За стенкой грохнула дверь.
— Ну, здравствуйте, — холодно сказала Мария, когда в кухню вошла Нина Петровна, даже не потрудившись снять ботинки.
— У нас принято теперь обувь на кухню? Или я пропустила фуршет?
— Ой, не начинай, Маш. Я на минуту. Принесла тефтели. Игорёк с женой вчера ужинали — остались. Им вкусно, значит и вам подойдёт.
Нина Петровна, как всегда, говорила так, будто делает одолжение всему человечеству. Игорёк — это, конечно, её младшенький. Единственный, по её мнению, кто по-настоящему ценит семью, труд родителей и домашние тефтели. Остальные, видимо, тунеядцы, которые взяли ипотеку, чтобы «нагуляться» вдвоём в 42 квадратах.
Мария молча взяла контейнер. Поставила в раковину.
— Спасибо. Оставлю для собаки. А то он у нас переборчивый — на тефтели с любовью не ведётся.
Нина Петровна поджала губы:
— Всё у тебя в шутку. А между прочим, собака у вас одна, а младенец у Игоря и Ани — это святое.
— Ага. Особенно когда святое решают вселить в нашу квартиру.
Сергей вошёл аккуратно, будто на минное поле. Снял кроссовки, прошёл босиком — и всё равно, казалось, громыхал как трактор.
— Маша, ну хватит. Я просил…
— Не ты, Серёжа. Это она просила.
— Я просто хотел, чтобы все остались в хороших отношениях, — пробормотал он.
— Это ты хотел, чтобы мама не устраивала тебе истерику каждый вечер. Не подменяй желания. Ты её боишься. А я её терплю. Разница небольшая, но принципиальная.
Нина Петровна схватилась за грудь:
— Вот! Вот вы слышали?! «Терплю»! Да я вас, Машенька, в дом приняла как дочь. Да у вас, когда вы с Сергеем съехались, даже сковороды не было. Всё моё стояло! Я и квартиру вам помогала выбирать, и Сергею сказала: бери в кредит, я помогу!
— Вы помогли? — Мария вскинула брови. — А мне показалось, что вы просто переписали долю на Сергея. Пять процентов. Которые теперь мешают продать квартиру без вашей подписи. Ну-ну. Помогли. Прямо как гиря помогает плыть.
— Не груби матери, — сжался Сергей.
Мария встала.
Подошла вплотную к мужу, посмотрела ему в глаза.— Это не твоя мать. Это ваша команда. А я тут вроде как… запасной игрок.
— Маша, ты всё драматизируешь. Ну что такого, если Игорь с Аней у нас поживут пару месяцев? У них, действительно, ребёнок. И двушка в хрущёбе — это не вариант.
— Они будут жить в нашей спальне? Или вы уже определились, кого из нас выписывать?
Мария в тот вечер собрала только сумку с нижним бельём, ноутбук и зубную щётку. Ушла к подруге.
Сергей ей не перезвонил. А вот Нина Петровна — да.
— Машенька, я надеялась, вы взрослая женщина. Ну что вы как девчонка — хлопнула дверью и пошла? Это не по-женски.
— А по-женски — это что, вы? Сначала вписать в квартиру тефтели, потом — новорождённого? Я понимаю, у вас миссия — спасти род. Только вы не забыли, где вы находитесь? Тут не родовое гнездо, а ипотека на 18 лет. Я тут не подруга сына, я — собственница.
Так что либо вы объясняете Игорю и его милой жене, что здесь никто не будет рожать в моей спальне, либо мы идём в суд.
— У тебя не получится, — резко бросила Нина Петровна. — Ты же не знаешь… Сергей собирается переписать на Игоря свою часть. Уже документы оформляются. Ты останешься ни с чем, Маша. Потому что ты — никто. Родни у тебя тут нет. Мы — семья. А ты — мимолётная ошибка.
Мария замерла.
Переписать долю. Передать брату. Из квартиры, которую копили 5 лет. Куда она вложила свою премию, свои декретные, свои нервы.
