Отчим

Сегодня меня уdaрил отчим. Мне кажется, что он и сам этого не ожидал, поэтому не рассчитал силу удара и влoмил со всей мощи.

Я не сумела удержаться на ногах и улетела на диван. Позже я порадовалась, что отчим правша. Если бы он удaрил меня левой рукой, я бы воткнулась головой в шкаф или батарею. И тогда последствия могли бы быть гораздо хуже.

Но даже после мягкого приземления я чувствовала себя отвратительно: в голове гудело и звенело, левая щека онемела, была разбита губа и, что страшнее всего, левое ухо ничего не слышало.

Я с трудом поднялась и села на диван. Ощутив на щеке что-то теплое, провела по ней рукой и поняла, что кровь течет не только из разбитой губы, но и из уха.

Отчим, по-моему, испугался. Он подбежал ко мне, схватил за плечи, но, наткнувшись на мой ненавидящий взгляд, оттолкнул и выругался.

В это время заплакал Егорка, и отчим выскочил из комнаты, бросив мне только одно слово:

— Дрянь!

Я посидела еще несколько минут, потом встала и, держась рукой за стену, пошла в ванную. Умываясь холодной водой, я мысленно повторяла: «Дрянь! Да, я дрянь! Ты еще не знаешь, какая я дрянь!»

Посмотрев в зеркало, я увидела у себя на щеке отпечаток всех пяти пальцев отчима. Никогда не думала, что так может быть. Ухо было красное и припухшее. Во рту чувствовался солоноватый вкус крови. Голова сильно болела. Засунув пальцы в рот, я поняла, что два зуба в верхней челюсти слегка качаются.

Вытерла лицо полотенцем и вернулась в свою комнату. Можно, конечно, было взять в холодильнике лед, тогда следы удара завтра были бы не такими явными. Но я не стала этого делать.

Своего отца я помню плохо. Это для взрослых восемь лет — срок небольшой, а для меня — почти половина всей жизни.

Отец был судовым механиком, и часто его не бывало дома по два-три месяца. А когда он приезжал, можно было целую неделю не ходить в детский сад, зато он обязательно водил меня в парк аттракционов или в цирк на новое представление. С ним всегда было весело.

Мы жили тогда в трехкомнатной квартире вместе с его родителями —

бабушкой Верой и дедушкой Колей. А бабушка Рая – мамина мама — всегда ворчала на папу, что он со своей зарплатой мог бы купить для семьи отдельную квартиру. Папа отвечал, что на квартиру он еще заработает, и из каждого рейса привозил нам подарки.

И вот в тот год, когда я должна была пойти во второй класс, папа пропал. Они встали на разгрузку в иностранном порту, и часть команды отпустили на берег. Обратно на судно папа не вернулся.

Все надеялись, что он просто опоздал и скоро даст о себе знать. Пароходство связывалось с российским посольством в той стране, его искали – все безрезультатно.

Решили, что папа остался там сознательно и не хочет, чтобы его нашли. Через полгода дедушка Коля умер, а мы с мамой переехали жить к ее родителям.

Мама ждала отца два года, потом подала на развод. А когда я заканчивала четвертый класс, она вышла замуж за Виктора.

Мы снова переехали, только уже в трехкомнатную квартиру отчима. У меня в жизни мало что поменялось. Разве что в школу надо было ездить на автобусе – две остановки, зато на бальные танцы и на английский ходить стало ближе. А еще мне очень нравилось, что у меня теперь есть отдельная комната.

Отчим относился ко мне нормально. Вернее сказать, никак. В первый же день, когда мы переехали, он озвучил правила: я должна была сама поддерживать порядок в своей комнате, после еды ставить очищенную тарелку в посудомойку и каждый вечер мыть свою обувь.

Обязанности показались мне необременительными, я и раньше помогала маме и бабушке по хозяйству, поэтому причин для конфликтов не было.

Тем более, что в будние дни у меня был очень плотный график: возвратившись из школы, я обедала, потом делала уроки, а в половину шестого уходила – три раза в неделю на бальные танцы, два – к репетитору по английскому языку.

Возвращалась после восьми, когда мама и отчим были уже дома. Мы ужинали, и я шла к себе в комнату доделывать уроки или смотреть телевизор. В половину одиннадцатого ложилась спать.

В выходные дни и каникулы я старалась поменьше бывать дома. Иногда просто гуляла с подружками, в другие дни тайком ездила к бабушке Вере.

Тайком, потому что общение с ней в семье не приветствовалось – она же была матерью человека, который бросил нас «в погоне за сладкой жизнью».

Невысокая, худенькая, бабушка Вера была легка на подъем, и мы с ней часто отправлялись зимой на каток, летом – в парк. Причем на коньках или на самокате она рассекала ничуть не хуже меня. Никто не давал ей ее шестидесяти пяти лет.

Чтобы о наших «хулиганствах» не узнала мама, я пару раз звонила домой, сообщая, что со мной все хорошо, а иногда присылала фото «я на катке» или «я в парке».

Два раза в месяц я общалась с бабушкой Верой «официально». Тогда мы проводили вместе целый день. Она считала, что ребенок должен не только развлекаться, но и «образовываться», и заранее планировала каждый такой день:

– Сейчас мы едем в Сокольники. Будем кататься на каруселях. Потом пообедаем в кафе. Вернемся домой, переоденемся и вечером пойдем в ТЮЗ. Удивительно, но там иногда ставят спектакли, которые можно показывать детям.

Бабушка говорила, что ходить в театр в джинсах и растянутых свитерах неприлично. Поэтому купила мне красивое синее платье и связала для него белый кружевной воротничок. Это платье так и называлось – «театральное» и висело у нее в шкафу.

Однажды мама, вернувшись с родительского собрания, сказала, что хочет со мной поговорить.

– Знаешь, Арина, – начала она. Я всегда считала тебя правдивой девочкой. Но сегодня из-за тебя чуть не попала в неловкую ситуацию. Ирина Владимировна, рассказывала об экскурсии в музей, куда она хочет вас отвести, и посетовала, что, к сожалению, не все могут водить детей по музеям, как родители Арины Алексеевой – девочка ежемесячно посещает два-три музея или выставки.

