Вера Павловна, свекровь моя, женщина статная, с вечно поджатыми губами и взглядом, который будто рентген. Смотрит — и ты уже чувствуешь себя виноватой, даже если просто дышишь.
— Надя, ты опять без соли готовишь? — начала она, не поздоровавшись. — Мой сын такое не ест. Ему надо, чтобы вкусно было, а не эта твоя диета.
Я глубоко вдохнула, стараясь не сорваться. Диета? Да я просто овощи для себя тушила, потому что Сережа, муж мой, уже третий день на работе задерживается и ужинает где-то в офисе. А я, между прочим, с утра до вечера на ногах: работа, дом, ребенок. Но Вера Павловна этого не видит. Для нее я всегда что-то делаю не так.
— Вера Павловна, это для меня, — спокойно ответила я, хотя внутри уже все клокотало. — Сережа сегодня поздно будет.
— Поздно, поздно, — проворчала она, открывая холодильник и заглядывая туда, будто проверяя, не спрятала ли я там что-то вкусное. — А ты все равно должна для мужа готовить. Он работает, устает, а ты тут со своими овощами.
Я промолчала. Спорить с ней — это как биться головой о стену. Только лоб разобьешь, а стена даже не поцарапается. Она ушла, а я осталась стоять, глядя на шипящую сковородку. В тот момент я поняла: так больше продолжаться не может. Я устала быть для всех удобной. Устала тянуть на себе весь этот дом, свекровь с ее бесконечными придирками и свекра, который хоть и молчит, но тоже считает, что я им что-то должна.
Мы с Сережей поженились пять лет назад. Я тогда была влюблена по уши, и мне казалось, что мы будем жить как в кино: вместе строить планы, путешествовать, растить детей. Но реальность оказалась другой.
Сережа хороший, но он… как бы это сказать… плывет по течению. Его все устраивает. Работа — дом — работа. А я? Я как белка в колесе. У меня работа в колл-центре, где я весь день слушаю, как люди орут из-за неправильно выставленных счетов. Потом дом: уборка, готовка, сын Мишка, которому четыре года и который требует внимания каждую секунду. А еще свекры, которые живут с нами.
Когда мы с Сережей только начали встречаться, я знала, что его родители будут жить неподалеку. Но я и подумать не могла, что они переедут к нам. Вера Павловна и Виктор Иванович продали свою квартиру два года назад, заявив, что им так удобнее. Мол, возраст, здоровье, все дела. Сережа, конечно, согласился. А я? А я просто кивнула, потому что не хотела ссоры. И вот теперь они тут, в нашей трехкомнатной квартире, где и без того тесно.
Вера Павловна хозяйничает, будто это ее дом. Виктор Иванович вечно сидит в гостиной, смотрит телевизор на полную громкость, когда я пытаюсь уложить Мишку спать. А я все это терплю. Терпела, пока не дошло до того, что я сама себя перестала уважать.
В тот вечер, когда свекровь снова начала свои нотации, я дождалась, пока Сережа вернется с работы. Он пришел около десяти, усталый, но довольный. Сел на кухне, я поставила перед ним тарелку с ужином, который все-таки приготовила.
— Сереж, нам надо поговорить, — начала я, стараясь говорить ровно.
— Что случилось? — он даже не оторвался от телефона.
— Я больше так не могу. Твои родители… они как будто тут главные. Я чувствую себя в собственном доме чужой.
Он поднял глаза, нахмурился.
— Надь, ну что ты начинаешь? Они же старые, им помощь нужна.
— Помощь? — я чуть не задохнулась от возмущения. — Я им готовлю, убираю, стираю! Они даже за Мишкой не смотрят, только критикуют. Я устала, Сереж. Я не прислуга.
Он вздохнул, отложил телефон.
— Ну что ты предлагаешь? Выгнать их?
— Не выгнать. Но что-то надо менять. Я не могу так больше.
Сережа промолчал. Я видела, что он не хочет разбираться. Ему проще, чтобы все шло как идет. Но я уже не могла молчать.
На следующий день я решила действовать. Первым делом поговорила с подругой Мариной. Мы с ней работаем вместе, и она всегда умела находить выход из любой ситуации. Я рассказала ей все: про свекровь, которая командует, про свекра, который считает, что я должна быть благодарна за их присутствие, про Сережу, который не хочет ничего менять.
— Надя, ты слишком долго терпела, — сказала Марина, когда мы сидели в обеденный перерыв в кафе напротив офиса. — Надо что-то делать. Ты же не железная.
— А что делать? — я пожала плечами. — Они же не уйдут. И Сережа их не попросит.
— Тогда начни с себя, — ответила она. — Найди что-то, что тебе самой даст силы. Хобби, работу новую, что угодно. Ты же не только жена и мама. Ты Надя. Что ты любишь?
Я задумалась. Что я люблю? Последние годы я так закрутилась, что забыла, кто я вообще такая. Раньше я любила рисовать. Не то чтобы я была великим художником, но мне нравилось возиться с красками, создавать что-то свое. А потом как-то все это ушло на задний план. Дома я даже карандаш в руки не брала — некогда.
— Рисовать, наверное, — неуверенно сказала я.
— Вот и начни! — Марина оживилась. — Купи краски, холст, запишись на какие-нибудь мастер-классы. Сделай что-то для себя. А там, может, и с родителями мужа разберешься.
