— Вы что, с ума сошли?! Это моя квартира! Выметайтесь отсюда немедленно! Я вас сюда не звала!

— Это моя квартира, Людмила Андреевна, — спокойно ответила Диана, положив сковороду обратно на плиту. — И пока вы не начнёте уважать это, я не позволю вам сюда врываться, как в гараж к своим мужикам.

В кухне запахло подгоревшим маслом, как будто атмосфера решила подыграть накалу. Николай, вжавшийся в дверной косяк, как школьник на родительском собрании, только вздохнул и потрогал затылок. Классический жест: «я тут не при чём, давайте без крови».

— Я тебя сюда не звал, Коль, между прочим, — Диана обернулась к нему, скрестив руки. — Мог бы хотя бы предупредить, что мать с утреца решит устроить допрос с пристрастием.

— Да чё ты сразу в штыки, Дин, ну пришла, ну поговорить надо… — пробормотал он, явно не зная, куда девать глаза. — **У нас сейчас в сервисе жопа, тьфу, извиняюсь…»

— Не извиняйся. Говори как привык. Всё равно в вашей семье никто приличий не соблюдает.

— Ой, вот началось! — взорвалась Людмила Андреевна. — Ты, видите ли, айтишница, у нас в домике в Провансе в мечтах живёшь! А у нас — реальная жизнь! Гараж, клиенты, долги! Ты понятия не имеешь, как это — вкалывать с шести утра! А сейчас ты сидишь тут на своей офисной зарплатке и пальцы гнёшь!

Диана сжала зубы, считая в голове до десяти. В этот момент она не была офисной леди. Она была вулканом. Только не тем, который извергается. Тем, что готовится к этому десять лет.

— Вы, извините, вообще зачем пришли? Занять? В очередной раз? Или просто попить моей кофеваркой кофе и поплеваться в мою сторону?

— Мы пришли за справедливостью, — неожиданно вмешался голос Виктора Семёновича. Он стоял в коридоре, не разуваясь, как будто и не собирался задерживаться. — Ты обещала помочь с бизнесом. А теперь, когда дело пахнет жареным, сидишь тут и в потолок плюёшь.

— Я не обещала. Я предлагала. Месяц назад. Когда у вас ещё были клиенты. Когда можно было поднять сайт, запустить рекламу, ввести CRM. Но вы же решили, что «баба в компьютере — хуже врага».

— Ты чужая. — Людмила Андреевна сказала это тихо, но с ядом. — Ты всегда была чужая. И денег твоих не надо, если они с таким лицом подаются.

— Охотно верю. Но сейчас вы пришли просить. Значит, всё не так просто, да?

Николай переминался с ноги на ногу, как будто у него обувь из наждачки.

— Дин… ну… может, хотя бы займёшь на время? Не себе, маме с отцом. Потом вернём.

Диана подошла к нему почти вплотную.

— Скажи мне, Коль, ты правда думаешь, что мне есть за что держаться? За семью, где я «чужая»? За бизнес, где я «баба, мешающая работать»? За мужа, который не может за меня заступиться даже в собственной кухне?

Молчание. Тяжёлое, вязкое. Людмила Андреевна скрипнула зубами. Виктор Семёнович пожал плечами. Николай опустил глаза.

— Я много лет жила одна. Я знаю, как держать себя на плаву. А ты, Коля, кажется, так и не научился плавать без маминой руки.

Она повернулась и вышла из кухни. И только через секунду раздался глухой звук — как будто закрыли кран в ванной или ударили по столу.

Николай остался стоять.

А за окном неспешно капал дождь. Такая вот метафора семейного бизнеса.

— Ты опять накатала заявление? — голос Николая звучал сдержанно, почти отрешённо. Как будто устал спорить, как будто уже заранее смирился с проигрышем.

Диана стояла у окна, в старом махровом халате, тот самый, который он когда-то подарил ей после поездки в Сочи. Когда они ещё держались за руки, когда ещё верили, что «против всех» — это романтично, а не утомительно. Она держала в руке чашку с недопитым чаем. Тот успел остыть, как и всё между ними.

