— Ну что, Леночка, — протянула она с фальшивой теплотой, — теперь, когда ты стала частью нашей семьи, пора бы и о старших подумать. Я присмотрела эту квартирку для себя. Уютненько, недалеко от центра. Самое то для пожилого человека.
Я поставила чашки на стол чуть резче, чем планировала. Фарфор звякнул предупреждающе.
— Алла Борисовна, о чём вы говорите?
— Да о чём-о чём, — она махнула рукой, как бы смахивая мои глупые вопросы. — Я же не на улице жить буду. А у Серёжи теперь семья, обязанности. Пора бы и матери комфорт обеспечить.
Сергей сидел в кресле, уткнувшись в телефон, и делал вид, что не слышит разговора. Его плечи напряглись, но он не поднял глаз.
— Серёжа, — позвала я мужа, — ты что-нибудь скажешь?
— Мам, может, не стоит… — пробормотал он, не отрываясь от экрана.
— Что не стоит? — Алла Борисовна повернулась к сыну всем корпусом. — Не стоит о матери заботиться? Я тебя двадцать восемь лет растила, училась ради тебя не доедала, а теперь не стоит?
Она умела это делать — превращать любую просьбу в обвинение, любой отказ в предательство. Я наблюдала, как Сергей съёживается под её взглядом, становясь снова тем мальчиком, который боялся огорчить маму.
— Алла Борисовна, — сказала я как можно спокойнее, — эта квартира моя. Я купила её до свадьбы, на свои деньги.
— Ну и что? — она вскинула брови с таким удивлением, словно я сказала что-то совершенно несуразное. — Теперь вы семья. Что твоё, то и Серёжино. А что Серёжино, то и моё. Я же мать.
— Мать — это прекрасно, — я села напротив неё, сложив руки на коленях. — Но закон есть закон. Квартира записана на меня, куплена на мои деньги до брака. Это моя собственность.
Алла Борисовна фыркнула.
— Законы-законы… Семья — это не законы, это чувства, понимание. Ты что, не понимаешь, что я уже немолодая? Мне жить негде.
— Как это негде? — я растерялась. — У вас же есть квартира.
— Однушка на окраине, — поморщилась свекровь. — Сырость, шум, соседи-алкоголики. Для старого человека это не подходит. А здесь — центр, инфраструктура, до поликлиники рукой подать.
Я посмотрела на Сергея. Он всё ещё сидел, уткнувшись в телефон, но я видела, что он слушает каждое слово. Его челюсть была крепко сжата.
— Серёж, — окликнула я его строже. — Мы обсуждаем нашу семейную ситуацию. Может быть, оторвёшься от игр?
Он поднял глаза, и я увидела в них знакомую смесь вины и раздражения.
— Лен, мама не просто так просит…
— Не просит, а требует, — уточнила я. — И не просто комнату, а всю квартиру.
— В комнате я не буду жить! — возмутилась Алла Борисовна. — Я самостоятельный человек, мне нужно своё пространство. К тому же, — она сделала паузу для эффекта, — я думала, вы молодые, скоро захотите детей. В однушке с ребёнком тесно будет.
Вот оно. Главная карта разыграна. Дети как аргумент, как способ вызвать чувство вины. Я глубоко вдохнула.
— Алла Борисовна, даже если мы планируем детей, это не значит, что нам нужно отдавать квартиру. Мы можем расширяться, снимать что-то побольше или копить на покупку.
— Ага, — она кивнула с сарказмом, — а я пока буду в своей норе сидеть и ждать, когда вы соизволите о матери подумать.
— Мам, — Сергей наконец отложил телефон, — может, мы что-то другое придумаем? Помочь с ремонтом в твоей квартире, например?
— Серёжа! — Алла Борисовна аж привстала. — Ты что, против матери? Я думала, ты меня любишь, а ты…
— Я тебя люблю, мам, но это неправильно, — он потёр лицо руками. — Лена права, квартира её.
— Ах, вот как! — свекровь всплеснула руками. — Месяц женат, а уже забыл, кто тебя родил! Жена важнее матери стала!
— Не надо, — я встала, — не надо его заставлять выбирать между нами. Это нечестно.