Я хотела ей ответить, но она продолжила:

– Многие мамы твоих одноклассников обернулись ко мне и стали спрашивать, как я успеваю. А я не знала, что им ответить. Пришлось просто пожать плечами и улыбнуться. Я могла, конечно, сказать, что это все твои фантазии, но тогда я бы поставила тебя в неудобное положение перед одноклассниками и учителем. Давай в будущем обойдемся без вранья.

– Мам, я хожу в музеи, на выставки и в театры с бабушкой Верой. Мы были с ней и в музее Васнецова, и в Оружейной палате, и в Третьяковской галерее, и в других. В прошлый раз мы ездили в Измайлово. А в Дарвиновском музее, куда класс собирается, я еще в прошлом году была. Хочешь, я покажу фотографии?

– А почему ты мне никогда об этом не рассказывала?

– Так ты не спрашивала.

Это был, пожалуй, один из самых длинных разговоров с мамой с тех пор, как мы переехали к Виктору. Он тоже особо не рвался со мною беседовать.

Если отчим за столом передавал мне хлеб или ставил передо мной чашку с чаем, я говорила:

– Спасибо, дядя Витя.

Он отвечал:

– Пожалуйста.

Вечером, после разговора о музеях, я услышала, как мама на кухне тихо спрашивала отчима:

– Может, в воскресенье сходим куда-нибудь втроем? Хотя бы в цирк? Арина в последний раз была в цирке лет в семь.

–Лиза, ты знаешь, сколько стоят билеты в цирк? Открой сайт цирка на Цветном бульваре: если сидеть на самом верху за спиной оркестра, то на троих выйдет четыре с половиной тысячи, а если в центре, то все 12 – 15. Я денег не печатаю. Водит бабка ее по музеям, и хватит.

А мы с бабушкой только две недели назад ходили в цирк. И сидели в самом центре в шестом ряду. Оказывается, бабушка тратит на билеты в театры, музеи много денег. А ведь пенсия у нее небольшая– она всю жизнь проработала обычным участковым терапевтом.

Виктор, судя по всему, тратиться на меня не готов – сделала я вывод, но не сильно расстроилась. А напрасно.

Еще пару лет мы прожили в таком же режиме: я училась, встречалась с бабушкой Верой, на лето меня отправляли на дачу с дедушкой и бабушкой с маминой стороны.

За эти два года произошло только одно изменение: родился Егорка – мой младший брат. Мама и Виктор сосредоточились на малыше, мне внимания стали уделять еще меньше. Но я особо не расстраивалась. Мы жили будто в параллельных мирах, встречаясь фактически только вечерами за ужином. Взрослые обсуждали свои вопросы, а я старалась побыстрее поесть и уйти к себе.

У моей соседки по парте тоже недавно родилась сестренка, и Олеся жаловалась, что девочка мешает ей спать, часто плачет, а ее, как старшую сестру, заставляют присматривать за малышкой, развлекать ее, гулять с коляской.

Наш Егорушка был очень спокойный, мама справлялась с ним сама. Иногда она могла попросить меня присмотреть за братом, пока она примет душ или приготовит ему молочную смесь. Я сидела рядом с Егоркой, смотрела, как он машет у себя перед лицом маленькими ручками, а если братик начинал хныкать, трясла перед ним погремушкой.

Так и жили.

Но однажды, когда Егору исполнилось три месяца, в доме неожиданно разразился скандал.

У меня в этот день было отличное настроение: мама наконец купила мне новое рейтинговое платье для бальных танцев. И хотя оно было не совсем новое – мама купила его у девочки из старшей группы нашего клуба – я не могла на него налюбоваться.

Это было платье бренда «Gala-Вальс», с нижней юбкой, сшитое из материала стрейч гипюр, нежно-зеленого цвета, с юбкой «солнце», отделанной по подолу регилином, отчего она лежала упругими волнами.

Именно оно и послужило яблоком раздора.

Дело в том, что у мамы была банковская карта – дубль карты Виктора, и когда он увидел, что с его карты переведены две с половиной тысячи на карту незнакомого ему человека, он не понял, что произошло. С этим вопросом отчим и обратился к маме.

Разобравшись в ситуации, Виктор пришел в бешенство.

– С чего ты взяла, что я буду оплачивать развлечения твоей дочери? Пока ты работала, я не указывал тебе, как ты должна тратить твою зарплату. Танцы, так танцы, репетиторы – пожалуйста. Но сейчас ты не работаешь, семью содержу я, а ты распоряжаешься деньгами, даже не посоветовавшись со мной!

Послышался голос мамы:

–Виктор, но девочке ведь надо развиваться! Тренер очень хвалит ее, на следующей неделе у них соревнования. И английский – это тоже важно!

– Пожалуйста, пусть развивается, но не за мой счет! Ее отец свалил из страны в поисках лучшей жизни, а я должен заботиться об абсолютно чужом мне ребенке? Когда мы поженились, я был готов к тому, что буду содержать твою дочь от предыдущего брака, но всему же есть границы! У нее отдельная комната, я ее кормлю, одеваю, если заболеет, я покупаю лекарства, но все, что сверх этого, – извини. Ее отец не платит алиментов, ты сейчас не работаешь. Обратись к своим родителям, может, они смогут оплачивать все ваши хотелки.

– Ты же знаешь, что им это не по силам! Они и так помогают: каждое лето забирают Арину на дачу на все три месяца.

– А раз не по силам, дорогая Лиза, значит, без этого можно обойтись. Миллионы детей в нашей стране прекрасно развиваются без репетиторов и бальных танцев. Как ты платишь репетитору?

– За каждое занятие по факту. Перевожу на карту тысячу рублей, это очень дешево.

– Тысячу рублей за одно занятие? Прямо сегодня позвони и откажись от занятий, если, конечно, твои родители не согласятся их оплачивать. На меня не рассчитывай. А танцы?

– Плачу один раз в месяц. Февраль уже оплачен.

– Хорошо, пусть этот месяц доходит. Платье продай. Даю тебе на это две недели. Деньги вернешь мне.

– Витя, у девочки через неделю соревнования, мы не можем просто так отказаться, у нее же есть партнер. Мы подведем людей.

– Я сказал: февраль пусть доходит, сегодня двенадцатое февраля, успеет посоревноваться.

