— Скажи мне, Наташ, ты правда думаешь, что человек, написавший книжку, теперь лучше всех? — Валентина Петровна стояла посреди кухни, держа в руке половник, как жезл верховного судьи.
— Ты ж понимаешь, что без нас бы ты и буквы не написала, мы тебя кормили, обогревали, сына тебе дали!
Наталья поставила на стол тарелку с борщом. Спокойно. Она знала этот тон. Он предвещал либо долгий монолог о неблагодарности, либо внезапный всплеск обвинений в гордыне, алкоголизме и феминизме, хотя Наталья последний раз выпивала бокал шампанского на презентации собственной книги и то — за чужой счёт.
— Ты просто скажи, Олег, — повернулась Валентина Петровна к сыну, который притворялся, что ищет что-то в холодильнике, — ты вообще мужик или что? У тебя жена с деньгами, а у нас с Мариной — ни машины, ни будущего!
— Мам, ну давай без «будущего» за обедом… — пробурчал Олег, доставая банку огурцов.
— Огурец тебе в глотке встанет, если мать обидишь! — пригрозила она и снова повернулась к Наталье. — А ты что? Ты думаешь, что из-за одной книжки, которую купили дураки в переходе, ты теперь королева?
Наталья не выдержала — отставила ложку, откинулась на спинку стула.
— Вы вообще читали, что я написала, Валентина Петровна? Или вы по обложке решили, что там «Как выйти замуж за идиота и не сойти с ума»?
— Я не читаю грязь. Особенно про любовников, разводы и вот это вот всё. Это ж прямо про тебя!
Олег кашлянул. Наталья резко повернулась к нему:
— А ты чего молчишь? Родственнички твои ходят по квартире, как по Казанскому вокзалу, едят мои продукты, спят в моём кабинете, теперь машину им подавай, а ты молчишь?
— Ну… ты ж говорила, что у тебя гонорар пришёл. У тебя теперь получается, Наташ, а у них пока… нет. Может, ты просто поможешь, и всё уляжется?
— А ты не думал, что может, уляжется, когда все разъедутся по своим углам и перестанут жить за мой счёт?
— Ну что ты начинаешь… — Олег неловко почесал затылок, избегая взгляда.
Вот это и есть мой муж, подумала Наталья. Старше меня на семь лет, но характером — школьник, который боится, что мама поставит в угол.
— Наташ, ну не будь жадной, — вмешалась Марина, его сестра, появляясь в проёме кухни с телефоном в руках. — Там, кстати, акция на Киа. Триста тысяч первый взнос. Мы тебе потом отдадим, честно-честно.
Наталья встала. Медленно, без эмоций. Взяла чашку, налила кофе, сделала глоток.
— Вот сейчас будет, как в романе, только без выдумки, — тихо сказала она, обводя всех взглядом. — Я вам ничего не должна. Ни машин, ни борща, ни ваших криков в моей квартире. И знаешь что, Олег? Если ты считаешь, что твоя мама и сестра важнее твоей жены, то пусть они и варят тебе борщ, пишут книги и платят взносы по кредиту.
— Ты что, серьёзно сейчас? — испуганно спросил он. — Это из-за какой-то машины?!
— Нет, Олег. Это из-за тебя. И того, что я десять лет живу в коммуналке с твоими родственниками, хотя у нас трёшка в центре. А теперь у меня ещё и бестселлер, и, прости, но я больше не обязана жить, как терпила.
— Ну не кипятись… — тихо сказал он, будто всё ещё надеялся, что это просто спектакль.
— Я не кипячусь. Я остываю, Олег. И знаешь что бывает с женщинами, которые полностью остывают? Они подают на развод. Завтра.
Она вышла из кухни, оставив за собой тишину и запах борща с горелым привкусом.
В спальне Наталья достала чемодан. Не потому, что собиралась сразу уходить. Просто нужен был визуальный эффект.
Если не понимают слов — может, поймут по действиям, — подумала она и, застегнув молнию, легла на кровать.