Идея звучала просто, но в тот момент она зажгла во мне искру. Я решила, что начну с малого. В тот же вечер я зашла в интернет и нашла недорогой набор акриловых красок и пару холстов. Заказала, не раздумывая. Когда посылка пришла, я спрятала ее в шкафу, чтобы Вера Павловна не начала выспрашивать, зачем мне это.
Через неделю я впервые за долгое время достала краски. Мишка был в садике, Сережа на работе, свекры ушли к соседям в гости. Я разложила все на кухонном столе, поставила перед собой холст и… замерла. Что рисовать? Руки дрожали, как будто я школьница на экзамене. В итоге я просто начала мазать краской по холсту, без всякого плана. Получилось что-то яркое, хаотичное, но, черт возьми, это было мое.
Когда я закончила, то почувствовала себя живой. Впервые за долгое время я сделала что-то не для кого-то, а для себя. Я убрала холст в шкаф, чтобы никто не увидел, но внутри у меня было тепло. Это был мой маленький бунт.
А потом начались перемены. Я стала рисовать по вечерам, когда все засыпали. Иногда урывками, иногда полночи. Я не показывала свои работы никому, даже Сереже. Это было мое, личное. Но с каждым мазком я чувствовала, что возвращаюсь к себе.
Вера Павловна, конечно, заметила, что я стала меньше суетиться по дому. Она начала ворчать, что я «забила на обязанности». Но я уже не молчала, как раньше.
— Вера Павловна, я не прислуга, — сказала я однажды, когда она снова начала про то, что я «мало делаю». — Я тоже человек. У меня есть своя жизнь.
Она опешила. Впервые за все время я видела, как она не нашлась, что ответить. А я пошла дальше — начала говорить с Сережей. Не просто жаловаться, а четко объяснять, что мне нужно. Что я не могу больше тянуть все на себе. Что его родители должны уважать наш дом, а не командовать.
Сережа сначала отмахивался, но я не сдавалась. Я повторяла, что так больше не будет. Что я не хочу жить, как будто я им всем должна. И, кажется, до него начало доходить.
Через пару месяцев я решилась на большее. Я нашла в интернете местную студию, где проводили мастер-классы по живописи. Это было недалеко от дома, и я записалась на пробное занятие. Когда я туда пришла, то чуть не развернулась у порога — так страшно было. Но я осталась. И это было лучшее решение в моей жизни.
Там я познакомилась с людьми, которые, как и я, искали себя. Была женщина, которая после развода начала рисовать, чтобы справиться с болью. Был парень, который бросил офисную работу и теперь делал иллюстрации для детских книг. Они все были такие разные, но их объединяло одно — они не боялись пробовать.
Я начала ходить на занятия регулярно. Денег уходило немало, но я экономила на других вещах, чтобы позволить себе это. Сережа, к моему удивлению, поддержал. Он даже сказал, что я стала веселее, что ему нравится, как у меня глаза горят, когда я рассказываю про свои картины.
А потом я решилась на разговор со свекрами. Это было непросто. Я боялась, что они обидятся, что Сережа не поддержит. Но я больше не могла молчать.
— Вера Павловна, Виктор Иванович, — начала я, когда мы все сидели за ужином. — Я больше не буду содержать весь дом одна. Это наш с Сережей дом, и мы с ним решаем, как тут жить. Если вам что-то не нравится, давайте обсуждать, но я не хочу больше слышать, что я что-то должна.
Вера Павловна открыла рот, чтобы возразить, но я продолжила:
— Я уважаю вас, но я тоже заслуживаю уважения. Если вы хотите жить с нами, давайте жить как семья, а не как хозяева и прислуга.
Сережа, к моему удивлению, кивнул.
— Мам, Надя права. Мы все должны помогать друг другу.
Вера Павловна молчала, но я видела, что она злится. Виктор Иванович просто кашлянул и сказал, что подумает. И знаете, это был первый шаг.
Прошло еще полгода. Жизнь изменилась. Не сказать, что свекры стали идеальными, но они начали прислушиваться. Вера Павловна иногда помогала с Мишкой, Виктор Иванович стал сам убирать за собой. Сережа тоже изменился — он больше помогал по дому, а однажды даже сходил со мной на выставку местных художников.
А я? Я продолжала рисовать. Мои работы стали лучше, и я даже решилась показать их в студии. Однажды одна из моих картин попала на местную выставку. Ничего грандиозного, но для меня это было как полет на Луну. Люди смотрели на мою работу, обсуждали, хвалили. Я стояла в стороне и не могла поверить, что это я сделала.
Я поняла, что могу больше. Что я не просто жена, мама или невестка, которая всем угождает. Я Надя. И у меня есть своя жизнь, свои мечты. Я не собираюсь останавливаться. Может, я никогда не стану знаменитой художницей, но я точно не вернусь к той жизни, где я растворялась в чужих ожиданиях.
В тот вечер, когда мы с Сережей и Мишкой возвращались с выставки, я посмотрела на них и подумала: я сделала это. Я выбрала себя. И это было лучшее, что я могла сделать для нашей семьи.
Свекровь с плачем рассказывала о своих долгах, просила денег. А через час я случайно увидела ее в новой шубе, выходящей из салона красоты