— Не «накатала», а подала, Николай. Это разные вещи. Не надо уменьшать то, чего ты просто боишься называть. Развод. Всё. Точка.

— А ты не слишком быстро всё решила? — Он шагнул ближе, но неуверенно, будто подходил к дикому зверю. — Могли бы хотя бы поговорить. Без всех этих демонстраций. Без… спектакля.

Диана обернулась медленно. Глаза у неё были уставшие, но сухие.

— Поговорить? Сейчас? После всего? После того как твоя мама наорала на меня, что я “тунеядка с ноутбуком”, а твой брат намекнул, что мне “хорошо сидеть в чужой квартире на жопе”? Николай, у тебя отличная семья. А я в ней — соринка в глазу. И ты это знаешь.

— Ты… ты же знала, в кого выходишь замуж, Дин. Мы не из твоего мира. У нас всё… по-другому.

— По-другому? Это так теперь называется? Когда мне не дают слова сказать, когда собираются в моей кухне без спроса, когда в лицо говорят, что я чужая? И ты молчишь. Это “по-другому”? Или просто трусость?

Он хотел что-то возразить, но не смог. Рука у него дрогнула. Он потянулся за сигаретой, но вспомнил, что Диана не выносит запах. Опустил руку.

— Я тебя любил, Дин. И, чёрт побери, люблю до сих пор. Но… семья — это не только ты. Это мама, папа, брат… Это всё, что я знал с детства. Я не могу отвернуться от них. Я просто… не умею.

— А я не умею жить с тем, кто меня не защищает. Кто предаёт молчанием. Кто каждый раз выбирает “семью” — не как союз, а как толпу, где громче всех орёт та, кто родила.

Она подошла к нему вплотную. У неё было ощущение, что между ними — стена из стекла: видно, но не достать.

— Я не твой враг, Коль. Я не хотела быть баррикадой между тобой и твоей мамой. Я хотела быть мостом. Но ты решил, что проще по этому мосту пройти обратно к ней. Ну так иди.

Он молчал. Дыхание у него сбилось. Он вдруг резко схватил её за руку. Не сильно, но резко. Как будто хотел удержать.

— Ты уходишь… навсегда? — Он говорил это глухо, с трудом, почти выдавливая из себя.

— Нет, Коля. Я не ухожу. Это ты остался. Там, в своём автосервисе. Среди бензина, гайковёртов и истерик матери. Я просто вышла. Вперёд.

Он отпустил её. Сел. Взялся за голову.

Тут в дверь позвонили. Один раз. Потом ещё. Настойчиво.

Диана открыла. На пороге стояла Марина — жена Сергея, брата Николая. Молодая, накрашенная, с новой сумкой, пахнущая дорогим парфюмом. С ней — ребёнок, лет шести.

— Диана, привет. Извини, без звонка. Нам с Серёжей надо уехать. У тебя можно малыша оставить на часик-другой? Ну ты же не работаешь сегодня, верно? Всё равно одна…

Диана не верила своим ушам. Она обернулась, как будто искала камеры.

— То есть… после всех этих выкриков, обвинений, оскорблений — вы вдруг вспомнили, что я “своя”, да? Как няня?

— Ой, ну что ты, не надо драм, Дианочка. Мы же семья. Дети — это святое. Мы ведь все друг другу помогаем.

— Ты ошибаешься, Марина. Я — не ваша семья. И няня из меня так себе. Иди к своей “святой” Людмиле Андреевне. Пусть она посидит.

Марина хотела что-то сказать, но Диана уже закрывала дверь.

— И, пожалуйста, не звоните больше. Я не ваш вариант “по удобству”. Я — человек. Свободный.

Щелчок замка. Тишина.

С кухни послышался звук ломающейся пластиковой ручки от чашки. Николай уронил её. Посмотрел на осколки, как будто увидел там собственную жизнь. Поломанную. Осторожно собрал их в ладонь.

А Диана в этот момент уже стояла в прихожей и набирала номер риелтора.

— Да, здравствуйте. Помните, вы предлагали посмотреть ту трёшку на Братиславской? Да, я готова. Начнём новую жизнь. С чистого пола.

