Лена замерла с вилкой в руке. Оливье так и не долетел до тарелки. Худенькая, хрупкая — килограмм пятьдесят от силы — она сидела напротив мужа и чувствовала, как все взгляды уткнулись в неё.
Андрей поперхнулся шампанским. Его жена Катя открыла рот, но так ничего и не сказала. За столом повисла тишина — та самая, когда даже дышать неловко.
— Виктор, ты что говоришь? — Андрей первым нашёлся, что сказать.
— А что? Правду нельзя сказать? — Виктор откинулся на спинку стула, довольный произведённым эффектом. — Моя дура опять набрала лишнего, стыдно с ней появляться!
Лена сидела красная. Не от стыда даже — от боли. Слёзы стояли в глазах, но она привычно их сдерживала. Научилась за три года брака. Сначала плакала, потом перестала. Какой смысл?
— Да ладно тебе, Витёк, — неуверенно попытался разрядить обстановку Серёга с другого конца стола. — Лена же красавица у тебя.
— Красавица? — Виктор засмеялся. — Ты её без макияжа видел? Страшилище! Я иногда утром просыпаюсь и думаю — кто это рядом легло? Откуда взялось?
Кто-то нервно хихикнул. Кто-то уткнулся в тарелку. Лена встала. Медленно, осторожно, словно боялась рассыпаться.
— Я в туалет, — тихо сказала она и вышла из комнаты.
— Обиделась! — довольно хмыкнул Виктор. — Сейчас вернётся и будет молчать до утра. Женщин надо в рамках держать!
Андрей смотрел на друга и не узнавал. Они дружили со школы — пятнадцать лет. Виктор всегда был весельчаком, душой компании. Когда женился на Лене, все радовались — такая пара красивая. Она — нежная, тихая, глаза огромные, карие. Он — уверенный, успешный.
Но что-то пошло не так. Сначала были «шуточки». Виктор при всех называл жену «моя дурочка», «тупица», «бестолочь». Все неловко смеялись — семейный юмор, что поделать. Потом стало хуже.
«Моя корова опять торт сожрала!» — кричал он на весь ресторан, когда Лена заказывала десерт.
«Простите мою, она не умеет готовить!» — извинялся перед гостями за прекрасный ужин.
«Что с неё взять? Институт кое-как закончила, работает за копейки!» — это про девушку с красным дипломом, которая работала учительницей начальных классов.
Катя толкнула мужа локтем:
— Сделай что-нибудь.
Андрей встал:
— Пойду покурю.
Нашёл Лену в ванной. Она стояла, вцепившись в раковину, и беззвучно плакала. Тушь потекла, помада размазалась. Действительно стала некрасивой — как и хотел Виктор.
— Лен, ты как?
Она вздрогнула, быстро потёрла глаза:
— Нормально. Сейчас умоюсь и выйду.
— Зачем ты это терпишь?
— А куда я пойду? — она повернулась к нему. — У меня ничего нет. Квартира его, машина его. Я учительница, получаю копейки. Родители в деревне живут, еле концы с концами сводят. К ним вернусь — позор на всю округу.
— Это не позор.
— Для них — позор. Выдали замуж за городского, обеспеченного. Мама всем хвасталась, какой у меня муж золотой. А я что скажу? Что он меня коровой называет?
— Он всегда таким был?
Лена покачала головой:
— Первый год — сказка была. Цветы, подарки, комплименты. На руках носил. А потом… Сначала сказал, что я неправильно борщ варю. Потом — что одеваюсь как колхозница. Потом — что тупая. И пошло-поехало. Сейчас уже при чужих унижает, а дома…
Она замолчала.
— Что дома? Бьёт?
— Нет. Хуже. Молчит. Может неделю не разговаривать. Как будто меня нет. А потом вдруг накричит за какую-нибудь ерунду — не так посуду помыла, не там тапочки поставила. Говорит, что я никчёмная, что никому не нужна, что он меня из жалости держит.
— Лена, это же бред! Ты красивая, умная…
— Я уже сама не знаю, какая я. Смотрю в зеркало и вижу то, что он говорит — корову, дуру, уродину. Может, он прав?
Из гостиной донёсся громкий смех Виктора:
— Да она у меня вообще в постели как бревно! Лежит и на потолке баранов считает!
Лена побледнела. Андрей сжал кулаки.
— Всё. Хватит. Собирайся, я отвезу тебя.
— Куда?
— Куда угодно. К родителям, к подруге, в гостиницу. Куда скажешь.
— Он не отпустит.
— Это не его решение.
Они вернулись в гостиную. Виктор уже прилично выпил, рассказывал очередную «смешную» историю про жену:
— Представляете, она вчера час искала очки! А они у неё на голове были! Во дура!
— Мы уходим, — сказал Андрей.
— Куда это? — Виктор нахмурился.
— Я отвезу Лену.
— Никуда она не поедет. Лена, сядь!
Она автоматически сделала шаг к столу. Андрей взял её за руку:
— Пойдём.
— Эй, ты что себе позволяешь? — Виктор вскочил. — Это моя жена!
— Которую ты унижаешь.
