— Ну что, хозяйка, довольна? — усмехнулся сосед дядя Витя, выгуливающий таксу на длинном поводке.
— Довольна — не то слово, — улыбнулась Ксения, хотя в груди клокотало так, будто выиграла джекпот в лотерею.
— Только смотри, — дядя Витя прищурился, — счастье от ключей — это одно, а счастье от семьи — совсем другое.
Она тогда только рассмеялась. Какая семья? Она пока только работу и ипотеку знала. Но через год в её жизнь ворвался Олег — высокий, спокойный, будто из рекламы банковского кредита, где обещают надёжность и стабильность.
Знакомство было банальное до смешного: очередь в ЖЭК, спор из-за талончика, его улыбка и её саркастичное замечание:
— Мужчины, вы всегда думаете, что без вас очередь не двигается?
— Ну а кто ж ещё её двигает, если не мы? — хмыкнул Олег.
Через пару месяцев Ксения уже ловила себя на том, что ставит две чашки кофе по утрам. А через год они расписались. Всё было бы прекрасно, если бы не одно «но» — свекровь.
Галина Петровна появилась в их жизни, как будто жила на соседней площадке, хотя фактически проживала на другом конце города. Но стоило молодым расписаться, как она объявила:
— Семья должна быть вместе. Часто вместе.
Сначала это звучало мило. Но потом визиты стали регулярными, как коммуналка: раз в неделю, стабильно.
Ксения относилась к этому терпеливо. Она понимала, что у свекрови непросто: вдова, дочка Света без жилья, всё на её плечах. Но однажды за ужином Галина Петровна выдала то, что изменило весь ход их жизни.
— Олег, а что ты думаешь… может, Ксения перепишет квартиру на Свету? Ну чтоб девочка не мучилась. Молодым же проще будет потом купить новое жильё. Вы вдвоём справитесь, у вас доходы. А Света-то одна.
Вилка выпала из руки Ксении.
— Простите, я, наверное, ослышалась? — голос у неё дрогнул.
— Да что тут такого! — свекровь развела руками. — Ты же теперь не одна, у тебя муж, семья. А Света моя родная дочь. Родная кровь важнее всего.
Олег замялся, начал мямлить что-то про «давайте не будем сейчас». Но слово уже было сказано.
В тот вечер Ксения впервые ощутила, что её квартира — не просто стены. Это её броня, её единственное доказательство того, что в этой жизни она может сама. И отдавать её Свете? Да ни за что!
Но разговоры продолжались. Сначала намёки, потом прямые упрёки.
— Ты эгоистка, Ксюша, — восклицала Галина Петровна. — Ты даже не представляешь, как трудно Светочке снимать жильё. Она же совсем девочка!
— Девочка? — едко усмехалась Ксения. — Тридцать лет — девочка? Тогда я что, младенец с ипотекой?
Олег пытался гасить конфликты, но у него получалось так себе. Его мать и жена сцепились, как кошка с собакой.
— Мам, ну хватит, — говорил он устало. — Это квартира Ксении, она сама решит.
— То есть ты на её стороне? — в глазах Галины Петровны блеснул ледяной огонь. — Родную мать предашь ради этой… пришлой?
Слово «пришлая» резануло Ксению, как нож. Она тогда ушла на кухню и разрыдалась, хотя обычно слёзы не позволяла себе никогда.
На следующий день свекровь снова пришла. Уже без намёков.
— Или ты отдаёшь квартиру, или… ну, сама понимаешь. Семью разрушать не хочется.
— А я понимаю, — Ксения смотрела прямо ей в глаза. — Но семью разрушаете не вы?
Напряжение нарастало. Казалось, ещё чуть-чуть — и стены не выдержат.
— Ты что, хочешь поссорить меня с сыном? — повысила голос Галина Петровна.
— Нет, — Ксения криво усмехнулась. — Я хочу оставить за собой то, что заработала сама. Без ваших советов и угроз.
Тогда свекровь впервые повысила голос так, что даже соседи обернулись за стеной.
— Ты мне не дочь! Ты никто! Чужая в этой семье!
Олег в этот момент вошёл в квартиру. И застал жену в слезах, мать с перекошенным лицом и тишину, гудящую, как электричество перед грозой.
— Что тут происходит? — спросил он тихо, но голос дрогнул.
И в этот момент Ксения впервые поняла: сейчас решится всё. Он или на её стороне, или навсегда останется маминым мальчиком.
Олег застыл у дверей, словно на минном поле. С одной стороны — мать, с лицом, искажённым обидой и священной материнской яростью. С другой — жена, в слезах, но с тем самым взглядом, от которого у него обычно пробегал холодок по спине: спокойным и жёстким одновременно.
