Как Матвей отомстил. Рассказ

Матвей был сильным мальчиком, но против такой обиды не устоял. Да и кто бы устоял?

Его опять поб.или соседские пацаны. Двое близнецов Спициных были постарше Матвея и собрали возле себя всю мелюзгу. Они верховодили на улице, показывали младшим свою силу и власть.

Младшие их уважали или, лучше сказать, боялись. И как послушное стадо исполняли всё, что те им приказывали.

Матвейку близнецы не любили. Потому что он никогда им не подчинялся. Более того, смелый и гордый мальчишка мешал осуществлять им их гадкие дела. А те были мастера на такого рода выходки.

Воровали яблоки и клубнику в саду у одинокой Варвары Ивановны. Или от нечего делать могли сломать только что посаженные нежные саженцы сосёнок возле дома у многодетных Погодиных. Гоняли бедных испуганных животных, поджигали солому. Вреда сельским жителям от них было много. А управы никакой.

А ещё братья всегда унижали Матвея, называя голытьбой, нищебродом и сыном пьяницы. Они смеялись над его простенькой застиранной и залатанной одеждой, над их бедной хатой, стоявшей на отшибе села.

Сегодня близнецы опять вытворили невесть что. Улюлюкая и подначивая младших, забивали замёрзшими кусками снега и льда беззащитную кошку, попавшуюся им на глаза.

Матвейка смело кинулся её защищать. И получил от хулиганов по полной. Его опять отмутузили всей сворой. Все на одного накинулись. Он не трус и даже сопротивлялся, как мог, но разве против толпы у одного есть сила, чтобы победить? Пока они дрались, кошка убежала. И то ладно.

Придя домой, Матвейка смыл наконец кро.вь с лица. Хорошо, папка его не видел. Опять кричать будет, лоботрясом называть и хулиганом.

— Ничего путного из тебя не вырастет! — кричал он всегда, когда сын попадался ему на глаза.

Папка пил водку. Сразу после того, как два года назад ум.ер.ла мамка от болезни, он и запил. Трезвым бывал редко и всё больше молчал. А иногда его как будто прорывало, и Матвею тогда доставалось по полной. Младших брата и сестрёнку забрала к себе тётка Арина. А он остался жить с отцом. Кто-то должен был остаться. А Матвей уже взрослый. Ну почти.

Ему хотелось есть. Живот сводило от голода, с утра во рту и маковой росинки не было. Дома тоже пусто. Он поискал, погремел пустыми кастрюльками. Опять отец ничего не сварил. Придётся идти к деду с бабой.

Дед Андрей Матвея любил, жалел его по-своему.

– Эх, Матюша, правдолюб ты наш! Ох, и трудно же тебе в жизни придётся. Не любит народ таких, кто за правду да справедливость горой стоит, – частенько говаривал он.

Сегодня, увидев разбитое лицо внука, только охнул. Опять, значит. Накормил внука горячими щами, пирога дал тёплого, что жена недавно испекла.

Присел рядом, приобнял Матвейку.

– Опять за кого-то заступался? – спросил участливо дед.

– Да. За кошечку. Чуть не уб.или они её, деда. А мне жалко, – сказал и опять заплакал. Не выдержал душевного тепла и заботы близкого и родного человека.

– Ну, ну… Не надо. Будет тебе, – дед погладил его по вихрастой голове, прижал к себе. – В слезах правды нет, одна соль.

Матвей всхлипнул, тяжело вздохнул.

— Ты, Матюша, не плачь. Будь мужчиной. Знай одно – правда всегда на твоей стороне. А обидчики… Ну что же. Вырастешь, всем отомстишь. А уж как, сам решишь тогда…

И Матвей накрепко запомнил эти слова деда. И каждый раз, когда его обижали или били, он повторял про себя как спасительную молитву: «Вырасту, всем отомщу».

Как часто эти слова были для него опорой и подмогой в противостоянии с недругами. Они грели его обиженную мальчишескую душу.

******

Дорогой автомобиль буксовал на ухабах, проваливался в огромные лужи, переваливалась с боку на бок.

– Это же надо! Двадцать первый век на дворе. А здесь всё как при царе. Как было, так и осталось. Ни дорог нормальных, ни цивилизации.

– Это правда, Матвей Петрович. Хорошо, что у нас внедорожник. А то неизвестно, чем бы закончилась эта поездка, – ответил ему водитель Никита.

