— Входи, не стой на пороге, — голос матери прозвучал привычно властно. — Видишь, до чего довёл родную мать?
Андрей окинул взглядом чужую комнату, где теснились вещи из прежней большой квартиры.
— Довёл? — он присел на краешек дивана. — Я восемь лет не имел к твоей жизни никакого отношения.
— Не умничай! — мать резко развернулась. — Если бы ты женился на достойной девушке из хорошей семьи, всё было бы по-другому! Твой отец не умер бы от расстройства!
— Мам, ты ведь кандидат наук, — Андрей наклонил голову, изучая её лицо. — Неужели серьёзно считаешь, что инфаркт случился из-за моей женитьбы? Или тебе так проще переложить ответственность?
— Ты… ты как смеешь! Я всю жизнь тебе посвятила, а ты выбрал эту… эту никчёмную учительницу вместо матери!
— Никого я не выбирал вместо тебя, дорогая мамочка. Ты сама поставила ультиматум: либо твой выбор невесты, либо изгнание. Помнишь? Или склероз уже добрался до памяти?
В детстве Андрей привык к материнским командам. То английский три раза в неделю, то плавание, то дзюдо — Елизавета Сергеевна копировала достижения детей своих подруг, забывая о прежних увлечениях через несколько месяцев.
— Лизочка создана для любви, а не для работы, — объяснял отец, когда сын недоумевал, почему мама целыми днями болтает по телефону, пока домработница ведёт хозяйство.
— Папа, — спрашивал десятилетний Андрей, — а почему мама никогда не спрашивает, чего я хочу?
— Сын, твоя мать лучше знает, что тебе нужно. Она же образованная женщина.
— Тогда почему она не работает, если образованная?
Пётр Михайлович только вздыхал и уходил читать газеты. Он зарабатывал в строительной корпорации, обеспечивая жене беззаботную жизнь из салонов красоты и ресторанов.
Всё изменилось в институте, когда Андрей влюбился в Олю.
— Эта страшненькая дурочка из педагогического? — Елизавета Сергеевна скривилась, словно попробовала что-то кислое. — Ты спятил! Я запрещаю тебе с ней встречаться!
— Мам, я её люблю.
— Любовь! — она фыркнула. — Я лучше знаю, кто тебе подходит! Эта серая мышь даже краситься не умеет! Что о нас подумают мои подруги?
— А что, теперь я должен жениться на девочке, которую одобрят твои подруги? — Андрей усмехнулся. — Мама, мне двадцать два года, а не двенадцать.
— Пока не одумаешься, в этом доме тебе делать нечего!
— Замечательно. Именно этого я и ждал от любящей матери. Поддержки и понимания.
Андрей ушёл и больше не вернулся. Они с Олей поженились сразу после института, жили в общежитии, потом снимали квартиры. Отец тайно предлагал деньги, но Андрей отказывался.
— Сынок, одумайся, — просил Пётр Михайлович во время редких встреч в кафе. — Мать переживает.
— Если переживает, пусть познакомится с Олей нормально. Без презрительных ухмылок и едких комментариев.
— Знаешь, какая она упрямая…
— Папа, дорогой, — Андрей наклонился к отцу, — ты тридцать лет живёшь с этой женщиной. Неужели до сих пор не понял, что её упрямство — это просто эгоизм в красивой обёртке?
— Не говори так о матери…
— А как ещё говорить о человеке, который не желает принимать выбор взрослого сына? Она что, хочет до старости выбирать мне носки и жену?
Только когда молодая семья решила завести ребёнка, Андрей согласился на помощь. Отец купил им однокомнатную квартиру и устроил сына в хорошую компанию.
— Папа, — говорил Андрей, принимая ключи, — я беру эту помощь только ради будущего ребенка. Но мать к нам не придёт, пока не научится уважать мой выбор.
— Когда родится малыш, она растает…
— Посмотрим. Хотя я не особо верю в её способность к метаморфозам.
За восемь лет родились Анечка и Максим, появилась трёхкомнатная квартира в ипотеку. Дети знали только дедушку — бабушка даже видеть их не желала.
