— Вон.
Слово ударило наотмашь, коротко и хлёсLко. Я подняла глаза на свекровь, Тамару Игоревну. Она стояла в дверях кухни, ее лицо окаменело.
— Что? — переспросила я, хотя прекрасно всё расслышала.
— Собирай свои вещи и убирайся из моего дома. Немедленно.
Она говорила так, будто выносила приговор. Будто я не временная гостья в ее доме, пока муж в командировке, а преступница, пойманная на месте злодеяния. А всё из-за чашки, которую я поставила не в тот шкафчик.
— Тамара Игоревна, давайте не будем… Андрей вернется через неделю, мы сразу съедем. Зачем устраивать скандал?
— Скандал? — она усмехнулась, и эта усмешка была острее ножа. — Это ты называешь скандалом? Милочка, ты просто не знаешь, что такое настоящие скандалы. Ты вообще ничего не знаешь о жизни.
Она сделала шаг ко мне, в ее глазах горел злой, уничижающий огонь.
— Думала, удачно пристроилась? Сын мой, конечно, ослеп, раз выбрал тебя. Но я-то вижу всё. Вижу твою дешевенькую одежду, твою манеру вечно лебезить. Ты думаешь, я не понимаю, зачем ты здесь?
Я молчала, чувствуя, как внутри всё сжимается в ледяной комок. Любое слово было бы лишним, подлило бы масла в огонь.
— Ты нищая и жалкая, вот ты кто. И всегда такой будешь. А теперь вон отсюда. Чтобы духу твоего в моем доме не было.
Последние слова она выплюнула мне прямо в лицо.
Я не стала спорить. Не стала ничего доказывать. Просто молча развернулась и пошла в гостевую комнату.
Чемодан был почти собран — мы с Андреем и так готовились к переезду в нашу новую квартиру. Оставалось бросить сверху пару мелочей.
Руки двигались на автомате. Зубная щетка. Зарядка для телефона. Ноутбук. За спиной я чувствовала ее испепеляющий взгляд. Она не уходила, контролировала, чтобы я ничего «лишнего» не прихватила.
Когда я с чемоданом в руке проходила мимо нее к выходу, она бросила вслед:
— И сыну моему не жалуйся. Сам увидит, с кем связался, когда вернется. Может, хоть глаза разует.
Дверь за моей спиной захлопнулась с оглушительным грохотом.
Я осталась стоять на прохладной вечерней улице. В кармане завибрировал телефон. Не глядя, я достала его. Сообщение от нотариуса, которого я наняла неделю назад.
«Алина, добрый вечер. Все формальности улажены. Сумма наследства от вашего дяди окончательно подтверждена и зачислена на ваши счета. Мои поздравления».
Я подняла глаза на дом. Большой, красивый, тот самый, в котором я только что была никем.
Тот самый, который Тамара Игоревна, погрязшая в долгах после неудачного бизнеса, выставила на срочную анонимную продажу через риелтора. Она думала, что никто не знает.
Я знала.
Холодная, ясная мысль родилась в голове. Она была острой и идеальной, как кристалл льда. Я снова посмотрела на светящиеся окна дома, за которыми осталась женщина, только что уничтожившая меня.
На моем лице появилась улыбка. Совсем не жалкая.
Я нашла в контактах номер того самого риелтора, чью визитку случайно увидела на столике в прихожей.
— Алло, здравствуйте. Меня зовут Алина. Я звоню по поводу дома на улице Лазурной. Он еще продается? Отлично. Я готова внести задаток. Прямо сейчас.
Риелтор на том конце провода на секунду замешкался. Видимо, не ожидал такой прыти от ночного звонка.
Но деньги не пахнут, и уже через час мы сидели в круглосуточном кафе, подписывая предварительный договор.
Мой нотариус, разбуженный звонком, подтвердил мою платежеспособность и готовил документы для анонимной сделки через подставную фирму.
Следующую неделю я жила в дорогом отеле в центре города. Я не звонила Андрею. Ни разу.
Это было самым сложным — перебороть желание пожаловаться, услышать его голос. Но я знала: Тамара Игоревна уже обработала сына. Мой звонок был бы просто проверкой ее версии. Я решила дать ей доиграть свою партию до конца.
Он позвонил сам, в день прилета. Я смотрела на его имя на экране и чувствовала, как сердце колотится где-то в горле.
— Алина, ты где? — его голос был холодным и отстраненным.
— В гостинице, — спокойно ответила я.
— В гостинице? Какого черта? Мама сказала, ты собрала вещи и ушла, хлопнув дверью, после того как она сделала тебе замечание. Ты ведешь себя как ребенок!
Я усмехнулась. Так вот какая была официальная версия. Не ее выгнали, а она сама ушла. Гениально.
— Твоя мама кое-что недоговаривает, Андрей.
— Да что она может недоговаривать? Она сказала, что ты ее оскорбила! Что ты ненавидишь ее и ее дом! Алин, я не ожидал от тебя такого. Ты должна извиниться.
