Всё началось с мелочей. Впрочем, разве бывает иначе? Большие проблемы вырастают из маленьких уколов, которые поначалу кажутся несущественными.
Первый раз Лидия Петровна приехала к нам через месяц после свадьбы. Я была счастлива — наконец-то познакомлюсь поближе со свекровью! До этого мы виделись только на свадьбе, где она была подчёркнуто вежлива, но как-то отстранённа.
— Аня, милая, — сказала она, едва переступив порог, — а почему у вас в прихожей такой беспорядок? Куртки висят как попало. У моего Серёжи всегда был идеальный порядок.
Я посмотрела на прихожую. Две куртки на вешалке и пара кроссовок у стены — где беспорядок? Но промолчала, решив, что свекровь просто волнуется при знакомстве с новой обстановкой.
— А что это за запах на кухне? — продолжила она, принюхиваясь. — Ты готовишь мясо? Серёжа не любит жареное мясо, у него слабый желудок. Я всегда готовила ему на пару.
— Мам, я прекрасно ем жареное мясо, — вступился Серёжа, обнимая меня за плечи.
— Ты просто привык, сынок. А вообще-то для желудка вредно. Аня, ты же заботишься о здоровье мужа?
В этот раз я ещё сдержалась. Переделала мясо, приготовила на пару. Накрыла стол, достала лучший сервиз, купила торт, который, как упомянул Серёжа, любит его мама.
Но Лидия Петровна нашла к чему придраться и тут.
— Салфетки надо было брать тканевые, а не бумажные. И торт этот слишком сладкий, мне нельзя. У нас в семье высокий риск диабета. Серёжа разве не говорил?
Серёжа смущённо пожал плечами. Нет, не говорил.
За обедом свекровь принялась рассказывать, как правильно варить суп («не так, как ты, Аня, а сначала обжарить морковь отдельно»), как гладить рубашки («по этим стрелкам видно, что ты не умеешь»), и как вообще вести хозяйство («в моё время женщины всё это знали с детства»).
Серёжа молчал, изредка поддакивая матери. А я улыбалась и думала: ну да, свекровь хочет помочь, поделиться опытом. Это же нормально.
Лидия Петровна стала приезжать каждые две недели. Потом — каждую неделю. Каждый раз она находила что-то новое для критики. То цветы в вазе стоят не там, то книги на полке расставлены неправильно, то я мою посуду не тем средством.
— Аня, а почему у тебя в ванной такие полотенца? Серёжа привык к мягким, махровым. И зубную пасту ему нужно другую — у него чувствительные зубы.
— Аня, зачем ты покупаешь этот хлеб? Серёжа с детства ест только «Дарницкий». И молоко должно быть другой жирности.
— Аня, эти шторы совершенно не подходят к обоям. У меня есть знакомая, она поможет выбрать что-то приличное.
Я терпела. Переделывала. Покупала новые полотенца, другую зубную пасту, правильный хлеб. Меняла шторы. Но Лидия Петровна всё равно находила новые поводы для недовольства.
Хуже всего было то, что она говорила обо мне в третьем лице, словно меня не было в комнате.
— Серёжа, скажи своей жене, что посуду нужно мыть горячей водой. А то микробы останутся.
— Серёжа, твоя жена должна научиться готовить нормальный суп. Этот слишком жидкий.
— Серёжа, объясни ей, что гостей должны встречать в чистом халате, а не в домашней одежде.
А Серёжа кивал и потом вечером осторожно передавал мне мамины «советы»: «Ань, может, и правда стоит мыть посуду водой погорячее? Мама говорит…»
Постепенно я поняла: каждый визит свекрови превращается в экзамен, который я заведомо проваливаю. Что бы я ни делала, как бы ни старалась — всё было не так, не то, не правильно.
— Лидия Петровна, может, не стоит так часто приезжать? — осмелилась я однажды спросить. — Мы только поженились, хотелось бы немного побыть вдвоём…
— Я имею полное право навестить своего сына, когда посчитаю нужным, — отрезала свекровь. — Серёжа — мой единственный ребёнок, и я не позволю никому ограничивать наше общение.
Серёжа промолчал. Как всегда.
А через неделю Лидия Петровна приехала снова. И снова принялась учить меня жизни: как заваривать чай, как складывать бельё, как разговаривать с соседями.
— В моё время невестки уважали свекровей, — вздыхала она. — А сейчас молодые девчонки думают, что им все должны. Серёжа, ты должен воспитывать свою жену.
Тогда-то я и поняла: дело не в моих ошибках или неумении. Дело в том, что Лидия Петровна просто не может отпустить сына. Она хочет продолжать контролировать его жизнь, а я — препятствие на этом пути.