– Но для участия в турнире надо оплатить регистрационный сбор и хотя бы четыре – пять индивидуальных тренировок, — голос мамы звучал умоляюще.

– И сколько нужно денег?

– Тысяч шесть, тихо ответила мама.

– Это без меня. Кстати, верни мне, пожалуйста, карту. Ты лишилась моего доверия. Теперь пиши список, какие нужны продукты или еще что. Я буду покупать сам или заказывать доставку на дом.

– Но ведь мы не нуждаемся, Виктор, и у тебя есть эти деньги!

– Да, ты права, дорогая, они у меня есть. У меня! И я хочу тратить их на свою семью, на своего ребенка. Кстати, ты говорила, что Егору нужен комбинезон на весну. В воскресенье поедем и купим. Я с удовольствием оплачу тот, который ты выберешь. Если тебе что-то нужно, скажи. Но у Арины будет только необходимый минимум.

В это день я к ужину не вышла, хотя мама несколько раз звала меня. Мне казалось, что под взглядом отчима я не смогу проглотить ни одного куска. Даже при мысли о нем у меня сжималось горло.

Вечером, искупав и уложив Егора, мама зашла ко мне в комнату.

– Ариша, у меня сейчас нет денег, а Виктор, действительно, не обязан. Подожди, я выйду на работу, и ты сможешь вернуться к занятиям.

–Мама, ты выйдешь на работу через три года! Мне будет почти четырнадцать лет! Кому я буду тогда нужна? Никита к тому времени сможет стать чемпионом Москвы! Только с какой-нибудь другой партнершей, не со мной!

Я провела неспокойную ночь, но приняла несколько важных решений. Не всегда же я буду маленькой девочкой, которую никто не может защитить!

На следующий день я, как обычно, пришла из школы, пообедала, сделала уроки и поняла, что идти мне сегодня некуда – мама уже позвонила Евгении Николаевне и отменила занятия.

Конечно, миллионы детей не изучают английский, даже когда их заставляют, потому что им это не нужно. А мне было очень нужно, потому что я решила, что, как только мне исполнится восемнадцать лет, поеду в город Саутгемптон в графстве Хэмпшир и обязательно найду там папу.

Я достала из ящика стола коробку из-под конфет, которая служила мне копилкой, и пересчитала свою наличность. Тысяча пятьсот двадцать семь рублей. Взяв тысячу, я отправилась к репетитору.

Евгения Николаевна, открыв дверь, очень удивилась:

– Арина, здравствуй! Я тебя не ждала. Вчера твоя мама отказалась от моих услуг. Правда, я не поняла, почему.

– Я сейчас все расскажу и сегодняшнее занятие оплачу наличными.

И показала ей зажатые в кулаке купюры.

Пройдя в комнату, я села на обычное место и сказала:

– Отчим отказался оплачивать мои занятия и маме запретил. Но я хочу изучать английский и буду заниматься сама. А к вам я сегодня пришла, чтобы вы мне посоветовали, какие учебники лучше взять или, может, в интернете на сайтах есть бесплатные материалы.

– А у тебя хватит терпения? – спросила Евгения Николаевна. – Ведь это очень трудно – каждый день заставлять себя заниматься.

– Хватит, у меня есть цель. И времени теперь тоже много.

Евгения Николаевна объяснила мне, в какой последовательности изучать темы, показала несколько сайтов, где можно бесплатно взять материалы, на одном из них зарегистрировала меня, отправила мне на почту электронные пособия. И даже подарила учебник:

– Это Бонк. У меня есть новое издание этой книги. И еще: если тебе что-нибудь будет непонятно, ты звони, я тебе обязательно помогу.

Евгения Николаевна тепло попрощалась со мной и наотрез отказалась брать плату за урок:

–Лучше купи себе на эти деньги книгу английского писателя в оригинале и каждый день читай хотя бы по две-три страницы.

Я последовала ее совету и на следующий день купила не одну, а две книжки: «Джейн Эйр» Шарлотты Бронте и сборник рассказов Эрнеста Хемингуэя.

Спрятав глубоко внутри обиду на маму, еще глубже закопав в душе ненависть к отчиму, я приготовилась жить дальше.

Но это были еще не все мои неприятности.

Мама позвонила Инне Леонидовне, нашему тренеру, и сказала, что после турнира я больше не буду заниматься и что индивидуальные занятия она оплатить не сможет.

Инна Леонидовна все же провела со мной и Никитой три дополнительных урока. Правда, я не поняла, она просто не взяла с меня плату или эти занятия оплатили родители моего партнера.

На регистрационный сбор мама попросила денег у бабушки Раи, прическу в день соревнований сделала мне сама.

Мама не смогла пойти со мной – не с кем было оставить Егора, поэтому я поехала во Дворец культуры, где проходил турнир, одна. Но лучше бы я туда не доехала, лучше бы я провалилась в канализационный люк и сломала себе ноги!

Такого позора я еще не переживала!

Оказавшись на танцполе, я поняла, что это мое последнее выступление, что я никогда больше не испытаю этой радости – лететь под музыку, как бабочка, едва касаясь земли. Когда зазвучала музыка, я будто остолбенела. Никита толкнул меня, мы начали двигаться, но этот танец уже ничто не могло спасти: я путала движения, не попадала в такт, несколько раз наступила на ногу партнеру.

Когда мы уже одевались, чтобы идти домой, я услышала голос мамы своего партнера:

–Никита, ты взял результаты в комиссии? Надо ведь будет вклеить в книжку.

– Мама, какие результаты? Я рассчитывал минимум на третье место, а мы не вошли даже в двадцатку! Зачем мне такие результаты?!

Он повернулся ко мне и зло бросил:

–Правильно сделал твой отчим! Таким коровам нечего делать на танцполе!

Я хотела ему ответить, но слова словно застряли в горле. У меня началась истерика. Я рыдала не могла остановиться.

Кто-то принес воды, но я не смогла сделать ни одного глотка. Инна Леонидовна попросила всех отойти, села рядом со мной, прижала меня к себе и качала, как маленького ребенка, пока я не успокоилась.

Ее розовая кофточка была в черных и красных пятнах от моего грима. Потом она вытерла мне лицо влажной салфеткой и предложила:

– Пойдем, я тебя домой отвезу.

