— Кать, ну ты скоро там? Жрать охота, сил нет, — донёсся из комнаты ленивый, протяжный голос Игоря, пока Катя, едва переступив порог, пыталась нашарить выключатель в тёмной прихожей.
Свет наконец-то вспыхнул, резанув по уставшим глазам. Она молча скинула туфли, чувствуя, как гудят ноги после десятичасового рабочего дня и дороги домой в переполненном автобусе. Прошла в единственную комнату их небольшой, но когда-то казавшейся такой уютной квартиры, где мог сидеть её муж. Квартиры, которую её родители, продав дачу и добавив все свои скромные накопления, подарили им на свадьбу три года назад. Тогда казалось, что это начало сказки. Сейчас Катя всё чаще ловила себя на мысли, что сказка обернулась каким-то дурным, затянувшимся сном.
Игорь, как и предполагалось, вольготно раскинулся на диване перед большим телевизором, который они купили с первой же Катиной премии. На журнальном столике перед ним громоздилась гора из пустых пачек от чипсов, обёрток от шоколадных батончиков и пары пустых пивных банок. Рядом валялся пульт, а сам «глава семьи» даже не повернул головы в её сторону, увлечённый каким-то боевиком, грохотавшим на весь дом.
— А ты не пробовал сам что-нибудь приготовить, раз так оголодал? — Катя старалась, чтобы её голос звучал спокойно, но нотки металла в нём уже прорезались. Она обвела взглядом комнату: разбросанные вещи Игоря, вчерашняя недопитая кружка с чаем на подоконнике, пыльные поверхности. Картина, ставшая для неё привычной, но от этого не менее раздражающей.
— Ты же знаешь, я в этих ваших кухонных делах не силён, — Игорь наконец оторвался от экрана, удостоив её мимолётным взглядом. — Это женская работа. Да и вообще, чего ты опять начинаешь? Нормально же всё было. Пришла – накорми, делов-то.
Катя сжала кулаки. «Нормально всё было». Для кого нормально? Для него, кто уже полгода сидел дома, перебиваясь редкими, случайными заработками, которые тут же спускал на свои «мелкие мужские радости»? Для него, чья основная «работа» заключалась в том, чтобы лежать на диване, смотреть телевизор и периодически сообщать Кате, что она «не так убирает», «не то готовит» или «слишком громко ходит»? А она, Катя, после своей основной работы бежала на подработку, чтобы оплатить коммунальные услуги, купить продукты, хоть как-то свести концы с концами, а потом, приползая домой, выслушивала его ценные указания и обслуживала его, как капризного барина.
Сегодняшний день был особенно тяжёлым. На работе аврал, начальник накричал из-за чужой ошибки, а потом ещё и клиент попался скандальный. Она мечтала только об одном – прийти домой, принять горячий душ и рухнуть спать. Но дома её ждал привычный бардак и голодный, вечно недовольный муж.
— Я подаю на развод, Игорь, — слова вырвались у неё сами собой, твёрдо и неожиданно даже для неё самой. Она произнесла это не громко, но так, что грохот перестрелки из телевизора показался вдруг приглушённым. — Я так больше не могу.
Игорь медленно повернул голову. На его лице не отразилось ни удивления, ни испуга. Скорее, лёгкое недоумение, как будто она сказала какую-то глупость, не стоящую его внимания. Он даже лениво зевнул, прикрыв рот рукой.
— Ты что, с ума сошла, Катюх? Переработала, что ли? Какой развод? У нас же всё… нормально.
— Нормально?! — Катя почувствовала, как внутри неё закипает волна ярости, которую она так долго подавляла. — Для тебя, может, и нормально! Жить в чужой квартире, за чужой счёт, палец о палец не ударяя и только указывая, что мне делать! А я устала! Устала быть ломовой лошадью, кухаркой, уборщицей и банкоматом в одном лице! Я хочу жить, а не существовать, обслуживая тебя!
Игорь некоторое время молча смотрел на неё, чуть прищурив глаза. Потом на его губах появилась кривая, неприятная усмешка.
— А ты смелая стала, я смотрю. Голос прорезался. Ну, валяй, подавай. Только учти, — он сделал паузу, словно смакуя момент
— И что же?
— Попробуй только подать на развод, милая моя, я сразу же матери всё расскажу и тогда тебе точно несдобровать!
