За спиной раздался знакомый звук — Андрей включил телевизор. Опять футбол. Всегда футбол, когда нужно было что-то обсуждать или просто побыть вместе. Лена обернулась и увидела привычную картину: муж развалился в кресле, ноги закинуты на журнальный столик, рядом валялись носки, которые он скинул, едва переступив порог квартиры.
— Андрей, мы можем поговорить? — тихо сказала она, подходя ближе.
— Угу, — не отрываясь от экрана, промычал он. — Только после матча. Там пенальти будет.
Лена почувствовала, как знакомое раздражение поднимается где-то в груди. Двенадцать лет брака, и она до сих пор не могла понять, когда именно они перестали слышать друг друга. Может быть, это произошло постепенно, как ржавчина, которая незаметно съедает металл изнутри.
— Ужинать будешь? — спросила она, уже зная ответ.
— Конечно буду. А что приготовила?
Лена сжала зубы. Каждый вечер одно и то же. Он приходил с работы, падал в кресло и ждал, когда она, тоже уставшая после восьмичасового рабочего дня, накормит его ужином. Потом он смотрел телевизор до глубокой ночи, а она мыла посуду, стирала, гладила, готовилась к завтрашнему дню.
— Я еще не готовила, — сказала она. — Только пришла.
— Так чего ждешь? — он наконец оторвался от экрана и посмотрел на нее с недоумением. — Я голодный как волк.
— А ты не мог бы…
— Лен, не начинай, — перебил он. — У меня сегодня был тяжелый день. Этот дурак Петров опять все клиентов к новичкам распределяет. Меня вообще не уважают там. Десять лет работаю, а никто не ценит.
Лена слушала и чувствовала, как внутри нее что-то медленно ломается. Она тоже устала. Она тоже хотела прийти домой и просто расслабиться. Но почему-то именно она должна была заботиться о том, чтобы в доме было чисто, в холодильнике — еда, а у мужа — чистые рубашки.
— Знаешь что, — сказала она, неожиданно для себя самой. — Приготовь себе сам. Я тоже устала.
Андрей уставился на нее так, словно она сказала что-то абсолютно немыслимое.
— Ты что, Лен? Ты же знаешь, я не умею готовить. Это женская работа.
— Почему женская?
— Потому что так заведено. Я деньги зарабатываю, обеспечиваю семью, а ты ведешь хозяйство. Нормальное разделение обязанностей.
— Я тоже зарабатываю деньги, — тихо сказала Лена.
— Ну да, зарабатываешь. Копейки свои. На мою зарплату мы и живем в основном.
Лена отвернулась к окну. Дождь усилился, капли теперь барабанили по стеклу с удвоенной силой. Она вспомнила, как они познакомились. Андрей тогда казался ей сильным, надежным. Он говорил, что будет защищать ее от всех бед, что с ним ей не о чем будет беспокоиться. И она поверила. Поверила так искренне, что даже не заметила, когда защита превратилась в клетку.
Следующие несколько недель прошли в привычном ритме. Андрей жаловался на работу, на начальника, на коллег. Лена готовила, убирала, стирала и молчала. Она чувствовала, как что-то внутри нее медленно умирает. Каждый день был похож на предыдущий, и она не видела ни малейшего просвета в этой серой рутине.
А потом случилось то, чего она не ожидала.
— Я уволился, — объявил Андрей однажды вечером, заходя в квартиру.
Лена замерла с мокрой тарелкой в руках.
— Как это — уволился?
— Так и уволился. Надоело мне это все. Петров окончательно достал. Представляешь, сегодня он при всех сказал, что я не справляюсь с нагрузкой. Я ему так ответил, что он небось до сих пор переваривает.
— Андрей, — Лена осторожно поставила тарелку в сушилку. — А на что мы будем жить?
— На твою зарплату, — беззаботно ответил он, плюхнувшись в кресло. — Я столько лет тебя содержал, теперь твоя очередь меня содержать.
— Но я…
— Что — ты? — в его голосе зазвучали знакомые нотки раздражения. — Ты не хочешь поддержать мужа в трудную минуту? У меня сейчас сложный период, мне нужно прийти в себя, подумать о будущем. А ты опять со своими претензиями.
