Владимир замер посреди коридора, только что вернувшись с работы. Портфель выскользнул из рук и глухо стукнулся об пол.
— Какая ещё фотография? — голос звучал напряжённо, слишком спокойно для человека, которого только что застали врасплох.
— Вот эта молоденькая, в красивом платьице. — Галина подошла ближе, экран телефона дрожал в её руках. — Алёнушка подписано. С сердечками.
— Слушай, не лезь в чужие дела! — Владимир резко выхватил телефон. — Это коллега по работе, мы проект обсуждаем.
— Проект? — Галина прислонилась к стене, ноги вдруг стали ватными. — В каком проекте нужны фотографии в нижнем белье?
— Ты что, спятила? Никакого белья там нет!
— Володя, я же видела! — голос сорвался. — Эта девчонка вдвое младше нашей Оксаны!
Владимир отвернулся к окну, массивные плечи напряглись под рубашкой. Тридцать два года брака, и она впервые видела его таким — загнанным, как пойманный с поличным школьник.
— Галь, ну что ты выдумываешь? — он попытался взять её за руку, но она отдёрнулась. — Мы просто… общаемся иногда. Она умная девчонка, интересно с ней поговорить.
— Интересно? — Галина села на стул, чувствуя, как земля уходит из-под ног. — А со мной неинтересно? После тридцати двух лет?
— При чём тут это? Ты всё неправильно понимаешь.
— Неправильно? — она встала, и в голосе появилась та самая нота, которой Владимир всегда боялся. — А как правильно понимать, когда муж получает фотографии от девчонки в два часа ночи?
— Откуда ты знаешь про время?
Молчание повисло в воздухе, словно натянутая струна. Галина смотрела на мужа, и в её глазах было что-то такое, чего он не видел никогда — полное, беспощадное понимание.
— Значит, правда, — прошептала она. — Господи, правда.
— Галка…
— Не надо! — она вскинула руку. — Не надо ничего говорить. Всё и так ясно.
Владимир опустился в кресло, внезапно постаревший на десяток лет.
— Это серьёзно? — спросила Галина тихо. — Или так, развлечение?
— Я не знаю, — ответил он, не поднимая глаз. — Честно говоря, не знаю.
— Тридцать два года, Володя. Тридцать два года я стирала твои носки, готовила твои любимые котлеты, растила твоих детей. — голос дрожал, но слова звучали чётко. — И ты не знаешь?
— Пойми, она другая. С ней я чувствую себя моложе.
— Моложе? — Галина засмеялась, но смех получился горьким. — А я что, старуха какая-то? Мне пятьдесят восемь, не восемьдесят!
— Дело не в возрасте…
— В чём же тогда? — она села напротив, впившись взглядом в его лицо. — Объясни мне, в чём дело. Что я такого плохого сделала?
Владимир молчал, крутя в руках телефон. На экране высветилось сообщение: «Солнышко, когда увидимся?»
Галина это увидела тоже.
— Солнышко? — она встала, пошатнувшись. — Меня ты последний раз солнышком лет двадцать назад называл.
— Галь…
— А сколько денег ты на неё тратишь? — вопрос прозвучал неожиданно резко. — На подарочки для солнышка?
— Причём тут деньги?
— При том, что наша общая зарплата куда-то исчезает! При том, что я уже полгода откладываю на новую стиральную машину, а денег всё нет и нет!
Владимир побледнел. Видимо, до этого момента он надеялся, что финансовая сторона его романа останется незамеченной.
— Ну и что теперь? — спросила Галина, садясь обратно. — Что мы будем делать?
— Не знаю, — повторил он. — Честное слово, не знаю.
Она смотрела на этого человека, с которым прожила больше половины жизни, и вдруг поняла — он ей совершенно чужой. Незнакомый мужчина в знакомой рубашке, которую она сама гладила вчера вечером.
— А дети знают? — спросила она тихо.
