Она потянулась в постели, наслаждаясь моментом. Вчерашний день был тяжёлым — слёзы, крики, упрёки. Максим собирал вещи, периодически останавливаясь, чтобы в очередной раз попытаться её переубедить.
— Лена, ну подумай сама! Это же мои родители! Они хотят нам добра!
— Максим, я три года думала. Три года терпела. Хватит.
Он не понимал. Не понимал, что значит жить под постоянным контролем, когда каждое твоё решение обсуждается и критикуется, когда ты не можешь расслабиться в собственном доме, потому что в любой момент может прийти свекровь с очередными наставлениями о том, как правильно варить суп или стирать мужские рубашки.
Елена помнила, как всё начиналось. Сразу после свадьбы он переехал к ней в её однокомнатную квартиру — наследство от бабушки. А уже через неделю он дал родителям связку ключей от квартиры.
— Ну что ты, — оправдывался он на её возмущение, — мама будет нам готовить, а папа поможет с ремонтом. Это же удобно!
Удобно… Сначала действительно было неплохо. Галина Петровна готовила вкусно, в холодильнике всегда была еда. Виктор Иванович менял лампочки, починил кран, установил новую мойку на кухне. Лена работала в офисе с утра до вечера, а дома её ждал горячий ужин и убранная квартира.
Но постепенно границы стирались. Свекровь появлялась не только готовить — она начала делать замечания по поводу порядка, давать советы о том, как нужно одеваться замужней женщине. Виктор Иванович считал себя вправе критиковать её покупки и рассуждать о том, что женщина должна экономить семейный бюджет.
— Зачем тебе этот крем? Он же дорогой очень. — говорила Галина Петровна, рассматривая покупки. — В моё время мылом умывались и ничего, красивые были.
— Лена, ты опять купила пельмени? — укоризненно качал головой свёкор. — Максим же привык к домашней еде.
Сначала Елена пыталась объяснять, что у неё нет времени лепить пельмени после десятичасового рабочего дня. Потом стала молчать и кивать. Но раздражение копилось, как пыль на верхней полке шкафа.
Особенно болезненными были разговоры о детях. Каждый визит сопровождался намёками, а потом и прямыми вопросами о том, когда же они порадуют их внуками. Галина Петровна уже присматривала коляски в магазинах и делилась с соседками планами о будущих внуках.
— Мы не готовы пока, — осторожно говорила Лена.
— Да что там готовиться! — махала рукой свекровь. — Мы же поможем! И с ребёнком посидим, и дом в порядке держать будем.
Это «мы поможем» пугало Елену больше всего. Она представляла, как свекровь будет учить её, как кормить ребёнка, как его пеленать, какую одежду покупать. Как её материнство превратится в очередное поле для критики и наставлений.
Первый серьёзный конфликт произошёл из-за штор. Елена купила новые — светлые, воздушные, которые пропускали достаточно света и создавали уютную атмосферу. Вернувшись с работы, она обнаружила их снятыми, а на окнах висели тёмно-бордовые портьеры, которые принесла свекровь.
— Твои были неподходящие, — объяснила Галина Петровна. — Слишком тонкие, просвечивают. Что соседи подумают? А эти — добротные, настоящие. Я их ещё для себя покупала, но решила вам отдать.
— Но мне нравились мои шторы, — тихо сказала Елена.
— Привыкнешь. Зато практично.
Вечером Елена пыталась объяснить Максиму, что чувствует себя чужой в собственном доме. Он слушал рассеянно, листая телефон.
— Ну поменяла и поменяла. Какая разница? Зато качественные.
— Максим, дело не в шторах! Дело в том, что это мой дом, и я хочу сама решать, какие шторы в нём висят!
— Лена, не драматизируй. Мама хочет как лучше.
Это «хочет как лучше» стало рефреном их семейной жизни. Когда свекровь выбросила её любимые тапочки, заменив их на «правильные, ортопедические», Максим сказал: «Мама хочет как лучше». Когда Виктор Иванович без спроса перенёс её рабочий стол в другой угол комнаты, аргументируя это «правильной организацией пространства», муж повторил: «Папа хочет как лучше».
Елена чувствовала, как постепенно исчезает в собственной жизни. Её мнение не учитывалось, её желания игнорировались, её пространство захватывалось. Она стала раздражительной, начала плохо спать, на работе коллеги замечали, что она стала рассеянной и нервной.
Переломным моментом стал день её рождения. Елена попросила Максима, чтобы они отметили его вдвоём — сходили в ресторан, провели романтический вечер. Она так мечтала о тишине, о возможности поговорить с мужем без посторонних ушей, восстановить близость, которая куда-то исчезла за эти три года.
— Конечно, солнце, — пообещал Максим. — Только я родителям скажу, чтобы не приходили.