Катя замерла. Она знала, что её мать, Анна Сергеевна, души не чаяла в Игоре. С самого начала их знакомства он сумел очаровать её, изображая из себя заботливого, внимательного и перспективного молодого человека. Анна Сергеевна считала его идеальным зятем, настоящим мужчиной, опорой для её «непутёвой» Катьки. Любые Катины попытки намекнуть на то, что Игорь не так уж и идеален, пресекались на корню. «Не выдумывай, Катенька, Игорь золото, ты просто не ценишь своего счастья», — был её обычный ответ.
— Моей матери? — Катя задохнулась от возмущения и подлости его расчёта. — Да ты… ты же знаешь, как она за меня переживает! Как она… как она к тебе относится!
— Вот именно! — Игорь усмехнулся ещё шире, и в его глазах блеснул нехороший огонёк. — Она всегда на моей стороне будет, потому что я для неё – идеальный зять, который терпит её неблагодарную дочь. Она тебе такую выволочку устроит, мало не покажется. Забыла, как она меня ценит и уважает? Как она всегда говорит, что я единственный, кто тебя, такую сложную, вытерпеть может? Так что угомонись, милая, — он снова отвернулся к телевизору, как будто разговор был окончен и решение принято. — И иди готовь ужин. А про развод забудь, если не хочешь больших проблем. Очень больших. И не только с ней, кстати.
Катя стояла посреди комнаты, чувствуя, как земля уходит у неё из-под ног. Он не шутил. Она знала Игоря достаточно хорошо, чтобы понимать – он способен на такую низость. Он действительно позвонит её матери и вывернет всё так, что она, Катя, окажется виноватой во всех смертных грехах. И мать ему поверит. Обязательно поверит. И тогда её жизнь превратится в ещё больший ад. Она смотрела на его расслабленную спину, на профиль, освещённый мелькающими кадрами боевика, и ненависть, густая и обжигающая, поднималась в ней, смешиваясь с отчаянием и чувством полного бессилия.
— Так ужин-то будет сегодня, или мне сухарями давиться прикажешь? — Игорь с демонстративным вздохом потянулся на диване, даже не повернув головы, словно и не было только что брошенной им угрозы, перевернувшей весь мир Кати.
Она смотрела на него, и в груди вместо привычной уже смеси усталости и раздражения поднималось что-то новое, холодное и тяжёлое, как могильная плита. Он действительно считал, что всё так просто: припугнул, поставил на место, и она, как побитая собачонка, поджав хвост, побежит исполнять его волю. Эта его непрошибаемая уверенность, его наглое спокойствие бесили её до скрежета зубов.
— Я не буду ничего готовить, — отчеканила Катя, и её собственный голос показался ей чужим, твёрдым, как сталь. — Если ты голоден – на кухне есть хлеб и остатки вчерашнего супа. Можешь разогреть.
Игорь медленно, очень медленно повернулся, окинул её долгим, изучающим взглядом, в котором промелькнуло что-то вроде удивления, но тут же сменилось привычной снисходительной усмешкой.
— Ого, мы решили проявить характер? Ну-ну. Смотри, Катюша, не заиграйся. Я ведь не шутил насчёт твоей маман. Один звонок – и она тут как тут, будет тебя жизни учить. Хочешь этого? Уверен, что нет. Она же у тебя дама впечатлительная, особенно когда дело касается её «золотого» зятя.
Он произнёс это таким будничным, почти ласковым тоном, что Катю передёрнуло. Он не просто угрожал, он наслаждался своей властью, своей безнаказанностью. Он знал её слабое место – её мать, которая, несмотря на всю свою слепую любовь к Игорю, была для Кати единственным родным человеком, чьим мнением она, пусть и не всегда соглашаясь, дорожила.
Не говоря больше ни слова, Катя прошла в спальню, единственное место в этой квартире, где она ещё могла чувствовать себя хоть немного уединённо. Она не стала включать свет, просто села на край кровати, глядя в темноту за окном. Ужин. Развод. Мать. Всё смешалось в голове в какой-то мучительный, запутанный клубок. Он действительно способен на это. Позвонить, наговорить гадостей, выставить её чудовищем, а себя – невинной жертвой. И мать поверит. Она всегда верила Игорю, его вкрадчивому голосу, его умению пустить пыль в глаза, его рассказам о том, как он «носит Катю на руках», а она, неблагодарная, этого не ценит.
