— Ну что, хозяйка, довольна? — Петя, высокий, с чуть смущённой улыбкой, прислонился к дверному косяку и посмотрел на неё так, будто хотел поймать момент в рамку.
— Довольна? Я сейчас готова плясать чечётку на потолке, — Нина рассмеялась, но в её голосе была гордость, почти вызов.
— Тут каждый угол — это моя победа. И, между прочим, без маминых и папиных денег.
— Ты герой, конечно, — Петя сел рядом, потянулся к её руке. — Только имей в виду: в нормальных семьях всё общее. И квартира тоже.
Нина слегка прищурилась.
— Подожди, это была попытка намекнуть?
— Да не намекнуть, а так, — он почесал затылок, — мы же поженились, значит, и твоя квартира — тоже наша.
— Слово «наша» меня не пугает, — Нина приподняла бровь. — Но давай будем честны: я её купила, я её платила, я обставляла. А ты максимум гвоздик держал, пока я шторы вешала.
— О, пошло по больному! — Петя засмеялся. — Да ладно, я просто пошутил.
— Шутка из серии: «у меня мама лучше знает, как тебе жить», — фыркнула Нина и встала. — Запомни, Петя: квартира — моя. Я это заслужила. А ты заслужил меня. Что, между прочим, ещё круче.
Он попытался обнять её, но она увернулась. Атмосфера слегка загустела, хотя Нина и пыталась перевести всё в юмор.
Первый визит свекрови случился на третий день.
Галина Ивановна вошла в квартиру так, будто ключи у неё были всегда. Голос уверенный, шаги быстрые, взгляд — хозяйский.
— Ох, деточки, да у вас тут ещё пусто! — она огляделась, даже носом повела. — Ну ничего, я помогу. Моя мама меня учила: в семье всё общее. Значит, и эта квартирка теперь общая.
— Галина Ивановна, — Нина сразу напряглась, — эта квартира — моя. Общая у нас только семья. Пока что.
— Девочка, не умничай, — махнула рукой свекровь. — Вам лучше жить с нами. Там и места больше, и кухня удобнее. А тут… ну что это? Теснота, стены голые. Сдайте её — и будет прибыль. Молодым деньги нужны, а мы вам угол всегда дадим.
— Угол? — Нина хмыкнула. — Я из углов вылезала двадцать лет. И теперь у меня есть стены. Мои. Никто их сдавать не будет.
Петя стоял молча, переминаясь с ноги на ногу. Нина сверлила его взглядом.
— Петя, скажи что-нибудь. — её голос звучал остро.
— Мам, может, не сейчас? — он жалобно улыбнулся. — Нина только всё устроила, не будем торопиться.
— Торопиться? — Галина Ивановна вскинула брови. — Да я вам добра желаю! У нас так принято: молодые сначала живут с родителями. Ты что, против традиций, Петенька?
— Я не против, я просто… — он заикнулся и замолчал.
Нина скрестила руки на груди:
— Я против. Категорически. Традиции — это прекрасно, но я не обязана жить по вашим. Я слишком дорого за это жильё заплатила, чтобы превратить его в чью-то копилку.
Галина Ивановна посмотрела на неё холодно, как хирург на пациента без наркоза.
— Девочка, гордыня до добра не доведёт. Ты молодая, неопытная, а семья — это не про «моё и твоё». Семья — это когда мама знает лучше.
— Ага, — Нина усмехнулась. — Только вот я предпочитаю, чтобы мама знала лучше — моя мама. Она хотя бы не лезет туда, где её не просят.
Тишина повисла, как нож. Петя потянулся было сгладить:
— Мам, давай попьём чаю, не будем ссориться…
— Не будем? — Нина резко повернулась к мужу. — А кто будет ставить точку? Я или твоя мама?
Они сидели за столом. Чай остывал, разговор шёл кругами.
— Я не понимаю, зачем так упрямиться, — Галина Ивановна качала головой. — Вы же семья. Надо жить вместе, помогать друг другу.
— Я помогаю. Но жить в коммуналке при живой собственной квартире? Нет уж. Я не в девятнадцатом веке. — голос Нины звенел, но внутри у неё дрожали руки.
— А твоя любовь где? — свекровь вдруг подалась вперёд. — Любишь сына — значит, любишь и его семью. Или ты только «квартирой» любить умеешь?
