Свадьба у них планировалась в июне, и Марина уже знала, что этот июнь либо станет началом новой счастливой жизни, либо началом её психотерапии. На календаре было мартовское воскресенье, за окном мокрый снег, а в кухне квартиры Людмилы Константиновны кипела вода и бурлили нервы.
— Марина, — голос будущей свекрови был мягким только с виду, а на самом деле звенел, как струна, которую вот-вот перережут, — давайте уже, учитесь. В семье без этого нельзя. Мужику надо поесть нормально, а не вот эту… как вы там… чечевицу с травой.
Марина, стоя у стола и держа в руках миску с начинкой, сдерживала желание сказать что-то вроде «а мужику ещё мозги нужны, а не только желудок». Вместо этого она вздохнула:
— Людмила Константиновна, я три года мясо не ем. Мне даже запах этот… ну, тяжело. Я же вам предлагала — могу сделать грибные пельмени, вкусно будет, обещаю.
— Грибные пельмени! — фыркнула свекровь, подбрасывая на ладони тесто. — Это уже не пельмени, а издевательство. Мой сын с грибов не наестся. Он же у меня мужик, а не белка.
Егор, который сидел за столом и делал вид, что увлечён телефоном, вмешался неуверенно:
— Мам, ну давай без этого… Марина и так старается.
— Старается? — Людмила Константиновна резко поставила миску на стол. — Старается не быть женой, вот что она старается! У нас в семье женщина всегда кормит мужа. А то, что вы тут придумали, — это всё эти ваши новомодные штучки. Интернет начитались.
Марина сжала пальцы в кулак под столом, чтобы не сорваться.
— Людмила Константиновна, — сказала она ровно, но глаза уже блестели от раздражения, — а у нас с Егором семья будет общая. И кормить мы друг друга будем оба. Я же не требую, чтобы он научился готовить смузи или салат из киноа.
— Это что за кино? — прищурилась свекровь. — Вот, Егор, видишь, с кем связался? Ты будешь голодный ходить, как студент в общаге. И кто потом виноват будет? Правильно — я.
Егор опустил глаза и что-то пробормотал. Марина заметила, что он снова не встал на её сторону — и это кольнуло куда сильнее, чем слова Людмилы Константиновны.
— Хорошо, — Марина поставила миску с мясом обратно. — Раз вы настаиваете, учите без меня. Я пойду, займусь работой.
— Работой! — усмехнулась свекровь, отрезая куски теста. — В семье работа — это кухня, дети и порядок. А бизнес ваш… он вас к добру не приведёт. Женщина должна быть мягкой, а не командиром.
Марина уже сделала шаг к двери, но обернулась:
— Знаете, Людмила Константиновна, вы очень талантливо делаете вид, что заботитесь. Но мне всё время кажется, что вы просто проверяете, на сколько я прогнусь.
— Это не проверка, Марина, — сухо ответила свекровь, — это жизнь. И в жизни мужчина — глава семьи.
— А женщина — что? — прищурилась Марина. — Заместитель? Секретарь по домашним вопросам?
— Женщина — хранительница очага, — с нажимом сказала та, поднимая на неё взгляд.
Марина посмотрела на Егора, и в её голосе появилась сталь:
— А ты, Егор? Ты согласен с мамой? Что я должна готовить мясо, даже если мне противно?
Егор замялся, потом пожал плечами:
— Ну… это же традиция. Может, и правда стоит попробовать? Для меня.
Эти слова ударили так, что в груди стало холодно. Для него. Всё для него. А для неё? Для неё — ничего.
— Понятно, — Марина кивнула и вышла из кухни, хлопнув дверью так, что на полке дрогнула фарфоровая статуэтка собаки.
Вечером разговор продолжился. Егор зашёл к Марине в комнату, держа в руках листок бумаги.
— Слушай, тут мама сказала, что неплохо бы… ну, брачный договор оформить. Чтобы всё было честно.
— Честно? — Марина отложила ноутбук. — Егор, у меня бизнес, квартира в ипотеке, которую я сама тяну. У тебя — машина, купленная на мамины деньги, и… всё. Честно для кого?
— Ну… чтобы у каждого своё было, — пробормотал он, избегая взгляда.
— И чтобы я, если что, осталась ни с чем? — уточнила Марина.
Он промолчал. Марина усмехнулась — горько, но с каким-то странным облегчением. Она вдруг ясно поняла, что июнь у неё будет, возможно, совсем другой. И свадьбы в нём не будет.
