— Дмитрий! — раздалось, будто кто-то перекликался с корабельной палубы. — Яичница готова, иди зови свою!
«Своя» — это она, Анна. Жена. Сорок раз за четыре года брака Анна пыталась мягко намекнуть свекрови, что она не «своя», а вообще-то Анна Сергеевна, хозяйка квартиры, где они все дружно топчутся. Но Валентина Петровна словно подслеповата на уши.
Анна вздохнула, накинула халат и пошлёпала на кухню. Стол, как обычно: три тарелки, хлеб в пакете, банка огурцов посреди. Никакой тебе сервировки, всё «по-боевому». Дмитрий уже сидел, уткнувшись в телефон. На нём футболка с вытянутым воротом и те самые тренировочные штаны, которые Анна ненавидела — «униформа холостяка», как она их называла.
— Доброе утро, — Анна постаралась улыбнуться.
— О, проснулась-таки, — Валентина Петровна кивнула, переворачивая яичницу на сковороде. — Я уж думала, спать будет до обеда.
— Сегодня воскресенье, мам, — буркнул Дмитрий, не отрываясь от экрана.
— Вот именно! — отрезала мать. — У людей дела, а вы, молодёжь, всё валяетесь.
Анна села напротив мужа и потянулась за кружкой. Кофе уже остыл — Валентина любила заранее заварить «на всех». Горькая жижа пахла дешевым порошком.
Она сделала глоток, скривилась и решила молчать.
Сначала они жили нормально. Даже счастливо, если вспоминать первые два года. Анна с Дмитрием купили эту двушку в ипотеку ещё до свадьбы, но переписали потом на неё: так спокойнее, она была осторожная. Дмитрий тогда сказал: «Да какая разница, мы же семья». И улыбался так, что Анна верила — вот он, настоящий союз, поддержка.
А потом появилась Валентина Петровна.
Сначала в гости, потом «на недельку», потом «ну пока ремонт в моей однушке идёт». Ремонт, правда, не закончился и через полгода. И Анна поняла: женщина всерьёз решила обосноваться.
— Анн, — вдруг поднял глаза Дмитрий, — слушай… Мы с мамой вчера обсуждали…
Ох, знакомое начало. Анна сразу почувствовала, как по спине побежали мурашки.
— У кафе снова проблемы, — Дмитрий теребил ложку, будто школьник, готовящийся признаться в двойке. — Банк давит. Если не выплатим до конца месяца, закроют.
Анна молча резала яичницу. Желток размазался по тарелке, как настроение.
— Мы подумали, — продолжила Валентина Петровна, ставя перед ней сковородку, — у тебя ведь квартира на тебя оформлена. Если её продать…
— Мам! — оборвал Дмитрий, но слишком вяло, без настоящего сопротивления.
— Что «мам»? — возмутилась та. — Я говорю, как есть. Это выход. У семьи должна быть общая цель.
Анна подняла глаза.
— То есть вы предлагаете мне продать мою квартиру, чтобы спасти ваш бизнес?
— Наш бизнес, — поправила Валентина, прищурившись. — Дмитрий же там душу вкладывает.
— И деньги вкладываю, между прочим, — вмешался муж. — Мы же вместе тянем, или нет?
Анна отложила вилку.
— Подождите. Когда вы кафе открывали, меня никто не спрашивал. Я вообще-то работаю в бухгалтерии, я не в доле.
— Ну и что? — Валентина Петровна фыркнула. — Ты жена. Настоящая жена должна доверять мужу и помогать.
Тишина повисла такая, что было слышно, как капает из крана.
Анна встала, налила себе ещё кофе, чтобы скрыть дрожь в руках.
— Я подумаю, — сказала она.
— Думать тут нечего, — отрезала Валентина. — Надо действовать.
— Мам, хватит, — снова пробормотал Дмитрий. Но взгляд его скользнул мимо жены. И Анна поняла: он тоже заодно. Просто не решается сказать вслух.
Вечером она позвонила Ольге. Та слушала, молчала, потом хмыкнула:
— Классика жанра. У меня соседка так же осталась без квартиры. Муж уговорил, потом сбежал, а свекровь сказала: «Ну, мы ж семья». И всё.