Но когда Елена вернулась с работы, квартира была полна гостей. Галина Петровна хлопотала на кухне, Виктор Иванович разливал самогон, за столом сидели соседи и коллеги Максима. На столе красовался огромный торт с надписью «Нашей дорогой невестке».
— Сюрприз! — радостно воскликнул Максим. — Мама предложила устроить настоящий праздник!
Елена стояла в дверях в своём рабочем костюме, смотрела на чужих людей в своём доме, на стол, сервированный не её посудой, на торт, который она не любила, и понимала — всё кончено. Её день рождения превратился в очередную демонстрацию того, что её желания никого не интересуют.
Она прошла в ванную, переоделась, вернулась и весь вечер улыбалась гостям, принимала поздравления и подарки, которые выбрала свекровь. А ночью, когда все разошлись, она заперлась в ванной и плакала, чувствуя себя преданной.
— Ты что такая грустная? — спросил Максим, когда она вышла. — Праздник же удался!
— Я просила провести день рождения вдвоём.
— Да ладно тебе! Видишь, как все старались! Мама полдня готовила, папа самогон настоящий принёс. Они тебя любят, как родную дочь.
Любят… Елена поняла, что эта любовь её душит. Она не просила о такой любви, которая не считается с её мнением и желаниями, которая навязывает свои представления о том, как должна жить женщина.
После дня рождения конфликты участились. Каждое появление свекрови заканчивалось ссорой. Галина Петровна продолжала переставлять мебель, выбрасывать «ненужные» вещи, давать советы по ведению хозяйства. Виктор Иванович считал себя вправе контролировать семейный бюджет и критиковать покупки невестки.
— Максим, поговори с родителями, — просила Елена после очередного инцидента. — Пусть они предупреждают о приходе. Пусть не трогают мои вещи.
— Лена, ну что ты как маленькая! Мы же семья!
— Но я устала! Я не могу расслабиться в собственном доме!
— Ну потерпи ещё немного. Они привыкнут.
Но никто не привыкал. Свекровь становилась всё более властной, свёкор — всё более критичным. А Максим продолжал делать вид, что ничего особенного не происходит.
Самым болезненным было то, что после каждой ссоры с мужем Елена сталкивалась с отповедью свекрови. Галина Петровна каким-то образом всегда узнавала о семейных конфликтах и считала своим долгом поставить невестку на место.
— Ты совсем забыла, что такое уважение к старшим, — говорила она, входя в квартиру на следующий день после ссоры. — Максим такой хороший мальчик, а ты его не ценишь. Мы его растили, воспитывали, а ты только претензии предъявляешь.
Елена понимала, что Максим рассказывает матери о их конфликтах, жалуется на неё, ищет поддержки. И эта поддержка приходила в виде лекций о женском долге и неблагодарности.
— Я в твои годы и думать не смела перечить свекрови, — продолжала Галина Петровна. — А ты возомнила себе невесть что. Да если бы не мы, что бы ты ела? Кто бы за квартирой следил?
— Я не просила вас следить за квартирой, — тихо отвечала Елена.
— Не просила! А если бы мы не помогали, что было бы? Грязь, беспорядок, полуфабрикаты! Хорошую жену из тебя мы делаем, а ты только капризничаешь!
Эти разговоры добивали Елену окончательно. Она чувствовала себя виноватой в том, что не может быть благодарной за навязанную помощь, за контроль, который выдавался за заботу.
Последней каплей стала история с работой. Елене предложили повышение — руководящую должность с хорошей зарплатой, но с ненормированным рабочим днём. Она была счастлива — наконец-то её труды оценили, появилась возможность для профессионального роста.
Но когда она рассказала об этом Максиму, он нахмурился:
— А как же дом? Как же семья? Ты и так редко бываешь дома.
— Максим, это отличная возможность! И зарплата в полтора раза больше!
— Деньги не главное. Ждя женщины главное — семья.
На следующий день пришла свекровь и устроила настоящую лекцию о том, что карьера для женщины — это блажь, что мужчина должен быть добытчиком, а женщина — хранительницей очага.
— Максим и так перерабатывает, чтобы обеспечить семью, а ты ещё больше нагрузки на работе хочешь! — возмущалась она. — Когда детей рожать будешь? Когда мужа нормально кормить будешь?
— Галина Петровна, это моё решение.
— Твоё? А муж что? А семья что? Эгоистка ты, вот что! Только о себе думаешь!
Вечером Максим объявил ей ультиматум:
— Если ты примешь это повышение, я подам на развод. Я не хочу жену-карьеристку. Я хочу нормальную семью.
— То есть для нормальной семьи я должна отказаться от своих амбиций?
— Ты должна думать о нас, а не только о себе.