Марина проснулась в субботу от звука чайника и… странной тишины. Обычно по утрам Людмила Константиновна включала радио так, что новости про сельхозярмарки в Омской области было слышно даже в ванной. Но сегодня в кухне царил зловещий порядок.
Марина вышла в халате — и сразу поняла, что попала в засаду. За столом сидели Егор и его мать. Перед ними — стопка бумаг и какая-то папка.
— О, проснулась, — холодно улыбнулась свекровь. — Мы тут с Егором решили, что нужно обсудить важные вопросы. До свадьбы.
— До свадьбы? — Марина села напротив, подозрительно глядя на бумаги. — А что это?
— План, — гордо сказала Людмила Константиновна. — План семейной жизни. Чтобы не было недопонимания.
Марина скривилась.
— И кто автор? Я могу догадаться, но вдруг ошибусь.
— Мы с Егором, — сказала та, поправляя очки. — Вот, например, пункт первый: готовка. Ты — завтрак, обед, ужин. По очереди можно, но лучше тебе, ты же дома работаешь.
— Я не дома работаю, — сухо сказала Марина, — у меня офис и команда. Но спасибо, что уже распределили моё время.
— Ну, так ведь женщина должна… — начала Людмила Константиновна.
— Женщина никому ничего не должна, — перебила Марина. — Особенно взрослым мужчинам, которые сами умеют держать ложку.
Егор вмешался, но голос у него был какой-то виноватый:
— Мариш, ну не заводись. Это просто… ну, как договорённость. Чтобы всё чётко было.
— Договорённость? — Марина постучала пальцем по столу. — Договорённость — это когда обе стороны согласны. А тут пахнет… как ваши пельмени.
Людмила Константиновна шумно вздохнула.
— Ладно. Пункт второй. Праздники мы отмечаем у нас. На Новый год — здесь, на Пасху — здесь, дни рождения — тоже здесь. Родственников твоих — по возможности… ну, как получится.
— То есть никогда, — усмехнулась Марина.
— Ну а что? — пожала плечами та. — У нас же дом, место есть. И вообще, к нам ближе.
Она многозначительно посмотрела на Егора. — А твоя мама, Марина, далеко живёт, ей, может, и не нужно таскаться.
Марина почувствовала, как в груди поднимается волна злости.
— Моя мама, Людмила Константиновна, ещё сама решит, куда ей таскаться. И да, у нас с ней отношения хорошие. В отличие от…
Егор поднял руки, будто отмахиваясь от огня.
— Давайте без этого, а? Мы же хотим спокойно всё обсудить.
— Это вы хотите, — бросила Марина, — а я хочу, чтобы в моей жизни не было списка обязанностей, написанного вашей мамой.
Людмила Константиновна резко придвинула к ней лист с заголовком «Брачный договор».
— Вот тут всё просто. У каждого — своё. Если что-то случается, никто никому не должен.
Марина бегло пробежала глазами пункты и почувствовала, как у неё холодеют пальцы.— То есть, если я вкладываюсь в квартиру, которую мы купим, а она оформлена на Егора, — я остаюсь без ничего?
— Ну… да, — честно сказала свекровь. — Это же справедливо.
— Для кого? — Марина подняла брови. — Для вас? Чтобы сынок был в безопасности, а я — как дура, с чем пришла, с тем и ушла?
— Марина, не начинай, — Егор говорил устало. — Это просто формальность. Ты же знаешь, я тебя люблю.
— Любовь — это не бумажка, Егор, — Марина усмехнулась, но голос дрожал. — Любовь — это когда веришь и не думаешь, как бы подстраховаться на случай развода. А вы уже подстраховались.
Днём Марина заперлась в своей комнате, но от кухни доносились обрывки разговоров. Людмила Константиновна, не стесняясь, обсуждала её с кем-то по телефону:
— Да, вот такая… Умная слишком. Все эти их бизнесы… А в доме пользы никакой. Мяса не ест! Егор-то у меня нормальный, просто запутался.
Марина слышала каждое слово, и внутри у неё всё кипело. Она думала, что самое тяжёлое — это влезть в чужую семью. Оказалось, тяжёлое — это не позволить этой семье залезть в твою жизнь с ногами.
Вечером Егор попытался «помириться». Принёс чай и шоколадку.
— Ну что ты, — начал он мягко. — Давай без этих ссор. Мамка просто переживает. Она добрая, на самом деле.
— Добрая? — Марина рассмеялась тихо, но смех вышел острым. — Егор, она ведёт себя, как хозяйка моей жизни. А ты ей поддакиваешь.