И впервые за много месяцев в её голосе прозвучала лёгкость.

— Вы что, с ума сошли?! — голос Дианы дрожал от ярости. — Это моя квартира! Купленная на мои деньги! С моими документами! Вы что, сюда табором теперь вселяться собрались?

Она стояла на пороге собственной квартиры и смотрела, как в её прихожей — на коврике, который она лично выбирала в «Икее» пять лет назад — разувается Людмила Андреевна. В руках — авоська, полная банок с огурцами, пакет с мятой курткой Николая и плед, затхло пахнущий их загородным домом. За ней — Виктор Семёнович с коробкой в руках и Николай, с виноватым выражением лица, в котором перемешались тоска, стыд и какое-то унылое смирение.

— Диана, не кипятись, мы же на пару дней. Пока Сергей с Мариной делают ремонт, нам просто нужно… — Людмила Андреевна уже разложила плед на диван и поправляла подушки, как хозяйка.

— На пару дней? А кто вас вообще звал? — Диана подошла ближе, громко. — Или вы решили, что если я подала на развод, то всё, можно вселяться? Делиться, захватывать, как во времена приватизации?

— Это квартира моего сына, между прочим! — взвилась Людмила Андреевна, резко выпрямляясь. — Он тут жил, он платил за коммуналку, у него тут вещи! Ты вообще кто такая?!

— Я? Я — владелица! — Диана схватила со стола свежие документы, с обновлёнными выписками из ЕГРН. — Вот! Видите? Вот! Только моё имя. Только мои деньги. Никаких долей, никаких “мы тут все вместе”. Я вас сюда не звала. И выметайтесь отсюда. Немедленно.

— Диана, подожди… — Николай подошёл ближе, но она резко отступила. — Мама просто перенервничала. Мы действительно не собирались… просто переночевать…

— Ага, с коробками, пледом и закатками? Да вы сюда с запасом заехали! Только теперь — вон. Все. Сейчас же.

— Это не по-человечески! Мы же… семья! — Людмила Андреевна повысила голос, её губы дрожали. — Ты разлучница! Увела сына, бизнес развалила, а теперь ещё и в дверь выгоняешь!

— **Ага, и космос я тоже остановила, и снег запретила падать. Хватит! Всё! — Диана подошла к двери и распахнула её. — У вас пять минут. Потом вызываю полицию. За самовольное проникновение.

— Ты не посмеешь! — зарычала Людмила Андреевна. — Я здесь родных детей рожала, когда ты ещё под стол пешком ходила!

— Вы? В моей квартире?! Да вы с ума сошли, женщина. Это жильё оформлено в двадцать первом веке, а не в шестидесятом. Идите рожать ностальгию куда-нибудь в другое место.

Тишина. Острая, как нож. Все застыли. Николай выпрямился. Посмотрел на Диану долго, будто впервые увидел, кто она на самом деле. И, возможно, себя — тоже.

— Я… прости, — тихо сказал он. — Это было глупо. Мы уйдём.

Людмила Андреевна уже рыдала. Виктор Семёнович стоял, не зная, куда себя деть.

Они вышли. Без крика. Только громкое хлюпанье сумки по линолеуму и царапающий звук коробки о косяк. Диана захлопнула дверь. Закрыла на все замки. Потом сползла вниз по двери. И разрыдалась. Впервые за всё это время — от облегчения. От одиночества. От освобождения.

Прошло две недели. Диана сидела на террасе новой квартиры — той самой на Братиславской, с огромными окнами и тишиной. Она пила кофе и смотрела, как по небу ползут июньские облака.

На экране ноутбука мигало сообщение:

«Привет. Это Марина. Мы продаём СТО. Не вытянули. Николай уехал к знакомым в Тулу. Мама переживает. Если вдруг…»

Диана дочитала, закрыла ноутбук. Медленно. Осторожно. Как будто захлопнула последнюю страницу чужой книги.

Она не отвечала.

Вместо этого она достала блокнот. Новый, чистый. И начала писать. С первой строчки.

«Моя жизнь. С моей даты. Без “мы”.»