Она вообще человек упрямый. Работает менеджером в строительной компании, без протекции, без «родственников в мэрии». Просто вкалывает. Днём — совещания, таблицы, звонки. Ночью — онлайн-курсы, чтобы зарплата росла. И вот, наконец, банк одобрил ипотеку. Это было её маленькой победой. В двадцать восемь лет, без папиных связей и маминой квартиры в наследство.
— Антон, — она помахала перед лицом мужа распечаткой с одобрением, — у нас всё получилось. Пятнадцать миллионов, ежемесячный платёж — нормальный. Потянем.
Антон лежал на диване, в футболке с дыркой на плече, и лениво листал телефон. Ему тридцать один, программист «на удалёнке», вечный соня и вечный «завтра начну новую жизнь». У него был талант: всегда казалось, что он занят чем-то важным, хотя на экране чаще всего мигала игрушка с танками.
— Ага, — кивнул он рассеянно, — круто. Мамка рада будет.
— Мамка? — Виктория прищурилась. — Подожди… при чём тут твоя мама?
Антон отложил телефон, вздохнул, сел. Смотрел виновато, как школьник, забывший дневник.
— Слушай, я думал… Ну, короче, лучше оформить квартиру на маму.
Виктория засмеялась. Сначала искренне — думала, шутка. Но Антон не улыбался.
— Подожди… ещё раз. На кого?
— На маму. Так выгоднее. Она пенсионерка, налоговые льготы. И потом, если… ну, вдруг… — он замялся, — в общем, спокойнее будет.
У Виктории внутри всё похолодело.
— Ага. То есть я беру ипотеку. Я буду вкалывать. Я буду платить. А собственником станет твоя мама. Удобно! Браво!
— Да ты не так понимаешь! — Антон заёрзал. — Это временно. Ну, чтобы налоги сэкономить. Мы же семья. Какая разница, на кого оформлять?
— Какая разница? — она почти крикнула. — Для тебя — никакой. Для меня — принципиальная.
Она встала, пошла на кухню, чтобы не сорваться. Кухня у них — три шага от дивана, но всё же дверь. Запах вчерашней гречки, маленький столик, две табуретки, облупленная плитка. Села, уткнулась в кружку с чаем.
А за дверью послышался голос. Женский.
— Викочка, не кипятись.
Свекровь. О, да. Конечно. Куда же без неё. Лидия Степановна жила в соседнем доме, но появлялась у них чаще, чем курьер с «Яндекс-еды». То пакет с едой принесёт, то совет. Сегодня явно сидела тихо в комнате, ждала момента.
Виктория прикусила губу.
— Вы тут? — спросила холодно.
— А я мимо шла, — влезла свекровь в кухню, натянув улыбку. — Думаю, забегу. У вас тут радость, ипотека. Ну вот, Антоша всё правильно предлагает. Я пенсионерка, мне проще. У вас молодёжь, нестабильно. А квартира — надёжность.
— Надёжность для кого? Для вас? — Виктория поставила кружку так, что чай выплеснулся на стол. — Простите, но это моя жизнь, мои деньги, мой кредит. Почему я должна дарить право собственности вам?
Лидия Степановна закатила глаза, поправила очки.
— Викочка, ты эгоистка. Всё тебе, тебе… Нормальные люди думают о семье. У нас всё общее.
— Семья? — Виктория усмехнулась. — Забавно. У вас с сыном семья? А я тогда кто — квартирантка?
Антон вмешался, подняв руки, как миротворец.
— Девочки, спокойно. Мы же просто обсуждаем. Не надо ссориться.
— Я не «девочка», Антон, — резко сказала Виктория. — Я твоя жена. И я не позволю, чтобы меня выставляли дурой.
— Викочка, — свекровь вздохнула театрально, — ну зачем так? Я ведь ради вас обоих. Думаю о будущем.
— А я думаю о настоящем, — Виктория вскочила. — И в моём настоящем вы оба пытаетесь меня обмануть.
Она металась по комнате, руки дрожали. Антон встал, попытался её обнять, но она оттолкнула.
— Не трогай. Ты даже не понял, что сделал. Ты продал меня за налоговую льготу.