— А что честно? — свекровь повернулась ко мне. — Что молодая жена матери мужа крышу над головой не даёт? Я не прошу милостыни, я прошу о помощи. Семья должна помогать.
— Семья должна помогать, — согласилась я, — но не за счёт лишения кого-то дома. У вас есть квартира.
— У меня конура!
— У вас жильё. А вы требуете моё.
Алла Борисовна встала и начала ходить по комнате, разводя руками.
— Я всю жизнь работала, всю жизнь только о сыне думала. Себе ничего не позволяла, всё ему, всё для его будущего. А теперь, в старости, выгоняют…
— Никто вас не выгоняет, — я старалась говорить ровно. — Вы живёте в своей квартире. Мы готовы помочь с ремонтом, с бытовыми вопросами, но отдать вам мою квартиру я не могу.
— Не можешь или не хочешь? — она остановилась передо мной. — Признайся честно — просто жалко.
— Не жалко, — я покачала головой. — Просто неправильно. Я работала пять лет, чтобы накопить на эту квартиру. Брала кредит, который до сих пор выплачиваю. Это результат моего труда.
— Серёжа тоже работает!
— Серёжа работает полтора года. И когда я покупала квартиру, мы даже не встречались.
— Но теперь вы семья!
— Да, семья. Но это не значит, что я должна отдать всё, что у меня есть.
Сергей поднялся с кресла и подошёл к окну.
— Мам, Лена права, — сказал он, не оборачиваясь. — Мы не можем просить её отдать квартиру.
— Мы? — свекровь возмутилась. — Ты теперь с ней против меня?
— Я не против тебя, — он повернулся. — Я за справедливость.
— Справедливость! — она рассмеялась горько. — Какая справедливость в том, что мать мыкается по углам, а невестка в роскоши живёт?
— Алла Борисовна, — я не выдержала, — при всём уважении, какая это роскошь? Двухкомнатная квартира на первом этаже, без лифта, в доме семидесятых годов. Я три года на съёмных углах мыкалась, копейку к копейке откладывала.
— Ну конечно, — она махнула рукой, — тебе легко говорить. Молодая, здоровая. А каково мне, больной старухе?
— Вам шестьдесят два, — напомнила я. — И вы работаете.
— Работаю из последних сил! И зарплата копеечная, на жизнь не хватает.
— Тогда давайте поговорим о помощи, — предложила я. — Мы можем помочь с продуктами, с лекарствами, с коммунальными платежами.
— Мне деньги не нужны, — она гордо подняла подбородок. — Мне нужно человеческое участие.
— Участие — это не требование отдать квартиру.
— А что это? Назови мне, что это такое!
Я посмотрела на неё и вдруг поняла, что мы говорим на разных языках. Для неё участие — это готовность пожертвовать всем ради её желаний. Для меня — это готовность помочь в разумных пределах.
— Это забота, — сказала я. — Забота о том, чтобы вам было комфортно в вашем доме.
— В моём доме мне некомфортно!
— Тогда продайте свою квартиру и купите другую. Мы поможем с поиском, с переездом.
— На что я куплю? — она всплеснула руками. — Моя квартира стоит копейки, а нормальное жильё — миллионы!
— Добавим денег, — сказал Сергей. — Я подкоплю, мы с Леной вместе поможем.
Алла Борисовна посмотрела на сына так, словно он предложил ей пойти попрошайничать.
— Сыночек, — сказала она печально, — я не хочу быть обузой. Я просто хочу, чтобы меня любили.
— Мы вас любим, — я почувствовала, как начинаю уставать от этого разговора. — Но любовь — это не требование отдать квартиру.
— Для тебя, может быть, и не требование, — она посмотрела на меня с укором. — А для меня это было бы доказательством того, что я в семье не чужая.
— Вы не чужая, — заверила я. — Но у каждого должно быть своё пространство.
— У меня нет своего пространства! — она повысила голос. — У меня есть конура, в которой я задыхаюсь!
— Тогда меняйте конуру на что-то лучшее. С нашей помощью.
— Я устала, — она села в кресло и приложила руку к сердцу. — Я очень устала от этой жизни.
Сергей тут же бросился к ней.
— Мам, тебе плохо? Может, врача вызвать?
