Телефон пискнул сообщением: «Задержусь. Не жди».
— Ну конечно, — Люда фыркнула и бросила телефон на диван. — Куда ж без этого.
Холодильник встретил её полупустыми полками. Людмила достала йогурт и хлопнула дверцей сильнее, чем собиралась. Эхо разнеслось по пустой кухне.
Она села у окна, машинально ковыряя ложкой йогурт. Тридцать пять лет вместе. Двое взрослых детей. Внук. И тишина по вечерам.
— Привет, — Виктор появился в дверях около полуночи. Уставший, с расстегнутым воротником рубашки.
— Привет, — Люда даже не повернулась от телевизора. — Ужин в микроволновке.
— Я не голодный.
— Опять корпоратив?
— Люд, ну начинается…
— Что начинается? Я просто спросила.
Виктор тяжело вздохнул и плюхнулся в кресло.
— Устал как собака. На работе аврал.
— Уже третий месяц?
— Слушай, давай не сегодня, а? — он потер глаза. — Голова раскалывается.
Людмила щелкнула пультом. В комнате стало тихо.
— Вить, что происходит? Мы почти не разговариваем. Ты дома бываешь только чтоб переночевать.
— Ничего не происходит. Просто работы много.
— Посмотри на меня.
Он неохотно повернулся. Глаза усталые, но бегающие.
— Ты от меня что-то скрываешь?
— Господи, Люд! — он резко встал. — Ты опять за свое! Я пашу как проклятый, а ты с допросами!
— Да кто тебя допрашивает? — она тоже поднялась. — Ты даже не звонишь! Я ужин готовлю, жду как дура!
— Вот оно! — Виктор театрально всплеснул руками. — Я должен отчитываться, как школьник! Мне пятьдесят девять, Люд! Я устал от этого всего!
— От чего «всего»? — ее голос дрогнул. — От меня?
Тишина повисла между ними. Виктор смотрел в пол.
— Я… мне нужно пространство, Люд.
— Пространство? — она нервно рассмеялась. — Квартира маленькая стала?
— Я хочу пожить отдельно.
Эти слова упали как камень. Людмила почувствовала, как холодеет внутри.
— Что?
— Я снял квартиру. Хочу пожить один. Для себя.
— Для себя? — эхом повторила она. — А я? А тридцать пять лет вместе?
— Люд, это не навсегда. Просто… мне нужно разобраться.
— В чем разобраться, Вить? В чем? — ее голос сорвался на крик. — У тебя кто-то есть?
— Нет! Просто… устал от бытовухи. От рутины. От этих постоянных претензий.
— Каких претензий? Я просто хочу знать, где мой муж!
— Вот! — он ткнул пальцем в воздух. — Вот об этом я и говорю! Тебе нужен отчет. Контроль. А я хочу просто… дышать!
Людмила стояла, оглушенная его словами. Внутри что-то надломилось, как сухая ветка.
— Когда ты уходишь? — спросила она глухо.
— Я… завтра. Вещи уже собрал.
— Завтра? — она смотрела на него как на чужого человека. — Ты всё решил, да? Без меня?
Виктор молчал, и это молчание говорило громче любых слов.
Виктор уехал утром. Не завтракал, только кофе выпил. Сложил чемодан, рубашки в пакет. Замер в дверях, будто хотел что-то сказать, но только кивнул и ушел. Ключи оставил на тумбочке. Людмила смотрела в окно, как его машина выезжает со двора. Внутри пусто, словно вынули что-то важное.
— Ушел, значит, — она говорила с пустой квартирой. — Вот так просто. Тридцать пять лет — и до свидания.
Первые дни Люда просто ходила по квартире. Спала плохо. Убирала вещи Виктора с полок в шкафу, находила забытые мелочи — запонку, старый галстук, чеки в карманах пиджака. От этих находок ныло под ребрами.
Сын позвонил через неделю:
— Мам, как ты?
— Нормально, Саш, — она старалась, чтоб голос звучал бодро. — Всё хорошо.
— Отец рассказал… Ты держись, ладно? Хочешь, мы с Наташей приедем?
— Не надо, милый. У вас своих забот полно. И Мишутка маленький еще.
— Мам, ты не одна, помни.
Когда положила трубку, разревелась. В пустой квартире эхом отдавались всхлипы.
Подруга Татьяна заехала без предупреждения.
— Люд, открывай! — стучала в дверь. — Знаю, что дома!
Таня втащила пакеты с едой и бутылку вина.
— На, держи бокал. И не спорь.
— Тань, одиннадцать утра…
— И что? Повод есть. Твой козел ушел — отличный повод выпить.
Они сидели на кухне. Таня разлила вино:
— За свободу!
— Какая свобода, Тань? — Людмила покачала головой. — Я тридцать пять лет была женой. Кто я теперь?\
— Женщина, — Татьяна стукнула бокалом по столу. — Просто женщина. И впереди куча возможностей.