Анна сжала телефон.
— Я не дура. Не отдам.
— Вот и держись. Они будут давить, но ты не поддавайся.
На следующий день завтрак снова превратился в допрос.
— Ты подумала? — Валентина Петровна сидела с прямой спиной, руки сложены на груди.
— Подумала, — кивнула Анна. — Квартира не продаётся.
— Вот так? — вскинула брови свекровь. — А семья? А долг?
— Мой долг — сохранить то, что я заработала.
Дмитрий хлопнул ладонью по столу.
— Ты что творишь? Мы без тебя пропадём!
Анна впервые посмотрела прямо ему в глаза.
— А я без квартиры? Я что, на улицу должна выйти?
Он замолчал. Валентина зашипела:
— Эгоистка. Ты сама разрушишь семью.
И вот тут Анна почувствовала, как внутри всё оборвалось. Слова сами сорвались с губ:
— Семью разрушает не я. Семью разрушает ваша жадность.
Она резко встала, стул заскрипел. Яичница осталась нетронутой. В кухне пахло гарью и чем-то кислым — может, от огурцов, может, от настроения.
— Я не отдам квартиру, — твёрдо сказала Анна. — И точка.
Тишина была такая плотная, что казалось, её можно потрогать руками. Потом Валентина Петровна схватила тарелку и с грохотом швырнула в раковину.
— Вот и живи со своей квартирой! — крикнула она.
Анна закрыла дверь кухни и пошла в комнату. Сердце стучало, как молоток. Она знала: это только начало.
Анна в тот вечер легла спать одна — Дмитрий остался на кухне с матерью. Голоса доносились сквозь закрытую дверь: шёпотом, потом громче, потом снова тише. Будто два заговорщика обсуждали план переворота.
Она лежала на боку, глядя в темноту, и думала: «Вот так всё и рушится. Не крики, не измены, а разговоры за спиной».
Утро началось с тишины. Ни запаха масла, ни командирских окриков. На кухне, правда, уже стояла Валентина Петровна в халате с леопардовым принтом. В руках — бумажка.
— Вот, — она положила листок на стол. — Я сделала расчёт. Если продать твою квартиру, мы спокойно закроем все кредиты.
Анна посмотрела: аккуратно выведенные цифры, подчёркивания, итог жирной ручкой.
— Спасибо за заботу, но я уже сказала — квартира не продаётся.
Валентина прищурилась.
— Девочка, ты не понимаешь. Если кафе закроется, Дмитрий останется ни с чем. Мужчина без дела — это катастрофа. Он сломается. Ты хочешь, чтобы твой муж спился?
— Мама! — вбежал Дмитрий, взял листок и скомкал. — Я же просил без этого!
— А что? — вспыхнула Валентина. — Я правду говорю!
Анна встала, налила себе кофе и, стараясь не дрожать, ответила:
— Если Дмитрий сломается, это его ответственность. А моя — сохранить крышу над головой.
Днём она встретилась с Ольгой. Кофейня возле работы, запах свежего хлеба и дорогого кофе — контраст с их кухней.
Ольга выслушала и цокнула языком.
— Они тебя гнут. Классика. Ты держись.
— Да я держусь, — Анна покрутила чашку в руках. — Но жить в этой атмосфере невозможно.
— Слушай, а съехать куда-то? Снять жильё?
Анна покачала головой.
— Я из своей квартиры не уйду. Пусть сами катятся.
Вечером грянул новый раунд.
Дмитрий вернулся мрачный, с запахом пива.
— Ань, — начал он с порога, — ну ты же понимаешь, что без твоей квартиры всё рухнет.
— Понимаю, — спокойно ответила она. — Рухнет — значит, рухнет.
Он снял куртку и швырнул на стул.
— Ты вообще жена мне или кто? Все нормальные женщины поддерживают мужей, а ты… ты специально хочешь нас утопить!
— Дмитрий, хватит, — Анна сжала кулаки. — Я не обязана быть кошельком для вашей семейной авантюры.
— Авантюры?! — он резко обернулся. — Ты знаешь, сколько сил я вложил в это кафе?!
— Ты вложил — ты и отвечай.
И вот тут он впервые сорвался: схватил кружку со стола и грохнул в раковину.