— Это наши семейные дела! Лена, я сказал — сядь! Быстро!
Она остановилась. Привычка подчиняться была сильнее. Три года дрессировки.
— Лен, — Катя подошла к ней, — пойдём со мной. Переночуешь у нас.
— Да что вы все с ума сошли? — Виктор покраснел. — Это мой дом, моя жена! Лена никуда не пойдёт!
— Пойдёт, — тихо сказала Лена.
Все замерли. Она подняла голову, посмотрела на мужа:
— Я ухожу, Виктор.
— Что? Ты? Куда ты денешься, дура? У тебя ничего нет!
— У меня есть я. Этого достаточно.
— Да кому ты нужна? Тридцать лет, растолстела, обабилась! Я тебя из жалости терплю!
— Спасибо, что открыл глаза.
Она пошла в прихожую. Виктор — за ней.
— Стой! Ты что, серьёзно? Из-за какой-то шутки?
— Это не шутки, Витя. Это унижение.
— Да ладно тебе! Я же люблю тебя!
— Нет. Ты любишь унижать меня. Это разные вещи.
— Куда ты пойдёшь-то? А? К мамочке в деревню? Будешь там коров доить?
— Буду. Коровы хотя бы не оскорбляют.
Она надела куртку. Руки дрожали, но она справилась с молнией.
— Лена, не дури! — Виктор вдруг испугался. — Давай поговорим. Я больше не буду.
— Будешь. Ты по-другому не умеешь.
— Научусь!
— Нет. Прощай, Виктор.
Она вышла. Андрей и Катя — за ней. Виктор остался стоять в прихожей. Сначала злой, потом растерянный. Вернулся к гостям. Те сидели молча, не зная, куда деть глаза.
— Вернётся, — уверенно сказал он. — Куда она денется? Переночует у подружки и приползёт обратно. Все бабы так делают.
Но Лена не вернулась. Ни через день, ни через неделю, ни через месяц.
Виктор сначала злился. Названивал, требовал вернуться. Потом начал просить. Обещал исправиться. Присылал цветы на работу. Приезжал к школе. Лена молча проходила мимо.
Через три месяца она подала на развод. Жила у Кати с Андреем, потом сняла комнату. Маленькую, в старом доме, но свою. Где никто не называл её коровой.
— Как ты? — спросил Андрей, встретив её через полгода.
— Учусь жить заново. Учусь смотреть в зеркало и не видеть там уродину. Учусь есть и не думать, что я корова. Трудно. Но получается.
— Виктор спрашивал о тебе.
— Не надо. Я не хочу о нём знать.
— Он изменился.
— Может быть. Но я тоже изменилась. И назад не вернусь.
Она улыбнулась — впервые за долгое время искренне — и пошла дальше. Худенькая, хрупкая, красивая. Та, которую три года называли коровой и дурой. Та, которая нашла в себе силы уйти.
А Виктор остался. В большой квартире, где теперь было тихо. Некого было унижать. Некого было воспитывать. Некому было доказывать своё превосходство.
Он нашёл другую. Молодую, весёлую, дерзкую. Она смеялась над его шутками первый месяц. На второй сказала, что он хам. На третий ушла, хлопнув дверью.
Потом была ещё одна. И ещё. Они все уходили. Как только он начинал их «воспитывать».
— Что с бабами стало? — жаловался он Андрею. — Обижаются на каждое слово! Нельзя даже пошутить!
Андрей молчал. Что тут скажешь? Что Виктор сам разрушил свою жизнь? Что унижение — это не любовь? Что нельзя строить отношения на оскорблениях?
Виктор бы не понял. Для него это были просто шутки. Способ самоутвердиться. Показать, кто в доме хозяин. Он не понимал, что каждое «дура», каждое «корова»— это гвоздь в крышку гроба их брака.
Лена поняла. Вовремя. Пока ещё могла уйти. Пока ещё верила, что достойна большего, чем быть мишенью для «шуток».
И она была права. Через год встретила человека, который называл её «солнышко». Который восхищался её умением находить подход к детям. Который говорил, что она красивая — и утром, и вечером, с макияжем и без.
Они поженились. Тихо, без пышного застолья. Только самые близкие. Андрей был свидетелем.
— Счастлива? — спросил он.
— Знаешь, что самое удивительное? Я забыла, как это — бояться сказать что-то не так. Забыла, как это — ждать оскорбления. Оказывается, можно жить по-другому. Можно просто жить.
А Виктор так и остался один. С своими «шутками», которые никому не были смешны. С уверенностью, что женщин надо держать в рамках. С убеждением, что унижение — это нормально.
Иногда он вспоминал Лену. Тихую, покорную, всё терпящую. Идеальную жену, как ему казалось. Которая готовила, стирала, убирала. Которая молчала, когда он её оскорблял. Которая плакала тихо, чтобы не мешать.
Только теперь, когда её не стало рядом, он понял — она не была покорной. Она копила силы. Чтобы однажды сказать «хватит» и уйти. Навсегда.
Но было поздно. Корова оказалась человеком. Дура — умной женщиной. А тот, кто считал себя хозяином положения, остался ни с чем.