— Мамочка, мы так тебя любим! — Алина потянулась через стол и сжала мою руку. Ее ладонь была прохладной, а ногти с идеальным маникюром впились в кожу чуть сильнее, чем того требовала дочерняя нежность.
— Очень любим, — поддакнул Стас, ее брат, лениво ковыряя вилкой салат. — Переживаем за тебя.
Я выдавила улыбку. Переживают они. В последние месяцы их «переживания» стали почти осязаемыми, они заполнили мою квартиру, как удушливый газ.
— Я в порядке, дети. Даже лучше, чем вы думаете.
Алина тут же встрепенулась, ее глаза быстро пробежались по мне, оценивая.
— Это хорошо, мам. Очень хорошо. Просто… мы тут с Олей, — Стас кивнул в сторону своей молчаливой жены, — думали, тебе на даче одной тяжело будет летом. Может, мы там… порядок наведем? Забор подкрасим, газон…
— Я наняла человека, — ровно ответила я. — Он все сделает.
Лицо Стаса на мгновение окаменело. Всего на секунду, но я успела заметить.
— Наняла? — переспросила Алина с плохо скрытым удивлением. — Зачем деньги тратить, мама? Мы бы сами, с радостью. Для тебя же!
Их синхронная забота выглядела отрепетированной. Слишком гладкой. Слишком фальшивой.
Я смотрела на их лица, такие родные и одновременно чужие, и пыталась понять, в какой момент они превратились в хищников, терпеливо ожидающих своего часа.
В итоге дети решили остаться на ночь.
Ночью я пошла на кухню выпить воды. Их голоса доносились из гостевой комнаты, где они решили остаться. Они не кричали, нет. Они спорили — глухо, яростно, как делят добычу.
— Дача должна отойти мне, и точка, — шипела Алина. — Ты сам знаешь, я вложила в тот ремонт больше.
— Какой ремонт? Ты обои переклеила! — голос Стаса был тише, но злее. — А я баню ставил! У меня двое детей, им нужен свежий воздух, а не твои дизайнерские замашки. Да и вообще, я старший.
— Ах, старший он! Когда от армии косил, про старшинство не вспоминал! Мать все равно слушает меня больше. Я ее подготовлю. Пару недель, и она подпишет все, что нужно.
— Ты? — он усмехнулся. — Она не такая дура, как кажется. Тут нужен другой подход. Более… основательный.
Я стояла в темноте коридора, и пол уходил из-под ног. Не было ни боли, ни обиды. Только ледяное, кристально чистое понимание. Они не просто ждут. Они действуют.
Я вернулась в свою комнату. Воды я так и не выпила. Жажда прошла. Вместо нее появилось что-то другое. Холодная, звенящая решимость. Игра началась. И правила в ней буду устанавливать я.
На следующее утро я проснулась с ясной головой. Дети уже уехали. Первым делом я позвонила старому знакомому — юристу по имущественным вопросам. Мы договорились о встрече. А потом я позвонила Алине.
— Доченька, здравствуй. Не могла бы ты заехать? Нужно помочь мне разобрать старые документы.
Ее голос тут же наполнился сахарной заботой.
— Конечно, мамочка! Уже лечу! Что-то случилось?
— Ничего особенного, — ответила я. — Просто пора навести порядок.
Когда Алина приехала, я «случайно» оставила на журнальном столике визитку юриста. Она заметила ее мгновенно. Ее взгляд метнулся от карточки к моему лицу, в нем плескалась смесь тревоги и подозрительности.
— Адвокат? Мам, у тебя проблемы?
— Решаю вопросы, — туманно ответила я, передавая ей стопку старых бумаг. — Помоги мне вот это перебрать.
Весь вечер она была как на иголках. Пыталась завести разговор о даче, о планах на будущее, но я отвечала односложно, заставляя ее нервничать еще больше. Уезжая, она обняла меня слишком сильно.
— Мам, если что-то не так, ты только скажи. Мы же семья.
— Конечно, дочка. Семья — это главное.
На следующий день объявился Стас. Без звонка. Он вошел в квартиру с видом хозяина, который пришел проверить свои владения.
— Мать, что за игры? — начал он без предисловий. — Алинка сказала, ты по юристам пошла. Завещание решила переписать?
— А почему ты так разволновался? — я спокойно посмотрела ему в глаза. — Боишься, что тебе ничего не достанется?
Он побагровел.
— Не говори ерунды! Я о тебе беспокоюсь! В твоем возрасте нельзя принимать поспешных решений. Мало ли какие мошенники вокруг вьются.
— Спасибо за заботу, сынок. Но я еще в своем уме. И прекрасно понимаю, кто мошенник, а кто нет.
Я демонстративно взяла телефон и набрала номер. Стас замер, наблюдая за мной.
— Алло, это благотворительный фонд «Подари надежду»? — громко и четко произнесла я. — Здравствуйте.
Меня зовут Анна Викторовна. Я хотела бы обсудить условия пожертвования… Да, крупного. Речь идет о загородном доме с участком…
Я видела, как исказилось лицо Стаса. Он смотрел на меня так, словно я только что ударила его ножом.
В его глазах была не просто злость. Там был страх. Животный страх потерять то, что он уже считал своим.
— Что ты творишь… — прошептал он, когда я закончила разговор.
— Навожу порядок в своей жизни, — я улыбнулась ему самой милой из своих улыбок. — И в своей собственности. Не переживай, вам с сестрой я тоже кое-что оставлю. Счета за коммунальные услуги, например. Их как раз нужно оплатить.