— В пятьдесят семь?
— А что такого? Моя тетка в шестьдесят на танцы записалась. Теперь счастливая бегает, юбки короткие носит.
Людмила невольно улыбнулась:
— Я не представляю, как теперь…
— Вот и представь! — перебила Таня. — Помнишь, ты вышивкой увлекалась? А потом забросила. Витя еще ворчал, что весь дом нитками засыпан.
— Да, было, — Люда вспомнила свои недоделанные работы, спрятанные в дальний ящик.
— Вот! Доставай иголки, пяльцы — и вперед!
После ухода Тани Людмила впервые за две недели открыла шкаф со старым рукоделием. Пахнуло чем-то родным, забытым.
Первый месяц тянулся бесконечно. Телефон молчал. Виктор не звонил, не писал. Людмила искала его вещи, запах, следы присутствия, но квартира становилась всё более её собственной. Она передвинула мебель, купила новые шторы. И каждый день заставляла себя выходить из дома.
— Люд, ты записалась в клуб «Активное долголетие»? — Таня трещала по телефону. — Нет? Завтра идем вместе! И не спорь! Там скандинавская ходьба и танцы.
— Какие танцы, Тань? Я в жизни не танцевала.
— Вот и научишься! Чем дома киснуть?
К третьему месяцу одиночества Люда поймала себя на мысли, что перестала плакать по вечерам. Она теперь ходила на занятия три раза в неделю, начала готовить новые блюда — для себя, а не для Виктора, который вечно критиковал эксперименты на кухне.
Однажды, возвращаясь с прогулки, она встретила соседку:
— Людочка, ты похудела! И прическа новая? Тебе очень идет!
Дома Люда долго смотрела в зеркало. Действительно, что-то изменилось. Не только прическа.
— Ой, Люд, так непривычно тебя такой видеть! — Тамара Петровна, руководитель группы скандинавской ходьбы, оглядела Людмилу. — Джинсы, кроссовки. Тебе очень идет!
Людмила смущенно улыбнулась. Раньше она носила только юбки и платья — Виктор любил «женственность». А сейчас в джинсах и легкой куртке ей было удобно и как-то… свободно.
— Люд, в субботу едем на экскурсию в Коломну! — Таня влетела в раздевалку после занятий. — Записываться будешь?
— Не знаю… Дорого, наверное?
— Брось! Льготный тариф, почти даром. Ты когда последний раз куда-то выезжала?
Людмила задумалась. С Виктором они ездили только на дачу. Он не любил «эти толпы туристов».
— Знаешь, запиши меня, — решительно сказала она. — Еду!
В автобусе Людмила познакомилась с Галиной — энергичной женщиной с короткой стрижкой.
— Тоже одна живешь? — спросила Галина.
— Да… муж недавно ушел. Решил «пожить для себя».
— Ой, это я уже слышала, — Галина махнула рукой. — Мой тоже так говорил. Ушел к молодой, а через год приполз обратно. Знаешь, что я ему сказала?
— Что?
— Я тебе не запасной аэродром, дорогой. Ты свой выбор сделал.
— И что? — Людмила придвинулась ближе.
— Дверь закрыла. Знаешь, как тяжело было? Ревела ночами. А потом… отпустило. Я тоже начала для себя жить. И знаешь, это оказалось так… здорово.
Коломна встретила их солнцем и старинными улочками. Людмила фотографировала всё подряд. Она впервые за много лет чувствовала себя туристкой, а не просто женой и матерью.
Вечером после экскурсии она выложила фотографии в соцсеть. И вдруг пришло сообщение от Виктора: «Ты куда-то ездила?»
Людмила долго смотрела на телефон. Потом напечатала: «Да, на экскурсию».
«Одна?»
«С группой. А что?»
«Ничего. Выглядишь хорошо».
Она не ответила. Что-то изменилось. Раньше такое сообщение заставило бы ее сердце биться чаще — он заметил! Он смотрит! А сейчас… пустота.
Дочь позвонила на следующий день:
— Мам, ты как? Я видела твои фото, так здорово!
— Да, Кать, мне понравилось.
— А папа… он звонит?
— Иногда, — Людмила не хотела грузить дочь своими проблемами.
— Мам, он спрашивал про тебя. Вроде как… переживает.
— Переживает? — Люда усмехнулась. — Пять месяцев ни слова, а теперь переживает?
— Мам, он сказал, что ошибся. Что ему плохо одному.
Людмила молчала. Внутри что-то шевельнулось — не радость, нет. Что-то другое.
— Катя, знаешь, я сейчас не готова об этом говорить. Давай о тебе. Как Миша в школе?
Вечером Виктор все-таки позвонил сам.
— Люд, привет, — голос неуверенный, не его обычный тон.
— Здравствуй, Витя.
— Ты как?
— Нормально. А ты?
— Да так… — он помолчал. — Слушай, может, встретимся? Поговорим?
