Галина Ивановна поперхнулась утренним чаем, чашка звякнула о блюдце.
— Ты что, с ума сошла? Откуда у меня такие деньги?
— Витька проиграл… Всё проиграл. Квартиру могут забрать. — Дочь рухнула на табуретку, уткнулась лицом в ладони.
— Как проиграл? О чём ты вообще говоришь?
— Казино… Интернет… Я не знала, мам! Он говорил, что в командировках, а сам… — Голос Лены сорвался. — Кредиты брал на меня. Теперь они угрожают. Дают неделю.
Галина Ивановна медленно опустилась на стул. В голове всё перемешалось. Виктор всегда казался порядочным мужиком. Хороший отец, не пьет особо…
— Сколько он проиграл?
— Полтора миллиона за три года. — Лена подняла заплаканные глаза. — Двести тысяч — это только самые опасные долги. Те, из-за которых могут…
— Господи, Ленка, почему молчала?
— Думала, справимся сами. Он обещал бросить, клялся…
Старая шкатулка с деньгами тяжело дышала на комоде. Галина Ивановна знала наизусть каждую купюру — пятнадцать тысяч рублей, отложенные на чёрный день. Только чёрный день оказался чернее, чем она могла представить.
Всю ночь Галина Ивановна ворочалась на продавленном диване, пересчитывая крохи в голове. Пенсия двенадцать тысяч, коммуналка съедает половину. Что продать? Телевизор старый, никому не нужен. Сервант советский — кому он сдался…
Утром достала с антресолей пыльную коробочку. Серьги с белым золотом смотрели на неё укоризненно — последний подарок покойного Петра на серебряную свадьбу.
— Прости, Петенька, — прошептала она фотографии на тумбочке. — Ты же всегда говорил: семья превыше всего.
В ломбарде пахло дешёвыми духами и отчаянием. Толстый мужчина в очках покрутил серьги в руках, словно картошку на рынке.
— Тридцать тысяч. Больше не дам.
— Это же белое золото! Муж дарил…
— Бабуль, времена другие. Проба старая, камушки мелкие. Берёте или нет?
Сорок пять тысяч вместе со сбережениями. Капля в море. Галина Ивановна шла домой, сжимая в кармане мятые купюры, и впервые в жизни думала о том, к кому можно обратиться за помощью.
— Клава, я к тебе с непростой просьбой… — Галина Ивановна мялась на пороге квартиры золовки.
— Заходи, не столбись. Чай поставлю. — Клавдия Михайловна, несмотря на семьдесят два года, двигалась бодро. Пенсия МВД позволяла не экономить на еде.
— У Ленки беда приключилась…
— Витька опять что-то натворил? — Тётя Клава поставила на стол банку варенья. — Я сразу не поверила в его командировки. Слишком часто ездить стал.
Выслушав историю, золовка молча прошла в спальню, вернулась с конвертом.
— На тебе пятьдесят тысяч. Но с условием — пусть Ленка мужа к психологу ведёт. Это болезнь, Галя, не распущенность.
— Клава, я не ожидала… Спасибо тебе огромное.
— Да что ты! Петька бы меня убил, если б я родню в беде бросила.
Воодушевлённая, Галина Ивановна спустилась к соседке Тамаре. В подъезде пахло жареной картошкой и одиночеством.
— Тома, я к тебе с просьбой странной… — начала она, переступив порог знакомой квартиры.
— Галя, садись. Чай будешь? — Тамара Петровна уже доставала заварку. — Я уже догадываюсь, в чём дело.
— Как догадываешься?
— Ленка вчера в подъезде плакала. А у меня муж двадцать лет назад пропивал всё подряд. Знаю я эти слёзы. — Соседка налила крепкий чай в потрёпанные кружки. — Сколько нужно?
— Тома, у тебя самой сын инвалид, откуда деньги?
— А кто сказал, что только деньгами помочь можно? Слушай, что я тебе скажу…
За следующие два часа Галина Ивановна узнала больше о своих соседках, чем за двадцать лет жизни в доме. Тамара составила список: кому звонить, к кому идти, кто точно поймёт.