Всю дорогу мы ехали молча. Остановив машину у моего дома, Инна Леонидовна сказала:

– Ты так сильно не переживай, если хочешь танцевать, то обязательно будешь. А турниры вовсе не обязательны.

Дома я положила платье в чехле на кресло в зале – мне не хотелось даже заносить его в свою комнату. На мамин вопрос, как прошел турнир, ответила, что нормально, и пошла в ванную.

Я стояла под душем, и струи воды словно смывали с меня все те горести, которые произошли со мной за последние две недели. Но боль не ушла. Ближе к вечеру она дала знать о себе высокой температурой.

У меня не было ни насморка, ни кашля, ничего не болело, но ртутный столбик будто застрял на цифре сорок и не опускался даже после двух таблеток.

Мама вызвала скорую, а пока ждали врачей, обтирала мне лицо полотенцем, смоченным холодной водой.

Врач тоже ничего не понимала: долго слушала и простукивала меня, но объяснить, что со мной, не могла. Я просто висела на руках у мамы, как тряпичная кукла. Наконец врач сделала мне укол и, посидев некоторое время, чтобы убедиться, что лекарство подействовало, уехала, велев обязательно утром вызвать участкового.

Я задремала, но сквозь сон слышала, как по квартире кто-то ходил, потом стукнула дверь, и все затихло. В комнату вошла мама.

Оказалось, что Виктор, опасаясь, что Егорка от меня заразится, вызвал свою мать, и они, собрав необходимые вещи, все вместе уехали в квартиру его родителей. А мама осталась со мной. Она несколько раз разговаривала по телефону: с Виктором и еще с кем-то другим, потому что подробно рассказывала о том, как я себя чувствую.

Утром я проснулась от сильной головной боли. Температура немного спала, но все еще была высокой – тридцать восемь и пять. Мама сказала, что она вызвала врача, но, когда он придет, неизвестно. В регистратуре сообщили, что в течение дня. А ей надо ехать к Егорке, потому что Виктор ушел на работу, а его родители одни с ребенком не справятся. Но ко мне сейчас приедет бабушка Вера. Мама, оказывается, еще вчера ей позвонила.

Целый день вдвоем с бабушкой Верой! Какое счастье! У меня даже голова перестала болеть.

Как только она появилась на пороге квартиры, мама уехала к Егорке, а бабушка стала кормить меня моими любимыми пирожками с яблоками и корицей. Она специально испекла их для меня.

Пока мы ждали врача, я рассказала обо всех своих несчастьях: и о платье, и об английском, и о своем позоре на турнире.

Бабушка слушала меня внимательно и вытирала слезы, которые лились у меня из глаз. Когда я закончила, она сказала:

– Ариша, а теперь давай мы все твои неприятности выметем за дверь. Представь себе тяжелую стальную дверь. Представила? А теперь представь, что мы с тобой вдвоем все неприятности выметаем. Высоко понимаем веники и метем. А потом дверь закрываем. Все. Нет их! Стало легче?

– Да, кажется, стало.

– Ну, а теперь скажи мне, ты учительнице своей обещала, что будешь сама заниматься английским. Точно будешь?

–Конечно, буду! Я уже начала. В книжке «Джейн Эйр» за неделю двенадцать страниц на английском прочитала. Я бы и быстрее могла, но пока приходится часто в словарь заглядывать. Вначале я даже два раза в русский текст подсмотрела, чтобы понять, что написано, но сейчас уже лучше.

В этот момент в дверь позвонили, и бабушка пошла открывать. Это пришла Наталья Борисовна – наш участковый врач. Оказалось, что они с бабушкой давно знакомы, и после того, как Наталья Борисовна осмотрела меня, они так долго разговаривали на кухне, что я задремала и не слышала, когда ушла врач.

Спала я, наверное, недолго, потому что, когда проснулась, до меня донесся голос бабушки, которая говорила по телефону с мамой:

– Лиза, я понимаю, что тебе трудно с малышом. Но не забывай, что у тебя двое детей. Ариша тоже нуждается в твоем внимании и любви.

Что отвечала ей мама, слышно не было. Бабушка продолжала:

– Ребенку нельзя жить в постоянном стрессе и подавлять негативные эмоции. Это может привести к невротическому расстройству. Ты этого хочешь? Вы разом лишили ее всех любимых занятий и увлечений. А что ты ей предложила взамен? Больше гулять? А ты уверена, что тебе понравится компания, в которой твоя дочь будет проводить время?

Бабушка снова замолчала, слушая маму, а потом закончила разговор:

– Знаешь, Лиза, есть такая поговорка: «Не ручайся даже за печку». В общем так: врач дала Арине освобождение на неделю, и это время она поживет у меня. Думаю, твой муж не расстроится. Мы возьмем учебники и ноутбук, чтобы Ариша могла заниматься и выполнять домашние задания. Сейчас я вызову такси, и мы уедем. Конечно, ты можешь звонить.

Я не поверила своему счастью: всю неделю я буду жить у бабушки Веры! Мы будем с ней гулять, а вечерами печь пирожки или блины и смотреть по телевизору комедии.

Однако счастливая неделя пролетела быстро, и снова началась скучная, обыденная жизнь.

Незаметно подошло лето, и я отправилась на дачу с бабушкой Раей и дедом Сашей. Кроме обычных летних занятий – речка, ягоды, сенокос, я каждый день по два часа занималась английским. «Джейн Эйр» я уже закончила и сейчас читала рассказы Хемингуэя. Дело шло лучше, язык этого писателя был легче, но иногда встречались американизмы – обороты, которые я не могла понять. Я их помечала, чтобы позже вернуться и разобраться.

В доме бабушки Раи интернета не было, поэтому иногда я напрашивалась к Маринке. Она с младшим братом тоже все лето проводила в дачном поселке, и ее родители провели в дом интернет. Здесь я разбирала все непонятное в рассказах.

Маринка была моей ровесницей, она очень удивлялась тому, что я летом добровольно занимаюсь английским.

– А я, как только лето наступает, всех репетиторов по боку. Нужно же когда-то отдыхать. Родители пытались заставить ходить на занятия, пока мы в Москве, но я не согласилась. Каникулы, так каникулы.