В следующий раз, когда Серёжа сообщил о предстоящем маминой визите, я сказала:
— Прекрасно. А я схожу к подруге.
— Как это? — не понял он. — Мама же едет!
— И что? Пусть едет. Вы прекрасно проведёте время вдвоём.
— Но кто будет готовить? Накрывать на стол?
— А что, ты разучился это делать? Или твоя мама?
Серёжа растерянно молчал. А я собрала сумку и ушла.
Вернулась поздно вечером. Серёжа встретил меня с недовольным лицом.
— Мама была очень расстроена. Она специально приехала, а тебя не было.
— Она приехала к тебе, а не ко мне, — ответила я. — Надеюсь, вы хорошо провели время.
— Аня, ты не понимаешь. Мама старается для нас, хочет помочь…
— Помочь? Серёж, за полгода твоя мама ни разу не сказала мне ни одного доброго слова. Всё, что я делаю — не так. Всё, что я покупаю — не то. Всё, что я готовлю — невкусно. При этом она требует, чтобы я встречала её как дорогую гостью, накрывала стол, развлекала. Это помощь?
— Ну… может, она просто хочет, чтобы всё было хорошо…
— Серёж, а ты хоть раз сказал ей, что я хорошая жена? Что ты доволен тем, как я готовлю, как убираю, как забочусь о тебе?
Он замолчал. И я поняла ответ.
В следующий раз история повторилась.
— Куда ты опять собралась? Мама же должна приехать! — возмущался Серёжа, видя, что я одеваюсь.
— К Наташке. Посидим, поговорим.
— А как же ужин? Мама будет голодная!
— Серёж, тебе тридцать лет. Ты взрослый мужчина. Неужели не можешь накормить собственную мать?
— Но это же… это женские обязанности!
Я остановилась и посмотрела на него. Неужели я два года прожила с этим человеком и не замечала, кто он на самом деле?
— Какие ещё женские обязанности? Готовить для твоей мамы, которая меня терпеть не может?
— Она тебя не… просто у неё характер такой. Она ко всем придирается.
— Серёж, она придирается только ко мне. И ты это прекрасно знаешь.
Он стал красным, но продолжал настаивать:
— Ты моя жена! Мама имеет право рассчитывать на твоё уважение!
— А я имею право рассчитывать на защиту от мужа! Но что-то не припомню, чтобы ты хоть раз заступился за меня.
И я ушла.
Эта война продолжалась месяц. Каждый раз, когда объявлялся визит Лидии Петровны, я исчезала из дома. А Серёжа всё больше злился.
— Аня, так больше продолжаться не может! — заявил он после очередного маминого визита. — Мама в слезах уехала! Она говорит, что ты её ненавидишь!
— А она не ошибается.
— Как ты можешь так говорить?!
— Очень просто. Серёж, твоя мама за два года нашего брака ни разу не назвала меня по имени. Для неё я «твоя жена», «эта девочка» или вообще «она». Она критикует каждый мой шаг, каждое решение. Она требует, чтобы я переделывала весь дом под её вкусы. При этом она ведёт себя так, словно я прислуга, которая должна её обслуживать. И ты в этом её поддерживаешь.
— Я никого не поддерживаю! Просто мама…
— Мама, мама, мама! — взорвалась я. — Серёж, ей шестьдесят два года! Она взрослая женщина, которая прекрасно может о себе позаботиться! Но она предпочитает играть роль капризной принцессы, а ты ей в этом потакаешь!
— Это моя мать!
— А я твоя жена! Или была…
Мы поссорились так сильно, как никогда прежде. Серёжа ушёл к другу, а я села и серьёзно подумала о нашем браке.
Что у нас осталось общего? Он всегда принимал мамину сторону. В любом споре, в любой ситуации. Мои чувства, моё мнение не имели для него значения. Он видел во мне не партнёра, а обслуживающий персонал.
А я два года пыталась стать идеальной женой для идеального сына идеальной матери.
Когда Серёжа вернулся, я сказала:
— Нам нужно серьёзно поговорить.
— Если ты собираешься опять жаловаться на маму…
— Нет. Я собираюсь поговорить о нас. Серёж, скажи честно: ты любишь меня?
— Конечно! Какой странный вопрос!
— Тогда почему ты никогда не защищаешь меня от мамы?
— Аня, ну что ты… мама не нападает на тебя. Она просто… даёт советы.
— Серёж, она говорит, что я плохо готовлю, плохо убираю, плохо одеваюсь, плохо себя веду. При этом она требует, чтобы я её развлекала и обслуживала. И ты считаешь это советами?
