Апрельское солнце било в глаза, заставляя щуриться. Марина катила коляску по разбитой дорожке, лавируя между лужами. Пакеты с продуктами оттягивали локоть, а Миша наконец-то заснул после двух часов капризов в магазине.
Ещё издалека она услышала знакомый командный голос:
— Вы что, в училище не учились? Это разве работа? Провод висит, как бельевая верёвка! Инна Сергеевна, в накинутой на плечи вязаной кофте, стояла посреди палисадника, воинственно уперев руки в боки. Перед ней переминался с ноги на ногу пожилой электрик дядя Коля, держа в руках инструменты.
— Здравствуйте, — тихо произнесла Марина, проходя мимо.
Свекровь резко обернулась, смерив невестку цепким взглядом:
— А, явилась! Нагулялась! Конечно, сидеть на шее мужа удобно, да?
Марина остановилась. Она медленно повернула голову, встретившись глазами со свекровью. В них читалось всё: и усталость от постоянных придирок, и обида за несправедливые намёки, и растущее раздражение. Но она молчала. Пока молчала.
В коляске завозился Миша, и Марина, глубоко вздохнув, двинулась к дому. За спиной снова разгорался скандал, но она уже не слушала.
Марина зашла в дом, аккуратно маневрируя коляской между старой этажеркой и комодом. Упреки свекрови все еще звенели в ушах. Устроив спящего Мишу в кроватке, она присела на край дивана и невольно вспомнила, как все начиналось.
Год назад этот дом достался ей от бабушки Веры. Небольшой, но крепкий, с печным отоплением и уютной верандой. Они с Олегом все лето красили стены, перестилали полы, обновляли проводку. Он шутил, называя их «бригадой ремонтников-энтузиастов», а она радовалась каждой отремонтированной мелочи.
Звонок Инны Сергеевны прозвучал как гром среди ясного неба.
— Олежек, я не знаю, что делать, — всхлипывала она в трубку. — Твой отчим… Он всё забрал. Квартиру переписал. Мы с Тимуром на улице… Вечером того же дня Олег мягко положил руку на плечо жены:
— Мариш, может, пустим их на время? Месяца на два, не больше. Мама работу найдет, съедут…
Она согласилась. Почему-то казалось, что это правильно.
Инна Сергеевна появилась на пороге с двумя огромными чемоданами и насупленным Тимуром. Осмотрела дом придирчивым взглядом:
— Ну и старье у вас тут… А зимой не холодно?
Первый месяц она еще сдерживалась, но потом начались упреки.
— Ты посмотри, как половицы скрипят! — жаловалась она по телефону подруге. — И печка эта… Как в прошлом веке живем.
Каждый день Инна находила что-то новое, чтобы покритиковать.
— Почему у вас в ванной такая старая плитка? — спрашивала она, заглядывая в душевую. — И где у вас стиральная машина? Я не могу стирать вручную!
— Мы сделали только косметический ремонт, — пыталась объяснить Марина, но свекровь лишь отмахивалась. — Ремонт — это одно, а жить здесь — совсем другое. И в холодильнике шаром покати? Чем вы собираетесь сегодня кормить нас? Марина чувствовала, как её терпение иссякает. Каждый вечер Инна находила новые поводы для недовольства:
— У вас тут пыль, как в старом сарае! И почему в детской так мало света?
Она не знала, как справиться с этой ситуацией, но понимала одно: жизнь в доме, который когда-то казался уютным, начала превращаться в испытание.
Дни тянулись, словно резиновые. Марина вставала с рассветом, готовила завтрак на всех, убирала, стирала, качала Мишу, когда тот начинал капризничать. За окном часто раздавался хриплый голос соседа Петровича, который, несмотря на ранний час, уже затягивал свою любимую «Рюмку вод ки».
— Господи, когда же это прекратится? — морщилась Инна Сергеевна, демонстративно захлопывая окно. — Как вы только терпите этот дурдом? Марина молча пожимала плечами. «Терпение» стало её вторым именем.
Вечером, уложив Мишу, она спустилась на кухню за чаем и замерла у двери. Инна Сергеевна, прижав телефон к уху, расхаживала туда-сюда по комнате:
— Нет, ты представляешь, Люда, она даже не работает! Сидит целыми днями, только с ребенком возится. С утра до вечера дома, а толку? Пыль по углам, обед вечно не готов. Вот я бы на месте Марины хоть что-то делала, а то «хозяйка» называется. На всём готом да за мужнин счет! Олежек мой и работает, и по дому всё… Эх, говорила я ему — найди себе нормальную…
Что-то щелкнуло в голове Марины. Она тихо вернулась в спальню, достала из комода старую шкатулку с документами и вытащила пожелтевший лист. Дарственная. Бабушка Вера подарила ей дом. Она хозяйка дома.