— Ошибка, — прошептала она. — Да. Но теперь очень злая ошибка, Нина Петровна.
И отключила телефон.
Через два дня ей пришло уведомление из МФЦ: действительно, готовятся документы на дарение. Сергей… подписал. Без обсуждений. Без скандала. Просто решил. Тихо. По-семейному.
В тот же вечер Мария вернулась в квартиру.
Открыла ключом. Прошла в зал. За столом сидели Игорь и его Аня. С коляской. И телевизором на всю громкость.
— А мы думали, вы уже не появитесь, — сказала Аня, не отрываясь от экрана. — Нам Сергей сказал, что вы типа… сдались.
— Я не сдаюсь. Я выигрываю, — спокойно ответила Мария. — У вас есть пять минут собрать вещи. И десять — выйти из квартиры. С полицией будет дольше, но веселее.
— Это не ты решаешь, — встал Игорь. — Тут уже всё решено.
— Правда? — Мария достала распечатку. — Тут ещё никто не зарегистрирован. И дарение не завершено. А я как была совладелицей — так и осталась. Пока.
Но, кстати, по семейному кодексу — если один из супругов дарит кому-то долю, вторая половина может оспорить. Особенно если имущество куплено в браке. А вы — не родственники мне. Так что пока — покиньте помещение.
Она позвонила. Спокойно. Внятно. Через 20 минут приехал участковый.
А ещё через два дня — адвокат. Не её. Сергея.
Но она его уже не слушала.
Утром, 4 июля, Мария подала заявление на развод. В иске было два пункта:
-
Раздел совместно нажитого имущества.
-
Выселение незаконно вселённых лиц.
Когда ей позвонила Нина Петровна, Мария ответила спокойно:
— Я теперь действительно взрослая женщина, как вы и хотели. А взрослые женщины не дают себя вытереть о коврик. Удачи. Сынок ваш, кстати, уже сам всё подписал. Скоро узнаете, что такое жить без тефтелей. А то привыкли все на мамином паре ехать.
— Ты ведь любила его, Маш. Ты правда любила его! — закричала свекровь в трубку.
— Любила, — сказала Мария, выходя на балкон. — Пока не пришлось выбирать между любовью и самоуважением.
И выдохнула.
Когда Мария проснулась на следующее утро, на кухне уже пахло жареными котлетами и… критикой.
Она надела халат, зачесала волосы назад — как умела — и пошла на звук.
На кухне стояла Нина Петровна в фартуке с надписью «Царица кухни», громко возмущаясь.
— Я, конечно, понимаю, что у вас тут «молодёжная свобода», но когда в холодильнике три банки просроченной горчицы и ни одного нормального супа — это уже, простите, не свобода, а антисанитария! — ворчала она, выкладывая котлеты на тарелку.
Мария молча налила себе кофе. Без сахара. Утро не предвещало ничего сладкого.
— Доброе утро, Нина Петровна, — сдержанно сказала она.
— Ой, доброе ли… — вздохнула свекровь, — не в обиду, но вы бы хоть картошечки сварили. Котлеты без гарнира — это что, фитнес-обед?
Мария уселась за стол, глядя, как Нина Петровна хлопочет у плиты. Чувство было, будто на её личную территорию заехал танк, да ещё и с флагом.
— Нина Петровна, а ничего, что у нас и так продукты на двоих? — мягко, но сдержанно начала Мария. — А теперь вы готовите как будто на роту.
— Ну извините, я стараюсь. Игорёк с Леночкой приедут, надо их накормить. У них, бедных, малыш, умаешься. В отличие от некоторых, они хоть в делах.
— Погодите… Они приедут? К нам? — Мария замерла.
— Ну конечно. А куда ж им? У них там 33 квадрата и плесень в ванной. Тут и просторнее, и ремонт свежий. — И добавила почти весело: — Всё равно вам тут вдвоём много.
Мария отложила кружку.