— Ты знаешь, Галя, мы все через это прошли. Кто-то с алкашом жил, кто-то с игроком, кто-то просто с безответственным типом. Только все молчали, стыдились.
Тамарина кухня еле вмещала восемь женщин. Самой молодой, Ирочке с пятого этажа, было тридцать пять, самой старшей, бабе Зине из соседнего подъезда, — семьдесят четыре. Но горе у всех было одинаковое.
— Мой Сергей десять лет на ставках сидел, — рассказывала Ирочка, покачивая на руках грудного сына. — Пока не проиграл материнский капитал. Тогда я его выставила.
— А мой и не игрок вовсе, — добавила Валентина Семёновна. — Просто безрукий. Всё, что заработаю, он на ерунду тратит. Мотоцикл купил в пятьдесят лет! Детей троих не выучили, а он — мотоцикл.
— Девочки, мы что, собрались плакаться? — вмешалась баба Зина. — Галочке помочь надо, а не сопли разводить.
Тамара поставила на стол консервную банку из-под кофе.
— Кто сколько может — кидайте. Не стесняйтесь. Завтра любая из нас может в такой ситуации оказаться.
— А может, не только на раз поможем? — предложила Ирочка. — Давайте каждая по пятьсот рублей в месяц откладывать. На общие нужды.
— Правильно говоришь! — Баба Зина первая достала кошелёк. — И собираться будем. Каждую субботу. Чай пить, проблемы обсуждать.
— Как назовём? — спросила Валентина.
— «Женский круг», — твёрдо сказала Галина Ивановна, впервые за неделю почувствовав, что не одна. — Круг поддержки.
Деньги в банке шуршали, как надежда. К вечеру набралось сто семьдесят тысяч. Недостающие тридцать Тамара пообещала занять у сестры.
— Только ты, Галя, Ленке объясни, — строго сказала баба Зина. — Мы не просто так деньги дали. Пусть мужа к врачу ведёт. А если не захочет — на развод подавать. У нас в кругу лодырям и паразитам места нет.
Галина Ивановна смотрела на этих женщин — соседок, которых толком не знала, — и понимала: они стали ей роднее родни.
— Витя, собирайся. Едем к наркологу. — Лена стояла посреди гостиной с конвертом денег в руках.
— Лен, я же обещал, больше не буду…
— Хватит! — Впервые за пятнадцать лет брака в её голосе прозвучала сталь. — Видишь эти деньги? Их собрали восемь незнакомых тебе женщин. Потому что я одна не справилась. А знаешь почему? Потому что ты болен!
Виктор молчал, разглядывая носки.
— Завтра утром едем к врачу. Если откажешься — подаю на развод. И квартиру продаём за долги. Детей в деревню к маме отвезу, а ты сам разбирайся со своей жизнью.
Галина Ивановна слушала разговор из кухни и гордилась дочерью. Впервые за много лет Ленка говорила не как жертва, а как хозяйка своей судьбы.
Через месяц в квартире Галины Ивановны собрались уже двенадцать женщин. К «первопроходцам» присоединились новые лица — кого-то привели по рекомендации, кто-то сам пришёл, наслышавшись о «тех самых женщинах, что помогают».
— Девочки, касса пополнилась, — отчитывалась казначей Тамара. — Галочка внесла свои пятьсот, долг закрыла. Викторова жена из девятого подъезда просит помочь — муж автокредит на мотоцикл оформил, не сказав.
— Поможем, — решительно сказала Галина Ивановна. — Только пусть сначала к нам на чай придёт. Поговорим.
Лена разносила по чашкам домашние пирожки, которые научилась печь у Тамары Петровны. На лице дочери была улыбка — не натянутая, не вымученная, а настоящая. Виктор лечился уже три недели, дети перестали бояться отвечать на телефон.
— Мам, — тихо сказала Лена, когда гости разошлись. — Я никогда тебе не говорила… Но ты — самая сильная женщина, которую я знаю.
Галина Ивановна обняла дочь, вдыхая запах её волос, и подумала: что-то в этом мире изменилось. Навсегда.
Почему он молчал о квартире?