Марина провела пальцами по странице. Ей никогда не приходило в голову доказывать свои права. Не с кем было. Олег и так знал, что дом — её.
Но сейчас…
Она присела на краешек кровати, рядом со спящим сыном. В голове медленно, но отчетливо начала формироваться мысль: «А что, если… Что, если это мой дом — и мои правила?»
Впервые за долгие месяцы Марина почувствовала прилив энергии. Не возмущения, не обиды — именно энергии. Что-то новое зарождалось в её душе, что-то, чему еще не было названия.
Марина проснулась решительной. Утром, когда Инна Сергеевна уехала к подруге, Тимур еще не вернулся из колледжа, она дождалась возвращения Олега с работы. Он зашел на обед, как обычно, усталый. Миша играл в манеже с погремушкой,
— Нам надо поговорить, — Марина поставила перед ним тарелку с борщом. — Что-то случилось? — он поднял глаза на жену, заметив непривычные нотки в её голосе. — Я решила в дальней комнате оборудовать мастерскую и начать шить. Нам нужны деньги. Твоя мать упрекает меня, что я ничего не делаю. Ложка замерла на полпути ко рту.
— А как же… мама с Тимуром? Они же там живут.
— У них есть ноги, — спокойно ответила Марина, протирая стол. — Могут дойти до риелтора. Я им не обязана. Временный приют я предоставила. Думаю, трех месяцев достаточно.
Олег отложил ложку:
— Но, Мариш… Может, как-то иначе…
— Иначе — это как? — она посмотрела ему прямо в глаза. — Еще полгода слушать, как я плохо веду хозяйство в собственном доме и живу за твой счёт?
— Ты же знаешь маму…
— Знаю. Поэтому даю месяц. Пусть ищет жилье или помирится с мужем. И съезжает.
Олег вздохнул, но спорить не стал. В глубине души он понимал — жена права. Просто сказать об этом матери… От одной мысли начинала болеть голова.
Вечер выдался душным. Марина мыла посуду, когда хлопнула входная дверь. Олег вернулся с работы раньше обычного, а за ним — Инна Сергеевна с Тимуром. По напряженному лицу мужа она поняла: разговор состоялся.
— Это правда? — с порога начала свекровь, бросая сумку на стул с такой силой, что та опрокинулась. — Ты нас выгоняешь?
Марина спокойно вытерла руки полотенцем:
— Да. Я хочу, чтобы вы съехали. — Боже мой! — Инна Сергеевна схватилась за сердце, театрально пошатнувшись. — Олежек, ты слышишь? Твоя жена выставляет нас на улицу! Родную мать! Олег стоял, опустив глаза:
— Мам, мы говорили, что это временно…
— Временно?! — голос свекрови сорвался на визг. — А куда нам идти? Ты хочешь, чтобы мы с Тимуром под мостом жили? После всего, что я для тебя сделала! Я ночей не спала, когда ты болел! Я работала на двух работах, чтобы ты в институт поступил!
Слезы потекли по её щекам, размазывая тушь. Она опустилась на стул, закрыв лицо руками:
— Я всю жизнь вам отдала… А теперь… Никому не нужна… Выбрасываете меня, как старую тряпку!
— Мама, — Олег подошел ближе, — никто тебя не выбрасывает. Я буду помогать. Обещаю, каждый месяц по десять тысяч, чтобы вы могли снять что-то.
— Десять тысяч? — Инна Сергеевна отняла руки от лица, её глаза сузились. — Да что сейчас можно снять за десять тысяч? Каморку без окон? Ты хочешь, чтобы твоя мать жила в трущобах?
— Мам, это всё, что мы можем, — голос Олега дрогнул.
— Всё? А тот телевизор, что вы купили? А ремонт, который затеяли? На это деньги есть, а на родную мать — нет! — она снова разрыдалась, но в рыданиях теперь слышалась злость. — Я думала, ты другой. Я думала, ты понимаешь, что такое семья!
Тимур, стоявший в дверях, неожиданно шагнул вперед:
— Мам, может, хватит? Инна Сергеевна осеклась на полуслове. Её глаза расширились от удивления. Сын никогда не перечил ей.
— Что ты сказал? — её голос стал тихим и опасным. — Хватит, — повторил Тимур тише. — Мы и так долго живем у них. Я могу устроиться на работу. Мне уже восемнадцать. — Ты?! — Инна вскочила со стула. — Да ты еще ребенок! Ты думаешь, это так просто — работать? А учеба? Ты хочешь бросить колледж? В комнате повисла тишина. Инна Сергеевна растерянно переводила взгляд с сына на невестку, словно впервые видела их. Её губы дрожали, в глазах читалось что-то среднее между гневом и страхом.