Мне не хотелось посвящать Маринку в проблемы нашей семьи, поэтому я просто объяснила, что читать летом оригинальные тексты мне посоветовал репетитор. Я занималась каждый день, как и обещала Евгении Николаевне, но понимала, что это не заменит ее уроков. Мне так их не хватало!

А еще мне не хватало бесед с бабушкой Верой, хотя мы с ней часто разговаривали по телефону.

Дед и бабушка Рая, конечно, любили меня. Дед сделал мне во дворе качели, учил кататься на велосипеде, брал с собой в лес за грибами, иногда даже на рыбалку.

Бабушка Рая старалась повкуснее накормить, мы вместе с ней собирали в саду малину и черную смородину, а потом варили варенье. Она могла напечь блинов и позвать всю мою деревенскую компанию. Пять-шесть девчонок и мальчишек сидели вокруг стола и ели блины, макая их в пенку, снятую со свежесваренного варенья, а она подливала нам чай и с удовольствием смотрела, как исчезает со стола стопка блинов.

Было только одно «но»: баба Рая считала Виктора идеальным мужем для своей дочери и отличным отчимом для меня. И квартира у него большая, и семью содержит – Лиза может спокойно сидеть в декрете все три года и не рваться на работу. Ей нравилось даже то, что мама не ходит сама по магазинам, а все продукты ей привозят домой. «Живет, как барыня», – говорила баба Рая своей соседке. И при этом всегда добавляла: «Не то что с первым мужем – Ромкой – тот усвистит на три месяца в море, а жена, как соломенная вдова, все сама да сама. А он денег заработает да на подарки все и потратит. Нет бы на квартиру отложить».

Понятно, что мне такие разговоры не нравились.

Лето заканчивалось, через неделю дед должен был отвезти меня в город – пора было готовиться к учебному году.

И вот вечером, накануне отъезда, мне позвонила бабушка Вера и сообщила, что у нее есть для меня новость. И как я не выпытывала, она ничего не сказала:

– Я приду к вам утром в понедельник, и ты все узнаешь.
В понедельник я проснулась рано, но, чтобы лишний раз не сталкиваться с отчимом, не выходила из своей комнаты, пока он не ушел на работу.

Мама сказала, что бабушка придет в одиннадцать часов, и посоветовала мне заняться чем-то полезным, но у меня все валилось из рук, и я за три часа вся извелась, постоянно поглядывая то на часы, то в окно.

Наконец, бабушка пришла. Она была серьезная и печальная, я сразу поняла, что новости у нее невеселые.

От чая она отказалась и начала свой рассказ:

– Три недели назад мне позвонили из пароходства, где работал Рома, и сообщили, что для меня есть сведения о сыне. На следующий день пришел помощник капитана с того судна, на котором ходил Роман.

Бабушка на минуту замолчала, видно было, что говорить ей тяжело:

– Оказалось, что при ремонте старого здания возле порта Саутгемптон строители нашли останки нескольких человек. Как потом выяснилось, все они были иностранными моряками и стали жертвами местной банды. По документам, которые нашли тут же, восстановили личности этих людей. Один из них – мой сын – Роман. Он погиб почти сразу, как покинул судно.

Бабушка помолчала, потом продолжила:

– Сначала с помощью экспертизы ДНК провели опознание, потом долго оформляли документы и ждали разрешения на транспортировку тела. Пароходство взяло на себя все расходы, документы оформлял их адвокат. Три дня назад я похоронила Рому рядом с его отцом.

Я всхлипнула, бабушка посмотрела на меня:

– Не плачь, Ариша. Все это очень горько, но годы неизвестности были гораздо хуже.

Потом она вытащила из сумки папку с документами и подала ее маме:

– Вот, Лиза, здесь все, что нужно, чтобы оформить Арине пенсию по потере кормильца. Надо еще ее свидетельство о рождении, твой паспорт и еще какие-то документы – тут список есть. Я узнала: с московской доплатой будет больше десяти тысяч. Я думаю, что из этих денег будет справедливо выделить сумму на оплату репетитора по английскому для девочки. Остальное тратьте по своему усмотрению. И еще. По закону выплатят пенсию за предыдущий год. Там будет больше ста двадцати тысяч. Арине еще нет четырнадцати, поэтому только ты можешь открыть на ее имя счет и положить всю сумму. Эти деньги пригодятся ей на учебу.

– Вера Петровна, насчет денег я посоветуюсь с мужем, – ответила мама.

– Вот это лишнее. Ежемесячной пенсии вам будет вполне достаточно. А о счете на имя Арины ему знать вовсе ни к чему. Иначе девочка этих денег не увидит. Пусть ей хоть что-нибудь от отца достанется.

Мама сделала все так, как сказала бабушка Вера, правда, утаить от Виктора не смогла. Как я сейчас понимаю, она боялась, что, если он случайно узнает сам, скандал будет еще больше.

Скандал, конечно, был, и то, как отразятся на мне его результаты, я узнала только через неделю.

Мама вечером сказала мне, что с завтрашнего дня мне на школьную карточку больше не будут переводиться деньги для столовой, потому что я буду есть в школе бесплатно: заявление и все необходимые документы она передала моей классной – Ирине Владимировне.

– Вот последняя справка, отдай учительнице.

Я, конечно, очень удивилась: Виктор зарабатывал прилично, и наша семья никак не могла считаться малообеспеченной. Но взглянув на справку о доходах, которую представил Виктор, я поняла, что для того, чтобы сэкономить на мне, он готов был пойти даже на подлог.

– Мама, но это же нечестно. А если узнают, что справка поддельная? Он ведь ее сам написал.

– Справка нормальная. Просто Виктор с партнером вложили много денег в дело, и теперь не могут брать себе большие зарплаты.

Да, теперь я уже не смогу на перемене купить себе салат или булочку с чаем и буду давиться пшенной кашей или остывшими макаронами с сосиской. Считается, что это горячий завтрак, и каша действительно горячая, когда ее кладут в тарелки, но это делают минут за пятнадцать до звонка с урока, а когда ребята приходят, все уже остывает.

А еще я стеснялась садиться за стол с бесплатными завтраками. Особенно после того, как мой бывший партнер по танцам – Никита – съязвил:

– Что, уже лопаешь бесплатную кашу? Смотри, аккуратней, а то разнесет на дармовщине!