— А ты думаешь обо мне? Ты когда-нибудь спросил, чего хочу я?
— Я думаю о семье! А ты — только о карьере!
Тогда Елена поняла, что это конец. Она приняла повышение, и Максим, действительно, подал заявление в ЗАГС о разводе.
Последние недели их совместной жизни были адом. Максим демонстративно игнорировал её, свекровь приходила каждый день и читала лекции о том, как невестка разрушила семью своим эгоизмом. Виктор Иванович качал головой и говорил, что не понимает современных женщин, которые карьеру ставят выше семьи.
— Ты пожалеешь, — пророчила Галина Петровна. — Останешься одна, никому не нужная. Такого мужчину, как Максим, больше не найдёшь.
А Елена думала о том, что не хочет находить такого же мужчину — безвольного, не умеющего отстоять жену перед родителями, не способного построить границы между семьёй происхождения и семьёй, которую создал сам.
Развод прошёл быстро и без особых проблем. Квартира была её собственностью, детей не было, имущества общего — почти никакого. Максим съехал к родителям, забрав свои вещи и половину свадебных подарков.
— Ты ещё вернёшься, — сказал он на пороге. — Поймёшь, что натворила, и вернёшься. Но тогда будет поздно.
— Максим, я желаю тебе счастья, — искренне ответила Елена. — Найди женщину, которой будет комфортно в такой семье. А мне — некомфортно.
Он хлопнул дверью, и Елена впервые за три года осталась одна в своей квартире. В полной тишине, наедине со своими мыслями и чувствами. Первые несколько часов она не знала, что делать — никто не говорил ей, как правильно проводить время, никто не критиковал её решения, никто не давал советов.
А потом она поняла — нужно менять замки. Не из мести, не из злости, а просто потому, что это её дом, и она имеет право контролировать, кто в него входит.
Слесарь пришёл на следующее утро. Пожилой мужчина со множеством инструментов внимательно осмотрел замки.
— Да, старые уже. Надо менять. А то ключи можно подобрать к таким.
— Поставьте самые надёжные, — попросила Елена.
— Конечно. Цилиндровые, с защитой от вскрытия. Никто не пройдёт без ключа.
Пока слесарь работал, Елена убиралась в квартире. Она возвращала на места свои вещи, которые постоянно переставляла свекровь, выбрасывала «полезные» подарки типа ортопедических тапочек и практичной посуды, которую покупала Галина Петровна вместо той, что нравилась самой Елене.
Особое удовольствие доставило возвращение на окна лёгких штор. Квартира сразу стала светлее, уютнее, больше похожей на дом.
— Готово, — объявил слесарь. — Вот ваши ключи. Больше никому не делайте копии, если не доверяете полностью.
— Спасибо. Я буду осторожна.
Вечером Елена впервые за долгое время готовила для себя. Не борщ по рецепту свекрови, не котлеты, которые любил Максим, а простую пасту с морепродуктами — своё любимое блюдо, которое в семье считалось «слишком изысканным» и «неподходящим для рабочих будней».
Она ела, смотрела сериал, который выбрала сама, пила вино и чувствовала себя счастливой. Впервые за три года — по-настоящему счастливой.
Утром её разбудил звонок в дверь. Настойчивый, требовательный. Елена посмотрела в глазок и увидела разъярённых свекровь и свёкра с большим пакетом инструментов.
— Открывай! — кричала Галина Петровна. — Мы знаем, что ты дома!
Елена глубоко вдохнула но дверь открывать не торопилась.
— Здравствуйте. Что вам нужно?
— Как что нужно? — возмутился Виктор Иванович, пытаясь вставить ключ в замок. — Мы пришли забрать свои вещи!
— Ваши вещи? — удивилась Елена. — Здесь нет ваших вещей.
— Как нет? — завопила свекровь. — А унитаз кто ставил? А мойку на кухне кто устанавливал? А полочки кто делал?
— Ты что себе позволяешь?! — закричал Виктор Иванович, дёргая ручку двери. — Почему ключи не подходят? Ты что замки сменила?
— Сменила, — спокойно ответила Елена. — Это моя квартира, и я имею право решать, кто в неё входит.
— Твоя квартира? — ехидно усмехнулась Галина Петровна. — А кто её обустраивал? Кто ремонт делал? Мы вложили в неё столько денег и сил!
— Я не просила вас ничего делать.
— Не просила! — взорвался свёкор. — А пользовалась! Три года пользовалась нашим трудом!
— Виктор Иванович, я покупала все материалы для ремонта. У меня есть чеки.
— Материалы — это одно, а работа — другое! — не унимался он. — Ты думаешь, моя работа ничего не стоит?
— Вы делали это для своего сына, не для меня.