— О чем?
— Ну… о нас. Я много думал, Люд. Кажется, я совершил ошибку.
Людмила смотрела в окно. Там шел дождь, капли стекали по стеклу причудливыми дорожками.
— Вить, я не знаю.
— Люд, пожалуйста. Я скучаю. Тут… пусто без тебя.
— А мне не было пусто, когда ты ушел? — спросила она тихо.
— Было, наверное, — его голос дрогнул. — Прости меня, а?
— Вить, давай не по телефону. Приходи завтра в «Чайку» в шесть. Поговорим.
Она положила трубку и долго сидела неподвижно. Виктор хочет вернуться. Еще недавно она мечтала об этом. А сейчас?
Людмила пришла в кафе на пятнадцать минут раньше. Заказала чай, поправила волосы. Сердце билось неровно — как на первом свидании. Виктор появился ровно в шесть, с букетом ее любимых ромашек.
— Привет, — он сел напротив, выглядел непривычно растерянным. — Ты… изменилась.
— Правда? — она забрала у официанта меню. — Кофе будешь?
— Да, черный. Люд, — он потянулся к ее руке, но на полпути остановился, — я правда скучал.
Она смотрела на него внимательно. Виктор осунулся, под глазами круги.
— Ты похудел.
— Готовлю сам, — он невесело усмехнулся. — Вернее, не готовлю. Полуфабрикаты в основном.
— Понятно.
Неловкая пауза повисла между ними. Раньше Людмила бросилась бы ее заполнять, но сейчас молчала, спокойно размешивая сахар в чае.
— Люд, я много думал, — наконец начал Виктор. — Эти месяцы… они многое прояснили. Я думал, что хочу свободы, а оказалось…
— Что одному плохо? — она подняла глаза.
— Да. Очень плохо, — он покрутил чашку. — Знаешь, я дурак. Думал, буду жить как хочу — ходить с друзьями, приходить когда вздумается. А оказалось, никому я особо не нужен. Друзья со своими семьями, у всех дела. А квартира… пустая. Никто не ждет, не спросит как дела.
Людмила кивнула:
— Да, это знакомо. Я тоже через это прошла. Первые месяцы.
— Люд, я хочу вернуться, — он выпалил это на одном дыхании. — Я понял, что натворил. Что потерял.
Она глубоко вздохнула:
— Вить, а что изменится, если ты вернешься? Ты будешь приходить домой вовремя? Интересоваться моей жизнью? Или через месяц все вернется на круги своя?
— Нет, я… я все понял, — он говорил торопливо. — Я даже готов сменить работу, если надо.
— Дело не в работе, Вить, — она покачала головой. — Дело в нас. В том, что мы перестали быть парой. Ты жил своей жизнью, я обслуживала быт. Я не хочу так больше.
— А как ты хочешь? — он спрашивал искренне, без привычного раздражения.
— Я хочу партнерства. Хочу, чтобы ты видел во мне не только домработницу и мать твоих детей. У меня появились свои интересы, друзья. Я теперь хожу на танцы.
— Да, ты изменилась, — он внимательно смотрел на нее. — Стала какая-то другая. Живее.
— Я нашла себя, Вить. И не хочу снова терять.
Он молчал, обдумывая ее слова. Потом спросил тихо:
— Значит, ты не хочешь, чтобы я вернулся?
— Я хочу, чтобы мы начали с чистого листа. Если вернешься — то к другой Людмиле. К той, которая имеет свое мнение, свои увлечения. Которая не будет сидеть дома и ждать тебя часами.
— Я… я готов, — он улыбнулся неуверенно. — Может, покажешь мне свои танцы?
Через две недели Виктор переехал обратно. Но многое изменилось. В их спальне стоял мольберт — Людмила начала рисовать. По вторникам и четвергам она уходила на занятия, а Виктор готовил ужин. По выходным они вместе ездили на экскурсии с клубом.
— Слушай, а мне нравится эта скандинавская ходьба, — сказал как-то Виктор, возвращаясь с прогулки. — И компания у вас хорошая.
— Ага, особенно Галина тебе нравится, — подколола Людмила, и они рассмеялись вместе — впервые за долгое время.
Вечером, когда они сидели на балконе с чаем, Виктор взял ее за руку:
— Знаешь, я думал, что ухожу в свободу. А оказалось — в пустоту. А настоящая свобода — она здесь, с тобой. Когда мы уважаем друг друга.
— Да, — она сжала его руку. — Теперь у нас есть шанс быть вместе по-настоящему. Не как муж и жена по привычке. А как два человека, которые выбирают друг друга каждый день.
Он поцеловал ее в щеку, и она поняла — их история не закончилась. Она трансформировалась, как и они сами. В их доме появились новые правила, новые традиции. И новая любовь — зрелая, осознанная, построенная не на зависимости, а на свободном выборе двух состоявшихся людей.