Это было так обидно, что я даже не сообразила, что ему ответить. Я знала, что он теперь танцует с Владиславой Покровской и они уже участвовали в первенстве Москвы.

Но зато теперь каждый четверг я занималась английским с Евгенией Николаевной. Оплачивать два занятия в неделю Виктор не разрешил, но я была рада и этому. Кстати, Евгения Николаевна похвалила меня за то, что я хорошо продвинулась в устной речи, а вот грамматику, сказала она, надо будет подтянуть.

Наступила весна, учебный год заканчивался. Как-то во время майских праздников мы с бабушкой решили отправиться на Красную площадь, а оттуда дойти до парка «Зарядье».

Когда мы проходили мимо собора Василия Блаженного, нас остановил пожилой мужчина, иностранец. Он протянул нам камеру и жестами попросил сфотографировать их с женой на фоне собора. Я спросила, как их лучше снимать – вертикально, чтобы весь собор попал в кадр, или горизонтально. Он обрадовался, что со мной можно говорить по-английски и ответил, что лучше сделать несколько разных кадров.

Потом мужчина поинтересовался, чем знамениты Минин и Пожарский, памятник которым они только что видели. Эту историю я знала хорошо, и, хотя говорила немного медленно, они все поняли. Затем я показала им ворота, через которые можно войти в Кремль, и посоветовала обязательно посетить Успенский собор и, если получится, Оружейную палату.

Когда мы продолжили свой путь, бабушка сказала:

– Не знаю, какие у тебя проблемы с грамматикой, но общаться на языке ты вполне можешь.

– У меня уже нет проблем с грамматикой, – рассмеялась я. – Ну, может быть, совсем небольшие, год занятий с Евгенией Николаевной не прошел даром.

Я родилась первого июня, в день защиты детей. Утром мама поздравила меня, поцеловала в макушку, а так как дома мой день рождения уже давно не отмечали, я заранее договорилась, что проведу его с бабушкой Верой.

Примерив спортивный костюм – подарок от бабушки Раи (она всегда дарила что-нибудь нужное), я быстро позавтракала и выскочила из дома. Настроение было чудесное, мы планировали посмотреть праздничные концерт на открытой сцене в парке, потом пообедать в кафе, а после обеда отправиться на речную прогулку на катере от причала «Воробьевы горы» до причала «Китай-Город».

Концерт был, что называется, «сборный»: артисты пели, читали стихи, выступил народный хор, гимнасты. В самом конце на сцену вышли танцоры из молодежной студии «Открытие». Под быструю ритмичную музыку они, казалось, летали по сцене. Я, как завороженная, смотрела на этот танец и не могла оторвать глаз.

Бабушка заметила мое состояние и спросила, хотела бы я так танцевать?

– Конечно, хотела, но что толку говорить о том, чего никогда не будет?

– А вон, смотри, они костюмы в «Газель» грузят. Подойдем к руководителю, спросим.

И бабушка почти силой поволокла меня к машине.

– Здравствуйте, вот внучка танцами занималась. Интересуется, нельзя ли в ваш коллектив поступить?

Женщина окинула меня взглядом:

– А где занималась? Долго?

– Бальными танцами пять лет у Соболевой Инны Леонидовны. Три года перерыв, – ответила я.

– У нас две девочки уходят: одна уезжает, другая замуж выходит. Приходи завтра в двенадцать по этому адресу, посмотрю, как ты двигаешься. С собой – футболку, шорты и чешки или чистые кроссовки. Спросишь на вахте Анну Геннадьевну – это я. А тебя как зовут?

– Арина.

– До завтра, Арина.

Я держала в руках визитку и не верила своему счастью: неужели это возможно?

– Бабушка, мы не спросили, сколько стоят занятия. А вдруг дорого? Мама вряд ли даст денег.

– Не переживай, в крайнем случае, платить буду я. А вообще-то, у меня есть одна неплохая идея.

– Какая идея, бабуль?

– Скажу, если получится.

– Бабушка! Анна Геннадьевна сказала, чтобы я второго сентября приходила на занятия! Она меня взяла! Правда, пока во второй состав! Сказала, что у меня хорошая растяжка и что я отлично чувствую ритм!

– А что насчет оплаты?

– Совсем немного. Это досуговый центр, там много разных кружков и клубов, многие вообще бесплатные. За аренду зала платить не надо, преподаватели получают зарплату как учителя в школе. Так что в месяц надо платить по пятьсот рублей на аренду костюмов для выступления. Я думаю, мама даст, ведь это совсем немного.

– Ариша, пока с мамой этот разговор не начинай, она все равно Виктору скажет, а он может просто запретить тебе заниматься. Поэтому давай подождем до осени. Деньги, действительно, небольшие, мне вполне по силам. Ты обязательно будешь танцевать!

И, действительно, все получилось так, как обещала бабушка: в сентябре я снова начала заниматься английским и танцевать. И еще: с ноября я уже смогла сама оплачивать занятия в студии танцев, и у меня даже появились свои карманные деньги. А все потому, что сработала бабушкина «идея»!

Как-то в середине сентября я после английского зашла к бабуле, а у нее сидела соседка. Бабушка налила мне чай, подвинула вазочку с конфетами и обратилась к своей гостье:

– Семеновна, ты говорила, что твой Владик никак сочинение по английскому не может написать, зови его сюда с тетрадкой – Арина поможет. Она посмотрела на меня многозначительно:

– Ведь поможешь?

– А в каком классе ваш внук?

– В четвертом. По всем предметам хорошие оценки, а по английскому – три да два. И, главное, родители помочь не могут – дочка французский в школе учила, а зять – немецкий.

Через пять минут явился Владик с тетрадкой и учебником. За полчаса мы с ним составили текст из шести предложений. Я заставила его несколько раз прочитать написанное сочинение, перевести на русский каждое предложение и ответить на мои вопросы по тексту.

Через два дня бабушка мне позвонила:

– Тут Настя, дочка Лидии Семеновны, приходила. Спрашивала, не могла бы ты пару раз в неделю помогать Владику по английскому? Он за то сочинение пятерку получил. Сказала, что платить будет.