— Что ты, конечно нет!
— Но узнают, — кивнула Галина. — Обязательно узнают. И что тогда?
Владимир не ответил. За окном сгущались сумерки, и в комнате становилось всё темнее, но никто из них не включал свет.
На следующее утро Галина проснулась в пять, как обычно, но Владимира рядом не было. Постель была холодной — значит, он даже не приходил спать.
— Папа на диване остался, — сообщила дочь Оксана, зайдя на кухню с маленькой внучкой на руках. — Что у вас случилось?
— Ничего особенного, — Галина размешивала кашу деревянной ложкой, стараясь не встречаться глазами с дочерью. — Так, поругались немного.
— Мам, я же взрослая. Видно ведь, что не просто поругались.
Владимир вошёл в кухню, помятый, небритый. Молча налил себе кофе и уставился в окно.
— Доброе утро, — сказала Оксана, но отец только кивнул.
— Оксан, а помнишь, как папа мне на день рождения колечко подарил? — спросила Галина внезапно. — Это было лет десять назад.
— Конечно помню. Красивое такое, с камушком.
— А где я его теперь ношу? — Галина подняла руку, показывая пустые пальцы.
— Не знаю… А где?
— В ломбарде оно, доченька. Папа сказал, что нужны деньги на срочный ремонт машины.
Владимир резко обернулся.
— Галь, при чём тут это?
— А при том, что машину ты так и не ремонтировал, — она спокойно поставила тарелку с кашей перед внучкой. — Зато появились деньги на рестораны. Только не с нами.
Оксана перевела взгляд с матери на отца.
— Папа, это правда?
— Оксанка, это взрослые дела…
— Очень взрослые, — подтвердила Галина. — Особенно когда эти дела касаются девочки, которая младше твоей дочери.
— Мам! — Оксана поставила ребёнка в стульчик. — Что ты говоришь?
— Правду говорю. У папы появилось солнышко. Молодое такое, двадцативосьмилетнее солнышко.
Тишина затянулась. Только внучка весело бултыхала ложкой в каше.
— Пап, скажи, что это неправда, — попросила Оксана тихо.
Владимир смотрел в чашку с кофе, словно там можно было найти ответ на все вопросы.
— Я не хотел, чтобы вы узнали, — сказал он наконец.
— Не хотел? — Галина села за стол. — А я не хотела, чтобы ты это делал. Но вот ведь как получилось.
— Мам, может, вы ещё поговорите наедине? — предложила Оксана. — При ребёнке…
— При ребёнке что? — Галина погладила внучку по головке. — Она пока не понимает, что дедушка оказался не очень хорошим человеком.
— Не говори так! — вскипел Владимир. — Я просто… мне нужно время разобраться.
— Тридцать два года мало было для разборок?
— Мама, перестань, — Оксана встала. — Давайте все успокоимся.
— А я спокойна, доченька. Очень спокойна. — Галина допила свой чай. — Просто теперь я знаю, с кем живу под одной крышей. И что делать дальше.
— И что же ты будешь делать? — спросил Владимир, впервые за утро посмотрев ей в глаза.
— А вот это, милый, ты узнаешь позже.
Она встала из-за стола и пошла к двери.
— Мам, а ты на работу? — окликнула Оксана.
— Конечно. Кто-то же должен деньги зарабатывать. А то мало ли, ещё одно солнышко появится — опять в ломбард идти придётся.
Вечером позвонил сын Денис.
— Оксанка рассказала, — сказал он без предисловий. — Мам, что за детский сад? В вашем возрасте такие сцены устраивать.
— Детский сад? — Галина сидела на кухне одна, Владимир опять где-то пропадал. — Сынок, твой отец изменяет мне с девчонкой, которая младше тебя. Это детский сад?
— Ну и что? Мужики все такие. Главное — что семья цела.
— Семья цела? — она не поверила своим ушам. — Денис, ты слышишь, что говоришь?