Нина выдохнула, почувствовав, как что-то внутри оборвалось.
— Я люблю сына? — она посмотрела на Петю. — А он меня любит? Или только соглашается со всем, что вы скажете?
Петя уткнулся в кружку.
— Петя! — голос Нины стал громче. — Ты вообще понимаешь, что происходит?
— Нин, давай потом, — пробормотал он.
— Потом? — она горько засмеялась. — Знаешь, «потом» обычно превращается в «никогда».
Галина Ивановна тихо усмехнулась.
— Видишь, Петенька, я же говорила: у этой девочки слишком острый язык. С таким характером семью не построишь.
— Ага, зато квартиру построила, — отрезала Нина. — И ещё как. А семью, если уж на то пошло, строят двое. Но у нас пока получается «я и твоя мама».
Пауза была тяжёлой, как бетонная плита.
Ночью Нина лежала без сна. Петя сопел рядом, будто ничего не случилось. Она смотрела в потолок и думала: «Неужели это начало конца?».
Она вспоминала слова свекрови, вспоминала его молчание. Это молчание было хуже любого крика.
Нина понимала: её квартира — это не только стены. Это символ её свободы, её взросления, её силы. И никто не имеет права лишать её этого.
Она сжала кулаки. Внутри было чувство тревоги, смешанное с упрямством. «Если они попробуют ещё раз, — подумала она, — я им покажу, что значит жить по моим правилам».
И уснула с этим решением.
Утро началось с запаха жареной картошки. Но это был не уютный домашний аромат, а раздражающий — слишком жирно, слишком громко шкворчало. Нина вышла на кухню и застыла.
Галина Ивановна стояла у плиты в её халате. В её халате! Голубой, с ромашками — тот самый, который Нина купила для себя, «чтоб красиво дома ходить».
— Доброе утро, доченька, — бодро сказала свекровь, помешивая картошку.
— Какая ещё «доченька»? — Нина прижала руки к груди, чтобы не взорваться. — Это моя квартира. И мой халат.
— Ну не будь жадиной, — усмехнулась Галина Ивановна. — Семья ведь.
Петя вошёл, зевая.
— Мам, ты что уже тут?
— Сынок, я вчера ключи у тебя попросила, ты дал. Вот и пришла пораньше. Я же помочь хотела. Картошечку пожарила.
Нина повернулась к мужу.
— Ты дал ключи? — её голос был тихим, но в нём звенела сталь.
— Ну… да. Чтобы мама могла заходить.
— А ничего, что меня не спросил? — её руки дрожали. — У нас тут что, гостиница?
— Нин, ты перегибаешь, — Петя поднял руки. — Это же мама!
— Мама — это хорошо, но у мамы есть своя квартира. И кухня там тоже есть, — Нина резко повернулась к свекрови. — Верните ключ.
Галина Ивановна хмыкнула.
— Девочка, я тебя умоляю, какие формальности? Мы же семья! А если с Петей что-то случится, кто первый прибежит помогать?
— Не вы. Я. Потому что я его жена, а не соседка по подъезду, — отрезала Нина.
— Сынок, — свекровь посмотрела на Петю. — Видишь, какая у тебя жена? Всё себе, всё себе. Женщина без щедрости — что борщ без соли.
— А женщина без такта — что борщ без воды, — Нина усмехнулась. — Только запах, а толку никакого.
В воздухе запахло не картошкой, а войной.
Через неделю Нина вернулась с работы и заметила странность. В прихожей стояли чужие туфли. Детские.
Сердце ухнуло. Она тихо вошла в гостиную и застыла. На её диване сидела женщина с ребёнком.
— Ой, вы, наверное, хозяйка? — женщина встала. — Мы из «договора аренды». На полгода. Галина Ивановна сказала, что квартира свободна.
— Какая аренда?! — голос Нины взлетел. — Это моя квартира!
В этот момент вошла свекровь.
— Не кричи, — спокойно сказала она. — Я сдала квартиру на полгода. Деньги пойдут в семью.
— В какую семью?! — Нина шагнула вперёд. — Вы вообще понимаете, что это уголовка? Это моё жильё!
— Девочка, не истери. Всё ради вас. А жить вы будете у нас. Так удобнее, дешевле.
— Петя! — Нина крикнула так, что из соседней комнаты вышел муж. — Это правда?!
