— Вы все решили за меня? Моя квартира, моя жизнь — а голос есть только у вашей «семьи»? Ну держитесь, теперь я играю без правил!

За стенкой грохнула дверь.

— Ну, здравствуйте, — холодно сказала Мария, когда в кухню вошла Нина Петровна, даже не потрудившись снять ботинки.

— У нас принято теперь обувь на кухню? Или я пропустила фуршет?

— Ой, не начинай, Маш. Я на минуту. Принесла тефтели. Игорёк с женой вчера ужинали — остались. Им вкусно, значит и вам подойдёт.

Нина Петровна, как всегда, говорила так, будто делает одолжение всему человечеству. Игорёк — это, конечно, её младшенький. Единственный, по её мнению, кто по-настоящему ценит семью, труд родителей и домашние тефтели. Остальные, видимо, тунеядцы, которые взяли ипотеку, чтобы «нагуляться» вдвоём в 42 квадратах.

Мария молча взяла контейнер. Поставила в раковину.

— Спасибо. Оставлю для собаки. А то он у нас переборчивый — на тефтели с любовью не ведётся.

Нина Петровна поджала губы:

— Всё у тебя в шутку. А между прочим, собака у вас одна, а младенец у Игоря и Ани — это святое.

— Ага. Особенно когда святое решают вселить в нашу квартиру.

Сергей вошёл аккуратно, будто на минное поле. Снял кроссовки, прошёл босиком — и всё равно, казалось, громыхал как трактор.

— Маша, ну хватит. Я просил…

— Не ты, Серёжа. Это она просила.

— Я просто хотел, чтобы все остались в хороших отношениях, — пробормотал он.
— Это ты хотел, чтобы мама не устраивала тебе истерику каждый вечер. Не подменяй желания. Ты её боишься. А я её терплю. Разница небольшая, но принципиальная.

Нина Петровна схватилась за грудь:

— Вот! Вот вы слышали?! «Терплю»! Да я вас, Машенька, в дом приняла как дочь. Да у вас, когда вы с Сергеем съехались, даже сковороды не было. Всё моё стояло! Я и квартиру вам помогала выбирать, и Сергею сказала: бери в кредит, я помогу!

— Вы помогли? — Мария вскинула брови. — А мне показалось, что вы просто переписали долю на Сергея. Пять процентов. Которые теперь мешают продать квартиру без вашей подписи. Ну-ну. Помогли. Прямо как гиря помогает плыть.

— Не груби матери, — сжался Сергей.

Мария встала.

Подошла вплотную к мужу, посмотрела ему в глаза.— Это не твоя мать. Это ваша команда. А я тут вроде как… запасной игрок.

— Маша, ты всё драматизируешь. Ну что такого, если Игорь с Аней у нас поживут пару месяцев? У них, действительно, ребёнок. И двушка в хрущёбе — это не вариант.

— Они будут жить в нашей спальне? Или вы уже определились, кого из нас выписывать?

Мария в тот вечер собрала только сумку с нижним бельём, ноутбук и зубную щётку. Ушла к подруге.

Сергей ей не перезвонил. А вот Нина Петровна — да.

— Машенька, я надеялась, вы взрослая женщина. Ну что вы как девчонка — хлопнула дверью и пошла? Это не по-женски.

— А по-женски — это что, вы? Сначала вписать в квартиру тефтели, потом — новорождённого? Я понимаю, у вас миссия — спасти род. Только вы не забыли, где вы находитесь? Тут не родовое гнездо, а ипотека на 18 лет. Я тут не подруга сына, я — собственница.

Так что либо вы объясняете Игорю и его милой жене, что здесь никто не будет рожать в моей спальне, либо мы идём в суд.

— У тебя не получится, — резко бросила Нина Петровна. — Ты же не знаешь… Сергей собирается переписать на Игоря свою часть. Уже документы оформляются. Ты останешься ни с чем, Маша. Потому что ты — никто. Родни у тебя тут нет. Мы — семья. А ты — мимолётная ошибка.

