Екатерина сидела на подоконнике своей квартиры — точнее, теперь уже их квартиры, потому что в коридоре громоздились коробки с вещами Димы. Его куртки, свитера, стопки футболок, которые, казалось, пахли маминой нафталиновой любовью. Всё это вторглось в пространство, где ещё недавно было уютно, свободно и тихо.
— Красота, конечно, — протянула свекровь, осматривая комнату, как будто выбирала место для своей будущей кладовки. — Но пыльно. Придётся хорошенько всё отдраить.
Голос её был как наждачка по стеклу. Катя вздрогнула, но улыбнулась. Внутри же всё сжалось. Эта квартира была наследством от бабушки, её единственным «островом свободы», а теперь здесь хозяйничает чужая женщина.
— Я убираюсь каждую неделю, — тихо возразила Катя, стараясь не показать раздражения.
— Неделю назад? — подняла бровь свекровь, поправляя волосы. — Пыль — она ведь не ждёт.
Дима в этот момент ставил на кухню электрочайник и делал вид, что не слышит. Его фирменная тактика: «Мальчик в домике». Катя знала это слишком хорошо.
— Мам, ну хватит, — буркнул он, налив воду. — У Кати тут всё нормально.
— Нормально? — свекровь посмотрела на сына так, что чайник закипел бы без электричества. — У мужчины должно быть идеально. Чтобы чистота, порядок, жена рядом. А не просто «нормально».
Катя глубоко вдохнула, считая до пяти. У неё всегда был выбор: либо молчать, либо устроить скандал. Сегодня она выбрала молчание.
Вечером они сидели втроём на кухне. Свекровь принесла «своё фирменное» варенье из смородины, хотя Катя знала: оно всегда кислое, как сама хозяйка.
— Надо бы подумать насчёт свадьбы, — сказала свекровь, раскладывая ложки, будто карты. — Я уже посмотрела рестораны. Там один зал, на двести человек, идеально под вас.
Катя едва не подавилась чаем.
— Двести? Но у нас даже знакомых столько нет.
— Это потому что у тебя нет, — отрезала свекровь. — У Димы — есть. Ты не переживай, мы всё оплатим. Главное, чтобы прилично выглядело.
— Мам, может, поменьше? — робко вставил Дима, но тут же поймал её взгляд. — Ну… хотя ладно, как скажешь.
Катя почувствовала, как внутри что-то сжалось. Свадьба на двести человек, где она будет «чужой на празднике своей жизни».
Позднее, когда свекровь ушла, Катя подошла к мужу.
— Ты вообще понимаешь, что происходит? Она хозяйничает здесь так, будто квартира её.
— Катя, ну ты же знаешь маму. Она просто… заботится, — Дима говорил тихо, как будто оправдывал не мать, а себя. — И свадьба — это традиция. Ты чего так остро реагируешь?
Катя посмотрела на него. Тот же мальчик, который не умеет сказать «нет». Только теперь это его мать, а не школьный хулиган.
— Я остро реагирую, потому что это моя квартира, Дим. Моё наследство. Здесь правила устанавливаю я, а не твоя мама.
Он вздохнул, потер шею и отвернулся.
— Знаешь, иногда мне кажется, что ты борешься не со мной, а с призраками.
Она горько усмехнулась:
— Нет, Дим. С призраками я бы договорилась быстрее.
На следующий день Катя пришла с работы и застала сюрприз: мебель в гостиной переставлена. Диван — у другой стены, её любимое кресло — в углу, а на столике лежали стопки каких-то журналов «Домашний уют».
— Это что такое? — голос её дрогнул.
— Мы с мамой подумали, что так лучше, — сказал Дима, даже не глядя в её сторону.
— Мы с мамой? — Катя почувствовала, как щеки заливает жар. — Может, вам вдвоём и жить тогда в моей квартире?
Он поднял глаза, нахмурился.
— Опять ты начинаешь…
Катя села прямо на диван, крепко сжав кулаки.
— Нет, Дим. Я не начинаю. Я просто вижу, как моя жизнь превращается в чей-то проект. Только меня никто не спросил.
Он хотел что-то сказать, но промолчал. В комнате повисла тишина. Лишь часы на стене тикали, как счётчик до взрыва.
Позже, уже ночью, Катя лежала без сна. Слушала, как рядом мирно сопит Дима. И думала: а не слишком ли быстро её квартира перестала быть её? И сколько ещё она сможет терпеть, прежде чем сорвётся?