— Да не драматизируй! — вспыхнул он. — Ты всегда всё усложняешь.
— Конечно! — Виктория усмехнулась. — Потому что если не усложнять, вы меня завтра на улицу выставите. Квартира-то будет мамина.
Тишина повисла гулкая. Только часы тикали на стене. Свекровь села на диван, сложила руки на коленях и произнесла тихо, но ядовито:
— Ну, если тебе так тяжело доверять мужу и его матери, может, и семья тебе не нужна.
И вот это было последней каплей. Виктория схватила ключи со стола и хлопнула дверью так, что по стене посыпалась старая побелка.
В подъезде пахло котлетами соседей и хлоркой. Она бежала вниз по лестнице, чувствуя, как внутри всё сжимается в комок. Слёзы душили, но злость держала. На улице шумели машины, горели окна, жизнь шла. Только её жизнь вдруг треснула, как стекло под каблуком.
И Виктория поняла: назад дороги нет.
Виктория сняла комнату на сутки в соседнем районе. Старый хостел с жёлтыми стенами и скрипучими кроватями, но зато без свекрови и её язвительных реплик. Лежала на узкой кровати и думала: «Вот и вся моя семейная жизнь. Три года, и всё кончилось из-за квартиры».
Телефон звонил каждые десять минут. Сначала Антон. Потом мать Антона. Потом снова Антон. На сообщения не отвечала, но читала.
— Вик, ну не дури. Это же просто бумажка, какая тебе разница?
— Вернись домой, а то соседи уже шепчутся.
— Ты специально нас позоришь?
«Нас позоришь» — Виктория даже рассмеялась. Как будто она обязана держать марку за всю семью. Ей было двадцать восемь, не сорок лет совместной жизни за плечами, а её уже пытались загнать в клетку, где всё решает «мамочка».
К утру она решилась: пойдёт домой, соберёт вещи и уйдёт окончательно.
Дверь открыла Лидия Степановна. В халате с цветочками и бигуди на голове. Как будто ждала.
— О, гостья дорогая. Решила вернуться? — голос сладкий, но глаза холодные.
— Я пришла за вещами, — спокойно сказала Виктория.
— Ну конечно, за вещами… — протянула свекровь. — А что ж сразу не забрала?
— Лидия Степановна, — Виктория прошла в комнату, не глядя на неё, — давайте без спектаклей.
Антон сидел на диване, потупившись. Как школьник после вызова к директору.
— Вик, ты же понимаешь… — начал он.
— Понимаю, — перебила она. — Понимаю, что ты не муж, а придаток к маме.
Он вскочил, руки дрожали.
— Не перегибай! Я просто хотел как лучше!
— Для кого лучше? Для неё? — Виктория кивнула на свекровь. — А я кто, пустое место?
Лидия Степановна, довольная, что её втянули в разговор, села поудобнее.
— Викочка, ну ты сама посуди. Жизнь длинная. Вдруг вы разойдётесь, а квартира останется за тобой. Несправедливо.
— Ах вот оно что! — Виктория засмеялась горько. — То есть вы уже заранее планируете развод сына?
— Я реалистка, — спокойно ответила свекровь. — А ты слишком наивная.
И в этот момент Виктория впервые почувствовала не только обиду, но и ярость. Не ту, что гаснет через полчаса. А холодную, как сталь.
— Знаете что? — она открыла шкаф и стала стаскивать свои вещи в сумку. — Я не наивная. Я хозяйка собственной жизни.
Антон подбежал, схватил её за руку.
— Подожди, не горячись. Мы же всё можем решить.
— Решить? — Виктория выдернула руку. — Ты уже всё решил. Без меня.
И тут, как в дешёвом сериале, сцена вышла совсем некрасивой. Сумка не закрывалась, рубашки летели на пол. Антон пытался их обратно затолкать, она вырывала.
— Ты что, уходишь? — голос его сорвался. — Да ты же ни дня без меня не протянешь!
— Проверим, — холодно сказала Виктория.
— Викочка, — вмешалась свекровь, — послушай мать.
— Я вам не дочь, — бросила Виктория.
Тогда Лидия Степановна резко поднялась, подошла вплотную.