— Лиза, хватит упрямиться, — уговаривал жену Пётр Михайлович. — Внуки растут, а ты их не знаешь. Анечка уже читает, а Максим такой смышлёный…
— Пусть сначала этот неблагодарный извинится и разведётся с этой своей дурой! Тогда поговорим о внуках!
— Лиза, им уже пять и три года…
— Мне плевать! Пока он не образумится, никаких внуков не существует!
Когда отца не стало, Елизавета Сергеевна на поминках набросилась на сына:
— Убил ты его! Свёл в могилу своим поведением! Не был бы такой неблагодарной скотиной, жив бы был!
— Мам, — Андрей говорил тихо, но каждое слово звучало отчётливо, — папа умер от инфаркта. От атеросклероза, курения и стресса на работе. Но если тебе легче обвинить меня — пожалуйста. Хоронить правду ты умела всегда.
— Как ты… На поминках отца!
— На поминках отца его вдова обвиняет сына в убийстве. Это нормально, да? Очень по-христиански.
Два года они не общались. Потом до Андрея дошли слухи о Романе — обходительном мужчине лет сорока, который утешал 58-летнюю вдову. Что он ей наобещал, никто толком не понял, но сначала Елизавета Сергеевна пустила его жить в свою квартиру, потом взяла кредит на его «бизнес».
— Лиза, — предупреждала соседка тётя Валя, — что-то мне этот твой Роман не нравится. Больно уж сладко говорит…
— Вы просто завидуете! — отрезала Елизавета Сергеевна. — Роман — предприниматель, у него свой бизнес! Не то что некоторые неудачники!
— Да я к добру говорю…
— Я взрослая женщина, сама разберусь в людях!
Когда Роман исчез вместе с деньгами, квартира ушла за долги. И вот теперь мать сидела напротив, в чужой однушке, среди остатков прежней роскоши.
— Я тебя воспитала, выкормила, на ноги поставила! — голос Елизаветы Сергеевны дрожал от злобы. — Теперь твоя очередь помогать! Мне негде жить!
— У тебя есть подруги. Те самые, мнение которых было важнее счастья собственного сына.
— Подруги не обязаны меня содержать! А ты — мой сын! Мой единственный сын! — она вскочила. — Я требую, чтобы ты меня к себе взял!
— В семью, которую ты восемь лет не хотела знать? — Андрей медленно поднялся. — В дом, где живут внуки, которых ты называла «детьми этой дуры»?
— Не смей так со мной разговаривать! Я твоя мать!
— Мать — это не биологическая функция, дорогая. Мать не отрекается от сына из-за его выбора. Мать не обвиняет в смерти отца. Мать не отказывается знать внуков. А ты? Ты просто женщина, которая меня родила. И на этом, пожалуй, материнство закончилось.
— Ты бессердечный эгоист! Совсем как эта твоя жена!
— Оля? Эгоистка? — Андрей рассмеялся. — Женщина, которая восемь лет работает в школе, воспитывает детей, ведёт хозяйство? В отличие от кого-то, кто всю жизнь прожил на шее мужа?
Тот разговор ни к чему не привёл. Андрей категорически отказался прописывать и уж тем более впускать жить мать в свою квартиру.
— Андрей, милый, — Елизавета Сергеевна сменила тактику, — я понимаю, что была не права. Может, попробуем наладить отношения? Я готова познакомиться с твоей… с Олей.
— Мама, поздно. Слишком поздно. Олю ты уже заочно оскорбила сотни раз. Детей лишила бабушки. Меня — матери. Сейчас ты готова на всё только потому, что осталась без крыши над головой.
— Я искренне раскаиваюсь!
— Искренне? — Андрей усмехнулся. — А если завтра тебе дом подарят, ты снова станешь искренне презирать мою семью?
Елизавета Сергеевна попыталась через суд доказать права на часть квартиры — первая покупка была на семейные деньги. Не вышло. Андрей снял ей временное жильё на три дня, потом устроил в квартиру к чужой бабушке, которая уехала жить в деревню, за символическую плату.
Войдя в эту квартиру, Елизавета Сергеевна едва не прокляла сына за убогую обстановку.
