— Мы переезжаем, — холодно ответила Яна. — Мама отдала нам ключи.
— Какие ключи? — Юля почувствовала, как у нее перехватило дыхание.
— От квартиры. Она сказала, что ты согласилась. Теперь мы будем жить здесь.
Юлия уже почти год жила с дочкой Аней в однокомнатной квартире на последнем этаже панельной пятиэтажки. Квартира досталась ей после развода. Не досталась, точнее, а осталась. Потому что выплачена она была в браке, но восемьдесят процентов денег вложила именно Юля.
Муж с этим не спорил — сам подписал все бумаги, когда уходил к новой возлюбленной. Оставил только короткое: «Ты справишься. Ты сильная». Справляться ей действительно пришлось самой.
Каждое утро Юля вставала раньше дочери, готовила завтрак, будила дочку, собирала ее в садик. Потом ехала на маршрутке до офиса. День пролетал незаметно.
На домработниц денег не было, да и Юля не хотела, чтобы чужие люди лезли в ее жизнь. Ей казалось, что если сейчас она упустит контроль хоть над чем-то, то вся жизнь покатится в пропасть.
Квартира была уютной: светлые стены, бежевые шторы, шкафы и несколько полочек. Юля специально отделила часть комнаты под детскую зону, где Аня играла с любимыми игрушка и спала. Дочь любила засыпать, прижавшись к плюшевому зайцу и слушая, как мама читает сказку.
Все было спокойно, пока не вмешалась семья Юли. Первой заговорила Яна — младшая сестра. Она позвонила Юле поздно вечером, когда та укладывала Аню спать.
— Юль, у меня к тебе серьезный разговор.
Молодая женщина затаила дыхание. Они редко общались с сестрой. Когда у Яны родился второй ребенок, она почти перестала выходить на связь. Двое детей-погодок не давали времени на отдых и лишнюю болтовню.
— Слушаю.
— Ты же знаешь, у нас с Сашей два мальчика, и сейчас в квартире с мамой нам тесно. Мы подумали… может, ты переберешься к маме? Все равно вы с Аней вдвоем. А мы бы переехали к тебе, хотя бы на время.
— К маме? — переспросила Юля, не веря своим ушам. — Я не хочу съезжать со своей квартиры.
— Ну… она не совсем твоя. Она же куплена в браке. Ты не одна ее купила.
— Но ты знаешь, кто на самом деле вкладывал деньги. Я работала на двух работах. Я копила каждый рубль, отказывала себе во всем. Ты же тогда только в институте училась и даже не работала.
— Я не про то. Просто… у нас детей двое. А у тебя — один. Неужели тебе так трудно поделиться?
После этого разговора Юля долго не могла заснуть. Она вспоминала, как в дождливые вечера задерживалась на подработке, как перекусывала одной булочкой в день, лишь бы внести взнос за квартиру. А теперь ей говорят: «Поделись».
В субботу утром, когда Юля собиралась готовить оладьи, в дверь позвонили. На пороге стояла Антонина Ивановна — ее мать, в светлом плаще и с аккуратной сумкой через плечо. В руках — пакет с гостинцами для внучки: несколько пачек мармелада, яблоки и какие-то леденцы.
— Привет, доченька. Соскучилась, решила зайти. Можно? — улыбнулась она так, как умеет только мать, когда хочет добиться своего.
Юля удивленно взглянула на нее. С тех пор как она отказалась пустить Яну в свою квартиру, прошло несколько дней и Юля понимала с какой целью пришла Антонина Петровна.
— Заходи, — она жестом пригласила мать войти.
Аня сидела за столом, раскрашивая очередную картинку. Увидев бабушку, радостно вскрикнула:
— Бааабушка пришла!
Антонина Ивановна сразу потянулась к внучке, обняла, поцеловала и вручила подготовленный пакетик. Некоторое время женщина внимательно изучала, чем занимается внучка. В это время Юля заканчивала с готовкой.
Когда они сели завтракать, Юля внимательно смотрела на мать. Она знала, зачем та пришла, и ждала — когда та начнет.
— Как ты, Юлечка? Работаешь много, наверное? Устаешь? — начала Антонина Ивановна, тихо помешивая чай.
— Нормально, как все, — коротко ответила Юля.
— А Анечка? В садик ходит? Не болеет?
— Все хорошо, мама. Не тяни, говори, зачем пришла.
Антонина Ивановна вздохнула, будто ей это стоило огромных усилий.