Она вспомнила бабушкины слова: «Квартира — это твой тыл. Никому не отдавай его без боя».
И впервые за долгое время Катя решила, что, похоже, пора готовиться к бою.
Зал ресторана сиял, как будто тут готовились принимать не молодожёнов, а делегацию из Госдумы. Хрустальные люстры, официанты в перчатках, огромные букеты роз — всё это свекровь выбила из подрядчиков так, будто сама лично строила этот ресторан кирпич за кирпичом.
Катя стояла у зеркала в белом платье, которое выбрали не она, а всё та же мама Димы. Оно было пышное, блестящее, с бантом на спине — как будто её хотели выдать замуж не в 28 лет, а в 12, за одноклассника с соседней парты.
— Ну чего ты смотришь, как будто на похороны собралась? — насмешливо заметила свекровь, заходя в гримёрку. — Невеста должна сиять.
— Ага, сияю, — сухо ответила Катя, поправляя бант, который упорно сползал набок. — Как новогодняя ёлка.
— Сарказм тебе не к лицу, девочка, — отрезала свекровь. — Ты же понимаешь, это день, когда семья Димы принимает тебя.
Катя усмехнулась:
— Да уж, чувствую себя как на экзамене, где билет выбрал кто-то другой.
За столами гудели родственники. Двести человек, из которых Катя знала — дай бог двадцать. Остальные — какие-то «кузины троюродной тёти по линии дедушки» и «партнёры по бизнесу».
Дима сиял, как мальчишка на выпускном. Поднимал бокалы, обнимался со всеми подряд, даже с теми, чьи имена явно слышал впервые.
— Катя, улыбнись, — прошептал он ей, когда ведущий в третий раз пытался завести гостей на танцпол.
— Улыбаюсь, — процедила она сквозь зубы. — Просто это, видимо, плохо видно из-за фейерверков и шампанского.
Дима сделал вид, что не услышал.
Ближе к концу вечера, когда все уже ели холодные закуски и обсуждали, сколько ещё ждать торт, свекровь поднялась с бокалом.
— Хочу сказать тост, — её голос сразу перекрыл шум зала. — Сегодня мы отдали нашего Димочку в надёжные руки.
Катя чуть не поперхнулась.
— Теперь у него будет настоящая семья, — продолжала свекровь. — Надеюсь, Екатерина оправдает доверие и даст ему… долгожданное счастье.
Зал дружно захлопал. Катя с трудом сдержала желание стукнуть головой о стол.
— Мам, хватит, — тихо сказал Дима, но его мать только кивнула, будто сделала благородное дело.
Катя подняла бокал, посмотрела на свекровь и улыбнулась так, что у той на секунду дрогнул уголок рта.
— Спасибо, — произнесла Катя громко. — Я тоже надеюсь, что смогу оправдать ваши бесконечные ожидания. Хотя, если честно, проще сразу Нобелевскую премию получить.
За столом кто-то хихикнул, но свекровь зыркнула так, что смех мгновенно стих.
Через неделю после свадьбы жизнь в квартире окончательно перестала напоминать «Катину».
На кухне стояла новая микроволновка «для удобства Димы», диван накрыли чужим пледом, а её любимые книги таинственным образом оказались сложены в коробку «чтобы не пылились».
— Ты хоть понимаешь, что происходит? — Катя влетела вечером в комнату, где Дима лениво листал телефон. — Твоя мама даже цветы переставила!
— Ну и что? — пожал он плечами. — Красиво же стало.
— Красиво? — Катя сжала кулаки. — Это была моя квартира, мой дом. Теперь я здесь чувствую себя квартиранткой.
— Ты перегибаешь, — Дима встал, подошёл ближе. — Это же для нас двоих.
Она отшатнулась.
— Нет, Дима. Это для вас двоих — тебя и твоей мамы. Я тут просто массовка.
Он нахмурился.
— Зачем ты всё время ищешь подвох? Мама хочет как лучше.
Катя засмеялась — нервно, громко, почти истерично.
— Как лучше? Для кого, Дим? Для тебя, чтобы не напрягаться? Или для неё, чтобы чувствовать власть?
Он резко схватил её за руку.
— Перестань истерить.
Катя вырвалась, глаза горели.
— Нет, Дим. Я только начинаю.
На следующий день Катя впервые осмелилась не выполнить «приказ» свекрови.
— Екатерина, — сказала та по телефону, — завтра возьми отгул и приготовь стол. У нас семейный ужин.