Вечер прошёл в ледяном молчании. Игорь демонстративно гремел кастрюлями на кухне, видимо, всё-таки решив разогреть суп, потом снова включил телевизор на полную громкость. Катя так и просидела в спальне, не раздеваясь, пока усталость не сморила её прямо на покрывале.
Следующий день начался так, будто вчерашнего разговора и не было. Игорь, как ни в чём не бывало, попросил у неё денег «на сигареты и мелкие расходы», потом снова завалился на диван. Катя молча дала ему немного, не желая разжигать новый скандал, но чувствуя, как внутри всё закипает от бессильной ярости. Она ушла на работу, и весь день её не отпускала мысль о том, что она попала в ловушку, из которой нет выхода.
Вечером, когда она вернулась, Игорь встретил её с загадочной улыбкой.
— А я тут, это, маме твоей звонил, — как бы невзначай сообщил он, ковыряя спичкой в зубах. — Просто поболтать, узнать, как у неё дела. Она так обрадовалась, когда я сказал, что ты у меня умница, всё по дому успеваешь, да ещё и работаешь не покладая рук.
Катя замерла у порога, чувствуя, как холодеют руки.
— Зачем ты ей звонил? О чём ты с ней говорил? — её голос был едва слышен.
— Да так, ни о чём особенном, — Игорь лениво махнул рукой. — Просто сказал, что мы тут немного… ну, повздорили по мелочи. Бывает же, семейные неурядицы. Она очень за тебя переживала. Сказала, чтобы ты не накручивала себя, что семья – это главное, и что такого мужа, как я, ещё поискать надо. Так что, видишь, Катюш, — он подошёл к ней почти вплотную, заглядывая в глаза своим маслянистым взглядом, — даже твоя мама понимает, что я для тебя – лучший вариант. А ты – развод, развод… Глупости это всё.
Он аккуратно взял её за подбородок, заставляя посмотреть на себя.
— Ты же не хочешь расстраивать маму, правда? Она ведь так за нас «радуется». Представляешь, какой удар для неё будет, если она узнает, что её доченька решила разрушить такое «счастливое» семейное гнёздышко? Она этого не переживёт. Или переживёт, но всю оставшуюся жизнь будет тебя попрекать. Ты этого хочешь?
Катя отдёрнула голову, отступая на шаг. Его прикосновение было ей отвратительно. Она видела в его глазах не заботу, а холодный, циничный расчёт. Он не просто шантажировал её матерью, он методично ломал её волю, загоняя в угол, лишая всякой надежды на сопротивление.
— Ты… ты подлец, Игорь, — выдохнула она.
— Ну зачем же так грубо? — он театрально развёл руками. — Я просто забочусь о нашем семейном благополучии. И о душевном спокойствии твоей мамы. Она, кстати, просила передать, что ждёт нас в гости на выходных. Ты же не откажешься порадовать её? Особенно после того, как «немножко» её огорчила своими капризами, о которых я ей, конечно, в самых мягких выражениях поведал.
Он снова улыбнулся своей фирменной, самодовольной улыбкой, уверенный в своей полной и безоговорочной победе. Катя смотрела на него и понимала, что это только начало. Он не остановится. Он будет использовать её мать как орудие, как щит, как способ держать её в подчинении. И выхода из этого замкнутого круга она пока не видела. Холодная война в их маленькой квартире, подаренной её родителями, набирала обороты, и Катя чувствовала себя всё более одинокой и беззащитной в этой неравной борьбе.
Выходные приближались с неотвратимостью стихийного бедствия. Катя до последнего надеялась, что поездка к матери сорвётся: Игорь заболеет, у матери изменятся планы, да хоть метеорит упадёт. Но субботнее утро наступило ясным и солнечным, а Игорь, насвистывая какую-то незатейливую мелодию, уже с утра начал собирать «гостинцы» — пакет с дешевыми конфетами и бутылку недорогого вина, которые, разумеется, купила Катя.
— Ну что, милая, готова к семейному рандеву? — он подмигнул ей, поправляя воротник рубашки перед зеркалом в прихожей. Рубашку эту, кстати, тоже покупала Катя, на распродаже, выгадывая каждую копейку. — Мама, наверное, уже стол начала накрывать. Такая женщина, золото, а не тёща! Тебе бы у неё поучиться, как мужчину ублажать.