— Слышу. Ты же не девочка, должна понимать. Папа устал, работает много. Захотелось ему приключений — ну и пусть. Переживёт, вернётся.
— А если не вернётся?
— Вернётся. Куда он денется? Квартира, дача, машина — всё на двоих.
Галина задумалась. Действительно, всё нажитое — пополам. Или не всё?
— Ден, а ты не знаешь, папа в последнее время какие-то бумаги не подписывал? Документы там всякие?
— А что, должен был?
— Не знаю, просто спрашиваю.
На следующий день Галина специально пошла на работу пораньше и зашла в отдел кадров к своей приятельнице Лене.
— Ленка, а скажи, если человек хочет продать свою долю квартиры, он же должен согласие супруга получить?
— Обязательно. А что, проблемы?
— Да так, интересуюсь. А если подпись подделать?
— Галка, ты чего? — Лена испугалась. — Что у вас происходит?
— Ничего пока. Но мне кажется, будет.
Домой она вернулась раньше обычного и сразу полезла в Володин письменный стол. В дальнем ящике, под старыми календарями, нашла то, чего боялась найти: договор о продаже её половины квартиры. С её подписью.
— Володя! — закричала она, когда услышала, как открывается входная дверь. — Иди сюда немедленно!
— Что случилось? — он вошёл в комнату и замер, увидев бумаги в её руках.
— Вот что случилось! — она потрясла договором. — Ты продал мою долю квартиры? БЕЗ МЕНЯ?
— Галь, я могу объяснить…
— Объясняй! — она швырнула бумаги ему в лицо. — Объясняй, как ты подделал мою подпись! Объясняй, куда делись мои полтора миллиона!
— Я не подделывал! Ты сама подписывала!
— КОГДА? — она кричала уже во весь голос. — Когда я это подписывала?
— Помнишь, я просил тебя расписаться в справках для работы? Говорил, что это налоговая требует…
Галина опустилась на стул. Она помнила. Полгода назад Владимир действительно принёс какие-то бумаги, сказал — формальность, подпиши.
— Ты… ты меня обманул, — прошептала она. — Специально обманул.
— Мне нужны были деньги! На ремонт офиса, на оборудование…
— На твою девочку, ты хотел сказать!
— При чём тут она?
— При том, что квартира теперь принадлежит ей! — Галина снова схватила договор. — Алёна Викторовна Смирнова. Это она?
Владимир молчал.
— Это она, да? Твоё солнышко теперь владелица половины нашей квартиры!
— Галь, ты не понимаешь…
— Я всё понимаю! — она встала, качаясь. — Ты меня не просто обманул. Ты меня ограбил! Оставил на улице!
— Никто тебя не оставляет! Мы же вместе живём!
— Пока вместе. — Галина вытерла слёзы. — А что будет, когда твоя Алёнка захочет въехать в свою половину?
— Она не захочет.
— Откуда знаешь?
Владимир опустил голову. И в этом молчании был ответ на все вопросы.
— Значит, захочет, — кивнула Галина. — Ясно. Всё ясно.
Она пошла к двери, но он окликнул её:
— Галь, подожди! Может, что-то придумаем…
— Придумаем? — она обернулась. — Тридцать два года я с тобой придумывала. Хватит.
Через два дня позвонила Оксана.
— Мам, нам нужно поговорить. Серьёзно поговорить.
— О чём, доченька?
— Приезжай. Денис тоже будет.
Галина приехала и сразу поняла — что-то не так. Дети сидели на кухне с такими лицами, будто на поминки собрались.
— Садись, мам, — Денис указал на стул. — Мы тут посоветовались.
— О чём посоветовались?
— Об этой ситуации с папой, — сказала Оксана. — Мам, ты не права.
— Как это не права?
— Ты довела мужчина до измены, — вклинился Денис. — Сама виновата.
Галина уставилась на сына.
— Повтори, что ты сказал?