— Ну? — Галина Петровна вскинула подбородок. — Будешь молчать? Пусть твоя жена скажет ещё что-нибудь обидное, а ты стой, как истукан.
— Олег, — Ксения вытерла слёзы тыльной стороной ладони, — скажи прямо: ты считаешь, что я должна отдать свою квартиру твоей сестре?
Тишина тянулась мучительно долго. Олег открыл рот, закрыл, снова открыл.
— Я считаю, что мы должны жить мирно, — начал он примиряющим тоном.
— Мирно? — голос Ксении зазвенел. — Мирно — это когда меня называют чужой в моём же доме?
— Ты не переворачивай, — перебила свекровь. — Чужой ты себя сама делаешь, когда против семьи идёшь. Родные должны помогать.
— А я кто вам, по-вашему? — Ксения прищурилась. — Мебель в коридоре? Или домашний банкомат?
— Не оскорбляй, — Галина Петровна хлопнула ладонью по столу. — Ты живёшь с моим сыном, а значит, должна считаться со мной.
— Замечательно! — Ксения саркастически рассмеялась. — Может, я ещё отчёт о зарплате вам носить буду? Или справку, сколько раз продукты покупала?
Олег пытался вмешаться, но обе женщины не слышали его. Их слова били, как пули.
— Света не виновата, что ей негде жить, — повысила голос свекровь. — Ты могла бы проявить душу, а не цепляться за квадратные метры.
— Душу я проявляла пятнадцать лет, пока копила на эти «метры», — резко ответила Ксения. — Вы хоть понимаете, что это не подарок судьбы? Это мой труд, мои ночные смены, мои нервы!
— Всё, хватит! — вдруг рявкнул Олег. Он схватил табурет и поставил его посредине кухни, как будто решил развести бойцов по углам. — Садитесь обе.
Обе смотрели на него так, будто он предложил станцевать чечётку.
— Я сказал — сели! — в голосе зазвенела сталь.
Галина Петровна с видом мученицы плюхнулась на табурет. Ксения осталась стоять.
— Хорошо, — тихо сказала она. — Пусть тогда твоя мама услышит от тебя. Олег, скажи ей прямо, чья это квартира.
Он помолчал и тяжело выдохнул.
— Ксюш, эта квартира твоя.
— Вот! — вскинулась Ксения. — Ты слышала?
— Ох ты ж… — Галина Петровна вскочила. — Значит, я для тебя никто, Олежка? Я тебя растила, ночей не спала, а теперь какая-то чужая женщина важнее?
— Мам! — Олег сжал кулаки. — Перестань.
— Нет, я не перестану! — в голосе свекрови прорезалась истерика. — Ты продался! Продался за какие-то стены!
— Это не «какие-то стены»! — не выдержала Ксения. — Это моя жизнь!
Галина Петровна резко обернулась к ней и со злостью процедила:
— Ты пожалеешь, что связалась с нашей семьёй.
И, схватив сумку, вылетела за дверь.
Ксения опустилась на стул, обхватив голову руками.
— Ну вот и всё, — горько сказала она. — Теперь я окончательно враг номер один.
Олег тяжело сел напротив.
— Ксюш, ну ты же понимаешь, она не со зла.
— Не со зла? — Ксения вскинула глаза. — Она пришла в мой дом и назвала меня чужой. А ты всё «она не со зла». Ты вообще понимаешь, что происходит?
Он молчал. И это молчание было хуже любых слов.
На следующий день Ксения обнаружила, что свекровь не шутит. Звонки не прекращались. То Света в слезах на телефоне:
— Ксюша, ну пойми, я же не виновата! Мне правда негде жить. Я что, хуже тебя?
— Ты не хуже. Ты просто взрослая женщина, а взрослая женщина должна сама решать свои проблемы.
То сама Галина Петровна, с ядом в голосе:
— Я не позволю разрушать мою семью. Если ты не хочешь по-хорошему, будет по-другому.
И это «по-другому» пугало больше всего.
Ксения даже коллегам на работе пожаловалась. Те только переглянулись:
— Свекровь, значит? Ну держись. Это хуже налоговой.
Вечерами она с Олегом разговаривала на повышенных тонах.
— Ты должен выбрать, — говорила Ксения.
— Ты ставишь меня между двух огней, — раздражался он.
— Нет, это твоя мать ставит!
И каждый такой разговор заканчивался тяжёлым молчанием.
Однажды вечером Ксения пришла домой и застала картину, от которой у неё подкосились ноги. В её квартире, в её гостиной сидела Света — с чемоданом. А рядом — свекровь.
— Это что? — спросила Ксения ледяным голосом.