— Юлечка, ты знаешь… Яночке тяжело. Четверо взрослых и два ребенка. У нас же хоть и три комнаты, но все же тесновато. А ты тут живешь с Анечкой вдвоем. Просторно. Красиво. — Она оглянулась по сторонам с некой долей зависти.
— Мам…
— Послушай, — перебила мать. — Я не говорю навсегда. Просто на время. Пока они не найдут себе что-то. Ну поживете пока с нами. Тебе ведь не привыкать.
Юля почувствовала, как внутри все сжимается. Те же слова, те же интонации, что и у Яны. Даже фразы — как будто репетировали.
— Мама, это моя квартира. Я вложила в нее свои деньги и много сил. Я помню, как ходила на работу в одних брюках три года подряд, как отказывали с мужем во всем, чтобы закрыть ипотеку. Я не позволю, чтобы меня из нее выселили.
— Никто тебя не выселяет! — вспыхнула Антонина Ивановна. — Мы семья! Надо помогать друг другу. Яночка — твоя сестра. У нее дети. Она не справляется. У нее Саша сейчас без работы. Ты просто эгоистка.
— Эгоистка? — Юля встала из-за стола. — А когда я в двадцать три года днями и ночами работала, чтобы была крыша над головой, где вы все были? Где была твоя поддержка, мама? Почему тогда никто не говорил: «Надо помогать Юле»?
Антонина Ивановна смолчала.
— Это моя квартира. Я ее никому не отдам. И я не буду жить с вами вместе, где вечный шум, истерики и крики. Я не обязана жертвовать тем, что заработала. Даже ради сестры.
Аня притихла в углу, крепко прижимая зайца к себе. Юля подошла к ней и обняла.
— Нам здесь хорошо, мама. Мы с Анечкой живем спокойно. Я не хочу все это потерять. Надеюсь, ты меня поймешь.
Мать какое-то время молчала. Потом встала, поправила сумку и с горечью сказала:
— Ты изменилась, Юля. Стала черствой. Раньше ты была добрее.
— Нет, мама. Я просто перестала быть удобной.
Антонина Ивановна ушла, не попрощавшись. Аня заглянула в лицо маме:
— Мама, мы не будешь уезжать, да?
Юля присела на корточки, обняла дочь:
— Нет, милая. Мы останемся дома. Нашем доме.
Прошло две недели. Юля старалась не думать о визите матери. С Яной она не общалась, и та, к ее удивлению, тоже не звонила. Но однажды вечером, возвращаясь с Аней из садика, Юля обнаружила у подъезда газель и Сашу, который разгружал коробки. Яна стояла рядом с детьми.
— А что вы тут делаете? — Юля замерла.
— Мы переезжаем, — холодно ответила Яна, не смотря в глаза. — Мама отдала нам ключи.
— Какие ключи? — Юля почувствовала, как у нее перехватило дыхание.
— От квартиры. Она сказала, что ты согласилась. Мы будем жить здесь.
— Простите? — Юля стиснула зубы. — Это моя квартира. Вы вообще знаете на кого она оформлена?
В этот момент Юля вспоминает момент, как мать, уходя, задержалась на несколько секунд в коридоре. Точно! Второй комплект ключей, он лежал на видном месте.
Саша в этот момент замер с коробкой в руках.
— Яна, мы что-то не так поняли? — пробормотал он.
Юля подошла к двери и проверила замок. Ключ поворачивался, все было как обычно. Она вошла, захлопнула дверь и тут же повернула замок изнутри. Саша начал остервенело стучать в дверь, а затем зазвонил телефон.
— Юля, открой им. Не будь упрямой. Пусть поживут. Не будь глупой! — кричала в трубку Антонина Ивановна.
Юля почувствовала, как у нее начали дрожать руки. Она медленно подошла к столу, включила лампу и достала папку с документами. Договор купли-продажи, нотариальные расписки, подтверждение личного вклада в покупку квартиры. Все было на месте. От матери можно было ожидать чего угодно.
Тем временем Саша продолжал стучать в дверь. Сначала аккуратно, потом сильнее и сильнее. Юля стояла в коридоре и не понимала, что делать. Из окна на кухне она слышала крики Яны — та стояла снизу, но ее фразы было почти не разобрать. Только обрывки: «…все равно пустишь…» и «…тебе некуда деваться…»
Саша не унимался. Он стучал в дверь кулаками, потом стал пинать.
Юля глубоко вдохнула и набрала номер полиции.
— Алло, полиция? Приезжайте, пожалуйста. В мою квартиру ломятся.