Вот оно. Момент истины. Он даже не попытался выслушать меня. Не дал шанса. Приговор был вынесен заочно.
— Извиниться? — переспросила я, чувствуя, как внутри разгорается холодная ярость. — За что? За то, что меня вышвырнули на улицу?
— Перестань драматизировать! Возвращайся домой, поговори с мамой. Веди себя как взрослый человек. Мы же семья.
Семья. Слово прозвучало как издевательство.
— Знаешь, Андрей, я как раз и веду себя как взрослый человек. Решаю проблемы. Например, жилищный вопрос.
В трубке на секунду повисло недоуменное молчание.
— О чем ты? Мы же скоро переезжаем в нашу квартиру.
— Мы — да. А вот твоя мама — нет. У нее, кажется, были другие планы. Она ведь продает дом, верно?
Я слышала, как он нахмурился.
— Продает. У нее трудности. Но это не твое дело.
— Уже мое, — мой голос был спокоен, но в нем звучала сталь. — Передай маме, что у нее есть новый владелец. И этот владелец дает ей ровно неделю, чтобы съехать. Или она может остаться. В качестве домработницы.
На том конце провода раздался сдавленный вздох. Это была Тамара Игоревна, которая, очевидно, слушала разговор по громкой связи.
— Алина, что ты несешь? Какой еще владелец?
В этот момент я услышала, как в их дверь настойчиво позвонили.
— Думаю, это как раз он, — сказала я, наслаждаясь каждым словом. — Точнее, его представитель. С документами.
Проверьте почтовый ящик, Андрей. И передай маме… пусть не расстраивается. Я слышала, сейчас большой спрос на хорошую прислугу.
Я повесила трубку. Не дожидаясь ответа. Села в кресло в своем гостиничном номере и впервые за неделю позволила себе выдохнуть.
Триумф? Нет. Это было нечто другое. Холодное, острое удовлетворение. Чувство идеально выполненной работы.
Через десять минут телефон начал разрываться от звонков Андрея. Я сбросила первый, второй. На третий раз просто выключила звук. Пусть переварят.
Вечером того же дня он приехал в отель. Его лицо было серым, глаза — затравленными. Он выглядел так, будто постарел на десять лет.
— Алина… это правда? Ты… ты купила дом?
Я молча кивнула, глядя на него. Не на мужа, а на чужого, растерянного мужчину.
— Но как? Зачем? Это какая-то жестокая шутка?
— Никаких шуток, Андрей. Твоя мама хотела продать дом, чтобы рассчитаться с долгами. Я его купила. Все законно.
— Но… назвать ее прислугой? Выгнать на улицу? Алина, это же моя мать!
— А я — твоя жена. Которую твоя мать вышвырнула из дома, назвав нищей и жалкой. И ты ей поверил. Ты даже не попытался меня выслушать. Ты выбрал ее сторону, не зная всей правды. Так почему я должна сейчас выбирать твою?
Он осел на стул, закрыв лицо руками.
— Я не знаю… Я запутался… Она сказала…
— Она всегда будет что-то говорить, Андрей. Вопрос в том, кого ты слушаешь.
Ровно через неделю, в последний день данного мной срока, я приехала к дому. К своему дому.
Дверь мне открыл Андрей. За его спиной маячила тень Тамары Игоревны. Она смотрела на меня с ненавистью, но в глубине ее глаз плескался страх.
— Ну что? — спросила я, входя в гостиную. — Вы решили? Съезжаете или остаетесь на моих условиях?
— Алина, пожалуйста, не надо так, — взмолился Андрей. — Мы поговорим. Мы все решим.
— Мы уже все решили. Я — точно.
Я повернулась к его матери. Она сжалась, но не отвела взгляд.
— Я не буду вашей прислугой, — прошипела она.
— Правильно, — неожиданно согласилась я. — Не будете. Это было бы слишком просто.
Они оба уставились на меня в недоумении.
— Вы останетесь здесь жить, Тамара Игоревна. В своей комнате. Будете пользоваться кухней и ванной. Но теперь это не ваш дом. Это мой дом. И вы будете платить мне аренду.
— Аренду? — выдохнула она. — У меня нет денег!
— Есть, — отрезала я. — Я знаю точную сумму, которую вы получили от продажи. Ее хватит надолго. Аренда будет символической. Скажем, пять тысяч в месяц.
Андрей посмотрел на меня с проблеском надежды.
— Алина…
— Но, — я подняла руку, прерывая его. — Есть правила. Вы больше никогда не повысите на меня голос.
Вы не будете входить в мою часть дома без приглашения. Вы не будете обсуждать меня и мою жизнь.
Вы будете просто… тихой соседкой. И каждый раз, просыпаясь в этих стенах, вы будете вспоминать, что живете здесь только по моей милости. Не из-за моей доброты. А потому, что я так хочу.
Я смотрела прямо на нее. На женщину, которая хотела меня уничтожить. И я поняла, что не хочу ей мстить. Месть — это эмоция. А я хотела утвердить порядок. Свой порядок.