— То, что сказал. Папа же не урод какой-то. Значит, дома что-то не так было.
— Что не так? — голос у Галины задрожал. — Что я делала не так?
— Ну, не знаю, — Денис пожал плечами. — Может, внимания мало уделяла. Может, заботы. Мужики ведь как дети, их нужно холить и лелеять.
— Тридцать два года я его холила! — Галина встала. — Стирала, готовила, полы мыла! А он что делал?
— Деньги зарабатывал, — подала голос Оксана. — Семью содержал.
— Какую семью? Он же мою половину квартиры продал! Своей любовнице!
— А ты бы что сделала на его месте? — спросил Денис спокойно. — Если дома жена вечно недовольная ходит, ворчит, придирается…
— Я не ворчала!
— Ворчала, мам, — покачала головой Оксана. — Всё время что-то не нравилось. То носки не там лежат, то телевизор громко…
— Это называется — семейный быт! — Галина не верила, что слышит такое от собственных детей. — Это нормально!
— Может, нормально, но не для мужиков, — усмехнулся Денис. — Им нужна романтика, восхищение. А что ты ему дала? Одни упрёки.
— Упрёки? — Галина села обратно, ноги подкосились. — Я тридцать два года отдала этому человеку! Молодость свою, здоровье! Ради семьи, ради вас!
— Никто тебя не заставлял, — пожал плечами сын. — Сама выбрала.
— Денис! — она не узнавала своего ребёнка. — Что с тобой? Как ты можешь так говорить?
— А как надо? Лицемерить? Мам, все мужики изменяют. Это жизнь.
— Твой отец ограбил меня! Он лишил меня дома!
— Дома? — фыркнула Оксана. — Мам, ну что ты драму разыгрываешь? Ты же работаешь, зарплату получаешь. Снимешь однушку и живи себе спокойно.
— Однушку? В пятьдесят восемь лет?
— А что такого? — Денис встал к окну. — Тётя Рая в шестьдесят пять одна живёт, и ничего.
— Тётя Рая всю жизнь одна была! А я тридцать два года замужем!
— Была замужем, — поправила Оксана. — А теперь, видимо, не будешь.
Галина посмотрела на дочь, потом на сына. Эти люди выросли в её животе, она кормила их грудью, не спала ночами, когда они болели. И вот что получилось.
— Вы на чьей стороне? — спросила она тихо.
— Мы ни на чьей стороне, — сказал Денис. — Мы просто реалисты. Папа мужик хороший, работящий. А эта твоя истерика…
— Истерика?
— Ну да. Что ты хотела? Чтобы мы с отцом порвали из-за какой-то бабы? Да он переболеет и забудет.
— А если не переболеет?
— Переболеет, — уверенно сказала Оксана. — Главное, не мешать ему. Не устраивать сцен, не ревновать. Перетерпи немного.
— Перетерпи, — повторила Галина. — И что, жить с человеком, который меня предал? Обокрал?
— Мам, ты же его любишь? — спросила дочь. — Любовь всё прощает.
— Любовь? — Галина встала. — А он меня любит?
Дети переглянулись.
— Конечно любит, — сказал Денис неуверенно. — По-своему.
— По-своему? Это когда жену обманывают и грабят?
— Мам, перестань! — Оксана тоже встала. — Ты как маленькая! Все семьи через это проходят!
— Через что? Через предательство?
— Через кризисы! Это нормально!
Галина долго смотрела на детей. Потом медленно взяла сумочку.
— Знаете что, — сказала она спокойно. — Я поняла одну вещь. У меня нет семьи.
— Мам, не говори глупости!
— Никаких глупостей. — Она пошла к двери. — У меня есть муж, который меня ограбил. И дети, которые считают это нормальным.
— Мам, подожди!
— Не надо, — Галина обернулась. — Живите, как считаете нужным. А я буду жить, как считаю нужным я.