– Мне нетрудно, но деньги брать как-то неудобно, я ведь не учитель.

– Была бы ты учителем, тебе бы тысячи платили, а Настя предложила сто пятьдесят рублей за урок. Деньги небольшие, но в месяц будет больше тысячи, ты сможешь сама платить за танцы и хоть какие-то карманные деньги останутся.

Конечно, я согласилась. Так у меня появился первый ученик, а через месяц и второй. В общем, жизнь налаживалась.

Конечно, отчим не стал ко мне лучше относиться. Он так же выговаривал маме за каждую купленную мне пару колгот, ходил за мной по пятам в то время, когда я убирала квартиру, и тыкал носом в каждое пятнышко, оставшееся на зеркале или на кафеле.

Потом вдруг решил контролировать, куда я хожу, во сколько прихожу, с кем общаюсь. Я старалась не нарываться на скандал, но понемногу начала ему отвечать, ведь мне уже не десять лет, когда он мог командовать мною.

Как-то, задержавшись у бабушки, я пришла домой в девять вечера. У мамы была ночная смена, Егорку забрала из садика бабушка Рая, и отчиму пришлось ужинать одному. Ужин я приготовила перед тем, как уйти: порезала салат, загрузила продукты в мультиварку, включила программу «отсроченный старт» и ушла. На столе в кухне оставила записку: «Тушеная картошка с курицей в мультиварке, салат в холодильнике – не заправлен».

Вот он мне и высказал:

– Неужели я не заслужил того, чтобы мне тарелку с ужином на стол ставили? Время десятый час. Где ты шляешься? Мала еще по вечерам гулять.

– Я была у бабушки.

– Нечего туда шастать. Ничему доброму она не научит. Только настраивает против семьи.

– Не настраивает она меня против вас, у нас другие дела есть, поинтересней. Вот вы сами в воскресенье похвалили пирог с яблоками. А как вы думаете, кто меня научил его печь?

А еще вы спрашивали маму, откуда у меня новый шарф – снуд. Так это мы с бабушкой распустили старый свитер, отпарили нитки, и я сама его связала. А научила меня, между прочим, бабушка.

Но, конечно, было понятно, что долго скрывать от мамы и отчима мои заработки и занятия танцами не удастся. Когда-нибудь это должно было вскрыться.

И вскрылось. Первого июня, как раз в день рождения, когда мне исполнилось пятнадцать лет.

Наша студия по традиции участвовала в праздничном концерте. Меня еще в декабре перевели в первый состав, а в одном номере я даже солировала. Это был испанский танец, стилизованный под фламенко.

Я очень старалась, потому что среди зрителей была бабушка, а она еще ни разу не видела меня на сцене. Когда мы закончили, нам аплодировали все, даже наша Анна Геннадьевна.

После концерта я переоделась, смыла грим и подошла к бабушке. Она обняла меня и предложила:

– Может, мне вечером проводить тебя домой? Боюсь, что сегодня у родителей будет к тебе много вопросов.

– Почему? – удивилась я.

– Мама и Виктор видели, как ты танцевала. Они гуляли с Егоркой и остановились, чтобы посмотреть несколько номеров. Когда вы танцевали первый танец, в синих костюмах, они тебя не заметили. А когда вы вышли на испанский танец, они собрались уходить, но тут ведущий объявил, что солирует Арина Алексеева. Они остановились и досмотрели номер до конца. А потом ушли. Но я видела, как Виктор что-то возмущенно говорил Лизе.

– Не переживай, бабушка, у меня есть ответы на все их вопросы. Я ведь не делаю ничего плохого. Какие вопросы могут быть ко мне? С тех пор, как мама вышла на работу, я дома пашу, как рабыня Изаура: убираю квартиру, глажу белье, три – четыре раза в неделю готовлю обед, а, кроме выходных, еще и ужин. И учусь я хорошо. И за все это время Виктор только один раз похвалил пирог, который я испекла, и то только потому, что думал, что его приготовила мама.

– А что же они на тебя столько домашней работы свалили?

– Да никто не сваливал, просто Виктор дома ничего не делает, может только с Егоркой позаниматься. А мама сильно устает на работе. Вот говорят, что у хирургов работа сложная – по пять-шесть часов стоят у операционного стола. А то, что рядом с ним стоит операционная сестра, никто не вспоминает. Поэтому я сама стараюсь делать то, что могу, чтобы мама хоть вечерами могла отдохнуть. А Виктору как будто все равно, он еще требует, чтобы ему стол сервировали.

– Хорошо, что маме помогаешь, смотри только, чтобы не в ущерб учебе. Слушай, хотела тебя спросить: что тебе подарить к первому сентября?

– Ничего не надо, бабушка, не такой уж это праздник, а ты мне и так много подарков делаешь.

– А ты все-таки подумай. У меня будет такая возможность. Меня попросили в июле и августе присмотреть за пятилетней девочкой. Не каждый день, а только три дня в неделю, родители работают по сменам, а бабушек у них в Москве нет. Брать постороннего человека им не хочется, уговаривают меня. Оплата почасовая. Думаю согласиться. Живут они в нашем же подъезде на шестом этаже. Ты все равно уедешь, а что мне в четырех стенах одной сидеть? Так что подарок я тебе могу сделать хороший.

– Знаешь, бабушка, мне бы хотелось качественный деловой костюм для школы. А то я весь год проходила в одной и той же форме, купленной в магазине «Для всей семьи». Она уже потерлась, а Виктор сказал, чтобы на новую в этом году не рассчитывала и бережней к вещам относилась. Я другого и не ждала, но иногда обидно бывает. Перед восьмым марта все девчонки разоделись, а я пришла, как обычно. Полинка Воронова мне и говорит: «Что, Алексеева, опять в своем всесезонном костюме? Могла бы и приодеться ради праздника. Неужели трудно?»

– И что, ты стерпела? Ничего ей не ответила? – спросила бабушка.

– Ответила. Я уже научилась отвечать. Я сказала, что поменять костюм вовсе не трудно: просто взять и купить. А вот с мозгами сложнее – их в магазине не продают. Так что над ней еще и посмеялись.

– Правильно, не надо давать себя в обиду.