— Так знай: если уйдёшь, обратно не возвращайся.
— Обещаю, — Виктория хлопнула молнией сумки и пошла к двери.
Антон метался за ней следом:
— Вик, ну ты же понимаешь… У нас же всё было нормально. Ну квартира… ну бумажки…
— Бумажки? — Виктория остановилась у двери. — Это не бумажки. Это уважение. Которого у вас ко мне нет.
Она вышла в подъезд. В руках тяжёлая сумка, в груди пустота. Но впервые за долгое время было ощущение, что она дышит сама, без чьих-то инструкций.
Ночью Виктория сидела в новом временном жилье — сняла маленькую студию на «Авито». В комнате пахло краской и пылью, вид из окна — на гаражи. Но зато это был её выбор.
Телефон снова зазвонил. На экране — Антон. Она не взяла. Потом пришло сообщение:
— Если ты уйдёшь, я не буду платить ипотеку. Разбирайся сама.
Она посмотрела на экран и усмехнулась. «Вот и всё. Вот и настоящая я. Без иллюзий».
Но сердце всё равно ныло. Ведь ещё вчера она верила, что у них есть будущее.
Три недели Виктория жила в маленькой студии, где всё скрипело и пахло чужой жизнью. Но это была её территория: без бигуди свекрови на кухне и без жалоб Антона на «стрессовую работу».
Она пошла в банк. Сидела напротив консультанта в строгом костюме и, чувствуя, как руки дрожат, спросила:
— Если муж отказывается платить, могу ли я оформить ипотеку только на себя?
Мужчина поправил очки:
— Если доход позволяет, конечно. Но тогда собственность будет исключительно вашей.
Эта фраза звучала, как музыка. Её. Квартира будет её. Без «мамочек» и «выгодных схем».
Через пару дней позвонил Антон.
— Вик, слушай. Я всё обдумал. Давай вернёмся к разговору. Мамка согласна, чтобы мы вписали тебя в собственники. Но при условии, что основным владельцем будет она.
— Серьёзно? — Виктория даже рассмеялась. — То есть вы сговорились, а теперь великодушно даёте мне долю?
— Ну а что? Это же компромисс! — в голосе слышалось раздражение.
— Нет, Антон. Это подачка.
— Ты эгоистка, — сорвался он. — У тебя нет семьи, ты только о себе думаешь.
— Правильно, — спокойно ответила Виктория. — У меня теперь действительно нет семьи. Потому что семья — это когда уважают, а не покупают за налоговую льготу.
Он кричал ещё что-то, но она нажала «сброс».
Финальная сцена случилась неожиданно. Вечером в дверь студии постучали. Виктория открыла — на пороге стояла свекровь. В пальто, с пакетом в руках, лицо жёсткое.
— Виктория, — начала она, не снимая обуви, — ты всё делаешь неправильно. Женщина должна держаться за семью. А ты позоришь моего сына.
— Ваш сын сам себя позорит, — ответила Виктория. — Я больше не его жена.
— Да как ты смеешь! — свекровь шагнула ближе. — Ты хочешь, чтобы мы остались ни с чем?
— «Мы»? — Виктория усмехнулась. — Это ваша проблема, не моя.
И тут Лидия Степановна швырнула пакет на стол. Там оказались Викторины старые вещи: свитер, пара книг, кружка.
— Забирай всё. И забудь дорогу в нашу семью.
— С удовольствием, — Виктория подняла кружку и поставила на полку. — Знаете, в отличие от вас, у меня будет свой дом.
Свекровь вспыхнула, но промолчала. Ушла, хлопнув дверью так, что посыпалась штукатурка.
Через три месяца Виктория получила ключи от квартиры. Маленькая двушка в новом доме, белые стены, запах краски. Она вошла, босиком прошлась по полу и улыбнулась.
Ни мужа, ни свекрови, ни вечных «советов». Только она и её пространство.
В этот момент она поняла: иногда лучше остаться одной, чем жить в семье, где тебя не уважают.
И впервые за долгое время сказала вслух:
— Я хозяйка собственной жизни.
Конец.
– Продавай унаследованный дом на дрова и забудь! Нечего ерундой маяться! – хмыкнул муж