Там, на полке, её ждал новый блокнот. Наталья взяла его и написала:
Глава первая. Я ушла не потому, что меня выгнали. Я ушла, потому что больше не могла молчать.
— Ну ты же не собираешься подавать заявление? — Олег стоял у двери, как загнанный пес, с пластиковым пакетом из «Пятёрочки» и глазами, полными растерянности.
Наталья накинула халат и вышла в коридор. Специально медленно, молча. Пусть подольше побоится.
— Ты же понимаешь, Наташа… это ж всё сгоряча. Мама… ну, у неё характер. Но она старая, ей тяжело. А ты у меня умная, ну чего ты как…
— Как что, Олег? Как женщина, которая больше не хочет жить на вокзале? Или как писатель, которая не готова делить ванну с твоей сестрой и тёщей одновременно?
Он опустил глаза.
— Да я уже с Мариной говорил. Она на следующей неделе съедет к подруге.
— А мама?
— Мама… ну, маме тяжело. У неё давление, а у подруги на третьем этаже нет лифта. Ты хочешь, чтобы она умерла на лестнице?
Наталья захлопнула дверцу стиральной машины и закатила глаза.
— Олег. У твоей матери давление с тех пор, как я отказалась готовить печёнку раз в неделю. У неё давление на мозг, на нервы и на мою самооценку. А теперь ещё и на мой счёт в банке.
Он бросил пакет на тумбочку, как аргумент.
— Вот ты всё в сарказме, в словах… А ты знаешь, что она мне сказала? Она сказала: «Олег, если Наташа нас выгонит, ты будешь последним человеком, которого я прокляну». Понимаешь?
Наталья молча смотрела на него. Потом подошла, взяла его ладонь и развернула. Там было обручальное кольцо.
— Что это? — спросила она, хотя знала ответ.
— Я снял его сегодня утром. Думал… если ты не передумаешь…
— Передумаю? — голос Натальи дрогнул, но не от боли — от удивления. — Ты считаешь, что снятое кольцо — это аргумент? Что я сейчас заплачу, скажу «давай всё забудем» и побегу снова делать всем яичницу с поджаркой?
Олег отвернулся к зеркалу.
— Ты изменилась, Наташа. Была домашней, тихой, а теперь… как будто тебя подменили.
Она кивнула.
— А ты не подумал, что я просто перестала быть удобной?
— Ну да, ты теперь с книгой, с гонораром, все тебе пишут, ты в интервью… Только счастлива ты при этом не стала.
— А ты стал? Ты счастлив, когда твоя мама швыряет мои книги в шкаф? Или когда сестра моет ноги в мойке, потому что “так быстрее”?
Он сел на пуфик и вздохнул:
— Ты хочешь всё разрушить? После десяти лет?
— Нет. Я хочу всё перестроить. Без вас.
Через день Наталья поехала в ЗАГС. Одна. В рюкзаке — паспорт, бумажка с адресом нотариуса и чёткое понимание: развод — не трагедия, а свобода.
Но тут Олег включил свою «тяжёлую артиллерию».
— Если ты уйдёшь, я заявлю, что половина твоей книги — моя. Что я тебе помогал, был редактором, давал идеи. Хочешь скандал в прессе? — это сообщение пришло ей на почту ровно за два часа до визита к нотариусу.
Наталья смотрела на экран, как на дохлую рыбу.
Редактором? Идеи? Он даже название путал, говорил: “Как там твоя «Любовь и кислород»? Или «Кислота и жених»?”
Она рассмеялась — сначала тихо, потом так, что в кафе обернулись.
Вот это любовь. Вот это поддержка. Вот это муж!
Тогда она открыла новый документ. Назвала его:
«Как развестись с паразитом и не сойти с ума»
И начала писать:
«Он не кричал, не бил, не пил. Он просто тихо подтачивал мою личность, как вода камень. А потом стал требовать дивиденды».
В тот вечер она вернулась домой. На столе — записка:
«Если всё-таки передумаешь — я на даче. До вторника.»
