вызывали полицию?
— Да, — выдохнула я. — Мой бывший муж и его мать ворвались в мою
квартиру, угрожают мне, портят имущество и отказываются уходить.
Пётр появился в прихожей, на его лице мгновенно возникла маска добропорядочного гражданина.
— Офицеры, не верьте ей, — он развёл руками. — Моя бывшая жена не в
себе. Это моя квартира, я пришёл сюда жить после развода, а она
отказывается съезжать.
— У вас есть документы, подтверждающие право собственности? — спросила капитан.
— Конечно, — вмешалась Клавдия Ивановна. — Мой сын купил эту
квартиру! Она всегда была его! А эта… — она ткнула в мою сторону
скрюченным пальцем, — просто аферистка!
Я молча протянула офицеру папку с документами — теми самыми, что Пётр
смял в приступе ярости. Капитан внимательно изучила бумаги, сверила
данные по планшету.
— Согласно этим документам, — сказала она, поднимая глаза на Петра, — квартира принадлежит гражданке Кравцовой.
— Чушь! — рявкнул Пётр. — Это всё подделка!
— Тогда вам стоит обратиться в суд, — спокойно парировала капитан. — А
пока я вынуждена просить вас покинуть жильё, принадлежащее другому
человеку. В противном случае это квалифицируется как незаконное
проникновение.
Клавдия Ивановна схватила сына за руку:
— Пойдём отсюда! Мы ещё вернёмся, с адвокатами!
Под внимательными взглядами полицейских и соседей они забрали
чемоданы и покинули квартиру. Капитан записала мои показания,
посоветовала написать заявление о порче имущества и сменить замки.
Когда все ушли, я опустилась на пол прямо в прихожей и разрыдалась.
Но это были слёзы облегчения — впервые я сама защитила себя, отстояла
свои границы.
Вечером позвонила дочь. Её тихое «Мам, я горжусь тобой» значило для меня больше любых побед.
Следующим утром я поменяла все замки. Эта квартира теперь была
по-настоящему моей — не только по документам, но и по праву силы духа. Я
отстояла своё место под солнцем.
— Я вам больше не служанка!