Он вылетел из квартиры, хлопнув дверью так, что задрожали стены. Я знала, что это только начало. Теперь они не будут шептаться по ночам. Они придут вместе. И это будет уже не игра. Это будет война. И я была к ней готова.
Они пришли через два дня. Вместе. Как я и думала. Вошли, не дожидаясь приглашения, с лицами суровыми и решительными. Маски были сброшены.
— Мама, мы требуем объяснений, — Алина скрестила руки на груди. В ее голосе не было ни капли дочерней любви, только холодный расчет.
— Требуете? — я приподняла бровь. — Интересно.
— Прекрати этот цирк! — рявкнул Стас. — Какой фонд? Ты в своем уме? Мы не позволим тебе разбазаривать семейное имущество!
Я молча смотрела на них. На их искаженные злобой лица. И впервые за долгое время не чувствовала ничего, кроме странного, холодного спокойствия.
— Вы так и не поняли, да? — тихо спросила я. — Дело ведь не в даче.
Они переглянулись.
— А в чем же? — с сарказмом спросила Алина.
— Дело в вас. В вашей любви. Я просто хотела посмотреть, где ее границы. Оказалось, они проходят ровно по кадастровому номеру дачного участка.
Я сделала паузу, давая им осознать сказанное.
— Звонок в фонд был спектаклем. Для вас. Чтобы вы наконец показали свои истинные лица. Спасибо, вы не разочаровали.
— Так значит, ты не отдаешь дачу? — с облегчением выдохнул Стас.
— Нет, — я покачала головой. — Не отдаю. Я ее продала.
В комнате повисла звенящая пустота. Они смотрели на меня, и в их глазах отражалось полное, сокрушительное непонимание.
— Как… продала? — прошептала Алина.
— Очень просто. Позавчера подписала договор. Деньги уже на моем счету. Кстати, покупатели — очень милая молодая пара. Они давно мечтали о таком домике.
— Ты… ты не имела права! — взвизгнула Алина, ее лицо пошло красными пятнами. — Мы бы вложили в нее! Мы бы…
— Вы бы ждали моей смерти, — закончила я за нее. — Споря по ночам, кому она достанется. Я слышала.
Это был последний удар. Они замерли. Пораженные. Униженные.
— Я вырастила вас. Я отдала вам все, что могла. И я имею право прожить остаток своих дней так, как считаю нужным. Без вас.
Я встала и подошла к двери, открывая ее.
— Уходите.
Они смотрели на меня с ненавистью. Той самой, неприкрытой, которую я видела в их глазах, когда они думали, что я не вижу.
— Ты еще пожалеешь об этом! — бросил Стас на прощание.
— Нет, сынок, — ответила я, глядя ему прямо в глаза. — Я уже обо всем пожалела. Давно.
Дверь за ними закрылась. Я осталась одна в своей квартире. Не было ни радости, ни триумфа. Было тихо.
И в этой тишине я наконец-то услышала саму себя. Я не стала свободной. Я просто перестала быть нужной. И это оказалось самым ценным приобретением в моей жизни.
Прошло полгода. Первые недели после их ухода были странными. Я машинально ждала звонка, сообщения, любого проявления их привычного присутствия. Но телефоны молчали.
Они вычеркнули меня из своей жизни так же решительно, как я вычеркнула их из своего завещания.
Деньги от продажи дачи лежали на счету, и я долго не знала, что с ними делать. Они казались платой за отказ от детей, горькой компенсацией. А потом я однажды проснулась и поняла — это не плата. Это билет.
Я купила тур. Не в Турцию или Египет, а на Камчатку. Туда, куда всегда мечтал поехать мой покойный муж, но мы так и не собрались.
Я смотрела на вулканы, на Тихий океан, на медведей, ловящих рыбу. И впервые за много лет я чувствовала не пустоту, а пространство. Пространство для себя.
Вернувшись, я записалась на курсы итальянского языка. В моей группе были студенты, молодые пары и несколько таких же, как я, женщин, решивших начать что-то новое.
Мы смеялись, путая слова, ходили в маленькие итальянские ресторанчики и говорили обо всем на свете, кроме своих детей.
Оказалось, что мир полон людей, которым ты интересна просто так. Не потому, что ты мать или владелец дачи. А просто потому, что ты — это ты.
Однажды в супермаркете я столкнулась с Олей, женой Стаса. Она катила тележку, в которой сидел мой младший внук.
Он подрос. Оля сделала вид, что не заметила меня, и резко свернула в другой ряд.
Но я успела увидеть ее уставшее лицо, потухшие глаза и дешевый пуховик. Их дела, очевидно, шли неважно.
А через неделю мне позвонила дальняя родственница.
— Аня, привет. Ты слышала? Алинка со своим развелась. Говорят, он не выдержал ее вечных претензий.
А Стас влез в какие-то долги, чуть ли не квартиру заложил. Ищут теперь, у кого перехватить.
Она выжидающе замолчала. Я знала, чего она ждет. Что я брошусь спасать, помогать, ведь они же мои дети.
— Жаль их, — ровно ответила я. — Надеюсь, они справятся.
Я повесила трубку. И не почувствовала ничего. Ни злорадства, ни жалости. Их жизнь стала для меня просто новостной сводкой из чужой страны. Они сделали свой выбор, я — свой.
Я не стала счастливее в общепринятом смысле. Счастье — слишком громкое слово. Я стала самодостаточной.
Я научилась засыпать без снотворного и просыпаться без тревоги. Я поняла, что быть нужной — это не обязанность, а роскошь.
И позволить ее себе можно только с теми, кто ценит тебя, а не то, что у тебя есть.
А Михаилу просто не повезло