На кухне — пусто.
В шкафу — свободно.
На душе — как будто впервые за много лет стало тихо. Даже странно.
Через пару дней она позвонила риэлтору.
— Да, ищу квартиру. Маленькую. Но только без посторонних родственников в довесок. И с хорошим окном. Мне нужен свет. Я, знаете, пишу.
— Соколова?! Вот это встреча… — раздался сзади голос, настолько знакомый, что у Натальи по спине пробежали мурашки.
Она обернулась — и едва не выронила сумку с продуктами.
Перед ней стоял Игорь.
Тот самый. Первый. Любовь, трагедия, девяностые, общага с облезлой плитой и шепотом «если б ты тогда не уехала…»
— Игорь?! — Наталья машинально пригладила волосы, как будто сорок восемь — это не срок, и морщинки можно стереть взглядом.
Он усмехнулся:
— Ты почти не изменилась. Всё та же упрямая… Ну, расскажи, как ты?
Они сели в ближайшей кофейне. Наталья заказывала капучино с миндальным молоком, как будто от этого исчезнут воспоминания о жизни с Олегом и его мамой. А Игорь смотрел на неё, будто листал старый фотоальбом, который давно считал утерянным.
— Ты знаешь, я читал твою книгу. Совсем случайно. Купил жене на день рождения, а сам в поезде зачитался. Думаю: черт, это же Натаха!
— Вот так неожиданность, — усмехнулась она, глядя в окно.
Он наклонился ближе, почти шепотом:
— Слушай, если бы ты тогда не уехала… я ведь тебя искал. Потом женился, но ты — это была любовь всей моей жизни.
Наталья почувствовала, как у неё внутри начинает подниматься старая волна: ностальгия, легкое головокружение, то самое «а вдруг…»
— Ты ведь сейчас одна, да? — Игорь аккуратно коснулся её руки. — Может, это знак? Ну, не просто же так судьба нас столкнула?
Она усмехнулась.
— Ты сейчас серьёзно? У тебя что, методика: «развелась — напомню о себе»?
— Да ну, брось. Просто подумал… Мы могли бы попробовать. Теперь-то мы взрослые, без иллюзий. Я же тебя знаю.
Она чуть наклонилась вперёд и тихо сказала:
— Ты меня знал. Ту. Двадцатилетнюю, с хвостиком и мечтой о комнате без тараканов. А я теперь другая. И ты, по правде, уже не тот рыцарь с гитарой. Ты мужик с проплешиной и «попробуем». Спасибо, но я уже попробовала. И хватит.
— Ты серьёзно отказываешься от шанса на счастье?
— Счастье — это не шанс. Это выбор. И я его уже сделала.
Он сидел, молчал. Потом выдохнул:
— Ты изменилась…
— Слава Богу, — кивнула Наталья. — Иначе я бы снова вляпалась в чью-то жизнь, где моё мнение — досадное неудобство.
Она вышла из кофейни, вздохнула полной грудью и вдруг почувствовала, как легко идти, когда не тащишь чужие ожидания на спине. Ни свекрови, ни мужа, ни бывших влюблённых — никого. Только она, её шаги и свежий воздух.
Через месяц Наталья переехала. Маленькая однушка, светлая, с новым ремонтом. Без тумбочек с вышитыми салфетками, без криков из кухни «а где мои таблетки?!», без постоянного шёпота за спиной.
Писала она теперь с особенным азартом. И роман её назывался «Женщина, которая сказала “нет”».
Когда звонки от Олега прекратились, а Игорь больше не писал, она даже не почувствовала пустоты. Потому что пусто было тогда, когда она всем всё должна была. А теперь было… свободно.
И однажды вечером, наливая себе бокал вина, она вдруг улыбнулась.
— Вот теперь — я дома.
— Какого чёрта ты дал своей матери ключи от моей машины, пока я была в командировке?! Ты хоть понимаешь, что она с ней сделала?! Она ходовку ей угробила! Да и вообще своей дачей уничтожила машину!