Он отвёл взгляд.
— Мам сказала, что так будет лучше.
— Мам сказала? — Нина схватилась за голову. — Ты взрослый мужик или мальчик на побегушках?!
Галина Ивановна спокойно поправила платок.
— Петенька, не слушай. У неё нервы. Молодая ещё. Перебесится.
— Я не перебешусь! — Нина шагнула к ней и выхватила связку ключей из её рук. — Всё. С этого момента сюда заходить будете только по моему разрешению.
— Попробуй меня выгнать, — холодно усмехнулась свекровь. — Посмотрим, кто кого.
— Выгоню. И ещё как! — Нина дрожала. — У меня хватит сил и на суд, и на скандал, и на развод.
Петя вяло поднял руки:
— Давайте не будем ссориться. Всё можно решить спокойно…
— Спокойно? — Нина посмотрела на него так, что он отступил. — Ты предал меня. Ты предал нашу семью ради маминой прихоти.
Тишина повисла, как бетонная плита.
Позже, когда арендаторы ушли (Нина выгнала их на месте, пригрозив вызвать полицию), в квартире стояла напряжённая тишина.
— Ты понимаешь, что натворила? — Петя попытался оправдаться. — Мы могли бы подзаработать.
— Подзаработать? — Нина рассмеялась, но это был смех отчаяния. — На чём? На том, что меня лишают дома?
— Ну это же временно…
— Временно? — она сжала кулаки. — Запомни: никто, никогда, ни на час не имеет права распоряжаться моей квартирой. Даже ты.
Галина Ивановна сидела на стуле и улыбалась победительнице.
— Посмотрим, милая, кто кого. В конце концов, мужчины всегда слушают матерей.
— Ага, — Нина сузила глаза. — Только иногда мужчины вырастают. А иногда остаются мальчиками.
Она посмотрела на Петю так, что тот отвернулся.
— Если ты ещё раз отдашь ключи без моего разрешения, — сказала она медленно, — у тебя останется только мамино крыло. Но без меня.
Ночью Нина сидела у окна и не могла успокоиться. Она чувствовала предательство — не от чужих, а от тех, кто должен был быть ближе всех.
Она достала телефон и написала маме: «У нас тут война. Но я не проиграю».
И впервые за долгое время почувствовала, что в этой квартире действительно её стены. И она будет драться за них до конца.
Телефон Нины звонил с утра без остановки. На экране — то Петя, то свекровь. Она сбросила все звонки, но в обед дверь квартиры чуть не слетела с петель.
Галина Ивановна ворвалась, как ураган. За ней — Петя, с виноватым лицом.
— Девочка, — заговорила свекровь сразу, не снимая пальто, — ты что устроила? Люди деньги уже внесли за аренду, а ты их выгнала!
— Я что устроила? — Нина сжала кружку так, что побелели пальцы. — Это вы устроили аферу в МОЁЙ квартире.
— Нина, успокойся, — тихо вставил Петя. — Мы хотели как лучше.
— Как лучше для кого? Для вас? — её голос дрожал. — А я, значит, никто?
— Ты слишком эмоциональна, — усмехнулась свекровь. — Женщина должна быть мягче, уступчивее.
— Женщина должна быть хозяйкой своего дома, — резко ответила Нина. — А не игрушкой в чужих руках.
Галина Ивановна шагнула ближе.
— Ты хочешь разрушить семью? Из-за четырёх стен?
— Я хочу сохранить себя. А без этого семьи не будет, — Нина подняла голову. — И знаешь, что самое ужасное? Твой сын даже не понимает, что уже предал меня.
Петя дёрнулся, словно от пощёчины.
— Нин, ну зачем так? Я же твой муж!
— Муж? — Нина горько рассмеялась. — Муж — это поддержка. А ты стал посредником между мной и мамой. И всё.
Свекровь стукнула ладонью по столу.
— Я не позволю тебе разрушить жизнь моего сына!
— А я не позволю вам разрушить мою, — Нина шагнула навстречу.
И тут случилось то, чего никто не ожидал. Галина Ивановна резко дёрнула её за руку. Нина вырвалась и толкнула свекровь так, что та отступила к стене.
— Ты что творишь?! — вскрикнул Петя.
— Защищаю себя! — Нина дрожала от ярости. — И если надо — буду защищать до конца.