— Это наша с Сергеем квартира, Нина Петровна.
— Ну-ну, чья-чья… — пожала плечами свекровь. — Куплено в браке, значит, общее. И Сергей мой сын, между прочим.
— Он не ваш кот, чтоб в собственность входил, — с иронией сказала Мария. — И я не прислуга. Вы в курсе, что у нас кухня шесть метров?
— Ой, не драматизируй, Маша, — уселась напротив свекровь. — Мы же семья. Надо помогать. Игорёк — твой деверь, не чужой человек. Сын у меня один нормальный, и тот задыхается в хрущёвке с коляской. А вы тут как буржуи.
— Мы пять лет копили, Нина Петровна. Не отдыхали, не путешествовали, Сергей две работы тянул. И теперь вы хотите отдать нашу квартиру Игорю?
— Ну почему «отдать»? Всего лишь пустить пожить. Пока. А потом видно будет…
В этот момент вошёл Сергей. Небритый, помятый, как человек, которому только что выдали повестку в ад.
— Что тут опять? — пробормотал он, наливая чай. — Мам, я просил — не надо ни с кем спорить.
— Это не спор, это разговор по душам! — вскинулась Нина Петровна. — Надо думать о будущем. У тебя брат, а не просто сосед с улицы. Маша, конечно, хорошая девочка, но семью спасать надо.
— Так может, мне в угол переехать? Или сразу в ванну? — съязвила Мария. — Там как раз для «пожить пока» место найдётся.
Сергей поставил кружку.
— Маш, ну ты же знаешь, у Игоря с Леной беда. Денег нет. У них даже обои в комнате от стен отходят…
— У нас от мамы терпение отходит. — Мария встала. — Слушай, Серёж… Я не против помогать. Но когда я вижу, как твоя мать хозяйничает у нас на кухне и принимает решения без нас, мне становится… страшно.
— Страшно? — переспросила Нина Петровна. — Вот я родила двоих, вырастила, помогла квартиру взять — и теперь страшно? Ну молодцы.
— Подождите, — Мария вскинула брови. — Вы помогли?
— А кто консультировал Сергея по ипотеке? Кто просил нотариуса проверить документы? Кто в конце концов уговорил вашего отца вписать вас в кредит?
— Я. Я сама. — Мария склонилась над столом, почти шепотом: — А вы просто хотите, чтобы я ушла. Честно?
— Да кому ты тут мешаешь, господи. Но если ты не способна понять, что надо делиться с семьёй — может, и вправду лучше уйти.
Молчание. В воздухе повисло что-то очень тяжелое. Как будто все втроём поняли — назад дороги не будет.
Сергей отвёл глаза. Мария смотрела на него долго, пристально. Потом взяла чашку и разбила о раковину.
— Отлично. Тогда разбирайтесь тут сами. Можете мебель попилить — каждому по тумбочке.
И вышла из кухни.
Сергей метнулся за ней в комнату.
— Маш, подожди, не надо так…
— Надо, Серёж. — Она закидывала вещи в сумку, быстро, но чётко. — Хочешь быть маменькиным сынком — будь. Я взрослая. Я умею уходить.
— Мы же только всё устроили, квартиру обустроили…
— А я думала, ты хребет обрел. А ты снова под ней, как школьник. Она тебе тоже завтра под подушку бельё сложит?
Он молчал. Не пытался удержать. Это было больнее всего.
— Маш, я не могу выгнать брата.
— А я не могу жить в доме, где мною распоряжаются.
Мария застегнула сумку и направилась к двери.
— Подожди, а квартира?
— Пополам, через суд, как положено. Хочешь — маму в суд приведи, она у тебя, гляжу, по всем вопросам главный свидетель.
Она хлопнула дверью.
А на кухне уже снова шкварчали котлеты. Как будто ничего и не произошло.
Вечером Нина Петровна мыла посуду. Сергей сидел на диване, смотрел в одну точку.