Матвейка, он же теперь Матвей Петрович, приехал на родину. Пришлось ехать сюда по работе. Он теперь возглавлял одно из подразделений большой нефтедобывающей компании. Здесь, в районном посёлке, недалеко от деревни, где он родился и вырос, находился их филиал. Необходимо было решить кое-какие рабочие вопросы, и личное присутствие руководителя было сегодня необходимо.

После Матвей Петрович попросил Никиту довезти его до родной деревни. Давно на кладбище не был у своих. Хотел навестить.

Родина встретила его дождём и непролазной грязью. Но когда подъехали к селу, дождь прекратился, и выглянуло солнышко, как будто приветствовало Матвея на родной земле.

Сердце забилось в тревожном ожидании. Воспоминания нахлынули на него удушливой волной.

На кладбище было тихо и спокойно. Пели птички.

Сначала к родителям. Потом к деду и бабушке. На глазах выступили слёзы. Сколько лет уже прошло. А кажется, что всё было только вчера…

Вдруг Матвей Петрович увидел среди крестов фигуру мужчины, пригляделся, но не узнал. Мужчина тоже увидел его. Помедлив несколько секунд, всё же направился в его сторону.

– Доброго здоровьица! – произнёс он. Потом посмотрел на кресты, у которых стоял Матвей.

– К своим, значит, приехал. Ну, здравствуй, Матюха! Не узнал тебя сразу-то. Важный какой!

– Ответно приветствую! Только я вас что-то не узнаю, – Матвей Петрович вглядывался в заросшее щетиной и постаревшее лицо своего земляка, но пока так и не признал собеседника.

Тот помолчал. Потом произнёс тихим голосом, глядя куда-то в сторону:

– Лёнька я, Спицин. Серьёзно не узнал? Или вид только делаешь? Тебе, наверное, и разговаривать-то со мной неприятно.

– Ну, здравствуй, Леонид. А где ж братуха твой, Михаил? Вы же с ним всегда неразлучные были? – спросил Матвей Петрович, а внутри неприятно заныло.

Да, вот кого уж точно он не хотел здесь встретить, так это одного из братанов Спициных.

– Братуха мой уже десять лет, как здесь лежит. В речке утонул он на тракторе по хмельному делу. А сейчас вот и жену сюда тоже устроил на вечное поселение. Болела она. Два месяца только минуло, тоскую. Один я теперь, поэтому и хожу кажНый день сюда. А ты сам-то как? Где, кем работаешь, семья, дети есть?

– Всё у меня есть, и жена, и дети. И работаю я в хорошей организации, – Матвей Петрович с гордостью произнёс её название, известное каждому в области. – Вот приезжал в ваш местный филиал, руководству нагоняй дать, чтоб не расслаблялись.

Лёнька, и без того унылый, погрустнел ещё больше.

– Понятно, — посмотрел в сторону задумчиво. — В начальники, значит, выбился. Молодец! А я в этом же филиале тружусь, водителем на грузовой. Значит, ты и есть мой главный начальник. Главнее главного. Мстить будешь? Небось, не забыл, как мы с братухой тебя метелили. Да… разве такое забудешь? Ну, ну, наслаждайся. Все теперь в твоей власти. Все мы, деревенские, кто дрался с тобой постоянно в детстве. Там же многие сейчас работают из нашей весёлой детской банды.

Матвею очень многое хотелось сказать сейчас этому угрюмому, побитому жизнью человеку. Рассказать про свои детские обиды, про слёзы, которые глотал он в тишине пустого дома. Про боль и одиночество… Да разве он поймёт?

– Тебя жизнь уже наказала так, что мне с ней не сравниться. Всё за меня сделала. Что мне тебе мстить, душу свою только поганить. Умение прощать своих обидчиков – самое главное, что я понял в своей жизни. А она, жизнь-то, уроки мне, ох, какие тяжёлые преподносила, тебе и не снилось! А тебе и другим я УЖЕ отомстил, когда не сломался, не согнулся под тяжестью судьбы. И не превратился в такого, как вы. Я стал тем, кем мечтал стать. Не спившимся, сломленным судьбой и людьми жалким человечком. А настоящим мужиком. Тебе до меня, как до неба, не достать, не дотянуться.

Вот такая моя месть вам всем, кто остался в этой захудалой деревне доживать свой век, веселя себя вонючей самогонкой и воспоминаниями о своей былой силе.

Так-то вот. А тебе Бог судья, Лёнька Спицин. Ему там всё видно. Он-то знает, кому какой мерой отмерить.