Катя промолчала, чувствуя, как к горлу подступает тошнота. Всю дорогу в автобусе она смотрела в окно, на мелькающие дома и деревья, стараясь не встречаться взглядом с Игорем и не думать о предстоящем. Но мысли, как назойливые мухи, лезли в голову. Она представляла себе этот «материнский суд», где она будет обвиняемой, а Игорь – главным свидетелем обвинения и одновременно потерпевшим.
Анна Сергеевна встретила их на пороге своей небольшой, но всегда идеально чистой квартиры, с широкой, немного наигранной улыбкой. От неё пахло ванилью и чем-то ещё, неуловимо домашним и тёплым.
— Катюша, Игорёчек, наконец-то! Проходите, проходите, я как раз доготавливаю угощения для вас!
Игорь тут же преобразился. Из ленивого, самодовольного домашнего тирана он превратился в само обаяние: рассыпался в комплиментах тёщиной внешности, её кулинарным талантам, её «неувядающей молодости». Анна Сергеевна расцветала от его слов, как майская роза. Катя же чувствовала себя чужой на этом празднике лицемерия.
— А ты чего такая хмурая, дочка? — Анна Сергеевна наконец обратила на неё внимание, когда они сели за стол, уставленный яствами. — Не выспалась, что ли? Или Игорёчек тебя чем обидел? Он-то у меня парень хороший, заботливый, мухи не обидит.
— Да нет, мам, всё нормально, — Катя попыталась выдавить из себя улыбку. — Просто устала немного.
— Ну, устала – отдохни, — назидательно произнесла Анна Сергеевна, подкладывая Игорю самый большой и вкусный кусок мяса. — А то Игорёк мне тут на днях звонил, жаловался, что ты совсем себя не бережёшь. Всё работаешь, нервничаешь по пустякам. Он же за тебя переживает, как никто другой!
Катя бросила на Игоря короткий, испепеляющий взгляд. Тот сидел с самым невинным видом, с аппетитом уплетая мясо, и только в глубине его глаз мелькали едва заметные смешинки.
— Мам, Игорь тебе не всё рассказал, — начала Катя, решив, что дальше отступать некуда. — Мы с ним не просто «повздорили». Я…
— Ну что ты опять начинаешь, Катюш? — тут же перебил её Игорь с деланным огорчением в голосе. — Мы же договорились не расстраивать маму. Ну, было небольшое недопонимание, с кем не бывает. Я же извинился.
— Недопонимание?! — Катя почувствовала, как краска бросается ей в лицо. — Ты называешь это недопониманием? Ты шантажируешь меня, угрожаешь…
— Катя! — голос Анны Сергеевны стал строгим. — Прекрати сейчас же! Что за слова ты говоришь? Игорь – твой муж! Он тебя любит, заботится о тебе, как может! А ты, вместо того чтобы ценить это, устраиваешь какие-то сцены! Я Игоря знаю, он человек порядочный, ответственный! Если и сказал что-то в сердцах, так ты, наверное, сама его довела! Женщина должна быть мудрее, Катя, должна уметь сглаживать острые углы, а не пилить мужа по каждому поводу!
Слова матери били хлеще пощёчин. Она не просто не верила ей, она открыто принимала сторону Игоря, даже не попытавшись разобраться в ситуации.
— Мама, ты не понимаешь! — Катя почти кричала, чувствуя, как слёзы обиды подступают к глазам. Но она сдержалась, не желая доставлять Игорю такого удовольствия. — Он не работает, сидит у меня на шее, живёт в квартире, которую вы мне подарили, и ещё указывает мне, что делать! А когда я сказала, что хочу развестись, он пригрозил, что…
— Что он правильно сделал, что пригрозил! — отрезала Анна Сергеевна, её лицо покраснело от гнева. — Развод! Ты в своём уме? Какая ещё причина для развода? Мужчина должен быть главой семьи, а жена – его опорой! А ты что? Вечно недовольная, вечно с претензиями! Игорь, может, и не хватает звёзд с неба в плане работы сейчас, но он старается, он ищет! А ты вместо поддержки только упрёки! Да любая другая на твоём месте на него бы молилась! Он же тебя терпит, твой характер!
Игорь сидел, опустив голову, изображая глубокую скорбь и обиду.
— Анна Сергеевна, не надо так, — проговорил он тихим, дрогнувшим голосом. — Катя просто устала, я понимаю. Может, я действительно не такой хороший муж, как ей хотелось бы… Я готов на всё, чтобы сохранить нашу семью.