— Ксюшенька, ну не гони волну, — Галина Петровна поднялась. — Девочка поживёт у вас немного, пока не решим вопрос.
— В моей квартире? Без моего разрешения?
— Ну, формально ты же замужем, — невинно пожала плечами свекровь. — А значит, это и Олежкина квартира.
— Ты серьёзно? — Ксения повернулась к мужу, который сидел у окна, потирая виски. — Олег, ты в курсе?
Он поднял глаза и устало сказал:
— Я не хотел скандала…
— Скандала? — Ксения рассмеялась так, что у самой мороз пошёл по коже. — Ты позволил им поселиться здесь, и думаешь, скандала не будет?
Она шагнула к чемодану и со всей силы пнула его к двери.
— Вон отсюда! — крикнула она. — Обе!
Света всхлипнула, Галина Петровна вскочила и бросилась к сыну.
— Олежка, ты что, позволишь ей выгонять родных?
А Ксения вцепилась в ручку чемодана и буквально вытолкала его за дверь.
— Ксюша, хватит! — Олег схватил её за руку, удерживая.
— Пусти! — выкрикнула она и с силой дёрнулась. — Или ты на их стороне, или на моей. Выбирай!
В коридоре чемодан рухнул на пол с глухим стуком. И в этой тишине Олег наконец сказал:
— Мам, Света, уходите. Это квартира Ксении.
Галина Петровна побледнела.
— Значит, так?
— Так, — твёрдо ответил он.
Дверь захлопнулась за ними с грохотом, будто поставила жирную точку.
Ксения стояла, тяжело дыша. Она впервые почувствовала, что в этом доме действительно хозяйка. Но вместе с тем в душе копилась тревога. Потому что такие войны редко заканчиваются просто закрытой дверью.
Скандал со Светой и чемоданом на время стих. Две недели — ни звонков, ни визитов. Ксения даже расслабилась: наконец-то тишина. Но слишком хорошо, чтобы быть правдой.
Однажды вечером, вернувшись с работы, она застала мужа в странном состоянии. Он сидел на кухне, перед ним стояла пустая чашка, и пальцы нервно стучали по столу.
— Что случилось? — насторожилась Ксения.
Олег поднял глаза и произнёс фразу, от которой у неё похолодела спина:
— Мама подала иск.
— Что? — Ксения едва не уронила сумку.
— Иск. В суд. Она хочет признать квартиру совместно нажитым имуществом.
— Но это же бред! — выкрикнула Ксения. — Я купила её до брака! У меня все бумаги!
— Я знаю, — он сжал виски. — Но она наняла юриста.
У Ксении в груди закипело.
— Значит, теперь война официально.
Судебная тяжба растянулась. Ксения стояла насмерть, свекровь гнула свою линию, а Олег метался между двух огней. В кулуарах суда Галина Петровна шипела:
— Ты ещё пожалеешь. Мой сын тебя бросит.
На что Ксения отвечала:
— Лучше одной, чем с вами всем вместе.
Олег после каждого заседания выглядел старше лет на десять. Вечно виноватый, вечно уставший. И всё чаще — молчаливый.
Кульминация наступила вечером, когда он вернулся домой и сказал:
— Ксюша, давай поговорим.
Она сразу поняла: разговор будет последний.
— Я устал, — начал он. — Между вами война, и я не могу больше быть посредником.
— Так выбери сторону, — холодно сказала Ксения. — Всё просто.
— Это не просто, — его голос дрогнул. — Это моя мать.
— А я кто? — глаза Ксении сверкнули. — Так и скажи: я для тебя никто.
— Нет, — он вздохнул. — Но я больше не могу жить вот так.
И тогда он произнёс то, чего она боялась больше всего:
— Я ухожу.
Тишина навалилась тяжёлым камнем.
— Уходи, — выдавила Ксения. — Но квартиру ты с собой не заберёшь.
Он только кивнул, собрал сумку и вышел, не оборачиваясь.
На следующий день Галина Петровна пришла торжествующе.
— Ну что, довольна? Разрушила семью!
Но Ксения встретила её спокойно. Внутри боль кричала, но лицо было твёрдым.
— Семью разрушаете не вы? С вашими претензиями и войнами?
— Ты всё равно останешься одна, — процедила свекровь.
— Зато в своей квартире, — парировала Ксения.
Дверь захлопнулась за свекровью, и в квартире воцарилась тишина.
Ксения стояла в коридоре, прислонившись к холодной стене. Она потеряла мужа, спокойствие, но сохранила главное — себя и свою собственность. И впервые за долгое время почувствовала, что это не поражение, а начало новой жизни.
Она выключила свет, прошла по своей квартире и прошептала:
— Это мой дом. И точка.
Конец.
Проучил мажора