— Не переживай, сыночек, — ласково сказала она. — Всё образуется. Девка горячая, перебесится. Вернётся. А не вернётся — найдем тебе ту, что семью уважает.
Сергей ничего не ответил.
Потому что в голове всё крутилась фраза, брошенная Марией на прощание:
— Я думала, ты хребет обрел…
И он понимал — нет.
Не обрёл.
Прошло две недели.
Мария жила у подруги, в комнате с розовыми обоями и смешной этажеркой, которая скрипела даже от взгляда. Она не плакала. Ела, ходила на работу, спала. По расписанию. Как будто в ней всё выключилось, кроме базовых функций. Мышление — в авиарежиме.
— Ну что, подавал он заявление на раздел? — спросила Аня, подруга, разворачивая пиццу и ставя на поднос два бокала с вином.
— Нет. Он вообще не пишет. Только один раз прислал: «Как ты?».
— И ты?
— Ничего. Пусть сам переваривает. У него теперь там мама, брат, младенец и котлеты. Рай для трусов.
— А ты?
— А я отдыхаю в обществе хлама и чудесного аромата лапши быстрого приготовления, — усмехнулась Мария.
Они чокнулись бокалами.
Но уже через два дня она получила повестку в суд.
Ответчик: Мария Ивановна Никитина.
Истец: Сергей Павлович Никитин.
Тема: раздел имущества.
Приложено: ходатайство о передаче квартиры младшему брату истца.
Вот оно как… — подумала Мария, глядя на лист.
Значит, не просто не удержал. Не просто не встал на её сторону. Он отдал всё. Как будто они с Игорем расписаны, а она — просто квартирантка.
В суде было сыро и пахло пережаренным кофе. Сергей пришёл в сером костюме, Нина Петровна — в жемчугах. Видимо, надела боевую униформу.
Мария — в тёмном пальто и с хвостом. Лаконично. Без пафоса.
— Машенька, — попыталась улыбнуться Нина Петровна. — Всё же можно решить мирно. Зачем выносить сор?
—А вы в каком случае вообще готовы выносить сор? — Мария посмотрела прямо в глаза. — Когда он уже воняет до Роспотребнадзора?
Сергей вздохнул, отвёл взгляд. Он явно надеялся, что она не придёт. Или — что придёт, но с цветами и прощением.
Наивный.
Суд длился недолго. Мария спокойно зачитала, что ипотека оформлена на двоих, что платили в равных долях, что она — полноправная собственница. Судья кивала.
Когда Нина Петровна попыталась встрять, мол, квартира всё равно «для семьи», судья резко оборвала:
— Мы тут не про моральные категории. Мы по закону. А закон — вещь конкретная.
В конце заседания Мария подошла к Сергею.
— Знаешь, что самое обидное? — тихо спросила она, глядя ему в лицо. — Я бы, может, и уступила. Может, даже ушла. Но ты даже не поговорил со мной. Ты решил — и точка.
— Я просто хотел, чтобы всё было спокойно…
— Ну вот теперь и будет. Спокойно. Каждому — по половине. А тебе — ещё и по заслугам.
— Маш, ну… Может, вернёшься?
— А ты, может, взрослеть начнёшь?
Она развернулась и ушла. Без пафоса. Просто. Как будто вынимала занозу, сидевшую под кожей все эти годы.
Через месяц квартира была продана. Чётко, пополам. Мария купила себе студию — маленькую, но светлую. Без лишних голосов на кухне. Без навязчивого аромата чужих котлет. Без фальшивой «семьи».
Она поставила диван, на стену приклеила стикер:
«Только вперёд. Без пассажиров на шее».
А в телефоне у неё теперь стоял новый контакт:
Сергей Никитин
(не беспокоить)
И когда однажды он всё же написал:
— Прости. Я был дурак.
Она улыбнулась. И не ответила.
Потому что лавочка — действительно — закрыта.
Конец.
Все твердили «сын не твой», и Артем решил проверить. Чужое счастье