— Ты эгоистка! Ты разрушишь семью!
Анна молча стояла. В груди всё кипело, но она знала: если сейчас закричит, это будет его победа.
На следующий день её ждал сюрприз. В коридоре стоял чемодан — её чемодан. На нём аккуратно лежала стопка её одежды.
— Это что? — Анна замерла.
Из кухни вышла Валентина Петровна, гордая, как генералиссимус.
— Я решила помочь. Раз ты не хочешь быть с нами, может, тебе лучше съехать?
Анна рассмеялась — нервно, горько.
— То есть вы хотите выгнать меня из моей квартиры?
— Это квартира семьи, — твёрдо произнесла Валентина.
— Нет, — Анна резко подняла чемодан и оттащила его обратно в комнату. — Это моя квартира. На меня оформлена. Документы у меня. И я никуда не уйду.
Дмитрий подошёл, виновато почесал затылок.
— Мам, ну ты перегнула…
— Я перегнула?! — взорвалась та. — Она нас под нож пускает, а я перегнула?
Анна смотрела на них обоих и вдруг ясно поняла: они — одна команда. Играют в «добрый и злой полицейский», но цель одна.
— Знаете что, — сказала она тихо, но твёрдо. — Если вы оба ещё раз поднимете тему квартиры, я соберу чемодан не себе. Я соберу его вам.
Повисла пауза. Дмитрий моргнул, Валентина побледнела.
Ночь прошла в молчании. Анна сидела в комнате, смотрела в окно и думала: «Вот он, мой первый шаг. Я поставила границу». Ей было страшно, но внутри росла твёрдость.
Анна проснулась рано. Ночь была тяжёлой, снились какие-то коридоры, чемоданы, крики. Она встала, умылась, посмотрела в зеркало: глаза опухшие, но взгляд твёрдый.
На кухне уже сидела Валентина Петровна — в свежей блузке, с накрашенными губами. Перед ней стопка бумаг.
— Аннушка, — произнесла она мягким голосом, от которого Анне захотелось схватить сковороду. — Я тут поговорила с юристом. Если вы с Димой разведётесь, ты, конечно, останешься с квартирой. Но семья — это не про квартиры. Семья — это доверие.
Анна молча налила себе кофе.
— Ты понимаешь, — вмешался Дмитрий, — я женился на тебе, потому что думал: у нас будет база, квартира, стабильность. А ты сейчас всё рушишь.
Кружка в руке дрогнула.
— Стоп. — Анна резко повернулась к нему. — Ты женился на мне из-за квартиры?
Он замялся, покраснел.
— Ну… не только. Но это было важно.
И вот тут всё встало на свои места. Все взгляды Валентины, все намёки, все «надо быть женой». Не семья, не любовь, а квадратные метры.
Анна поставила кружку на стол.
— Спасибо за честность. Теперь всё ясно.
— Анн, подожди, — начал Дмитрий, но она подняла руку.
— Нет. Всё. Я не подожду. Я подам на развод.
— Ты что, с ума сошла?! — Валентина вскочила, глаза метали искры. — Ты разрушишь жизнь моего сына!
— Жизнь твоего сына он разрушил сам. Я своё сохранила.
Тишина ударила сильнее крика. Дмитрий сел, как обрушенный. Валентина шумно дышала, будто собиралась кинуться. Но Анна впервые за долгое время чувствовала себя выше их обоих.
Она пошла в комнату, достала из шкафа папку с документами, открыла дверь и поставила её на кухонный стол.
— Тут всё: договор купли-продажи, свидетельство, выписка из ЕГРН. Это моё. И точка.
Она посмотрела на них обоих и добавила:
— Чемоданы собирайте вы.
Через месяц Анна шла по двору — в руках лёгкая сумка, на лице улыбка. Она подала на развод, Дмитрий съехал к матери, а кафе уже выставили на торги.
Солнце светило ярко, дети гоняли мяч, бабушки сидели на лавочке. Анна впервые за долгое время почувствовала лёгкость. Квартира осталась за ней. Но главное — вернулось уважение к себе.
Она подумала: «Жизнь без них — это не потеря. Это подарок».
И впервые за много недель засмеялась — громко и свободно.
Конец.