Марина подошла к двери и обернулась:
— Вы взрослые. А я устала быть виноватой за ваш выбор.
Она вышла на веранду с чашкой кофе, оставив за спиной тяжелое молчание. Впервые за долгое время ей было легко дышать.
За спиной послышался голос Олега:
— Мама, решение принято. Мы дадим вам месяц, и я обещаю, что буду помогать с деньгами. Каждый месяц, без напоминаний. Но вам нужно найти свое жилье.
Инна Сергеевна всхлипнула в последний раз и затихла, понимая, что этот раунд она проиграла.
Переезд занял всего день. Инна Сергеевна методично складывала вещи, громко разговаривая по телефону:
— Да, Люда, представляешь? Выгнали! После всего, что я для них… Нет, сняла однушку. А что делать? Олежек помогает, но разве это деньги? На приличное жилье не хватает.
Тимур молча таскал сумки, избегая смотреть на Марину. В его глазах читалось что-то похожее на извинение. Один раз, когда Инна Сергеевна вышла во двор, он тихо сказал:
— Спасибо, что терпели нас так долго.
Марина только кивнула. Слова были не нужны
Олег помогал грузить вещи в такси, хмурясь и поглядывая на часы. Он взял отгул на работе ради этого переезда, и теперь торопился закончить всё до вечера.
Когда последняя сумка была вынесена, Инна Сергеевна остановилась в дверях. Её взгляд скользнул по комнате, которую она занимала почти пять месяцев.
— Что ж, — произнесла она с горечью, — Дети вырастают и забывают о благодарности. Когда за ними закрылась дверь, в доме стало непривычно тихо. Марина открыла окна настежь, впуская свежий воздух. Она стояла посреди комнаты, ощущая странное чувство — смесь облегчения и легкой грусти.
Достала с антресолей новые шторы — светлые, с мелким рисунком, которые давно хотела повесить. В ванной заменила потертый коврик, прикрутила фильтр для воды на кухонный кран — все то, что откладывала «на потом».
Она перестелила постель в бывшей комнате свекрови, выбросила старый матрас, который Инна Сергеевна считала «самым удобным». Протерла пыль на полках, где еще утром стояли фотографии в тяжелых рамках — Олег в детстве, Тимур-первоклассник, покой ный дедушка в форме.
Миша ходил за ней по пятам, заглядывая в каждый угол, словно искал пропавших жильцов.
— Баба? — спрашивал он, указывая на пустой стул. — Бабушка уехала, — отвечала Марина, — у неё теперь свой дом. Вечером Олег зашел в кухню, где Марина готовила ужин. Обнял её сзади:
— Я перевел маме деньги. Десять тысяч, как договорились.
— Хорошо, — она повернулась к нему. — Знаешь, я не хотела…
— Я понимаю, — он кивнул. — Ты просто устала. Мы все устали.
Миша забежал на кухню с игрушечной машинкой, весело тараторя что-то на своем детском языке. Марина подхватила сына на руки и улыбнулась. Жизнь входила в привычный ритм — спокойный, размеренный, без острых углов и колкостей.
Позже, когда Миша уснул, она достала из шкафа коробку со старыми выкройками. Когда-то она шила. Теперь самое время вспомнить?
Прошло полгода. Веранда, увитая молодым виноградом, стала любимым местом Марины. Она сидела в плетеном кресле, подобрав ноги, и смотрела, как Олег колдует над мангалом. Запах жареного мяса смешивался с ароматом свежескошенной травы.
— Как там Миша? — спросил Олег, переворачивая шашлык. — Спит, — Марина улыбнулась. — Набегался за день. Телефон в её руке тихо звякнул. Новое сообщение: «А вы можете сшить мне такое же, как на фото?» Под текстом — изображение платья, похожего на то, что она выставила в своем новом онлайн-магазине неделю назад.
Марина провела пальцем по экрану. Третий заказ за день. Маленькая, но своя мастерская начинала приносить не только удовольствие, но и доход.
— Что-то важное? — Олег поставил перед ней бокал домашнего вина.
— Новый заказ, — она подняла глаза. — Знаешь, иногда мне кажется, что всё это сон.
Он присел рядом, взял её за руку:
— Ты просто нашла себя.
Марина кивнула. Она научилась отстаивать свое пространство и время. И это оказалось не так страшно, как казалось раньше.
Богач подарил ферму первой встречной. Когда потерял бизнес, поехал проситься пожить, проверить, как отплатят за добро