— Боже мой! — простонала она в телефон подруге. — Ты видела бы, в какую берлогу он меня засунул! Мебель из прошлого века, обои облезлые… Я здесь жить не могу!
— Лиза, а что делать? Сын хоть что-то даёт…
— Что-то?! Он должен меня обеспечивать!
Через месяц пришла повестка — мать требовала алименты в размере семидесяти тысяч.
— Семьдесят тысяч? — судья поднял брови. — На каком основании?
— Я привыкла к определённому уровню жизни! — заявила Елизавета Сергеевна. — Мой сын хорошо зарабатывает, он может себе это позволить!
— Женщина, — судья снял очки, — у вашего сына двое несовершеннолетних детей и ипотека. Пятнадцать тысяч по закону — больше доходы ответчика не позволяют.
— Пятнадцать?! — кричала Елизавета Сергеевна в коридоре суда. — На пятнадцать тысяч я умру с голоду! Ты хочешь, чтобы твоя мать подыхала как собака?!
— Значит, пора поискать работу, — спокойно ответил Андрей. — Знаешь, есть такая интересная штука — люди за неё деньги получают.
— Работу?! В моём-то возрасте?! Да ты издеваешься надо мной!
— Оля работает учительницей с двадцати двух лет. В любом возрасте. А ведь она, по твоим словам, «серая мышь» и «дурочка». Неужели кандидат наук не справится с тем, с чем справляется «дурочка»?
— Ты… ты язвительная змея! Весь в эту свою жену!
— Спасибо за комплимент. Если я стал похож на Олю, значит, повезло мне с женой.
Решение суда неожиданно освободило Андрея. Теперь он платил законную сумму и не нёс никаких дополнительных обязательств. Но материнские визиты с требованиями денег, скандалами и обвинениями отравляли жизнь всей семье.
— Послушай, — сказал он Оле однажды вечером, откладывая документы с работы. — А что, если мы переедём?
— Куда? — Оля подняла глаза от книги, которую читала детям перед сном.
— В Самару. Меня там зовут на работу. Хорошие условия, достойная зарплата.
— А твоя мать?
— Моя мать получит свои законные пятнадцать тысяч в любом городе. Банковские переводы работают по всей стране, — с лёгкой иронией заметил Андрей. — Но вот ключи от нашей квартиры у неё уже не будет.
Оля обняла его:
— Я согласна. Детям тоже будет лучше. Анечка перестанет вздрагивать каждый раз, когда звонят в дверь.
— А Максим не будет прятаться за диван при звуке голоса бабушки, — добавил Андрей. — Дети не должны бояться собственного дома.
— Когда начнём собираться?
— Через неделю подам заявление об увольнении. За три месяца всё улажу.
Через три месяца квартира была продана, вещи упакованы. В Самаре ждала новая работа, новая школа для Анечки, новый детский сад для Максима. А главное — ждала жизнь без постоянного страха перед неожиданными визитами и скандалами.
Елизавета Сергеевна, как обычно, явилась без предупреждения — с криками и требованиями дополнительных денег на лечение. В руках она держала очередные справки от врачей и чеки из аптеки.
— Опять эта выскочка дверь не открывает! — бормотала она, яростно нажимая на звонок. — Настроила против меня сына, стерва!
Дверь ей открыла соседка.
— Елизавета Сергеевна? Они две недели назад переехали.
— Переехали? Куда?
— А кто их знает. Адреса не оставляли. Только квартиру продали быстро и уехали.
— Как это — не оставили?! Я же мать! У меня болит сердце! Мне нужны деньги на лекарства!
— Ну так деньги-то вам переводят, я знаю. А вот где живут — не знаю, — пожала плечами соседка и закрыла дверь.
Елизавета Сергеевна металась по подъезду, названивала бывшим коллегам сына, друзьям Оли. Никто ничего не знал или делал вид, что не знает.
— Как это — не знаете? Вы же работали вместе! — кричала она в трубку коллеге Андрея.
— Он уволился и уехал. Куда — не сказал. Может, за границу, может, в другой город.
— Он не имел права! Я его мать!
— Имел. Он взрослый мужик, — спокойно ответил коллега и положил трубку.