— Не получится, — спокойно ответила Катя. — У меня работа.
— Какая ещё работа? Ты же жена!
— Именно поэтому и работа. Чтобы не сидеть дома и не ждать, когда меня позовут подавать чай.
В трубке повисла пауза.
— Ты неблагодарная, девочка, — произнесла свекровь холодно. — Тебе повезло с Димой.
Катя усмехнулась:
— Это вы так думаете.
И впервые за долгое время она положила трубку первой.
Вечером дома был скандал. Дима, красный от злости, швырнул ключи на стол.
— Ты что устроила? Мама плакала из-за тебя!
— Отлично, — спокойно ответила Катя. — Хоть раз поплакала не я.
— Ты с ума сошла? Она хотела, чтобы у нас был ужин. Ты могла хотя бы попытаться…
— Я уже два года «пытаюсь», — Катя повысила голос. — Пытаюсь быть идеальной женой, хозяйкой, удобной для твоей мамы. Но знаешь что? Я устала!
Он шагнул ближе, сжал кулаки.
— Ты забываешься, Катя. Это моя семья.
Она посмотрела ему прямо в глаза и прошептала:
— А я думала, я твоя семья.
Они долго стояли друг напротив друга. В комнате пахло грозой, хотя за окном светило солнце. И в этот момент Катя впервые ясно поняла: её муж — не партнёр, а придаток к материнской юбке.
И если дальше всё будет так же, то скоро она потеряет не только квартиру, но и саму себя.
Кухонный стол, некогда уютный, с кружками чая и булочками, теперь был заставлен бумагами. Не газетами, не письмами — а настоящими юридическими документами. Дима положил их перед Катей с видом врача, который собирается сообщить диагноз, от которого не выживают.
— Катя, подпиши, — сказал он тихо, но с той самой холодной уверенностью, которой она боялась больше криков.
Катя медленно опустила взгляд. «Доверенность на продажу квартиры». Её квартиры. Её бабушки. Её единственного тыла.
— Это что? — голос у неё дрогнул, но глаза были твёрдые.
— Нам нужны деньги, — Дима поднялся, начал нервно ходить по кухне. — Бизнес рушится. Кредиты, долги… Ты должна помочь. Ты же жена!
— «Должна»? — Катя горько усмехнулась. — Дим, я два года только то и делаю, что «должна». А теперь ты предлагаешь мне отдать последнее, что у меня есть.
В этот момент в комнату вошла свекровь. Без стука, как всегда.
— Екатерина, хватит капризничать, — произнесла она властным тоном. — Подписывай. Это всё ради семьи.
— Ради какой семьи? — Катя поднялась. — Ради вашей? Ради вашего бизнеса, ваших «партнёров»?
— Ради мужа! — повысила голос свекровь. — Он твоя судьба!
Катя почувствовала, как в ней что-то щёлкнуло. Словно тугая пружина лопнула.
— Нет, — сказала она тихо, но так твёрдо, что даже Дима замер. — Я не подпишу.
— Ты не понимаешь, что творишь! — Дима схватил её за руку, но она вырвалась. — Без этих денег я никто!
— Так, может, и хорошо, — Катя смотрела прямо ему в глаза. — Пора узнать, кто ты без моей квартиры.
Свекровь вскрикнула:
— Ах вот как! Ты посмела перечить?! В нашем доме так не принято!
Катя резко развернулась к ней:
— Это мой дом! И хватит здесь хозяйничать! Вон из моей квартиры. Немедленно.
Тишина упала на кухню, как бетонная плита. Даже часы перестали тикать.
Свекровь побледнела, открыла рот, но слов не нашла. Дима бросился к матери:
— Мам, пойдём…
Они ушли. Громко хлопнула дверь.
Катя осталась одна. Сердце колотилось так, будто вырывалось наружу. Но вместе с этим впервые за долгое время она почувствовала облегчение.
Она наложила себе чашку чая с чабрецом — тот самый, любимый, бабушкин. Сделала первый глоток. И вдруг поняла: она больше не боится.
Её квартира осталась её. Но главное — она сама вернула себе себя.
За окном шумел город. Новый, чужой и одновременно такой открытый. Катя улыбнулась — впервые искренне.
— Ты никто без меня! — всплыло в голове последнее крикнутое Димой.
А она тихо ответила в пустоту:
— Зато я — сама с собой. И этого достаточно.
Конец.
Муж думает, что его мать — ангел. А она хозяйничает у нас за спиной.