Это было верхом цинизма. Катя смотрела то на мать, то на Игоря, и чувствовала, как внутри неё что-то обрывается. Предательство. Двойное предательство. Сначала муж, который оказался не опорой, а удавкой на шее, а теперь и собственная мать, которая слепо верила проходимцу и готова была растоптать родную дочь ради его фальшивого благополучия.
— Я вижу, вы уже всё для себя решили, — Катя поднялась из-за стола. Её голос звучал глухо и отстранённо. — Дальнейший разговор не имеет смысла.
— Куда это ты собралась? — Анна Сергеевна тоже встала, её лицо исказилось от негодования. — А ну-ка сядь! Мы ещё не закончили! Ты должна извиниться перед Игорем за своё поведение!
— Извиниться? — Катя горько усмехнулась. — За то, что меня унижают и используют? Никогда.
Она повернулась и пошла к выходу, не обращая внимания на гневные крики матери и притворно-огорчённые причитания Игоря, который картинно пытался её «остановить» и «урезонить». Она знала, что этот визит – не просто неприятный эпизод. Это была точка невозврата. Её мать сделала свой выбор. И этот выбор был не в её, Катину, пользу.
Обратная дорога в автобусе прошла в гнетущем молчании, густом и вязком, как болотная трясина. Игорь несколько раз пытался завести разговор, что-то сказать о маминой еде или о «женской излишней эмоциональности», но Катя не реагировала, отвернувшись к окну и глядя на смазанные пейзажи невидящим взглядом. Внутри неё бушевала ледяная буря, вымораживая остатки прежних чувств – любви, жалости, даже страха. Осталась только холодная, звенящая пустота и твёрдая, как гранит, решимость. Предательство матери стало той последней каплей, которая переполнила чашу её терпения и разрушила последние иллюзии. Хуже уже не будет. А значит, бояться больше нечего.
Переступив порог квартиры, Игорь, кажется, решил, что инцидент у тёщи исчерпан, победа за ним, и можно возвращаться к привычному образу жизни. Он сбросил куртку на стул в прихожей, прошёл в комнату и с удовольствием растянулся на диване.
— Ну вот, другое дело, — протянул он, щёлкая пультом телевизора. — Дома хорошо. А мамка твоя, конечно, женщина понимающая. Сразу видно, кто в доме хозяин, а кто так, для мебели. Ты бы прислушалась к её советам, Катюш, она плохого не пожелает. Может, и ужин сообразишь по-быстрому? А то после этого куска мяса, что я заточил что-то мясного захотелось ещё.
Катя медленно вошла в комнату, остановившись посредине. Она смотрела на него, на этого расслабленного, самодовольного мужчину, который так цинично и умело разрушил её жизнь, использовав её же мать как главное орудие, и чувствовала, как поднимается в ней волна неконтролируемой, обжигающей ярости. Но голос её, когда она заговорила, был на удивление спокоен, даже холоден.
— Собирай свои вещи, Игорь.
Он даже не сразу понял, оторвался от экрана с выражением недоумения на лице.
— Чего-чего? Какие вещи? Ты о чём вообще? Опять за своё? Я же тебе сказал, мать всё знает, она на моей стороне. Ты что, хочешь, чтобы она снова приехала и устроила тебе показательную порку? «Попробуй только подать на развод, милая моя, я сразу же матери всё расскажу и тогда тебе точно несдобровать!» – забыла? Кажется, сегодня ты это на своей шкуре прочувствовала.
— Я ничего не забыла, — Катя усмехнулась, но усмешка вышла злой и не предвещающей ничего хорошего. — Особенно я не забыла, что эта квартира принадлежит моим родителям. Изначально – мне. А ты здесь никто. Приживала. Альфонс. Так что собирай свои манатки и убирайся вон.
Игорь сел на диване, его лицо начало медленно багроветь. Такой Катю он ещё не видел. Исчезла привычная покорность, забитость, страх в глазах. Вместо этого – сталь и презрение. — Ты… ты что себе позволяешь, дрянь?! — прорычал он, вскакивая на ноги. — Совсем страх потеряла? Я сейчас твоей матери позвоню, она тебе быстро мозги на место вправит! Она тебя за такие слова проклянёт!
— А ты звони, — Катя спокойно пожала плечами, хотя сердце колотилось где-то в горле. — Звони, жалуйся. Расскажи ей, как её неблагодарная дочь выгоняет из дома «идеального зятя». Мне уже всё равно, что она скажет или сделает. Она свой выбор сделала сегодня. Теперь моя очередь.