Лена почувствовала, как земля уходит у нее из-под ног. Ее зарплаты едва хватало на продукты и коммунальные платежи, даже при условии, что основные расходы брал на себя Андрей. А теперь…
— Андрей, нам не хватит денег даже на самое необходимое.
— Разберемся как-нибудь. Ты же умная, что-нибудь придумаешь.
На следующий день Лена пришла с работы и обнаружила мужа в том же кресле, в той же позе. Телевизор работал, на журнальном столике стояли грязные тарелки, пустые банки из-под пива, валялись крошки от печенья.
— Ты весь день дома был? — спросила она.
— Ну да. А что?
— Ты мог бы убрать за собой. Или хотя бы посуду помыть.
— Лен, у меня голова болит. Я весь день думаю, что дальше делать. Не до уборки мне сейчас.
— А ужин?
— А что с ужином?
— Ты мог бы приготовить. Раз ты дома, а я на работе.
Андрей посмотрел на нее так, словно она предложила ему станцевать на потолке.
— Лена, ты что, совсем крышей поехала? Я же говорю — у меня трудный период. Мне нужна поддержка, а не твое занудство. Могла бы как нормальная жена помочь, поддержать, а не пилить постоянно.
Что-то внутри Лены щелкнуло. Она стояла посреди своей собственной квартиры, смотрела на своего собственного мужа и чувствовала себя прислугой. Хуже прислуги — прислуге хотя бы платят.
— Знаешь что, Андрей, — сказала она удивительно спокойным голосом. — Я подаю на развод.
Он даже не вздрогнул. Продолжал смотреть в телевизор, только чуть повернул голову в ее сторону.
— Ну и подавай. Кто тебя держит? Хочешь уйти — дверь вон там.
— Андрей, это моя квартира, — тихо сказала Лена. — Я ее покупала до нашего брака.
— Наша квартира, — поправил он. — Я тут двенадцать лет живу, ремонт делал, деньги вкладывал. И раз ты решила все разрушить, то катись отсюда. Твоя квартира?! Собирай вещички и уматывай!
Лена смотрела на него и не могла поверить в происходящее. Наглость переходила все границы.
— Андрей, ты не можешь меня выгнать из моей собственной квартиры.
— Могу. И выгоню. Раз ты такая умная и самостоятельная, устроишься где-нибудь. А я пока тут поживу, пока не решу, что дальше делать.
На следующий день Лена вернулась с работы и не смогла попасть в квартиру. Ключи не подходили. Она стояла на лестничной площадке и чувствовала, как руки дрожат от бессилия и ярости.
— Андрей! — закричала она, стуча в дверь. — Открывай немедленно!
— Чего раскричалась? — раздался его голос из-за двери. — Я тебе вчера все объяснил. Не поняла по-хорошему, будет по-плохому.
— Ты что, замки поменял?!
— Поменял. А что такого? Моя квартира, мои замки.
Лена достала телефон дрожащими пальцами. Все эти годы она думала, что знает этого человека. Оказывается, совсем не знала.
Полиция приехала через полчаса. Участковый оказался мужчиной средних лет с усталыми глазами, который явно не в первый раз сталкивался с подобными ситуациями.
— Документы на квартиру есть? — спросил он у Лены.
— Есть. У нотариуса заверенные копии.
— Хорошо. А вы, — обратился он к Андрею, который наконец открыл дверь, — по какому праву меняете замки в чужой квартире?
— Да какая чужая? — возмутился тот. — Мы двенадцать лет в браке, я тут живу, ремонт делал…
— Собственник квартиры — ваша жена. У вас есть право проживания, но не право распоряжения. Верните ключи и не препятствуйте законному владельцу.
Андрей что-то буркнул под нос, но ключи отдал.
На следующий день он пришел за вещами. Складывал их в сумки молча, но Лена чувствовала, что он что-то замышляет. И не ошиблась.
— Лен, — сказал он, когда уже собрался уходить. — Послушай, давай поговорим как взрослые люди. Мы же поругались, с кем не бывает. Все семьи через это проходят.
Она стояла у окна и смотрела на него отражение в стекле. Странно, но впервые за много лет она видела его как бы со стороны. Невысокий мужчина с начинающейся лысиной, в застиранной футболке, с усталым, разочарованным лицом.