— Я вызову полицию! — крикнула свекровь.
— Отлично! — Нина бросила ключи на стол. — Пусть полиция заодно посмотрит договор аренды, который вы подписали за моей спиной. Посмотрим, кто первый сядет!
Тишина была такой, что слышно, как часы на стене отсчитывают секунды.
Через час Галина Ивановна всё же ушла, но бросила на прощание:
— Петя, сынок, думай. С этой женщиной у тебя будущего нет. Возвращайся домой.
Когда дверь закрылась, Нина повернулась к мужу.
— Ну? — её голос был ледяным. — Ты хоть сейчас скажешь, на чьей ты стороне?
Он устало сел на диван.
— Я не хочу выбирать. Между мамой и тобой.
— Значит, ты уже выбрал, — сказала Нина. — Потому что муж, который «не выбирает», автоматически встаёт на сторону матери.
— Нин, ну пойми… она меня одна растила, у неё никого нет. Я не могу её бросить.
— А меня можешь? — её глаза блестели от слёз. — Значит, твоя жена для тебя — приложение к маме?
Он опустил голову.
— Ты всё усложняешь.
— Я усложняю? — Нина усмехнулась сквозь слёзы. — Нет, Петя. Это ты всё упростил. До предательства.
Она пошла в спальню и вернулась с папкой.
— Здесь документы на квартиру. И знаешь что? Завтра я подаю на развод.
Он вскочил.
— Нин, ну подожди! Давай поговорим!
— Мы уже говорили. И каждый раз ты молчал. Или соглашался с мамой. А теперь слушай: я не уйду из своей квартиры. Никогда. Если хочешь — уходи ты.
— Ты меня выгоняешь?
— Нет. Ты сам себя выгоняешь, — спокойно ответила она.
Эта ночь была странной. Они спали в разных комнатах. Нина чувствовала пустоту, но и силу одновременно. Будто что-то внутри наконец встало на место.
Утром Петя ушёл к матери.
А Нина, сидя на кухне с чашкой чая, набрала маме.
— Мам… я решила. Я подаю на развод.
— Доченька, — Елена Павловна вздохнула в трубку. — Это тяжело, но правильно. Ты не должна быть рабыней в своей же квартире.
Нина кивнула. И впервые за долгое время улыбнулась.
Здание суда пахло пылью и бумагами. Нина сидела на жёсткой скамье и смотрела прямо перед собой. Петя рядом с матерью шептался, словно школьник, списывающий на экзамене. Галина Ивановна выглядела уверенной, будто заранее знала приговор.
Судья поднял глаза:
— Вопрос о праве собственности на квартиру и законности её сдачи решается сегодня.
Нина поднялась.
— Ваша честь, эта квартира была куплена мною задолго до брака. Документы подтверждают: я единственный собственник. Муж и его мать незаконно сдали её посторонним людям, чем нарушили мои права.
Галина Ивановна фыркнула:
— Ваша честь, молодые слишком упрямые. Мы ведь хотели как лучше!
— Вы «как лучше» — чужих людей вселили в мою квартиру, — голос Нины звенел. — Это не «лучше». Это предательство.
Петя опустил глаза.
Судья пролистал бумаги, постучал ручкой.
— Решение суда: квартира принадлежит исключительно Нине Андреевне. Договор аренды признаётся недействительным. Стороне ответчиков предписывается выплатить компенсацию за незаконное пользование имуществом.
Галина Ивановна вскочила:
— Это несправедливо!
— Это закон, — спокойно ответила Нина.
Она обернулась к Петру.
— Вот твоя семья. Вот твоя правда. Ты выбрал сторону. Но знай: я не живу по средневековым правилам. И никогда не буду рабыней в чужой семье.
В зале стало тихо, как будто воздух замер.
Петя хотел что-то сказать, но слова застряли в горле. Его мать держала его за руку, но её лицо впервые дрогнуло — впервые в нём появилась тень поражения.
Нина взяла сумку и вышла из зала. Она шла твёрдо, как будто несла на плечах невидимый флаг победы.
Она знала: назад пути нет. Но впереди — свобода. И это была её настоящая победа.
Конец.
— И когда ты мне собиралась рассказать про свою добрачную квартиру? — муж и свекровь уже ждали её за столом после работы