— И как же ты будешь жить? — спросил Денис с усмешкой. — На одну зарплату, без мужа, без семьи?
— Увидишь, — ответила она и вышла.
На улице было холодно, моросил дождь. Галина стояла возле подъезда и не знала, куда идти. Домой? Но там Владимир, который теперь казался ей чужим человеком. К подруге? Но что скажет? Что муж бросил, а дети на его стороне?
Она достала телефон и набрала номер справочной.
— Скажите, а где можно снять комнату? Недорого?
Комната оказалась в старой коммуналке на окраине города. Двенадцать квадратных метров, общая кухня, соседи-студенты. В пятьдесят восемь лет Галина снова стала жить как в молодости.
— Мам, ты с ума сошла! — Оксана ворвалась к ней через неделю. — Что это за берлога?
— Моя берлога, — Галина сидела на единственном стуле и чистила картошку. — На мои деньги.
— Папа места себе не находит!
— Пусть ищет у своего солнышка.
— Он говорит, что любит тебя! Что готов всё изменить!
— Поздно, доченька.
Владимир приехал сам на следующий день. Постарел, осунулся, в глазах мелькало что-то похожее на отчаяние.
— Галь, ну что ты делаешь? — он оглядел убогую комнатушку. — Вернись домой.
— Домой? А где мой дом? — она не оторвалась от шитья. — Половина квартиры теперь не моя.
— Алёнка от своих прав отказывается! Я ей уже сказал!
— Как благородно. — Галина подняла глаза. — А деньги вернёт?
— Какие деньги?
— Полтора миллиона за мою долю.
Владимир помолчал.
— Их уже нет. Потратили.
— На что?
— На жизнь. Ну, ресторanes, подарки, поездки…
— Понятно. — Она снова взялась за шитье. — Тогда и говорить не о чем.
— Галь, мне пятьдесят девять лет! Я не могу один!
— А я могу, оказывается.
— Дети тебя не простят. Оксанка плачет, Денис злится.
— Они меня уже не простили. За то, что я не стерпела твоего предательства.
Владимир встал, прошёлся по комнате.
— Что мне делать?
— Живи с солнышком. Раз так хотел.
— Она меня бросила! Когда узнала, что квартиру продать не получается!
— Какая неожиданность.
— Галь, я же дурак оказался! Признаю!
— Поздно, Володя. — Она отложила шитье. — Тридцать два года — большой срок. Но всему приходит конец.
— И что теперь?
— А теперь ты идёшь к детям. Рассказываешь, какая я плохая. А я остаюсь здесь.
— В этой дыре?
— В этой дыре. — Галина встала к окну. — Знаешь, что самое обидное? Не то, что ты изменил. Не то, что ограбил. А то, что дети меня не поддержали.
— Они просто хотели сохранить семью…
— Какую семью? — она повернулась к нему. — Ту, где мать не имеет права на достоинство? Где можно обманывать, грабить, изменять, и все скажут: «Стерпи, перетерпи, он же мужчина»?
— Галь…
— Уходи, Володя. Живи, как хочешь. Я всю жизнь честно работала — и теперь тоже буду. А вы… — она махнула рукой, — вы живите, как привыкли.
После его ухода Галина села к окну и долго смотрела на чужой двор, где чужие дети играли в песочнице. В кармане лежал телефон, который молчал уже третий день. Ни дети, ни внуки не звонили.
— Что стало с людьми? — прошептала она и заплакала. Впервые за все эти дни заплакала не от обиды, а от полного, безнадёжного одиночества.
За стеной студенты слушали музыку и смеялись. Им было по двадцать, и вся жизнь впереди. А у неё позади тридцать два года, которые оказались пустышкой.
Она вытерла слезы и снова взялась за шитье. Жить надо было дальше. Одной.
— Ну и жена-неумёха… Даже вещи не собрала аккуратно, выгнала мужа с пакетом! — возмутилась свекровь