— Поговорить? — переспросила она.
— Ну да. Я понимаю, ты обиделась. Но пойми и ты меня. У меня сейчас трудное время, я нервничаю, поэтому и сорвался. Но мы же друг друга любим, правда?
Лена обернулась и посмотрела ему в глаза. Когда-то эти глаза казались ей самыми красивыми на свете.
— Любим?
— Конечно любим. Двенадцать лет вместе — это же не шутка. И потом, — он помолчал, словно собираясь с духом. — Лен, ты подумай трезво. Тебе уже тридцать шесть. Ты располнела, постарела. Кому ты нужна? Так и помрешь в одиночестве. А я тебя люблю такой, какая ты есть. Я готов забыть все наши ссоры и начать с чистого листа.
Лена слушала эти слова и чувствовала, как что-то окончательно рвется внутри. Не болезненно рвется — а легко, словно освобождая место для чего-то нового.
— Знаешь, Андрей, — сказала она тихо. — Ты прав. Я действительно располнела. И постарела. И устала. Знаешь, от чего я устала больше всего? От того, что двенадцать лет я пыталась быть удобной. Удобной женой, которая не требует внимания, не высказывает претензий, не мешает мужу отдыхать после работы. Я так старалась быть удобной, что забыла, кто я такая.
— Лен, о чем ты?
— О том, что я действительно толстая. Но я похудею. О том, что я действительно не молодая. Но я еще не старая. О том, что я действительно устала. Но это поправимо.
Она подошла к нему ближе и посмотрела прямо в глаза.
— А знаешь, что поправить нельзя? Нельзя поправить то, что ты эгоист. Что ты думаешь только о себе. Что ты привык брать, но не привык давать. Что ты считаешь, что мир тебе что-то должен. Я похудею, Андрей. А ты так мерзавцем и останешься.
Его лицо исказилось от злости.
— Да что ты себе позволяешь?! Я для тебя всю жизнь…
— Что? — перебила она. — Что ты для меня сделал? Женился на мне? Так это не подарок, это обычное человеческое решение. Работал? Так работают все. Делал ремонт? Так ты для себя же его делал, не для меня.
— Лена, ты сошла с ума!
— Возможно. Возможно, я действительно сошла с ума. От тоски, от одиночества в браке, от ощущения, что я не живу, а существую. Но знаешь что? Лучше быть сумасшедшей и свободной, чем нормальной и несчастной.
Андрей стоял и смотрел на нее широко открытыми глазами. Видимо, впервые за все годы он видел ее настоящую — не удобную, не покорную, а живую.
— Уходи, — сказала она устало. — Просто уходи и не возвращайся.
— Ты еще пожалеешь, — процедил он, хватая сумки. — Ты еще приползешь ко мне на коленях.
— Может быть, — согласилась Лена. — Всякое в жизни бывает.
Дверь захлопнулась. Лена стояла посреди опустевшей квартиры и слушала тишину. Странно, но эта тишина не пугала ее. Наоборот — в ней было что-то умиротворяющее.
Она подошла к зеркалу в прихожей и внимательно посмотрела на свое отражение. Да, она действительно поправилась за эти годы. И морщинки появились. И седые волоски проклевываются в висках. Но глаза… В глазах впервые за много лет она увидела что-то знакомое. Что-то, что думала потеряла навсегда.
Она увидела себя.
Вечером Лена сидела на кухне с чашкой чая и планировала завтрашний день. Нужно было сходить к юристу, оформить развод, подумать о смене работы — давно хотела попробовать себя в другой сфере, но Андрей всегда говорил, что это глупо, зачем рисковать.
Теперь она могла рисковать сколько угодно. Могла ошибаться, могла искать себя, могла даже терпеть неудачи. Главное — она могла быть собой.
Дождь за окном постепенно стихал. Капли все реже стукали по стеклу, а между тучками начали проглядывать первые звезды. Лена смотрела на них и думала о том, что завтра будет новый день. Первый день ее новой жизни.
И хотя она не знала, что принесет ей это завтра, она больше не боялась неизвестности. Потому что хуже, чем жить в тюрьме собственного молчания, уже быть не могло.
А значит, можно было только лучше.