Он действительно схватил телефон, быстро набрал номер. Катя не стала ему мешать. Она слышала обрывки фраз, которые Игорь злобно бросал в трубку: «Анна Сергеевна, ваша дочь с ума сошла! Выгоняет меня на улицу! Говорит, что я никто! Вы должны немедленно приехать, повлиять на неё!» Потом он протянул ей телефон.
— На, она хочет с тобой поговорить. Сейчас она тебе объяснит, кто ты такая и где твоё место.
Катя взяла трубку.
— Мама?
— Катерина! — раздался в трубке разъярённый голос Анны Сергеевны. — Что ты творишь?! Ты совсем совесть потеряла? Игоря, такого человека, на улицу выгонять! Да я… я от тебя откажусь, если ты сейчас же не извинишься перед ним и не прекратишь этот цирк! Он же для тебя всё, а ты… неблагодарная!
— Мама, — Катя говорила тихо, но твёрдо, — ты уже всё сказала сегодня. Я тебя услышала. Ты выбрала его. А я выбираю себя. И свою жизнь. Без него. И, видимо, без тебя. Так что можешь не утруждаться. Я не изменю своего решения.
Она нажала отбой, не дослушав очередной поток материнских проклятий и обвинений, и протянула телефон Игорю. Тот смотрел на неё ошарашенно, не веря своим ушам. Кажется, до него только сейчас начало доходить, что его главный козырь бит.
— Ты… ты что, и её послала? — в его голосе смешались ярость и растерянность.
— Я сказала ей правду, — ответила Катя. — А теперь собирайся. У тебя полчаса. Если через полчаса твоих вещей здесь не будет, я их просто выкину в окно. И можешь бежать жаловаться кому угодно. Мне плевать.
Игорь задохнулся от ярости. Его лицо исказилось. Он сделал шаг к ней, замахнувшись.
— Да я тебя сейчас!..
— Только тронь, — ледяным тоном произнесла Катя, не отступая ни на шаг. — И ты вылетишь отсюда гораздо быстрее. И поверь, я найду способ сделать твою дальнейшую жизнь очень некомфортной, даже без помощи полиции и судов, как ты любишь. Я слишком долго всё это терпела. Хватит.
В её взгляде было столько холодной решимости и неприкрытой ненависти, что Игорь инстинктивно отступил. Он понял, что она не шутит. Что-то в ней сломалось окончательно, и эта новая Катя была ему незнакома и по-настоящему страшна. Он больше не видел в её глазах страха, только презрение и готовность идти до конца.
Он злобно выругался, пнул ногой журнальный столик, отчего тот с грохотом отлетел к стене. Потом, продолжая сыпать проклятиями в адрес Кати, её матери, «этой паршивой квартиры» и всего света, начал судорожно запихивать свои вещи в спортивную сумку. Катя молча наблюдала за ним, стоя у стены и скрестив руки на груди. Ни один мускул не дрогнул на её лице.
Когда он, наконец, собрав кое-как свои пожитки, направился к выходу, он остановился в дверях, обернулся. Его лицо было перекошено от злобы.
— Ты ещё пожалеешь об этом, Катька! Горько пожалеешь! Ты останешься одна, никому не нужная! И мать тебя не простит!
— Посмотрим, — ровно ответила Катя. — Уходи. И чтобы ноги твоей здесь больше не было.
Он ещё раз злобно сплюнул на пол в прихожей и, хлопнув дверью так, что задрожали стены, исчез. Катя осталась одна в пустой квартире. Она медленно опустилась на диван, тот самый, на котором ещё полчаса назад лежал её муж. Тишина давила на уши. Она знала, что это не конец. Будут ещё звонки от матери, возможно, попытки Игоря как-то ей насолить. Но главное было сделано. Она вырвалась из этого порочного круга. Цена была высока – разрушенные отношения с матерью, окончательный разрыв с мужем. Все поссорились. Навсегда. Но где-то в глубине души, под слоем боли и опустошения, шевелилось крошечное, едва заметное чувство – чувство освобождения. Она сделала свой выбор. И пусть весь мир будет против, она больше не позволит никому топтать себя и свою жизнь…
— Квартира моя, мама! Или ты думала, я вечно буду терпеть твои манипуляции и Светкины сопли?!