А тем временем в Самаре Андрей помогал Максиму собирать новый конструктор, Анечка делала уроки за своим письменным столом, а Оля готовилась к завтрашним урокам в новой школе, где её уже приняли учителем математики.
— Пап, а бабушка найдёт нас? — спросила Анечка, откладывая ручку.
— Нет, солнышко. Не найдёт, — Андрей обнял дочку. — Мы теперь живём слишком далеко.
— А она не будет больше кричать на маму?
— Не будет. Теперь никто не будет кричать в нашем доме.
— И не будет говорить, что я плохо учусь?
— Ты учишься прекрасно, умница. И никто не смеет говорить тебе обратное.
Максим подбежал к отцу с собранным роботом:
— Папа, смотри! Он умеет стрелять!
— Молодец. Ты у меня настоящий инженер растёшь.
Оля подошла, отложив тетради:
— Как же хорошо, что мы можем просто разговаривать друг с другом.
— Без требований объяснить каждую потраченную копейку, — добавил Андрей — Пятнадцать тысяч я исправно перевожу каждый месяц. Закон соблюдён, совесть чиста.
— А совесть у тебя действительно чиста?
— Абсолютно. Я не обязан терпеть хамство и унижения своей семьи даже от родной матери.
Елизавета Сергеевна всё ещё искала сына, названивая в различные организации, пытаясь выяснить его адрес через знакомых.
— Людмила Васильевна, вы же дружили с этой Ольгой! Неужели не знаете, куда они подевались?
— Не дружили мы особо, Елизавета Сергеевна. И не знаю я, куда они уехали.
— Да как же так?! Сын от матери сбежал! Это же неслыханно!
— А может, было от чего бежать, — тихо предположила Людмила Васильевна.
— Что вы имеете в виду? Я что, плохая мать? Я всю жизнь ему отдала!
— Я ничего не имею в виду. До свидания.
Трубка снова замолчала. Елизавета Сергеевна швырнула телефон на диван.
— Все настроены против меня! Эта стерва всех настроила! — кричала она в пустую квартиру.
Но крик эхом отражался от стен и возвращался к ней же. Больше некого было винить — сын исчез, и адрес его никто не знал.
Прошло полгода. Елизавета Сергеевна так и не смогла найти сына. Все её попытки выяснить адрес через различные службы не увенчались успехом — Андрей предусмотрительно оформил временную регистрацию не по месту жительства, а данные о работе нигде не указал.
Деньги продолжали исправно поступать на её карту каждое пятнадцатое число. Но этого было мало — ей нужен был контроль, возможность влиять, требовать, упрекать.
— Он не имеет права так со мной поступать! — говорила она подруге по телефону. — Я его мать!
— А может, стоило относиться к нему лучше, пока он был рядом?
— Как это — лучше? Я всю жизнь ему отдала! Воспитывала, учила, работала!
— Воспитывали-то воспитывали, а вот любили ли?
— Конечно, любила! Как можно такое говорить?
— Любовь — это ещё и уважение, и доверие, и принятие.
— Глупости какие! Я лучше знаю, что для него хорошо!
— Видимо, он думает по-другому.
— Его эта стерва настроила!
— Может, хватит обвинять всех вокруг? Может, стоит подумать о своём поведении?
Трубка снова замолчала. Подруга положила трубку, устав от бесконечных жалоб и обвинений.
А в Самаре жизнь текла своим чередом. Андрей получил повышение, Оля стала заведующей кафедрой математики, Анечка училась на одни пятёрки, а Максим готовился к поступлению в школу.
Через год Елизавета Сергеевна, так и не найдя сына, устроилась продавцом в продуктовый магазин — деньги с переводов едва покрывали коммунальные услуги, а в шестьдесят лет гордость уже не согревала. Стоя за прилавком и пробивая товары, она иногда думала о внуках, которых не знала, о сыне, которого оттолкнула собственными руками, и о том, что «сыновий долг» — это улица с двусторонним движением, но понимание пришло слишком поздно, когда адреса уже не существовало, а телефонный номер был заблокирован навсегда.
С какой целью советские водители оборачивали рули автобусов