— Не надо врача, — она слабо помахала рукой. — Надо просто, чтобы родные люди поняли.
Я наблюдала за этим спектаклем и чувствовала, как во мне растёт раздражение. Каждый раз, когда разговор заходил в тупик, свекровь начинала жаловаться на здоровье.
— Алла Борисовна, — сказала я твёрдо, — давайте закончим этот разговор. Я не отдам вам квартиру. Но я готова помочь вам улучшить ваши жилищные условия другими способами.
Она подняла на меня глаза, полные обиды.
— Значит, решено?
— Да, решено.
— Серёжа, — она повернулась к сыну, — ты слышишь? Твоя жена решила за всех.
— Мам, — он присел рядом с ней, — Лена права. Мы найдём другое решение.
— Какое другое решение? — она отстранилась от него. — Я думала, у меня есть сын, который позаботится о матери. А оказалось, что у меня есть сын, который выберет жену.
— Это не выбор между нами, — попыталась объяснить я. — Это вопрос справедливости.
— Справедливости! — она встала. — Ты мне будешь рассказывать о справедливости? Ты, которая полгода назад в нашей семье появилась?
— Я появилась в семье, когда вышла замуж за Сергея, — ответила я. — И с того момента я стараюсь быть хорошей невесткой.
— Хорошей? — она усмехнулась. — Хорошая невестка свекровь на улицу не выставляет.
— Никто никого на улицу не выставляет! — я не выдержала. — У вас есть дом!
— У меня есть норка!
— У вас есть квартира, которая принадлежит вам! — я повысила голос. — И если она вам не нравится, меняйте её, продавайте, делайте что хотите, но не требуйте мою!
Наступила тишина. Алла Борисовна смотрела на меня с таким выражением, словно я её ударила.
— Вот, — сказала она тихо. — Вот какая ты есть на самом деле. Показала своё истинное лицо.
— Моё истинное лицо — это лицо человека, который защищает свой дом, — ответила я. — И не намерен извиняться за это.
— Серёжа, — она повернулась к сыну, — ты слышишь, как она со мной разговаривает?
— Мам, — он встал, — хватит. Лена ничего плохого не сказала.
— Как хватит? — она возмутилась. — Она кричит на твою мать!
— Она отстаивает свои права, — сказал он устало. — И она права.
Алла Борисовна посмотрела на сына долгим взглядом, потом кивнула.
— Понятно, — сказала она. — Всё понятно.
Она взяла сумочку и направилась к выходу.
— Мам, куда ты? — Сергей пошёл за ней.
— Домой, — ответила она, не оборачиваясь. — В свою норку.
— Мам, не уходи так. Давай спокойно поговорим.
— О чём говорить? — она остановилась у двери. — Всё уже сказано. Я поняла, что значу для вашей семьи.
— Ты много значишь, — сказал Сергей. — Но это не означает, что мы должны отдать тебе квартиру.
— Не должны, — согласилась она. — Никому ничего не должны. Особенно матери.
Она открыла дверь и вышла, громко хлопнув за собой.
Сергей остался стоять в прихожей, глядя на закрытую дверь.
— Она расстроится, — сказал он.
— Расстроится и успокоится, — ответила я. — Главное, что мы не поддались на манипуляции.
— Это не манипуляции, — он повернулся ко мне. — Она действительно переживает.
— Она переживает, что не получила то, что хотела, — уточнила я. — Это разные вещи.
— Лен, — он подошёл ко мне, — может, мы слишком жестоко?
— Нет, — сказала я твёрдо. — Мы справедливо. Нет, любимая свекровь, эту трёшку я купила до свадьбы, так что это вы пакуйте вещи, — добавила я про себя, улыбнувшись.
— Что? — не понял Сергей.
— Ничего, — я обняла его. — Просто рада, что ты меня поддержал.
— Я всегда тебя поддержу, — сказал он. — Даже если мама будет недовольна.
— Она привыкнет, — сказала я. — И поймёт, что мы не против неё, а за справедливость.
— Надеюсь, — вздохнул Сергей.
А я знала, что будет нелегко. Алла Борисовна не из тех, кто легко сдаётся. Но главное — мы устояли. Главное — мы не отдали то, что принадлежит нам по праву.
И это было только начало нашей семейной истории.