Мария замерла.

Переписать долю. Передать брату. Из квартиры, которую копили 5 лет. Куда она вложила свою премию, свои декретные, свои нервы.

— Ошибка, — прошептала она. — Да. Но теперь очень злая ошибка, Нина Петровна.

И отключила телефон.

Через два дня ей пришло уведомление из МФЦ: действительно, готовятся документы на дарение. Сергей… подписал. Без обсуждений. Без скандала. Просто решил. Тихо. По-семейному.

В тот же вечер Мария вернулась в квартиру.

Открыла ключом. Прошла в зал. За столом сидели Игорь и его Аня. С коляской. И телевизором на всю громкость.

— А мы думали, вы уже не появитесь, — сказала Аня, не отрываясь от экрана. — Нам Сергей сказал, что вы типа… сдались.

— Я не сдаюсь. Я выигрываю, — спокойно ответила Мария. — У вас есть пять минут собрать вещи. И десять — выйти из квартиры. С полицией будет дольше, но веселее.

— Это не ты решаешь, — встал Игорь. — Тут уже всё решено.

— Правда? — Мария достала распечатку. — Тут ещё никто не зарегистрирован. И дарение не завершено. А я как была совладелицей — так и осталась. Пока.

Но, кстати, по семейному кодексу — если один из супругов дарит кому-то долю, вторая половина может оспорить. Особенно если имущество куплено в браке. А вы — не родственники мне. Так что пока — покиньте помещение.

Она позвонила. Спокойно. Внятно. Через 20 минут приехал участковый.

А ещё через два дня — адвокат. Не её. Сергея.

Но она его уже не слушала.

Утром, 4 июля, Мария подала заявление на развод. В иске было два пункта:

1. Раздел совместно нажитого имущества.
2. Выселение незаконно вселённых лиц.

Когда ей позвонила Нина Петровна, Мария ответила спокойно:

— Я теперь действительно взрослая женщина, как вы и хотели. А взрослые женщины не дают себя вытереть о коврик. Удачи. Сынок ваш, кстати, уже сам всё подписал. Скоро узнаете, что такое жить без тефтелей. А то привыкли все на мамином паре ехать.

— Ты ведь любила его, Маш. Ты правда любила его! — закричала свекровь в трубку.

— Любила, — сказала Мария, выходя на балкон. — Пока не пришлось выбирать между любовью и самоуважением.

И выдохнула.

Когда Мария проснулась на следующее утро, на кухне уже пахло жареными котлетами и… критикой.

Она надела халат, зачесала волосы назад — как умела — и пошла на звук.

На кухне стояла Нина Петровна в фартуке с надписью «Царица кухни», громко возмущаясь.

— Я, конечно, понимаю, что у вас тут «молодёжная свобода», но когда в холодильнике три банки просроченной горчицы и ни одного нормального супа — это уже, простите, не свобода, а антисанитария! — ворчала она, выкладывая котлеты на тарелку.

Мария молча налила себе кофе. Без сахара. Утро не предвещало ничего сладкого.

— Доброе утро, Нина Петровна, — сдержанно сказала она.

— Ой, доброе ли… — вздохнула свекровь, — не в обиду, но вы бы хоть картошечки сварили. Котлеты без гарнира — это что, фитнес-обед?

Мария уселась за стол, глядя, как Нина Петровна хлопочет у плиты. Чувство было, будто на её личную территорию заехал танк, да ещё и с флагом.

— Нина Петровна, а ничего, что у нас и так продукты на двоих? — мягко, но сдержанно начала Мария. — А теперь вы готовите как будто на роту.

— Ну извините, я стараюсь. Игорёк с Леночкой приедут, надо их накормить. У них, бедных, малыш, умаешься. В отличие от некоторых, они хоть в делах.

— Погодите… Они приедут? К нам? — Мария замерла.

— Ну конечно. А куда ж им? У них там 33 квадрата и плесень в ванной. Тут и просторнее, и ремонт свежий. — И добавила почти весело: — Всё равно вам тут вдвоём много.