Когда я вечером вернулась домой, то сразу поняла: меня ждали. Виктор встретил прямо в прихожей и велел пройти на кухню «для серьезного разговора».

Я ожидала вопросов, но отчим начал говорить сам. И я узнала о себе много нового: оказывается, я обманщица, лентяйка, бессовестная, неблагодарная и все в таком же духе. Я смотрела на маму: руки у нее дрожали, видно было, что она недавно плакала.

– Где ты взяла деньги на танцы? – наконец спросил он.

– Заработала.

– Что, твоя сумасшедшая бабка уже сдает тебя напрокат?

Мама подняла на него глаза:

– Виктор!

– Что Виктор? А где еще может заработать эта малолетняя идиотка?!

Я встала, вышла из кухни и через минуту вернулась.

– Вот, – я положила на стол три листа.

– Что это? – спросил отчим.

– Это диплом за первое место в школьной олимпиаде по английскому. Вот этот – за третье место в муниципальном этапе Всероссийской олимпиады. А этот – за то, что я вышла в финал в олимпиаде «Покори Воробьевы горы», которую МГУ проводит. Так что я не идиотка. А деньги я заработала, занимаясь английским с двумя учениками начальной школы. Я помогаю им выполнять домашнее задание, а их родители платят мне. Немного, но на оплату занятий в студии танцев хватает.

Отчим молчал. Я взяла дипломы, встала и спросила:

– Я могу идти? Или ко мне еще будут вопросы?

– Сядь, я еще не закончил. Об английском я как раз хотел поговорить. Зачем в следующем году тратить деньги на репетитора, если в институт ты все равно поступать не будешь?

– Почему не буду?

– А ты думаешь, что я должен содержать тебя еще три года в школе, а потом пять лет в институте? Закончишь в следующем году девятый класс – и в колледж, получать профессию.

– В какой колледж?

– Да хоть в цирковой!

Я снова посмотрела на маму – она сидела, опустив голову. Я поняла, что ее Виктор ознакомил со своими планами еще раньше.

– Хорошо, – сказала я, – пойду тогда в педагогический колледж. Буду учителем начальных классов. Иностранный сейчас со второго класса изучают, так что мои знания пригодятся.

На этом разговор был закончен, и я пошла спать.

Полночи я провертелась, думая, что делать дальше. Утром приняла решение: действительно, пойду после девятого класса в педагогический колледж, начну работать, а институт можно и заочно закончить.

Утром позвонила бабушка Вера, узнать, чем вчера все закончилось. Я не стала ее расстраивать и сказала, что все нормально.

В три часа за мной должен был приехать дед, чтобы отвезти на дачу. Я собрала вещи, скачала в ноутбук несколько книг на английском – «Гордость и предубеждение» Джейн Остин и пару детективов Агаты Кристи – и, ни с кем не попрощавшись, вышла на улицу.

Ждать деда у подъезда пришлось минут пятнадцать, за это время я несколько раз поднимала голову и смотрела на наши окна, думала, может быть, мама хотя бы подойдет к окну, чтобы проводить меня, но там никого не было.

Уезжала я с тяжелым сердцем, во мне боролись два чувства: обида на маму и жалость к ней. Зачем только она вышла замуж за Виктора? Почему не выбрала другого, доброго человека?

Дед не замечал моего состояния и всю дорогу радостно рассказывал, какие насадки для мотоблока он купил и как легко теперь будет работать в огороде.

Бабушка Рая встретила нас у ворот и сразу сообщила, что моя подружка Маринка приедет только в июле, а сейчас они всей семьей отдыхают «на каком-то Бали».

– Собаку свою Михайловне привезли, смешная собака, похожа на самоварную трубу.

Я встала на колоду, на которой дед рубит дрова, и заглянула через забор к соседям. Во дворе, привязанная к колышку, как обычно привязывают коз, бегала шоколадно-коричневая такса, действительно похожая на самоварную трубу.

– А чего это они собаку, словно козу, привязали? – спросила я. – Таксы – норные собаки, они в огороде всех кротов уничтожат. Только ям накопают.

– Не знаю, как кротов, а двух кур у Михайловны этот паразит уже придушил, – ответила бабушка.

Июнь в этом году выдался теплый, но дождливый. Дождь шел два-три раза в неделю, причем только по утрам, поэтому купаться я ходила после обеда. А днем помогала бабушке в огороде или на кухне, ездила на велосипеде на другой конец деревни за молоком, творогом и сметаной к женщине, которая держала корову. А еще читала в оригинале Агату Кристи и вязала.

Раньше мама любила вязать, я нашла на антресолях целую коробку с нитками и подумала, почему бы не связать себе за лето пару новых кофточек, а если успею, то и кардиган из шерсти цвета морской волны.

В общем, жизнь была спокойная, тихая и размеренная. При этом я совсем не чувствовала себя одинокой. А когда приехала Маринка и стала взахлеб делиться впечатлениями об отдыхе, у меня даже появилось легкое чувство досады, потому что о тишине и покое теперь можно было только мечтать.

В это лето я много думала о том, как жить дальше, на кого можно опереться в начале своего пути. И пришла к выводу, что рассчитывать надо будет только на себя.

Отчим ничего для меня не сделает, если это не будет выгодно ему самому. Мама, конечно, очень хочет мне помочь, не может выйти из-под его воли. Для бабушки Раи и деда я еще совсем ребенок, поэтому и отношение такое: одета, обута, накормлена – какие еще проблемы? Бабушка Вера, конечно, сделает для меня все, что сможет. Но нельзя вываливать на нее все свои неприятности, надо ее поберечь.

Вот и получается, что надо как-то выкарабкиваться самой.

Пока я твердо решила, что языком буду продолжать заниматься во что бы то ни стало. Буду подрабатывать, танцы тоже не брошу, даже если отчим наизнанку вывернется. Маме по дому буду помогать, а то она не выдержит. Закончу девятый класс, а там посмотрим, что делать дальше. Обдумав все это, я успокоилась.

Когда я вернулась в город, мама долго смотрела на меня, а потом сказала:

– Ты, Арина, как-то изменилась. Глаза у тебя другие.

Я посмотрела в зеркало, и никаких особых изменений не заметила, но бабушка Вера на следующий день тоже сказала:

– А ты, Ариша, повзрослела за лето.