Оперативная группа приехала быстро. Когда полицейские появились у подъезда, Саша все еще стоял с очередной коробкой у двери. Яна заметила их первой и побледнела. Юля открыла дверь только после того, как удостоверилась, что это действительно полиция.
— Это моя квартира, — сказала она спокойно, показывая документы. — Эти люди хотели самовольно заселиться сюда, которые им, вероятно, передала моя мать. Без моего согласия.
Полицейские все проверили, поговорили с Сашей и Яной. Через двадцать минут коробки снова оказались в багажнике.
Яна, не поднимая глаз, прошипела:
— Надо же, как ты все устроила. Вот увидишь, не будет тебе хорошей жизни в этой квартире.
Юля не ответила. Она только закрыла дверь и повернула ключ.
Прошел месяц. Жизнь практически не изменилась. Аня ходила в садик, по вечерам они с Юлей рисовали, лепили из пластилина и смотрели мультики. Юля все также работала.
Она снова начала вставать по утрам с легким сердцем. Иногда по выходным они с Аней ездили в парк, брали мороженое, гуляли возле пруда. В квартиру снова вернулся уют. Запах выпечки, смех Анечки и приглушенный свет лампы перед сном, когда они читали книгу.
Яна так и не простила сестру. После неудачной попытки самозахвата квартиры она перестала выходить на связь. Ни звонков, ни сообщений. Лишь однажды Юля увидела ее на другом конце улицы — с коляской и Сашей. Яна взглянула в ее сторону, сжала губы в ниточку и отвернулась.
Юлю это уже не задевало.
А вот Антонина Ивановна… Она заметно сдала. Уже не такой уверенный голос по телефону, не та бодрость в походке. Все чаще женщина жаловалась на усталость и головные боли. И с каждым днем в ней крепло осознание: она поступила неправильно. Не только с ключами, не только с «переездом», но и в целом — со своей старшей дочерью.
Яна и Саша постоянно ругались. Почти каждую неделю у них были ссоры и скандалы. Внуки просыпались ночью и плакали. Саша злился, Яна кричала, что «он не мужик».
Иногда Саша уходил прямо ночью, а потом возвращался. Работу он так и не нашел. Подработки были, но нерегулярные. То грузчиком, то на стройке. Все деньги уходили на еду, и все чаще — из пенсии Антонины Ивановны.
Она отдавала им почти все, потому что иначе у Яны начиналась истерика.
— Мы с детьми на улицу пойдем, да? Ты же хочешь, чтобы твои внуки голодали? — кричала младшая дочь.
И мать, вздыхая, снова открывала кошелек.
Но покоя не было. Вечерами Антонина Ивановна садилась у окна и смотрела, как медленно гаснут фонари во дворе. Ей не хватало тишины. Той, что была у Юли. Уюта, которого она даже не пыталась понять раньше.
Она вспоминала, как легко и буднично взяла те ключи. Как убеждала себя, что «Юля поймет», что «все для семьи». И теперь ей было стыдно. Особенно в те минуты, когда Юля присылала короткие голосовые с Аниными рассказами:
— Бабушка, я нарисовала зайчика! В руках он держит цветок. Это для тебя.
Или фото с прогулки: Аня в новой шапочке, на фоне осенних листьев.
Юля, несмотря ни на что, не держала зла. Это и мучило Антонину Ивановну сильнее всего.
Однажды она пришла к Юле без звонка. Долго стояла под дверью, и только потом позвонила.
— Мам… Ты чего?
— Я просто… хотела Аню увидеть.
Аня подбежала, обняла бабушку. Юля пригласила поужинать вместе. Они не говорили о прошлом. Только о погоде, о садике, о работе. Мама выглядела уставшей, ее глаза были мягче, чем обычно.
Перед уходом она заглянула дочери в глаза:
— Прости меня. Я тогда… правда не понимала. Яна… она шумная, а ты — ты всегда справлялась. Наверное, я привыкла, что ты справишься и дальше. Это была ошибка.
Юля не знала, что ответить. Просто обняла мать. Без слов.
Прошло полгода. Яна с Сашей так и жили у матери. Пособия, пенсия и вечные претензии. Антонина Ивановна все чаще задумывалась о том, не погостить ли у старшей дочери — хоть пару дней, в тишине. Но не решалась. Слишком много всего произошло.
А Юля наконец начала мечтать. Может, накопить на ремонт. Может, когда Аня подрастет, взять кредит и расшириться. Или хотя бы в отпуск съездить. Впервые за долгое время ей казалось, что все еще впереди.
Приструнила разлучницу