Мария отложила кружку.

— Это наша с Сергеем квартира, Нина Петровна.

— Ну-ну, чья-чья… — пожала плечами свекровь. — Куплено в браке, значит, общее. И Сергей мой сын, между прочим.

— Он не ваш кот, чтоб в собственность входил, — с иронией сказала Мария. — И я не прислуга. Вы в курсе, что у нас кухня шесть метров?

— Ой, не драматизируй, Маша, — уселась напротив свекровь. — Мы же семья. Надо помогать. Игорёк — твой деверь, не чужой человек. Сын у меня один нормальный, и тот задыхается в хрущёвке с коляской. А вы тут как буржуи.

— Мы пять лет копили, Нина Петровна. Не отдыхали, не путешествовали, Сергей две работы тянул. И теперь вы хотите отдать нашу квартиру Игорю?

— Ну почему «отдать»? Всего лишь пустить пожить. Пока. А потом видно будет…

В этот момент вошёл Сергей. Небритый, помятый, как человек, которому только что выдали повестку в ад.

— Что тут опять? — пробормотал он, наливая чай. — Мам, я просил — не надо ни с кем спорить.

— Это не спор, это разговор по душам! — вскинулась Нина Петровна. — Надо думать о будущем. У тебя брат, а не просто сосед с улицы. Маша, конечно, хорошая девочка, но семью спасать надо.

— Так может, мне в угол переехать? Или сразу в ванну? — съязвила Мария. — Там как раз для «пожить пока» место найдётся.

Сергей поставил кружку.

— Маш, ну ты же знаешь, у Игоря с Леной беда. Денег нет. У них даже обои в комнате от стен отходят…

— У нас от мамы терпение отходит. — Мария встала. — Слушай, Серёж… Я не против помогать. Но когда я вижу, как твоя мать хозяйничает у нас на кухне и принимает решения без нас, мне становится… страшно.

— Страшно? — переспросила Нина Петровна. — Вот я родила двоих, вырастила, помогла квартиру взять — и теперь страшно? Ну молодцы.

— Подождите, — Мария вскинула брови. — Вы помогли?

— А кто консультировал Сергея по ипотеке? Кто просил нотариуса проверить документы? Кто в конце концов уговорил вашего отца вписать вас в кредит?

— Я. Я сама. — Мария склонилась над столом, почти шепотом: — А вы просто хотите, чтобы я ушла. Честно?

— Да кому ты тут мешаешь, господи. Но если ты не способна понять, что надо делиться с семьёй — может, и вправду лучше уйти.

Молчание. В воздухе повисло что-то очень тяжелое. Как будто все втроём поняли — назад дороги не будет.

Сергей отвёл глаза. Мария смотрела на него долго, пристально. Потом взяла чашку и разбила о раковину.

— Отлично. Тогда разбирайтесь тут сами. Можете мебель попилить — каждому по тумбочке.

И вышла из кухни.

Сергей метнулся за ней в комнату.

— Маш, подожди, не надо так…

— Надо, Серёж. — Она закидывала вещи в сумку, быстро, но чётко. — Хочешь быть маменькиным сынком — будь. Я взрослая. Я умею уходить.

— Мы же только всё устроили, квартиру обустроили…

— А я думала, ты хребет обрел. А ты снова под ней, как школьник. Она тебе тоже завтра под подушку бельё сложит?

Он молчал. Не пытался удержать. Это было больнее всего.

— Маш, я не могу выгнать брата.

— А я не могу жить в доме, где мною распоряжаются.

Мария застегнула сумку и направилась к двери.

— Подожди, а квартира?

— Пополам, через суд, как положено. Хочешь — маму в суд приведи, она у тебя, гляжу, по всем вопросам главный свидетель.

Она хлопнула дверью.

А на кухне уже снова шкварчали котлеты. Как будто ничего и не произошло.