— Может, ты слишком остро реагируешь…
И тут я окончательно поняла: он никогда не изменится. Для него мама всегда будет права, а я — истеричкой, которая «остро реагирует».
— Серёж, — сказала я спокойно, — завтра твоя мама снова приезжает?
— Да. И я очень прошу тебя…
— Хорошо. Я буду дома.
Он удивился, но обрадовался.
— Правда? Аня, спасибо! Я знал, что ты поймёшь!
А потом я сказала:
— Серёж, собирай вещи.
— Как это?
— Завтра твоя мама приедет, а тебя здесь не будет. Потому что это моя квартира, и я больше не хочу видеть в ней ни тебя, ни её.
— Аня, что ты говоришь?!
— То, что думаю уже полгода. Ты прекрасный сын для своей мамы. Но никудышный муж для меня. Собирай вещи.
Он пытался спорить, уговаривать, угрожать. Но я была непреклонна. К утру он собрал чемодан и ушёл.
А в два часа дня раздался звонок в дверь.
Лидия Петровна стояла на пороге с огромной сумкой и недовольным лицом.
— Где Серёжа? — спросила она, не поздоровавшись.
— Не знаю. Мы развелись. Вчера он съехал.
— Как это развелись?! — ахнула свекровь.
— А вот так. Заходите, Лидия Петровна. Мне есть что вам сказать.
Она прошла в комнату, озираясь с подозрением.
— Садитесь, — предложила я. — Чай будете?
— Что за спектакль? Где мой сын?
— Ваш сын собрал вещи и уехал. Скорее всего к другу, а потом он вернётся к вам.
— О чём ты говоришь?
— О том, Лидия Петровна, что вы вырастили не мужчину, а маменькиного сынка. Который в тридцать лет не может принять ни одного самостоятельного решения.
Она покраснела.
— Как ты смеешь!
— Очень просто. Это моя квартира, и здесь я говорю то, что думаю. Два года вы превращали мою жизнь в ад. Придирались к каждой мелочи, критиковали каждый мой шаг. При этом требовали, чтобы я встречала вас как королеву.
— Я хотела помочь! Научить тебя!
— Вы хотели показать, кто в доме хозяин. Вы не могли смириться с тем, что ваш сын женился. Поэтому решили сделать из меня прислугу, которая будет обслуживать и вас, и его.
— Это неправда!
— Правда, Лидия Петровна. Вы ни разу за два года не сказали мне спасибо за ужин. Ни разу не похвалили. Ни разу не назвали по имени. Для вас я была «эта девочка» или «твоя жена». И ваш сын это поддерживал.
Свекровь молчала, но глаза её горели злостью.
— А теперь, — продолжила я, — ваш драгоценный сыночек свободен. Можете опять готовить ему еду на пару, гладить рубашки и решать, какие шторы ему повесить. Как раз то, о чём вы мечтали.
— Ты… ты разрушила его жизнь!
— Нет, Лидия Петровна. Я освободила его от неподходящей жены. И себя — от неподходящего мужа. Все довольны.
Она вскочила с дивана.
— Он к тебе вернётся! Ты ещё поплачешь!
— Если вернётся — отправлю обратно. Мне нужен муж, а не ребёнок, которого надо воспитывать.
Лидия Петровна схватила сумку и направилась к двери.
— И запомните, — крикнула я ей вслед, — больше сюда не приезжайте. В следующий раз просто не открою дверь.
Дверь хлопнула. А я села на диван и… рассмеялась. Впервые за два года я чувствовала себя свободной.
Серёжа звонил неделю. Пытался уговорить меня «всё обсудить». Но обсуждать было нечего. Я подала на развод.
А через месяц встретила в магазине нашу общую знакомую.
— Аня! — обрадовалась она. — А я слышала, вы с Серёжей развелись? Он теперь с мамой живёт?
— Да, — улыбнулась я. — Они наконец-то обрели своё счастье.
— А ты не жалеешь?
Я подумала. Жалею ли я о потраченных двух годах? О том, что так долго терпела? О том, что не сразу поняла: нельзя построить семью с человеком, который не видит в тебе личность?
— Нет, — ответила я. — Не жалею. Это был важный урок.
Теперь я знаю: уважение в семье — это не роскошь, а необходимость. И если мужчина не может защитить жену от собственной матери, то он не готов быть мужем.
А Лидия Петровна получила то, чего хотела: безраздельную власть над сыном. Пусть наслаждается.
— Если тебе это так важно, то поезжай сам к своим родителям, а я не собираюсь больше ехать туда, чтобы меня опять оскорбляла твоя мать