— Для сына! — подхватила свекровь. — А теперь сына выгнала и пользуешься тем, что мы для него сделали! Это воровство!
Елена чувствовала, как к горлу подкатывает знакомая тошнота — такая же, как во время всех их предыдущих конфликтов. Но теперь она была не беззащитной невесткой, которая должна терпеть и улыбаться, а хозяйкой собственного дома.
— Что вы конкретно хотите? — чётко произнесла она.
— Мы хотим компенсацию! — заявила Галина Петровна. — За весь ремонт, за всю работу! Пятьсот тысяч рублей!
— Или возвращай всё, что мы установили! — добавил Виктор Иванович. — Унитаз, мойку, смеситель, полочки, крючки для полотенец! Всё!
— Вы серьёзно? — не поверила Елена.
— Абсолютно серьёзно! — подтвердил свёкор. — Мы сейчас за инструментами сходим и всё демонтируем. Это наше имущество!
— И не пытайся препятствовать! — пригрозила свекровь. — А то в милицию заявим! За воровство!
— Хорошо, — неожиданно спокойно сказала Елена. — Заявляйте.
— Что?
— Заявляйте в милицию. Объясните им, что вы три года делали ремонт в чужой квартире без разрешения хозяйки, а теперь требуете компенсацию. Думаю, им будет интересно.
Виктор Иванович растерялся:
— Как без разрешения? Максим разрешал!
— Максим не собственник квартиры. Собственник — я. И никого не просила ничего устанавливать.
— Но ты же пользовалась!
— Я пользовалась тем, что было в моей квартире. Если вы что-то установили без моего согласия — это ваши проблемы.
— Мы… мы в суд подадим! — сбивчиво заговорила Галина Петровна. — За неосновательное обогащение!
— Подавайте. Только объясните суду, почему три года устанавливали сантехнику в чужой квартире, а потом решили её демонтировать.
— Да как ты смеешь! — взорвалась свекровь. — Ты кто такая? Мы тебя в люди вывели, в семью приняли, а ты…
— А я что? — перебила Елена. — Развелась с вашим сыном? Это моё право.
— Ты разрушила семью! Из-за своих капризов!
— Галина Петровна, семью разрушил ваш сын, который не смог родителям, что их забота слишком навязчива. Который позволял вам вмешиваться в нашу жизнь.
— Мы помогали!
— Я не просила о помощи. Я просила оставить нас в покое.
— Оставить в покое! — фыркнула свекровь. — А кто бы вас кормил? Кто бы за порядком следил?
— Я сама умею готовить и убираться.
— Умеешь! Полуфабрикатами кормила бы мужа!
— Это было бы моё решение и моя ответственность.
Елена чувствовала, как мрачное облако, которое три года висело над её жизнью, наконец, рассеивается. Она больше не была обязана оправдываться, объяснять свои поступки, выслушивать критику.
— Мы требуем немедленного доступа в квартиру! — заявил Виктор Иванович. — Чтобы забрать наше имущество!
— Нет.
— Как нет?
— Просто нет. Это моя квартира, мои замки, мои ключи. Я не обязана пускать вас.
— Мы милицию вызовем! — пригрозила Галина Петровна.
— Вызывайте.
— И участкового!
— И участкового.
— Ты пожалеешь! — выкрикнула свекровь. — Мы с тебя через суд всё взыщем! И за ремонт, и за моральный ущерб!
— Удачи вам!
Она прислонилась к двери спиной и закрыла глаза. Сердце колотилось, но не от страха — от облегчения. Наконец-то она сказала всё, что думала. Наконец-то поставила точку в отношениях, которые давно стали для неё тюрьмой.
За дверью ещё долго слышались возмущённые голоса, угрозы, попытки дозвониться до Максима. Потом всё стихло.
Елена заварила себе кофе — крепкий, ароматный, такой, какой любила сама, а не безвкусный растворимый, который предпочитал Максим. Села у окна, смотрела на солнечную улицу и думала о будущем.
Впереди была новая работа, новые возможности, новая жизнь. Жизнь, в которой она сама будет принимать решения, сама нести ответственность за свой выбор, сама определять, кого пускать в свой дом, а кого — нет.
Телефон зазвонил. На экране высветилось: «Максим».
Елена посмотрела на звонящий аппарат, допила кофе и положила телефон в ящик стола. Некоторые разговоры остались в прошлом. Вместе с ключами, которые больше не подходили к дверям.
За окном пел соловей, и Елена подумала, что давно не замечала пения птиц. Наверное, они пели и раньше, но она не слышала их за постоянным шумом чужих голосов в своей жизни.
Теперь она слышала всё — и птиц, и собственные мысли, и тишину, которая больше не казалась пугающей. Тишина стала её новым домом, и этот дом принадлежал только ей.
«Расчетливый» жених