Вечером Нина Петровна мыла посуду. Сергей сидел на диване, смотрел в одну точку.

— Не переживай, сыночек, — ласково сказала она. — Всё образуется. Девка горячая, перебесится. Вернётся. А не вернётся — найдем тебе ту, что семью уважает.

Сергей ничего не ответил.

Потому что в голове всё крутилась фраза, брошенная Марией на прощание:

— Я думала, ты хребет обрел…

И он понимал — нет.

Не обрёл.

Прошло две недели.

Мария жила у подруги, в комнате с розовыми обоями и смешной этажеркой, которая скрипела даже от взгляда. Она не плакала. Ела, ходила на работу, спала. По расписанию. Как будто в ней всё выключилось, кроме базовых функций. Мышление — в авиарежиме.

— Ну что, подавал он заявление на раздел? — спросила Аня, подруга, разворачивая пиццу и ставя на поднос два бокала с вином.

— Нет. Он вообще не пишет. Только один раз прислал: «Как ты?».

— И ты?

— Ничего. Пусть сам переваривает. У него теперь там мама, брат, младенец и котлеты. Рай для трусов.

— А ты?

— А я отдыхаю в обществе хлама и чудесного аромата лапши быстрого приготовления, — усмехнулась Мария.

Они чокнулись бокалами.

Но уже через два дня она получила повестку в суд.

Ответчик: Мария Ивановна Никитина.

Истец: Сергей Павлович Никитин.

Тема: раздел имущества.

Приложено: ходатайство о передаче квартиры младшему брату истца.

Вот оно как… — подумала Мария, глядя на лист.

Значит, не просто не удержал. Не просто не встал на её сторону. Он отдал всё. Как будто они с Игорем расписаны, а она — просто квартирантка.

В суде было сыро и пахло пережаренным кофе. Сергей пришёл в сером костюме, Нина Петровна — в жемчугах. Видимо, надела боевую униформу.

Мария — в тёмном пальто и с хвостом. Лаконично. Без пафоса.

— Машенька, — попыталась улыбнуться Нина Петровна. — Всё же можно решить мирно. Зачем выносить сор?

—А вы в каком случае вообще готовы выносить сор? — Мария посмотрела прямо в глаза. — Когда он уже воняет до Роспотребнадзора?

Сергей вздохнул, отвёл взгляд. Он явно надеялся, что она не придёт. Или — что придёт, но с цветами и прощением.

Наивный.

Суд длился недолго. Мария спокойно зачитала, что ипотека оформлена на двоих, что платили в равных долях, что она — полноправная собственница. Судья кивала.

Когда Нина Петровна попыталась встрять, мол, квартира всё равно «для семьи», судья резко оборвала:

— Мы тут не про моральные категории. Мы по закону. А закон — вещь конкретная.

В конце заседания Мария подошла к Сергею.

— Знаешь, что самое обидное? — тихо спросила она, глядя ему в лицо. — Я бы, может, и уступила. Может, даже ушла. Но ты даже не поговорил со мной. Ты решил — и точка.

— Я просто хотел, чтобы всё было спокойно…

— Ну вот теперь и будет. Спокойно. Каждому — по половине. А тебе — ещё и по заслугам.

— Маш, ну… Может, вернёшься?

— А ты, может, взрослеть начнёшь?

Она развернулась и ушла. Без пафоса. Просто. Как будто вынимала занозу, сидевшую под кожей все эти годы.

Через месяц квартира была продана. Чётко, пополам. Мария купила себе студию — маленькую, но светлую. Без лишних голосов на кухне. Без навязчивого аромата чужих котлет. Без фальшивой «семьи».

Она поставила диван, на стену приклеила стикер:

«Только вперёд. Без пассажиров на шее».

А в телефоне у неё теперь стоял новый контакт:

Сергей Никитин

(не беспокоить)

И когда однажды он всё же написал:

— Прости. Я был дурак.

Она улыбнулась. И не ответила.

Потому что лавочка — действительно — закрыта.

Конец.