— Да что я могу сделать? — он развёл руками. — Она меня растила одна, всё для меня делала. Я ей должен.
— А я тебе — нет? — Марина смотрела прямо в глаза. — Мы даже не расписались, а я уже в списке «обязанных». Знаешь что, Егор? Я не собираюсь жить по вашему плану.
Он молчал. И в этом молчании Марина услышала всё: что он не готов встать на её сторону, что брак для него — это удобно, пока мама одобряет. И что она, похоже, уже приняла решение, хотя ещё не сказала его вслух.
Марина ещё неделю пыталась вести себя спокойно. Делала вид, что слова про брачный договор — просто неудачная шутка, а «план семейной жизни» так и остался на бумаге. Но внутри всё уже было решено: она уйдёт. Вопрос был только в том, как.
Ответ пришёл сам — вечером пятницы. Она зашла в квартиру после работы, и первое, что увидела — Людмила Константиновна с рулеткой в руках меряет стену в зале.
— Что происходит? — Марина положила сумку на пол и прищурилась.
— Да вот, думаю, куда шкаф твой переставить, — бодро ответила свекровь. — Он слишком громоздкий. После свадьбы мы тут всё по-другому сделаем. Мой сервант сюда поставим, а твои вещи… ну, что-то отвезём на дачу.
Марина почувствовала, как сердце ухнуло вниз.
— То есть, мои вещи вы уже распланировали без меня?
— Ну а чего тянуть? — Людмила Константиновна сделала вид, что удивилась. — Дом — это же общее. А твои эти… минимализмы — они для съёмной квартиры. Тут будет по-людски.
Егор появился в дверях кухни, жуя яблоко.
— Мам, ну ты опять… Давай не будем.
— А что «не будем»? — огрызнулась свекровь. — Жениться собрался — значит, готовься, что женщина должна в дом вписаться. А не дом под неё переделывать.
Марина встала напротив них, сложив руки на груди.
— Так, давайте без кружевных фраз. Это мой шкаф, купленный на мои деньги, и стоит он там, где я хочу.
— Марина, ну не начинай, — Егор зашёл в комнату. — Зачем ты так? Мама просто хочет, чтобы уют был.
— Уют? — Марина посмотрела на него с таким выражением, что яблоко в его руках замерло на полпути ко рту. — Это вы называете уютом, когда меня выкидывают из моего же пространства? Или когда пишут мне список обязанностей и считают, что я должна подписать бумагу, лишающую меня всего?
Людмила Константиновна вспыхнула:
— Ты опять про договор? Так это же правильно! Мы же не знаем, что будет через пять лет. Может, ты уйдёшь…
— Может, это вы уйдёте, — перебила Марина резко. — И знаете что? Я вам помогу с этим прямо сейчас.
Она пошла в спальню, вернулась с коробкой, в которую накидала рубашки и джинсы Егора.
— Вот. Возьмите своё и идите к маме. Там уют, пельмени и полное одобрение.
Егор поставил яблоко на стол.
— Марина, ты серьёзно? Это из-за шкафа?
— Нет, — она посмотрела ему прямо в глаза. — Это из-за того, что ты всегда выбираешь маму, а не меня. Из-за того, что для тебя «люблю» — это пока удобно. А когда неудобно — у нас есть договор, план и правила.
Людмила Константиновна шагнула вперёд:
— Девочка, ты не понимаешь, что делаешь. У нормальных женщин семья — это главное.
— А у нормальных мужчин — жена, а не мама на первом месте, — парировала Марина. — И я не девочка. Я женщина, у которой хватило мозгов понять, что в этот брак я пойду только врагом самой себе.
Она протянула Егору обручальное кольцо, которое он подарил два месяца назад.
— Держи. Продай, купи маме новый сервант. Я уверена, он идеально впишется в её уют.
Молчание было таким тяжёлым, что слышно было, как в батарее журчит вода. Марина подняла сумку, прошла мимо них и открыла дверь.
— И, кстати, — обернулась она на пороге, — мои вещи никто никуда не перевезёт. Я их перевезу сама. В место, где меня уважают.
Дверь захлопнулась, и в этот момент Марина впервые за долгое время почувствовала, что дышит полной грудью.
Она шла по улице, в руках — только сумка, в голове — пустота. Но пустота эта была странно тёплой. Не нужно больше воевать за каждый метр пространства, за каждое своё «я». Она знала, что впереди будет тяжело, будет одиноко… но это уже будет её жизнь. И она выбрала её сама.
Конец.
Почему танк Т-60 наголову превосходит «Королевский тигр»