— Это не жизнь, это тюрьма, — прошептала Тамара Игоревна.
— Это выбор, — поправила я. — Который вы сделали сами, когда открыли рот в тот вечер.
Я повернулась к Андрею.
— А у тебя тоже есть выбор. Ты можешь остаться здесь, со мной, в моем доме. Или можешь уйти вместе с мамой и дальше позволять ей решать за тебя.
Он смотрел то на меня, то на свою мать, которая теперь плакала — тихо, беззвучно, слезы просто катились по ее щекам.
В его взгляде была мука. Он любил меня. Но он был ее сыном. И эта новая, сильная, почти жестокая я пугала его до смерти.
— Я… я не могу, — прошептал он. — Она моя мать.
Я кивнула. Медленно, понимающе. Внутри ничего не дрогнуло. Я все поняла еще в тот день, в отеле.
— Хорошо. Тогда собирайте вещи. Ваши вещи.
Я осталась одна в огромной пустой гостиной. За окном садилось солнце. Я не чувствовала себя победительницей.
Не было ликования или радости. Была лишь оглушающая пустота и холодное осознание, что иногда, чтобы отстоять себя, приходится разрушить все. И что власть, даже справедливая, — это тяжелая ноша. И очень одинокая.
Прошел месяц. Андрей и его мать съехали в тот же вечер. Я больше не видела и не слышала их. Пустота в доме стала привычной. Она больше не оглушала, а превратилась в фон. Я занялась делами.
Деньги дяди нужно было вкладывать, управлять, приумножать. Я с головой ушла в работу, открывая для себя мир, о котором раньше и не подозревала. Мир больших цифр, рискованных сделок и холодных расчетов. Он мне нравился.
Я наняла дизайнера и начала переделывать дом под себя. Старая, тяжелая мебель Тамары Игоревны отправилась на склад.
Стены были выкрашены в светлые, холодные тона. Пространство, свет, воздух — вот что мне было нужно.
Однажды вечером, когда я просматривала отчеты новой инвестиционной компании, раздался звонок. Незнакомый номер.
— Слушаю.
— Алина? — голос был надломленным, едва узнаваемым. Это был Андрей.
Я молчала, давая ему собраться с мыслями.
— Алин, я… Мне нужно с тобой поговорить.
— Говори, — мой тон был ровным, безразличным.
— Мы… мы не можем так больше. Мама… она сводит меня с ума. Мы живем в крошечной съемной квартире. Она каждый день пилит меня. Что я тряпка, что я позволил тебе отобрать у нее дом. Что я должен был заставить тебя…
— Заставить? — я усмехнулась. — Интересно, как?
— Я не знаю! — он почти кричал. — Она невыносима! Она винит меня во всем. Говорит, что я не оправдал ее надежд, что я такой же никчемный, как мой отец…
Я слушала его и не чувствовала ничего. Ни злорадства, ни жалости. Просто констатировала факт: хищник, лишившись своей территории, начал пожирать собственное потомство.
— Андрей, чего ты от меня хочешь?
Он замолчал. Потом тихо, с отчаянием в голосе, произнес:
— Я ошибся, Алин. Я так ошибся. Я должен был выбрать тебя. Я люблю тебя.
Слова, которые я когда-то так хотела услышать. Теперь они звучали фальшиво и жалко. Как последняя ставка в проигранной игре.
— Любишь? — переспросила я. — Ты не меня любишь, Андрей. Ты любишь комфорт. Силу. Стабильность. Раньше все это давала тебе мать. Теперь это могу дать я. Вот и вся твоя любовь.
— Это неправда!
— Правда, — отрезала я. — Ты сделал свой выбор. Живи с ним.
— Я не могу! Алина, я прошу, дай мне шанс. Я все сделаю, что скажешь. Только забери меня отсюда.
И тут я поняла, чего хочу. Это решение созрело мгновенно.
— Хорошо, — сказала я после долгой паузы. — Я дам тебе шанс.
Он недоверчиво выдохнул.
— Правда?
— Да. Я как раз ищу личного водителя и помощника. С проживанием. В домике для персонала, разумеется. Зарплата достойная. Будешь возить меня на встречи, выполнять поручения.
На том конце провода повисло ошеломленное молчание.
— Ты… ты серьезно? — пролепетал он.
— Абсолютно. Это единственное место, которое я могу тебе предложить в своей жизни. Место человека, который работает на меня. Ты ведь сказал, что сделаешь все, что я скажу. Вот и проверим.
Я ждала. Ждала, что он возмутится, оскорбится, бросит трубку. Но он молчал. Слишком долго.
— Я согласен, — наконец прошептал он.
И в этот момент я почувствовала укол чего-то ледяного. Я победила. Окончательно и бесповоротно.
Я не просто вернула себе достоинство — я забрала его у них. Но, слушая униженное согласие человека, которого когда-то любила, я впервые задала себе вопрос: а не стала ли я такой же, как они?
Какой мотоцикл лучше Восход 2 или Минск